Дженни вопросительно посмотрела на Элизабет-Энн:
— Интересно, что тут за секрет. Ты случайно не знаешь?
Элизабет-Энн отрицательно покачала головой. Хотя она и не знала причины, но чувствовала, что тетя испытала сильное потрясение: побледнела она как смерть.
Прошло несколько минут. Дженни скрестила руки и нетерпеливо забарабанила указательными пальцами по локтям.
— И что это она так долго? Я не могу ждать целый день.
Прошло еще немного времени, и появилась Эленда с конвертом в руках. Держалась она с особым достоинством, которое, как знала Элизабет-Энн, служило для нее своеобразной формой защиты.
— Дженни, дорогая, присядь, пожалуйста, — сказала Эленда дрожащим голосом. — Разговор у нас будет долгий, хотя должен он был состояться гораздо раньше.
— О чем? — удивилась Дженни.
— О прошлом.
— О нашем прошлом? — недоуменно прищурилась Дженни. — О чем это ты?
— Это давняя история, — устало проговорила Эленда. — Пожалуйста, выслушай меня.
— У меня нет времени. — С этими словами Дженни ловко выхватила конверт, и Эленда сдавленно вскрикнула.
— Послушай меня, Дженни, пожалуйста! — в отчаянии молила она. — Можешь никогда потом не слушать меня, но теперь выслушай, перед тем как увидишь свое свидетельство!
Но Дженни уже доставала бумагу из конверта. Сложенный листок пожелтел от времени, был слегка помят и имел потертый вид, словно к нему часто прикасались. Неожиданно Дженни испустила пронзительный вопль.
— Ах ты сука! — орала Дженни. — Проклятая сука!
— Дженни! — ахнула Элизабет-Энн. — Как ты можешь так разговаривать с тетей!
Дженни резко обернулась в ее сторону, полные слез глаза ее горели неистовой яростью.
— Значит, я не могу так разговаривать, да? — Она уперла руки в бока и мерила Элизабет-Энн взглядом с головы до ног. — Да кто ты такая, чтобы указывать мне, как я должна разговаривать с этой двуличной, лживой сукой?! — Она швырнула свидетельство Элизабет-Энн. — На, посмотри сама!
Дрожащими руками Элизабет-Энн взяла листок и прочитала, не веря своим глазам.
— Дженни, пожалуйста, — шептала Эленда. — Дженни, дорогая…
— Ты подумай, что говоришь! — злобно выкрикнула Дженни. — «Дженни, дорогая», — передразнила она Эленду, качая головой, и зашпась истерическим смехом. — Это просто восхитительно! Моя родная мать обращается со мной все эти годы как с племянницей! — Она вскинула руки и заметалась по комнате, выкрикивая проклятия. — И это моя мать, моя треклятая мать!
— Дженни! — молила Эленда, постаревшая сразу на двадцать лет. — Дженни!
— Я ухожу, — неожиданно сказала Дженни. — Вы слышите меня? Я ухожу навсегда. И никогда больше не вернусь. Никогда. До конца моей жизни не хочу больше тебя видеть. — Она со злостью вырвала свидетельство из рук Элизабет-Энн.
— Пожалуйста, Дженни, — продолжала умолять Эленда. — Ты ведь моя дочь. Не будь ко мне так жестока. Ты разбиваешь мне сердце. — Она протянула руку, желая коснуться щеки дочери, но та отшатнулась. — Дженни, ты моя дочь. Не отворачивайся от меня.
— Тогда почему, скажи, пожалуйста, я не была твоей дочерью? Зачем ты заставила меня поверить, что моя мать умерла, а ты заботишься обо мне по доброте душевной?
— Такое было время. Одинокая женщина…
— Будь все проклято, проклято, проклято! — выкрикивала Дженни, ударяя себя кулаками по голове. — Оставьте меня в покое!
— О, не говори, что никогда не вернешься, Дженни, — тихо плакала Эленда. — Ты будешь меня навещать, придешь со своим мужем, детьми…
— Как бы не так! Я не желаю тебя больше никогда видеть. Разве я не ясно сказала? Мне ничего от тебя не надо. Ни твоей поганой любви, ни грязных россказней. И мне не нужно никакого наследства после твоей смерти, которой я жду не дождусь.
— Дженни! — крикнула Элизабет-Энн. — Господи, Дженни! Не смей так говорить! Скажи, что не хотела так говорить!
— Не смей называть меня Дженни, ты, уродка! — выпалила она, резко обернувшись к Элизабет-Энн.
— Ты очень расстроена, дорогая. Это можно понять, — сказала Эленда, делая отчаянную попытку успокоить Дженни. — Ляжешь спать, а завтра, может быть, почувствуешь себя по-другому, и мы поговорим еще, когда ты снова придешь…
— В одном ты права, — рассмеялась Дженни. — Я сильно расстроена. Но я ничего не собираюсь забывать. Я тебе не нужна. И никогда не была нужна. Этим все сказано. Ты сама себе выбрала дочь. Вот она, обнимай, целуй ее. — С этими словами Дженни схватила Элизабет-Энн за руку и с нечеловеческой силой швырнула ее в объятия Эленды. — И запомни, — пригрозила Дженни, стоя на пороге, — не пытайся увидеть меня. А если ты сделаешь подобную глупость, я прикажу в тебя стрелять за вторжение в чужие владения. — С этими словами она гордо вскинула голову и, громко топая, вышла из комнаты, при этом так хлопнув дверью, что затряслись стены и на пол сорвалась картина.
Эленда крепко обхватила Элизабет-Энн и, заглядывая ей в глаза, повторяла:
— Она ведь это только со зла, правда, она так не думает?
— Ну конечно, конечно, — старалась ободрить ее Элизабет-Энн. — Она не думала, что говорит, — повторяли ее губы, а в глазах, смотревших поверх головы тети, совсем не было в этом уверенности.
— Она помирится со мной, — рыдала Эленда, с трудом глотая воздух. — Вот увидишь. Она просто была сильно расстроена и раздражена. Вот и все.
— Да, — согласилась Элизабет-Энн, крепко обнимая Эленду. — Она придет в себя и образумится.
— Конечно, все изменится к лучшему, — сказала Эленда.
Но ее надежды не оправдались. Дженни не образумилась, ничего не забыла и не простила. И уж конечно, использовала первую же возможность, чтобы посыпать соль на рану. Когда родился их первенец, наследник состояния Секстонов, она позаботилась о том, чтобы сообщение об этом было помещено на первой полосе «Квебек викли газетт», что было совсем не сложно, так как владельцем газеты был Текс.
Эленда купила несколько номеров этого выпуска и читала заметку медленно, слово за словом, несколько раз, пока не выучила наизусть. Потом осторожно вырезала из двух газет портреты внука и вставила их в рамочки. Одну поставила на тумбочку в своей спальне, а другую повесила в кухне в кафе.
Она купила подарок, оделась с особой тщательностью и отправилась на ранчо Секстонов.
В дом ее не впустили, но, вернувшись в город, Эленда стала всем рассказывать, какой чудесный у Дженни малыш и как она ему понравилась. На следующий день Эленда опять поехала на ранчо и вновь была отвергнута. Чем дольше она не видела внука, тем подробнее и красочнее становились ее рассказы. Каждый день на протяжении пяти недель Эленда ездила к Секстонам в безуспешной надежде увидеть ребенка, но всякий раз ее прогоняли.
И когда на исходе пятой недели она умерла, Элизабет-Энн не сомневалась, что сердце ее разорвалось от горя.
13
Было далеко за полдень. Похоронная процессия медленно двигалась в сторону кладбища, сначала по Мейн-стрит, а затем дальше, мимо полей хлопчатника. Элизабет-Энн посмотрела на Шарлотт Энн и, желая подбодрить, улыбнулась ей.
Девочка подняла на мать глаза, полные растерянности и смятения. Пятилетнему ребенку трудно было понять происходящее. Девочку утомил долгий путь и размеренное движение процессии, мать крепко держала ее за руку, чтобы она не отстала. По другую сторону от Элизабет-Энн шла Регина. Маленькая Ребекка дремала на руках отца.
Все были в черном, и Шарлотт-Энн это тоже не нравилось. Она отчаянно зарыдала, когда мать заставила ее надеть черное платье, мрачный цвет которого угнетал девочку. Если бы мама позволила, она с удовольствием надела бы любимое голубое платьице. Все говорили, что оно очень подходит к ее глазам. В этот день Мейн-стрит выглядела очень тихо и пустынно, но Шарлотт-Энн заметила, что каждый раз, когда процессия проходила мимо кого-либо из жителей городка, мужчины останавливались, снимали шляпы и торжественно прижимали их к сердцу. Девочка обернулась: сзади, в нескольких шагах от них, шли мэр и шериф. Оба тоже в черном, за ними шли горожане. Казалось, к процессии присоединился весь город.
Шарлотт-Энн снова посмотрела вперед. В нескольких метрах от нее двигался автомобиль, он был великолепен: его черная гладкая поверхность сверкала на солнце, окна прикрывали бархатные занавески. Сквозь заднее окно девочке виден был черный полированный гроб. Мать сказала, что в нем спит тетя, но Шарлотт-Энн не могла понять, как можно было спать в таком узком, неудобном ящике.
Девочка повернулась к матери и дернула ее за руку:
— Тете нужно кровать пошире, — громко и отчетливо прозвучал ее голосок. — В этой маленькой ей будет неудобно.
Элизабет-Энн от неожиданности даже остановилась, потом взглянула на дочь и вдруг охрипшим голосом ответила:
— Тете здесь удобно.
— А ты точно знаешь?
Элизабет-Энн кивнула и ободряюще пожала ей руку.
— Да, — отводя в сторону глаза, тихо проговорила она, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания.
Шарлотт-Энн стала смотреть по сторонам. Они миновали поля и приближались к кладбищу с его покосившимися надгробиями и устремленными вверх крестами. Девочка снова потянула мать за руку.
— Мама?
Элизабет-Энн взглянула на дочь.
— Как ты думаешь, смогу я навещать тетю каждый день? А может, даже спать с ней в ее кровати?
Влажные глаза Элизабет-Энн были полны жалости. Она не сразу нашла в себе силы, чтобы ответить.
— А разве хорошо будить людей, когда они спят?
Шарлотт-Энн задумчиво наморщила лоб. Она об этом не подумала.
— Не-е-е-т, — протянула девочка. — Это совсем нехорошо. Я терпеть не могу, когда меня будят.
— Ты умная милая девочка, Шарлотт-Энн, — с гордостью проговорила Элизабет-Энн, благодарно улыбнувшись. — Не все это понимают.
Девочка осталась довольна похвалой. Она сумела правильно ответить.
Но вот гроб опустили в могилу, и комья земли застучали по крышке. В этот момент ужас охватил Шарлотт-Энн, и она зарылась лицом в юбку матери. Смотреть она боялась, но не могла не слышать стук падавших в могилу комьев. В этих звуках была какая-то безысходность.
Неожиданно все заглушил дикий, нечеловеческий вопль, от которого, казалось, кровь застыла в жилах.
Шарлотт-Энн робко выглянула из-за юбки матери. Она увидела, как кухарка Роза рухнула на краю могилы, отчаянно выкрикивая:
— Санта Мария! Санта Мария!
Круглое лицо Розы заливали слезы и пот. Она била себя кулаками в грудь, которая тяжело поднималась и опускалась. Но вот силы оставили ее, и крики отчаяния сменились несвязным бормотанием.
Элизабет-Энн крепко прижала к себе дочку, тщетно стараясь скрыть от нее горе Розы. Но это еще больше испугало девочку. Она никогда не видела, чтобы Роза была такой жалкой и несчастной. Она всегда была решительной и сильной.
«Наверное, она расстроилась, — подумала Шарлотт-Энн, — что тете придется спать в таком тесном ящике под землей». Тут она вспомнила случай из своей маленькой жизни.
Шарлотт-Энн зарыла во дворе у коттеджа маленького утенка, вырезанного из куска мыла, зарыла тихо, незаметно, чтобы никто, кроме нее, не мог его найти. Прошло несколько дней, ей захотелось с утенком поиграть, но она забыла то место, где его закопала. Два дня отчаянных поисков не дали результатов. Утенка она так и не нашла.
А теперь и тетя исчезнет, как и ее утенок.
Они медленно возвращались домой, оставив тетю там, где было много крестов. Страх очень долго не отпускал Шарлотт-Энн, потом все стало еще более непонятным, когда мать заметила стоявшую поодаль длинную сверкающую машину. Девочке еще не приходилось видеть такого большого автомобиля. Колеса с белыми ободами поблескивали хромированными спицами. Еще одно колесо было укреплено между крылом и подножкой.
Родители переглянулись, и мать сказала:
— Да как она только посмела! — В ее голосе звучала тихая ярость. — Сама убила ее, а теперь пришла позлорадствовать. Она ведь не должна была приходить, правда?
— Не расстраивайся, — решительно сказал отец, обнимая мать, — со временем она получит все, что заслужила.
Шарлотт-Энн потянула мать за руку и своим звонким и чистым голоском спросила:
— О чем вы говорите?
— Ничего особенного, дорогая, — глухо ответила мать. — Это разговор для взрослых.
Но Шарлотт-Энн понимала: это был не простой разговор. Иначе почему ее мама обернулась и посмотрела на эту новую большую машину с такой ненавистью и отвращением?
Из окна автомобиля Дженни наблюдала за окончанием похорон.
— Вот и все, — громко проговорила она.
Текс подался вперед, отпустил сцепление и осторожно нажал на акселератор. Машина плавно тронулась с места, Дженни заметила, что Элизабет-Энн повернулась к Заккесу, затем внезапно обернулась и зло посмотрела на автомобиль.
Дженни усмехнулась. Даже на расстоянии она видела, что Элизабет-Энн очень рассержена, — и душа ее наполнилась дикой радостью и злорадным удовлетворением. В первый раз за многие недели она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Дженни поняла, что прогремел первый залп битвы, которой суждено было затянуться надолго. И от этого почувствовала себя еще лучше.
— Поехали домой, — сказала она Тексу. — С меня довольно.
Текс кивнул. Некоторое время они ехали молча. Дженни поставила локоть на кожаный подлокотник и подперла кулаком подбородок. Она смотрела в окно на проплывавшие мимо поля и рощицы и была благодарна Тексу за это молчание. Внутренним чутьем он угадывал, когда нужно говорить, а когда лучше помолчать. Это была одна из черт, которые она в нем особенно ценила. Они понимали друг друга.
— Текс, — нарушила молчание Дженни.
Он повернулся к ней.
Она протянула руку, и пальцы ее ловко скользнули вниз по его бедру.
— Помнишь, — спросила она, — ты хотел знать, какой подарок я хочу за рождение Росса?
— Помню, — ответил Текс и снова стал смотреть на дорогу.
— Ты сказал, что я могу просить все, что захочу, а я ответила, что подумаю. — Она глубоко вздохнула. — Ну вот, я наконец придумала, теперь я знаю, что мне нужно.
— И что же это? — Текс облизнул губы и заставил себя сосредоточиться на дороге. Он чувствовал расслабляющее удовлетворение, и в то же время прикосновения ее пальцев возбуждали его, будили желание.
Ее взгляд уперся ему в пах.
— Мне ничего не нужно из вещей. — Она сдвинула брови. — И тебе это ничего не будет стоить.
Текс повернулся и подозрительно посмотрел на жену. Он прекрасно знал, что значили для нее вещи и во что обходилось ему ее пристрастие. Последней причудой Дженни было обновление их дома. Она наняла трех садовников, которые теперь были заняты разбивкой вокруг пруда роскошного сада. Одновременно переделывался интерьер самого здания. И ему уже в приличную сумму обошлись купленные ею картины старых мастеров и разный антиквариат. Но самой большой ее страстью была одежда, на которую она тратила огромные деньги. Большую часть вещей ей даже некогда было носить. В итоге туалетов накопилось так много, что плотнику пришлось переделать для них одну из спален.
— Так что же ты придумала?
— Я решила, что мне нужна не вещь, а человек. — Она помолчала. — Он работает у тебя. Я хочу знать обо всем, чем он занимается, и иметь решающее слово в вопросах, которые его касаются.
— Ты просишь слишком много. Ты просишь власти.
— Да, но только над двумя людьми, — быстро проговорила Дженни.
— И кто первый?
— Заккес Хейл.
— А кто же второй? Я?
— Не шути так, — раздраженно бросила она. — Ты прекрасно понимаешь меня. Второй человек — жена Хейла.
Текс задумчиво молчал. После рождения сына в порыве великодушия он пообещал выполнить любое ее желание, а он слов на ветер не бросал. Однако Заккес Хейл был ценным работником, которому он больше всех доверял.
— Хейл много значит для меня. Ему удалось разрешить проблемы, с которыми до него не мог справиться никто. Я во многом полагаюсь на него. — Текс скосил глаза на Дженни. — Зачем он тебе?
— Хочу его уничтожить, — ответила она страстным шепотом.
Текс пристально посмотрел на нее.
— Осторожно! — вскрикнула Дженни.
Текс бросил взгляд на дорогу и резко повернул руль, едва избежав лобового столкновения с рейсовым автобусом Браунсвилль — Ларедо. Сердито взревела сирена, и автобус пронесся в нескольких сантиметрах от их машины.
Дженни с облегчением вздохнула и потерла пальцами лоб. Голова ее гудела, и сердце гулко колотилось в груди. Постепенно напряжение спало, и она успокоилась.
— Ты хочешь, чтобы я уволил Хейла? — неожиданно спросил Текс.
— Совсем нет, — бросила Дженни, резко поворачиваясь к мужу, глаза ее сверкнули. — Я хочу его уничтожить.
— Но как?
— Не знаю, — солгала она, умолчав о том, что уже рассчитала каждый свой шаг на пути к этой цели.
Единственное, что она еще не наметила, так это сроки. Она лишь твердо знала, что должен наступить подходящий во всех отношениях момент. Если нужно, она могла ждать годами, ведь требовалось время, чтобы сплести железную паутину, из которой невозможно будет вырваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39