.. — Да, французский сеньора Мареги оставлял желать много лучшего, впрочем, мой собственный португальский, вероятно, тоже не слишком ласкает слух. — Я жду вас, мадемуазель, доктор, — он по очереди кивнул нам, — в ресторане, который есть в гостинице. Всего доброго, мсье. — Теперь он кивнул архивариусу и торопливо удалился.На протяжении всей тирады Мареги Эньярош смотрел на него поверх очков, как смотрит учитель физики на ученика, без спроса забравшегося в его кабинет и нашкодившего там. Учитель застал мальчишку на месте преступления, а тот пытается втолковать ему, что изобрел вечный двигатель... Глава 2, в которой я познакомилась с Игнасио Такой же взгляд был у Игнасио в тот вечер, когда мы познакомились. Нет, конечно, так смотрел он не на меня, а на трех удальцов в гостиничном ресторане, попытавшихся завязать со мной «романтическое», в их представлении, знакомство.Крошечный Эдуар располагается на самой границе Французской Гвианы и Бразилии. Понятно, что официальный язык Французской Гвианы — французский, но публика на окраинах говорит на дикой смеси моего родного языка и португальского, а то и просто по-португальски. Граница здесь, как повсюду в Южной Америке, достаточно условная, поэтому и не стоило удивляться, что три «мачо» обратились ко мне по-португальски, едва я возникла в их поле зрения. Также не стоило удивляться и тому, что я неизбежно должна была привлечь к себе внимание представителей местного мужского населения, как любая новая женская особь, появившаяся в этой заштатной дыре.Моя командировка из Кайенны в эдуарский архив имела целью не столько банальную ревизию состояния архивного делопроизводства, сколько подразумевала наведение хоть какого-то порядка, ведь ясно, что состояние любого провинциального архива весьма плачевное. А кого же еще посылать в провинцию на неопределенный срок, как не одинокую молодую специалистку, тем более с университетским парижским образованием? Как еще сбить спесь со «столичной штучки» и «ученой выскочки»?Собственно говоря, я могла получить место в любом архиве Франции, хоть в Париже. Но я предпочла отправиться во французские владения в Южной Америке. Не только потому, что мечтала собственными глазами увидеть дальние берега, но еще и по вполне материальным причинам: путешествие через океан за государственный счет и повышенное жалованье. И только лишь попав в Кайенну, я поняла, что переоценила свои возможности.Я была здесь совсем чужой и все было чужим. Отношения с коллегами не складывались категорически, друзья, родственники и знакомые остались в Париже: пустые вечера в душной казенной квартирке и отвращение к жизни по утрам перед уходом на работу. Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной.Командировку на ревизию я восприняла как своего рода отпуск. Во-первых, я надолго избавлялась от своих коллег: никто не будет шептаться у меня за спиной, никто не будет смеяться над моим научным подходом к архивному делу, потому что люди в провинции добрее и простодушнее. А во-вторых, мне почему-то казалось, что там я обязательно сделаю необыкновенное открытие. Впрочем, столь же честолюбивые мечтания были у меня и перед отъездом в Кайенну...В Эдуар я добралась к вечеру, грустно ощущая, как, несмотря на роскошь тропической природы и яркие одежды публики, мои иллюзии рассеиваются с каждым километром, а Кайенна начинает казаться родным Парижем по сравнению с живописной, но уж слишком откровенной, средневековой нищетой проплывавших за окном машины редких поселений.Даже эта взятая напрокат «тойота» доставляла мне массу хлопот, Я сдуру выбрала ее за белый цвет, не подумав о том, что никогда в жизни мне не приходилось ездить на автомобиле, где руль находится справа. К тому же почти сразу в недра машины каким-то образом попал песок, который скрипел и шуршал, если я пыталась хоть немного добавить скорости, когда дорога становилась чуть лучше.Архив на так называемой «центральной» улице — между кинотеатром и «Отелем» — был уже закрыт. Не раздумывая, я решила сразу поселиться в этой, ближайшей к архиву, гостинице. Я припарковала машину возле столиков, выставленных чуть ли не на проезжую часть, и с сумкой через плечо начала пробираться между ними, чтобы попасть внутрь «Гранд-Отеля», как значилось на облупленной вывеске.Неожиданно от одного стола вместе со стулом отодвинулся какой-то плечистый парень и многозначительно уставился мне в лицо, откровенно загородив дорогу. Я провела несколько часов за рулем по жуткой дороге и поэтому не имела ни малейшего желания вступать с ним в препирательства. Я шагнула в сторону, но другой парень, сидевший за этим же самым столом, уже проделал на своем стуле аналогичный маневр и дополнительно выпустил сигаретный дым мне в лицо.— Прошу прощения, сеньорита. — Он нагло ухмыльнулся и, еще раз угостив меня порцией дыма, замахал рукой, как бы разгоняя его. — Не меня ли ищет крошка?Я промолчала и сделала шаг назад, но прямо мне в ухо раздалось:— Не, Хулио, сеньорита моя! — И кто-то звонко шлепнул меня пониже спины.Я обернулась. Надо мной возвышалась туша в несвежей футболке с надписью «Kiss me» и изображением красных губ. Рисунок был точно на уровне моего лица.Я растерянно обвела глазами публику за соседними столиками. Ну и рожи! Практически одни мужчины разнообразных возрастов, лишь кое-где — отдельные женские физиономии малопристойного вида. Причем абсолютно все с интересом наблюдают за происходящим шоу.— Не свисти, Педро. — Хулио снова выпустил дым, ловко выдув колечко через нос. — Это невеста Билли!— Гы! — сказал тот, кто первым загородил мне проход. — Моя невеста! Слыхала, детка, сегодня ты — моя невеста! Отвали от нее, Педро!— Пошел ты! — пророкотал Педро и обхватил меня за плечи. В следующую секунду он уже дышал чесноком мне в нос. — Поцелуй меня, сеньорита, узнаешь, какой я сильный! — И, навалившись сзади, потерся низом живота.— Отпустите! — Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, и попыталась высвободиться от его объятий. — Пожалуйста! Отпустите!— Видишь, Педро, ты не нравишься моей невесте. — Билл не двигался с места. — Иди ко мне, детка, иди скорее! — Он похлопал себя по коленям, будто подзывал собаку, и зачмокал губами.— Что вам от меня нужно?! Да отпустите же!— Ишь, какая горячая бабенка! — похвалил Хулио, выпуская новое колечко. — Тебе повезло, Билл, не даст поспать!— Гы! — гордо сказал Билл, как если бы это было его заслугой. — Точно, не уснешь с такой!— Оставьте ее в покое!В дверях гостиницы стоял какой-то мужчина. У него была борода, очки и сигарета.— Я должен повторять?Он отбросил сигарету и неторопливо направился в нашу сторону. Педро послушно разжал лапы. Хулио и Билл придвинулись к столу.— Это невеста Билла, — неуверенно сообщил Хулио.
Бородатый молча посмотрел на него, Хулио поник и опустил глаза. А Билл вдруг начал икать.— Извините их, сеньорита, — произнес бородатый. — Позвольте, я помогу вам донести вашу сумку.— Я не знал... — начал Педро, он все еще стоял за моей спиной.И тут бородатый смерил его взглядом. Великан сразу стал словно меньше ростом, а если бы у него был хвост, то он непременно бы затрясся и поджался! Я никогда и не предполагала, что взгляд может так действовать на людей!— Я бы с большой натяжкой решился назвать их всех людьми, — по-английски заметил бородатый, словно прочитав мои мысли. — Пойдемте, мисс, все в порядке, не надо бояться. Теперь они не сделают вам ничего плохого.Я без труда сняла номер. Бородатый донес до его дверей мою сумку, потом великодушно доставил из машины остальные мои вещи и даже перегнал «тойоту» на гостиничную стоянку. В знак благодарности я предложила бородатому поужинать у меня в номере. Спускаться в ресторан я все равно побаивалась. Но он вежливо отказался, сославшись на неотложные дела, и, к моему удивлению, даже не попытался завязать знакомство.Я поужинала невероятно острой гадостью, запив ее на удивление приличным кофе. Вероятно, этот бородач — какой-то местный полицейский чин, наконец-то нашла я объяснение тому непреложному факту, что вполне интеллигентного с виду человека, причем отлично владеющего английским, откровенно боятся местные «разбойники». А по-английски он заговорил, скорее всего для того, чтобы не поняла эта братия. И мне, конечно, очень повезло, что он оказался рядом в нужное время. Теперь можно надеяться, что эта публика действительно оставит меня в покое.А ты рассчитывала на доброту и простодушие провинциалов, дура! — обругала я себя. В Кайенне было тебе плохо! А здесь? Что, если завтра это повторится, а бородача не окажется поблизости? Эти скоты сделают со мной все, что угодно. Им не объяснишь, что я приехала сюда по делу, что я не просто бабенка, а государственный ревизор...Ревизор, ха! Вот уж обрадуются мне завтра работники здешнего архива! Наверняка встретят еще хуже, чем в Кайенне. Там ты просто новый работник, а здесь — ревизор. Ревизоров не любит никто. Идиотка! Отсюда надо убираться чем скорее, тем лучше. Кому ты тут нужна? Кому ты вообще нужна, Мари Люно? Глупая, честолюбивая дура... Открытия ей захотелось! Какое здесь может быть открытие, если центральная гостиница больше похожа на средневековый постоялый двор, чем на жилище цивилизованного человека! Я не смогла даже помыться, потому что в душе не было горячей воды!Мне никак не удавалось заснуть не только из-за мучительных мыслей, но еще и из-за духоты. Древний вентилятор под потолком гудел, как турбина электростанции, его пришлось выключить. Окно тоже было невозможно открыть, потому что в него сразу потянуло с кухни омерзительной чесночной вонью и подгорелым жиром.Я поднялась очень рано, заказала завтрак по телефону и направилась в ванную. Вода из-под крана по-прежнему напоминала о горных источниках, но я мужественно умылась, почистила зубы и растерлась мокрым полотенцем. Ладно, не простужусь в здешнюю жару, а голову можно помыть и в парикмахерской. Должны же здесь быть парикмахерские? С такой сальной и пыльной копной просто неприлично являться к незнакомым людям, да еще с ревизией...Заспанная нечесаная особа доставила мне завтрак только минут через сорок, грохнула подносом об стол и удалилась с видом нескрываемого презрения. Я не смогла заставить себя прикоснуться губами к стакану, на краях которого багровели остатки губной помады, а в соке змеился длинный черный волос. Аппетитно-ароматные свежие булочки хранили на себе вмятины от пальцев нечесаной особы. Но кофе я все же выпила. По счастью, его доставили в кофейнике, а чашку я старательно вымыла с мылом под краном, обрадовавшись горячей воде как старой знакомой. И наконец-то встала под душ.Покидая свой номер и стараясь думать о том, что «разбойники» еще помнят наставления бородатого, я все же не чувствовала себя в безопасности. Но за столиками пока не было никого. Я миновала их, затем небольшой пустырь между гостиницей и архивом, благополучно вошла, сделала несколько шагов по узенькому полутемному коридорчику и открыла дверь в читальный зал, перебирая в голове варианты фраз для знакомства с местным начальством архива. Глава 3, в которой нетрудно представить мое удивление Нетрудно представить мое удивление, когда я увидела за ближайшим к окну выдачи столиком моего вчерашнего бородатого знакомца. Он невольно обернулся на звук открывшейся двери.— Вы?— Доброе утро, мсье, — поздоровалась я. — Рада вас видеть.Это было не просто вежливостью, я действительно обрадовалась ему и, признаюсь, не только по причине безопасности.— Взаимно. — Он поднялся из-за стола и протянул мне руку. — Игнасио Эньярош.— Мари Лану, — представилась я. — Очень приятно, мсье Эньярош.— Просто Игнасио, — сказал он, задержав мою руку в своей немного дольше, чем того требовала учтивость.— Вообще-то, мадемуазель, — в окошке показалась взлохмаченная седая голова, — главный архивариус — это я. Не нужно отвлекать доктора Эньяроша от его занятий, мадемуазель. Обращайтесь ко мне. Я отвечу на все ваши вопросы. Свидетельство о рождении? О регистрации брака? Спорная собственность?..Вопросы выскакивали из него, как пробки, и я, чтобы не перебивать старшего коллегу, молча положила перед ним свое командировочное предписание.— Что это? — растерялся он и вытащил из кармана сначала плоскую наполовину пустую бутылочку, потом клетчатый платок и, наконец, лупу, которую тут же пустил в ход. — Ревизия? Состояние делопроизводства? Да кто вы такая, мадемуазель? С какой стати? У меня образцовый порядок!— Мсье Сашель, — я прочитала его имя на табличке, — конечно, у вас все отлично, никто и не сомневается, но я должна представить отчет по определенной форме и очень рассчитываю, что вы поможете мне довести до сведения начальства доказательства того, что в вашем архиве образцовый порядок.Эту фразу я составила заранее, прекрасно понимая, что вряд ли найду здесь дружественный прием, и, похоже, старик оценил мое красноречие.— Ладно, дочка, валяй. Ты тоже человек подневольный.Мсье Сашель вздохнул, встряхнул свою плоскую бутылочку и посмотрел через нее на свет. Потом сухими старческими пальцами осторожно отвинтил крышечку, снова вздохнул, сделал глоток, другой, кашлянул, завинтил крышечку, убрал бутылочку в карман. Обвел глазами помещение и вдруг заговорщицки подмигнул.— Валяй, дочка, валяй!И повел меня в хранилище. Естественно, его хозяйство представляло собой грустное зрелище.— Кошмар? — сочувственно поинтересовался Эньярош, когда я устроилась за соседним столом с грудой описей и описью описей архива.— Не то слово, — прошептала я в ответ, как будто в читальном зале была куча народу. — Я очень понимаю мсье Сашеля.— В смысле недовольства вашим появлением или наличия стеклянной спутницы в его кармане? — Эньярош опять перешел на английский, но тоже говорил очень тихо.Я усмехнулась.— И то, и другое. Вы американец?— Нет, с чего вы взяли?— Вы упорно не хотите говорить по-французски.— Я его плохо знаю. Я из Колумбии.— О чем это вы там шепчетесь, господа? — Из окошка выглянул обиженный архивариус. — Кажется, здесь нет посторонних.— Мы просто не хотели вам мешать, мсье Сашель, — сказала я. — Я предложила мсье Энь-ярошу пойти выпить кофе.Я почувствовала, что Эньярош оценил мою находчивость.— У нас имеется масса общих знакомых, — заверил он архивариуса по-французски и вдруг смутился, взглянув на меня.— Идите, — разрешил старик, — только принесите мне тоже!— С молоком? — уточнил Эньярош.— Ну ты и шутник, мсье Колумбия, — фыркнул дед, — ты же знаешь, что я всегда пью только чистенькую! Глава 4, в которой Эньярош помешивал ложечкой кофе — Значит, мисс Люно — мисс Архивная Ревизия? — Эньярош помешивал ложечкой кофе, его глаза улыбались за стеклами очков. — А я-то вчера сломал себе голову: кто ж такая эта мисс? Учительница? Актриса? Агент по недвижимости?— Я тоже никак не могла предположить, что встречу вас в архиве. Вы историк?— Да. Даже доктор археологии в университете Боготы. Я пишу книгу о культовых постройках доколумбовой Америки. Это моя специализация. Мечтаю найти здесь хоть что-то об исчезнувшей экспедиции французского путешественника Бонвояжа.— Бонвояж? Смешная фамилия для путешественника. — Я сделала глоток кофе. — Пейте, пока горячий.— В такую жару он остынет не скоро.— Знаете, мистер Эньярош...— Просто Игнасио.— Хорошо. Знаете, просто Игнасио, я решила, что вы полицейский в штатском, когда вы одним взглядом распугали вчерашних молодцов.Он усмехнулся.— Нет, правда, как вам это удалось? Вы не полицейский, а эти люди вас боятся. Почему?— Потому что они не люди.— То есть? По-вашему, есть люди, а есть — не люди?— Да.Он так спокойно произнес это «да», что мне стало не по себе. И вдруг его словно прорвало:— Люди — это те, кто способен принимать решение, оценивать свои поступки и отвечать за них. Человекообразные с рабской психологией не способны на это. И я не могу назвать полноценными людьми вчерашних типов. Не могу, и все! Они ценят лишь физическую силу и деньги как эквивалент той же силы. Малейший проблеск мысли вызывает у них панику, которую они стремятся тут же заглушить алкоголем, наркотиками, грохотом дикой музыки и жестокостью...Мальчишка в некогда белом фартуке подметал между столиками, на которых растопыривали ножки перевернутые стулья. По-утреннему еще не слишком жаркое ярко-голубое небо. Пыльноватая, но еще бодрая, тоже утренняя, листва. Птички, купающиеся в пыли. Тощая собака, лежащая на ступеньках, лениво зевнула и зажмурилась от солнечного зайчика... Кофе щедро дарило душистый густой аромат, а мужчина, который был мне определенно симпатичен, страстно читал лекцию по психологии.Но это даже хорошо, подумала я, что он рассуждает на отвлеченные темы: скорее всего он холост, иначе бы непременно начал жаловаться на свою «прекрасную половину» и толковать об одиночестве вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16