поверь мне, ради Бога поверь!
Какой я все-таки осел! Бенедикт ведь актриса! Она посещала актерские курсы, и все эти приемы – печальный голос, нежный взгляд – отрабатывала на уроках актерского мастерства. А теперь проверяет свои навыки на нем.
– Фернандо, ты должен понять…
– Я ничего не должен! – вырвалось у него. На мгновение в его глазах вспыхнул гнев, но уже через секунду все прошло и в его взгляде не осталось ничего, кроме холодного безразличия. – Перестань говорить о прошлом, – произнес он уже спокойно. – К тому, о чем мы собирались поговорить, это не имеет ни малейшего отношения.
– Как же так? Это имеет прямое отношение…
– Я же сказал: хватит!
– Но та ночь, пойми…
– Это ты пойми! – прогремел Фернандо. – Если ты и дальше будешь напоминать мне о той ночи… о других ночах, о которых я могу только догадываться, я уйду. Ты этого хочешь?
– Нет, нет, ради Бога! – Она произнесла эти слова едва слышно.
– Если же ты хочешь, – продолжал он, как будто ничего не слышал, – чтобы я остался, тогда не вздумай напоминать мне отвратительные подробности того, что произошло той ночью. Пусть воспоминания улягутся сами собой. Иначе я не смогу снова принять тебя, не смогу переступить через свою гордость…
А сможет ли он забыть о той ужасной ночи, которая привела к их разрыву? Сможет ли выбросить из головы унижение, которое испытал, узнав о ее измене. Измене, которой никогда не было.
– Ты правда сможешь забыть о том… том… – Бенедикт в смущении умолкла.
Фернандо по привычке исподлобья взглянул на нее.
– Придется, – просто ответил он.
– Не поняла, – Бенедикт действительно пребывала в недоумении, – что ты сказал?
Но он уже решил оставить эту тему.
– Я сказал, что согласен выпить кофе.
Итак, он решил не пускаться в дальнейшие объяснения. Ну что ж, придется удовлетвориться тем, что уже сказано.
– Я включила отопление, – сказала Бенедикт. – Сейчас здесь станет поуютнее. Если хочешь, сними пиджак.
Он кивнул. Его пиджак, изготовленный из тончайшей шерсти, был почти невесомым. От него исходил едва заметный аромат дорогого одеколона. Мягкий и неуловимый, как сам Фернандо, подумала Бенедикт, вешая пиджак на плечики.
– Чувствуешь, уже теплеет! – Она взглянула на него и тут же пожалела об этом. Ибо впервые с момента их сегодняшней встречи она смогла разглядеть его при нормальном освещении. Ее глазам предстали курчавые черные волосы, блестящие темно-карие глаза, гладкая смуглая кожа, мужественный подбородок и чувственный рот… Боже, Фернандо, казалось, даже не представляет, какое впечатление производит на женщин.
– Что такое?
Бенедикт заставила себя оторвать взгляд от его лица и, в смущении опустив голову, проговорила:
– Я… приготовлю кофе.
Фернандо встал с хлипкого диванчика и проследовал за ней на кухню, едва не задевая стены коридора широкими плечами. Бенедикт насыпала кофе в кофемолку и принялась крутить ручку, наполнив комнату щекочущим нос ароматом.
– Почему бы тебе не воспользоваться кофеваркой? – спросил он.
– Кофеварка для меня – непозволительная роскошь. Лучше объясни, с чем связано твое столь неожиданное решение.
– Почему же неожиданное?.. Бене! Берегись! – Не успела она опомниться, как Фернандо прижал ее к себе и одним порывистым движением сорвал с нее шелковый платок, завязанный оригинальным узлом на груди.
Бенедикт снова почувствовала пьянящий аромат одеколона, ощутила прикосновение к его мускулистой груди и замерла, наслаждаясь каждой секундой неожиданно вернувшегося к ней счастья. Она и не думала, что ей так захочется прижаться к нему, почувствовать его мощное тело, ища покровительства и защиты в его объятиях.
– Фернандо, – едва слышно проговорила она, – что ты делаешь?
Он высвободил руку и указал ей на платок, валявшийся на полу. Да, платку не повезло! Бенедикт и пискнуть не успела, как он сорвал его. Наверняка порвал нежную шелковую ткань. Однако Фернандо указывал на уголок платка. Что там такое? Боже, он обуглился!
Господи, она так увлеклась кофемолкой, что совсем позабыла про осторожность. Еще мгновение, и платок превратился бы в пылающий обруч. Лишь в страшном сне может присниться, какие ожоги она бы получила, не будь у Фернандо такая быстрая реакция.
А тот уже пожалел, что действовал по велению импульса. За ту сотую долю секунды, которая понадобилась ему, чтобы заметить, как загорелся уголок платка, принять решение и выполнить его, Фернандо, разумеется, не успел прикинуть все последствия своего поступка. Да, он, возможно, спас ей жизнь. Впрочем, если бы она смотрела не на него, а стояла лицом к плите, ничего такого не произошло бы.
Нет, ему не следовало прижимать ее к себе. Достаточно было вновь увидеть ее лицо совсем рядом, ощутить ее длинные шелковистые волосы, словно струящиеся у него между пальцев, почувствовать ее дыхание, как он почувствовал, что снова погружается в пучину страсти, из которой едва выпутался несколько месяцев назад.
Его охватило желание, которому он был не в силах сопротивляться, его тело напряглось, он опустил голову и увидел ее губы. Лицо Бенедикт будто плыло к нему в возникшем откуда-то тумане, ее губы трепетали, предвкушая поцелуй, и…
И тут послышался грохот. Злополучная кофемолка не удержалась на краю разделочного стола и с размаху полетела на пол, подняв облако кофейной пыли.
Фернандо, будто очнувшись от сна, оттолкнул от себя Бенедикт и, проклиная себя, ее, кофемолку, все на свете, бросился к окну.
– Фернандо… – прошептала она.
Но было поздно. Момент любви ушел.
Однако того, что произошло, было достаточно. Эти несколько секунд раскрыли ей правду, правду, которую – она это знала – Фернандо предпочел бы похоронить в одном из самых глубоких тайников своей души. О, он дорого бы заплатил, лишь бы не было этих упоительных секунд, когда они стояли, прижавшись друг к другу, и ждали поцелуя, как когда-то, два года назад.
– Ну, где же кофе? – рявкнул он.
Бесится! Бесится, потому что знает, что попался.
Значит, его чувства не умерли. Он по-прежнему испытывает желание, с которым не может бороться. Он хочет ее. Разумеется, он будет все отрицать, но она-то это знает.
Когда он взглянул на нее несколько секунд назад, в его глазах она заметила нечто большее, чем простую физиологическую похоть. Нечто, что имеет вполне определенное название.
Но не ошиблась ли она, думая, что прочла в его карих глазах любовь?
3
– Выпьем кофе в гостиной?
Не дожидаясь, пока Бенедикт ответит, Фернандо направился прямиком в другую комнату, стремясь поскорее выбраться из тесной кухни. Он чувствовал, что ему не хватает воздуха, свободного пространства, что он задыхается, когда она так близко.
Почему? Потому что он успел позабыть, как она соблазнительна. Едва она оказалась рядом, едва он почувствовал снова тепло и мягкость ее кожи, едва вновь вдохнул пьянящий запах ее волос, как желание вспыхнуло в нем с прежней силой.
В груди его клокотала страсть, как тогда, два года назад. В то время она буквально свела его с ума и, не успев как следует поразмыслить, готовы ли они оба к браку, он предложил ей стать его женой. Она согласилась…
– Осторожно! Боюсь, как бы этот диванчик не развалился, когда ты на него сядешь. Ты все-таки крупный мужчина.
Но Фернандо пренебрег ее предупреждением. Диван жалобно заскрипел под его тяжестью, но выдержал. Бенедикт подвинула кресло поближе к нему и тоже села, положив ногу на ногу и приподняв юбку так, чтобы он мог как следует разглядеть коленку.
– Итак, – произнесла она как-то уж слишком нежно, – ты собирался объяснить, что привело тебя в наши края.
– По-моему, я и так уже все сказал. – Он забился в дальний угол дивана, подальше от Бенедикт. На нее он почти не смотрел. Он уставился в пол, словно не видел на свете ничего интереснее, чем старый дешевый ковер.
– А по-моему, нет, – заявила Бенедикт.
– Я сказал, что хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Снова стала моей женой. Ты понимаешь, что ни в чем не будешь нуждаться. Любое твое желание будет тотчас исполнено.
– Хочешь меня купить?
Он взглянул на нее исподлобья.
– Нет. Просто говорю, что сделаю все, что ты захочешь.
Бенедикт наклонилась к нему.
– Так говоришь, это будет настоящий брак? Мы будем жить как муж и жена?
– Ну разумеется.
Она облизала губы и с удовольствием увидела, как расширились его зрачки. В его глазах вспыхнуло страстное желание. Прием сработал!
– Точно? – спросила она.
– Точно! – Он не отрывал взгляда от ее чувственного рта.
– Хочешь доказать?
Настоящая пытка! Она провоцирует его, а он не может совладать со своей страстью. Фернандо не моргая смотрел на нее.
– Тогда… поцелуй меня!
Он резко откинулся на спинку дивана, подозрительно посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд.
– Что у тебя на уме? – проговорил он. – Задумала затащить меня в постель?
– Может, да, а может, нет. Зачем тебе знать? – Бенедикт обворожительно улыбнулась. – Ведь когда-то тебе в любом случае придется поцеловать меня. Если, конечно, ты на самом деле хочешь, чтобы мы жили как муж и жена.
– Бенедикт, послушай!.. – начал он.
Но она уже закусила удила. Сейчас или никогда! Она должна доказать всем – ему, самой себе, – что их чувства не умерли, что любовь и страсть, которые они когда-то испытывали друг к другу, по-прежнему живы в их сердцах.
– Поцелуй, чего ты боишься! И мы посмотрим, в состоянии ли мы выносить друг друга. Если мне станет противно от твоего поцелуя, вряд ли стоит продолжать наши отношения. Верно?
Фернандо едва сдержал тяжелый вздох. Воистину решение не из простых! С одной стороны, она, со своей обворожительной улыбкой, чувственными губами… и со страстным желанием, которое в нем будит. С другой стороны, он чувствовал, что, несмотря ни на что, в состоянии сдержаться. Ему хватит силы воли не поддаться на ее провокацию, он сможет устоять!
Более того, он устоит даже после поцелуя. В конце концов, что тут такого? Всего один поцелуй, всего один!
Посмотрим, имеет ли она над ним такую власть, как думает!
Фернандо вдруг повернулся к ней и, не дав ей опомниться, притянул к себе. Она почувствовала прикосновение его губ, резкое, грубое. В нем не было ни малейших следов нежности. Но в ту же секунду, не успев ни о чем подумать, она разжала свои губы и ощутила его теплое дыхание.
Его сердце колотилось с бешеной силой, дыхание стало резким, прерывистым, а в голове все поплыло. Поцелуй доставил ему невероятное наслаждение, и он понял, что пропал. После этого поцелуя он никогда не сможет оттолкнуть ее от себя, не сможет забыть о ней, не сможет остановиться, ибо желание дотронуться до ее нежного тела пересилит мужскую гордость.
– Фернандо… – услышал он приглушенный стон.
– Бенедикт… О Господи, Бенедикт, красавица моя…
Он почувствовал, с каким трудом даются ему самые простые слова. Он разучился говорить, разучился думать. Осталось только одно – желание, страсть, не знающая границ. Он знал, что если не овладеет ею здесь, в эту секунду, то умрет, как путник, несколько месяцев скитавшийся по пустыни, путник, который наконец добрел до источника, но чувствует, что за несколько метров до спасительной влаги силы оставляют его.
А Бенедикт? Ведь она чувствует то же самое. Она уже забыла, как и почему Фернандо оказался рядом с ней, с чего вдруг он принялся целовать ее. Ей хотелось только одного: чтобы этот поцелуй никогда не кончился, чтобы он длился вечно, ибо нет на всем белом свете ничего более сладостного, чем поцелуй любви.
Теперь она была уже на диване, Фернандо приподнял юбку и, ощутив его пальцы на ногах и на бедрах, она снова застонала. Наконец он прикоснулся к тому месту, где сильнее всего пульсировало желание, и медленно отдернул руку.
– Ты спросила, какого дьявола я сюда заявился… – Его голос напоминал то ли шепот, то ли приглушенное рычание зверя. – Что ж, я тебе объясню. Получив письмо, в котором ты требуешь развод, я понял, что ни за что не отпущу тебя. Потому что не могу без тебя. Со мной такого никогда не было. Я не могу есть, не могу спать, все время думаю о тебе. За эти годы я ни разу не отдохнул как следует. Стоило мне бросить дела и попытаться расслабиться, как передо мной вставал твой образ. Я представлял, как сжимаю тебя в объятиях, как мы занимаемся любовью… Когда сегодня после нескольких лет разлуки я снова увидел тебя, страсть с удесятеренной силой вспыхнула в моем сердце. Я почувствовал, что не могу справиться с этим непреодолимым желанием…
Фернандо замолчал. Он взглянул ей в глаза, желая прочесть ее мысли, и провел пальцами по ее щеке. Бенедикт скосила глаза на его руку, затем посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Знаю, – прошептал он, – ты чувствуешь то же самое.
– Да…
Она и не думала отрицать, что он прав. От его прикосновений каждая клеточка ее тела наполнилась желанием. Достаточно было ему лишь поднести спичку, как любовь, которую она так долго таила, вспыхнула с новой силой.
– Ты все правильно сказал, – прошептала она. – Я чувствую то же самое, что и ты. – Она взглянула на него.
Ее взгляд притягивал его словно магнит. Ее губы приглашали, звали, требовали, чтобы он снова поцеловал ее.
И Фернандо перестал колебаться. Он нежно обнял ее, погладил золотистые волосы и, наклонившись, снова коснулся этих зовущих губ. Но на этот раз нежно, легко, будто спрашивая: ты этого хочешь? Ты правда хочешь этого?
Да, да, отвечали ее губы. Поцелуй меня!
Теперь он уже не просил, он требовал, а она отвечала ему. Ее поцелуй сказал ему все: как она желает его, как готова отдать ему всю себя и принять любой его порыв.
Он встал, держа ее в своих мощных руках, и она поняла, что он задумал. И как было не понять, если ей тоже этого хотелось? Нет, не он потащил ее в спальню, она пошла с ним по доброй воле: ведь именно этого она желала больше всего на свете.
Он безошибочно нашел спальню. Впрочем, в такой маленькой квартирке было легко ориентироваться. Итак, они вошли в спальню, не прекращая поцелуя, словно обещая друг другу все наслаждения, которые только доступны мужчине и женщине.
В их груди горел один и тот же огонь, огонь, заставлявший ее трепетать от одного прикосновения его пальцев, расстегивающих молнию. Ее юбка упала на пол, а Фернандо принялся расстегивать маленькие пуговички на блузке. За блузкой последовал лифчик.
Он не торопился, напротив, действовал медленно, тем самым еще больше усиливая свое желание. Бенедикт же не могла больше терпеть. Ее тело затрепетало в предчувствии того, что им сейчас предстоит, ноги не держали ее. Она медленно опустилась на кровать.
– Бенедикт, радость моя… Моя любимая… – Фернандо шептал ей нежные слова, чувствуя, как дрожит ее тело. Теперь он целовал ее шею, плечи, грудь. Он облизнул ее сосок, затем прикоснулся губами к ее напрягшемуся животу.
– Фернандо… – выдохнула она, чувствуя, как он снимает с нее трусики и прикасается губами к месту, которое секунду назад было прикрыто шелком. – Фернандо…
Он остановился, чтобы снять одежду. Рывком сорвал с себя белье и бросился в постель. Его поцелуи стали яростными, он прикасался к ней не нежно, а требовательно, как мужчина, который не в состоянии сдерживать свои порывы. Его смуглые пальцы выводили кружочки вокруг ее сосков, его теплые руки ласкали ее грудь. Бенедикт вскрикнула и откинулась на подушки.
– Я так долго этого ждал, – шепнул Фернандо. – Целую вечность…
– Вечность… – повторила Бенедикт.
Теперь он не прикасался к ее груди руками, он ласкал ее губами, языком и говорил:
– Больше мы не будем ждать… Никогда… Теперь ты в постели, рядом со мной…
– Да, Фернандо, любимый, да…
Это был не стон, скорее крик: его губы сомкнулись на ее соске, она ощутила тепло и еще что-то, отчего вся изогнулась. Бенедикт закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от наслаждения, которое она испытывала. Ее тело буквально кричало от желания, в то время как сама Бенедикт потеряла способность передавать свои мысли словами.
Но Фернандо понимал ее и без слов. Ей не нужно было ни о чем его просить, он сам знал, что она хочет, он предугадывал ее желания. Его пальцы прошлись по влажным волоскам в нижней части ее живота, и, услышав ее стон, он почувствовал, каким сильным может быть вожделение.
– Радость моя, прелесть моя, любимая… – Он перешел на испанский. Разве может какой-то другой язык выразить в нескольких словах всю глубину любовного томления и силу страсти? – Любимая…
Только полный страсти мужчина может так произнести это слово. И неважно на каком языке.
Фернандо раздвинул ее ноги и лег между ними. Бенедикт приподняла бедра, приглашая его войти, и услышала его возглас. Скорее всего, так в подобных ситуациях кричал еще древний предок человека.
Лежать вот так уже достаточно, по крайней мере пока. Просто осознавать, что он с ней, он внутри нее и ей так хорошо именно потому, что те долгие дни и месяцы, что его не было рядом, наконец-то закончились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Какой я все-таки осел! Бенедикт ведь актриса! Она посещала актерские курсы, и все эти приемы – печальный голос, нежный взгляд – отрабатывала на уроках актерского мастерства. А теперь проверяет свои навыки на нем.
– Фернандо, ты должен понять…
– Я ничего не должен! – вырвалось у него. На мгновение в его глазах вспыхнул гнев, но уже через секунду все прошло и в его взгляде не осталось ничего, кроме холодного безразличия. – Перестань говорить о прошлом, – произнес он уже спокойно. – К тому, о чем мы собирались поговорить, это не имеет ни малейшего отношения.
– Как же так? Это имеет прямое отношение…
– Я же сказал: хватит!
– Но та ночь, пойми…
– Это ты пойми! – прогремел Фернандо. – Если ты и дальше будешь напоминать мне о той ночи… о других ночах, о которых я могу только догадываться, я уйду. Ты этого хочешь?
– Нет, нет, ради Бога! – Она произнесла эти слова едва слышно.
– Если же ты хочешь, – продолжал он, как будто ничего не слышал, – чтобы я остался, тогда не вздумай напоминать мне отвратительные подробности того, что произошло той ночью. Пусть воспоминания улягутся сами собой. Иначе я не смогу снова принять тебя, не смогу переступить через свою гордость…
А сможет ли он забыть о той ужасной ночи, которая привела к их разрыву? Сможет ли выбросить из головы унижение, которое испытал, узнав о ее измене. Измене, которой никогда не было.
– Ты правда сможешь забыть о том… том… – Бенедикт в смущении умолкла.
Фернандо по привычке исподлобья взглянул на нее.
– Придется, – просто ответил он.
– Не поняла, – Бенедикт действительно пребывала в недоумении, – что ты сказал?
Но он уже решил оставить эту тему.
– Я сказал, что согласен выпить кофе.
Итак, он решил не пускаться в дальнейшие объяснения. Ну что ж, придется удовлетвориться тем, что уже сказано.
– Я включила отопление, – сказала Бенедикт. – Сейчас здесь станет поуютнее. Если хочешь, сними пиджак.
Он кивнул. Его пиджак, изготовленный из тончайшей шерсти, был почти невесомым. От него исходил едва заметный аромат дорогого одеколона. Мягкий и неуловимый, как сам Фернандо, подумала Бенедикт, вешая пиджак на плечики.
– Чувствуешь, уже теплеет! – Она взглянула на него и тут же пожалела об этом. Ибо впервые с момента их сегодняшней встречи она смогла разглядеть его при нормальном освещении. Ее глазам предстали курчавые черные волосы, блестящие темно-карие глаза, гладкая смуглая кожа, мужественный подбородок и чувственный рот… Боже, Фернандо, казалось, даже не представляет, какое впечатление производит на женщин.
– Что такое?
Бенедикт заставила себя оторвать взгляд от его лица и, в смущении опустив голову, проговорила:
– Я… приготовлю кофе.
Фернандо встал с хлипкого диванчика и проследовал за ней на кухню, едва не задевая стены коридора широкими плечами. Бенедикт насыпала кофе в кофемолку и принялась крутить ручку, наполнив комнату щекочущим нос ароматом.
– Почему бы тебе не воспользоваться кофеваркой? – спросил он.
– Кофеварка для меня – непозволительная роскошь. Лучше объясни, с чем связано твое столь неожиданное решение.
– Почему же неожиданное?.. Бене! Берегись! – Не успела она опомниться, как Фернандо прижал ее к себе и одним порывистым движением сорвал с нее шелковый платок, завязанный оригинальным узлом на груди.
Бенедикт снова почувствовала пьянящий аромат одеколона, ощутила прикосновение к его мускулистой груди и замерла, наслаждаясь каждой секундой неожиданно вернувшегося к ней счастья. Она и не думала, что ей так захочется прижаться к нему, почувствовать его мощное тело, ища покровительства и защиты в его объятиях.
– Фернандо, – едва слышно проговорила она, – что ты делаешь?
Он высвободил руку и указал ей на платок, валявшийся на полу. Да, платку не повезло! Бенедикт и пискнуть не успела, как он сорвал его. Наверняка порвал нежную шелковую ткань. Однако Фернандо указывал на уголок платка. Что там такое? Боже, он обуглился!
Господи, она так увлеклась кофемолкой, что совсем позабыла про осторожность. Еще мгновение, и платок превратился бы в пылающий обруч. Лишь в страшном сне может присниться, какие ожоги она бы получила, не будь у Фернандо такая быстрая реакция.
А тот уже пожалел, что действовал по велению импульса. За ту сотую долю секунды, которая понадобилась ему, чтобы заметить, как загорелся уголок платка, принять решение и выполнить его, Фернандо, разумеется, не успел прикинуть все последствия своего поступка. Да, он, возможно, спас ей жизнь. Впрочем, если бы она смотрела не на него, а стояла лицом к плите, ничего такого не произошло бы.
Нет, ему не следовало прижимать ее к себе. Достаточно было вновь увидеть ее лицо совсем рядом, ощутить ее длинные шелковистые волосы, словно струящиеся у него между пальцев, почувствовать ее дыхание, как он почувствовал, что снова погружается в пучину страсти, из которой едва выпутался несколько месяцев назад.
Его охватило желание, которому он был не в силах сопротивляться, его тело напряглось, он опустил голову и увидел ее губы. Лицо Бенедикт будто плыло к нему в возникшем откуда-то тумане, ее губы трепетали, предвкушая поцелуй, и…
И тут послышался грохот. Злополучная кофемолка не удержалась на краю разделочного стола и с размаху полетела на пол, подняв облако кофейной пыли.
Фернандо, будто очнувшись от сна, оттолкнул от себя Бенедикт и, проклиная себя, ее, кофемолку, все на свете, бросился к окну.
– Фернандо… – прошептала она.
Но было поздно. Момент любви ушел.
Однако того, что произошло, было достаточно. Эти несколько секунд раскрыли ей правду, правду, которую – она это знала – Фернандо предпочел бы похоронить в одном из самых глубоких тайников своей души. О, он дорого бы заплатил, лишь бы не было этих упоительных секунд, когда они стояли, прижавшись друг к другу, и ждали поцелуя, как когда-то, два года назад.
– Ну, где же кофе? – рявкнул он.
Бесится! Бесится, потому что знает, что попался.
Значит, его чувства не умерли. Он по-прежнему испытывает желание, с которым не может бороться. Он хочет ее. Разумеется, он будет все отрицать, но она-то это знает.
Когда он взглянул на нее несколько секунд назад, в его глазах она заметила нечто большее, чем простую физиологическую похоть. Нечто, что имеет вполне определенное название.
Но не ошиблась ли она, думая, что прочла в его карих глазах любовь?
3
– Выпьем кофе в гостиной?
Не дожидаясь, пока Бенедикт ответит, Фернандо направился прямиком в другую комнату, стремясь поскорее выбраться из тесной кухни. Он чувствовал, что ему не хватает воздуха, свободного пространства, что он задыхается, когда она так близко.
Почему? Потому что он успел позабыть, как она соблазнительна. Едва она оказалась рядом, едва он почувствовал снова тепло и мягкость ее кожи, едва вновь вдохнул пьянящий запах ее волос, как желание вспыхнуло в нем с прежней силой.
В груди его клокотала страсть, как тогда, два года назад. В то время она буквально свела его с ума и, не успев как следует поразмыслить, готовы ли они оба к браку, он предложил ей стать его женой. Она согласилась…
– Осторожно! Боюсь, как бы этот диванчик не развалился, когда ты на него сядешь. Ты все-таки крупный мужчина.
Но Фернандо пренебрег ее предупреждением. Диван жалобно заскрипел под его тяжестью, но выдержал. Бенедикт подвинула кресло поближе к нему и тоже села, положив ногу на ногу и приподняв юбку так, чтобы он мог как следует разглядеть коленку.
– Итак, – произнесла она как-то уж слишком нежно, – ты собирался объяснить, что привело тебя в наши края.
– По-моему, я и так уже все сказал. – Он забился в дальний угол дивана, подальше от Бенедикт. На нее он почти не смотрел. Он уставился в пол, словно не видел на свете ничего интереснее, чем старый дешевый ковер.
– А по-моему, нет, – заявила Бенедикт.
– Я сказал, что хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Снова стала моей женой. Ты понимаешь, что ни в чем не будешь нуждаться. Любое твое желание будет тотчас исполнено.
– Хочешь меня купить?
Он взглянул на нее исподлобья.
– Нет. Просто говорю, что сделаю все, что ты захочешь.
Бенедикт наклонилась к нему.
– Так говоришь, это будет настоящий брак? Мы будем жить как муж и жена?
– Ну разумеется.
Она облизала губы и с удовольствием увидела, как расширились его зрачки. В его глазах вспыхнуло страстное желание. Прием сработал!
– Точно? – спросила она.
– Точно! – Он не отрывал взгляда от ее чувственного рта.
– Хочешь доказать?
Настоящая пытка! Она провоцирует его, а он не может совладать со своей страстью. Фернандо не моргая смотрел на нее.
– Тогда… поцелуй меня!
Он резко откинулся на спинку дивана, подозрительно посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд.
– Что у тебя на уме? – проговорил он. – Задумала затащить меня в постель?
– Может, да, а может, нет. Зачем тебе знать? – Бенедикт обворожительно улыбнулась. – Ведь когда-то тебе в любом случае придется поцеловать меня. Если, конечно, ты на самом деле хочешь, чтобы мы жили как муж и жена.
– Бенедикт, послушай!.. – начал он.
Но она уже закусила удила. Сейчас или никогда! Она должна доказать всем – ему, самой себе, – что их чувства не умерли, что любовь и страсть, которые они когда-то испытывали друг к другу, по-прежнему живы в их сердцах.
– Поцелуй, чего ты боишься! И мы посмотрим, в состоянии ли мы выносить друг друга. Если мне станет противно от твоего поцелуя, вряд ли стоит продолжать наши отношения. Верно?
Фернандо едва сдержал тяжелый вздох. Воистину решение не из простых! С одной стороны, она, со своей обворожительной улыбкой, чувственными губами… и со страстным желанием, которое в нем будит. С другой стороны, он чувствовал, что, несмотря ни на что, в состоянии сдержаться. Ему хватит силы воли не поддаться на ее провокацию, он сможет устоять!
Более того, он устоит даже после поцелуя. В конце концов, что тут такого? Всего один поцелуй, всего один!
Посмотрим, имеет ли она над ним такую власть, как думает!
Фернандо вдруг повернулся к ней и, не дав ей опомниться, притянул к себе. Она почувствовала прикосновение его губ, резкое, грубое. В нем не было ни малейших следов нежности. Но в ту же секунду, не успев ни о чем подумать, она разжала свои губы и ощутила его теплое дыхание.
Его сердце колотилось с бешеной силой, дыхание стало резким, прерывистым, а в голове все поплыло. Поцелуй доставил ему невероятное наслаждение, и он понял, что пропал. После этого поцелуя он никогда не сможет оттолкнуть ее от себя, не сможет забыть о ней, не сможет остановиться, ибо желание дотронуться до ее нежного тела пересилит мужскую гордость.
– Фернандо… – услышал он приглушенный стон.
– Бенедикт… О Господи, Бенедикт, красавица моя…
Он почувствовал, с каким трудом даются ему самые простые слова. Он разучился говорить, разучился думать. Осталось только одно – желание, страсть, не знающая границ. Он знал, что если не овладеет ею здесь, в эту секунду, то умрет, как путник, несколько месяцев скитавшийся по пустыни, путник, который наконец добрел до источника, но чувствует, что за несколько метров до спасительной влаги силы оставляют его.
А Бенедикт? Ведь она чувствует то же самое. Она уже забыла, как и почему Фернандо оказался рядом с ней, с чего вдруг он принялся целовать ее. Ей хотелось только одного: чтобы этот поцелуй никогда не кончился, чтобы он длился вечно, ибо нет на всем белом свете ничего более сладостного, чем поцелуй любви.
Теперь она была уже на диване, Фернандо приподнял юбку и, ощутив его пальцы на ногах и на бедрах, она снова застонала. Наконец он прикоснулся к тому месту, где сильнее всего пульсировало желание, и медленно отдернул руку.
– Ты спросила, какого дьявола я сюда заявился… – Его голос напоминал то ли шепот, то ли приглушенное рычание зверя. – Что ж, я тебе объясню. Получив письмо, в котором ты требуешь развод, я понял, что ни за что не отпущу тебя. Потому что не могу без тебя. Со мной такого никогда не было. Я не могу есть, не могу спать, все время думаю о тебе. За эти годы я ни разу не отдохнул как следует. Стоило мне бросить дела и попытаться расслабиться, как передо мной вставал твой образ. Я представлял, как сжимаю тебя в объятиях, как мы занимаемся любовью… Когда сегодня после нескольких лет разлуки я снова увидел тебя, страсть с удесятеренной силой вспыхнула в моем сердце. Я почувствовал, что не могу справиться с этим непреодолимым желанием…
Фернандо замолчал. Он взглянул ей в глаза, желая прочесть ее мысли, и провел пальцами по ее щеке. Бенедикт скосила глаза на его руку, затем посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Знаю, – прошептал он, – ты чувствуешь то же самое.
– Да…
Она и не думала отрицать, что он прав. От его прикосновений каждая клеточка ее тела наполнилась желанием. Достаточно было ему лишь поднести спичку, как любовь, которую она так долго таила, вспыхнула с новой силой.
– Ты все правильно сказал, – прошептала она. – Я чувствую то же самое, что и ты. – Она взглянула на него.
Ее взгляд притягивал его словно магнит. Ее губы приглашали, звали, требовали, чтобы он снова поцеловал ее.
И Фернандо перестал колебаться. Он нежно обнял ее, погладил золотистые волосы и, наклонившись, снова коснулся этих зовущих губ. Но на этот раз нежно, легко, будто спрашивая: ты этого хочешь? Ты правда хочешь этого?
Да, да, отвечали ее губы. Поцелуй меня!
Теперь он уже не просил, он требовал, а она отвечала ему. Ее поцелуй сказал ему все: как она желает его, как готова отдать ему всю себя и принять любой его порыв.
Он встал, держа ее в своих мощных руках, и она поняла, что он задумал. И как было не понять, если ей тоже этого хотелось? Нет, не он потащил ее в спальню, она пошла с ним по доброй воле: ведь именно этого она желала больше всего на свете.
Он безошибочно нашел спальню. Впрочем, в такой маленькой квартирке было легко ориентироваться. Итак, они вошли в спальню, не прекращая поцелуя, словно обещая друг другу все наслаждения, которые только доступны мужчине и женщине.
В их груди горел один и тот же огонь, огонь, заставлявший ее трепетать от одного прикосновения его пальцев, расстегивающих молнию. Ее юбка упала на пол, а Фернандо принялся расстегивать маленькие пуговички на блузке. За блузкой последовал лифчик.
Он не торопился, напротив, действовал медленно, тем самым еще больше усиливая свое желание. Бенедикт же не могла больше терпеть. Ее тело затрепетало в предчувствии того, что им сейчас предстоит, ноги не держали ее. Она медленно опустилась на кровать.
– Бенедикт, радость моя… Моя любимая… – Фернандо шептал ей нежные слова, чувствуя, как дрожит ее тело. Теперь он целовал ее шею, плечи, грудь. Он облизнул ее сосок, затем прикоснулся губами к ее напрягшемуся животу.
– Фернандо… – выдохнула она, чувствуя, как он снимает с нее трусики и прикасается губами к месту, которое секунду назад было прикрыто шелком. – Фернандо…
Он остановился, чтобы снять одежду. Рывком сорвал с себя белье и бросился в постель. Его поцелуи стали яростными, он прикасался к ней не нежно, а требовательно, как мужчина, который не в состоянии сдерживать свои порывы. Его смуглые пальцы выводили кружочки вокруг ее сосков, его теплые руки ласкали ее грудь. Бенедикт вскрикнула и откинулась на подушки.
– Я так долго этого ждал, – шепнул Фернандо. – Целую вечность…
– Вечность… – повторила Бенедикт.
Теперь он не прикасался к ее груди руками, он ласкал ее губами, языком и говорил:
– Больше мы не будем ждать… Никогда… Теперь ты в постели, рядом со мной…
– Да, Фернандо, любимый, да…
Это был не стон, скорее крик: его губы сомкнулись на ее соске, она ощутила тепло и еще что-то, отчего вся изогнулась. Бенедикт закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от наслаждения, которое она испытывала. Ее тело буквально кричало от желания, в то время как сама Бенедикт потеряла способность передавать свои мысли словами.
Но Фернандо понимал ее и без слов. Ей не нужно было ни о чем его просить, он сам знал, что она хочет, он предугадывал ее желания. Его пальцы прошлись по влажным волоскам в нижней части ее живота, и, услышав ее стон, он почувствовал, каким сильным может быть вожделение.
– Радость моя, прелесть моя, любимая… – Он перешел на испанский. Разве может какой-то другой язык выразить в нескольких словах всю глубину любовного томления и силу страсти? – Любимая…
Только полный страсти мужчина может так произнести это слово. И неважно на каком языке.
Фернандо раздвинул ее ноги и лег между ними. Бенедикт приподняла бедра, приглашая его войти, и услышала его возглас. Скорее всего, так в подобных ситуациях кричал еще древний предок человека.
Лежать вот так уже достаточно, по крайней мере пока. Просто осознавать, что он с ней, он внутри нее и ей так хорошо именно потому, что те долгие дни и месяцы, что его не было рядом, наконец-то закончились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15