– Видимо, здесь вход в бойлерную, – кивнул Ричард на арку, откуда вниз вели крутые ступени. – Надеюсь, что отопление включить сумею.
– Предупреждаю только, что я ни разу не поджигала рождественский пудинг! – крикнула ему вслед Энн. – Как бы не переборщить с бренди.
– Я надеюсь внести свою лепту, – раздался его голос.
– Откроете шампанское? – усмехнулась Энн.
– Не только, – загадочно ответил Ричард, появляясь в арке. В этот момент из коридора раздался громкий лай Глостера.
– Наверное, он увидел мышь, – решила Энн. – Их здесь, должно быть, развелось немало. Счастливой охоты, Глосси!
Ричард направился в гостиную, а Энн захлопотала на кухне. Ей хотелось все красиво порезать и разложить по тарелочкам. Она поставила на плиту чайник и взялась за дело. Ей не терпелось подняться наверх и заглянуть в комнаты – посмотреть, в каком они состоянии. Но ничего, это подождет.
Энн активно работала ножом, и через некоторое время почувствовала, что в дверях кухни стоит Ричард. Она и не заметила, как он вошел. А он стоял и любовался Энн – она согрелась, ее кожа порозовела, волосы разметались по плечам. Она вскинула на него свои ясные глаза. Их взгляды встретились.
– В кладовке и правда была мышь, – сказал он. – Но Глостер опоздал самую малость, она юркнула в норку.
– Он не ловит их, а только пугает, – сказала Энн. – И хорошо. Я люблю мышей. В детстве я в этой кладовке кормила их сливовым пирогом.
Она опустила ресницы под его взглядом и начала что-то переставлять, как вдруг из ее рук выскользнуло и разбилось блюдце. Энн всплеснула руками. Оба присели и принялись собирать осколки.
– Надо мной тяготеет какое-то проклятие, – вздохнула она. – Сколько посуды я перебила! Дома ее предпочитал мыть папа.
– Это к счастью, – утешил ее Ричард. – Наверняка вас ждет большое счастье. Я растоплю камин, чтобы можно было выпить около него шампанское.
Он исчез за дверью, а Энн перевела дыхание.
Если бы только она могла расслабиться и не думать о его к ней отношении! Ричард-то держится абсолютно естественно…
Энн оглянулась на уложенные на блюде сандвичи. Дома она приготовила бы крыжовенный пирог с заварным кремом, как учила ее Эдна Босуорт. И, конечно, полагалось запечь гуся с яблоками…
Энн слышала, как в гостиной Ричард гремит ведром. По коридору пронесся с заливистым лаем Глостер. В Лорел-Лодже всегда водились мыши, но поскольку его обитателей это не пугало, их не трогали.
Энн выскользнула в коридор, прошла к узкой лестнице с резными кленовыми перилами и поднялась на второй этаж. В самом конце коридора размещалась ее детская. Она стоит пустая – всю мебель отдали для маленькой дочки церковного старосты. Самая первая дверь налево была комнатой родителей, дальше шла комната для гостей, в которой сохранилась обстановка.
Энн приоткрыла дверь, ожидая увидеть зачехленную мебель и голый матрац на кровати. К ее изумлению, вид у комнаты был обжитой. Кровать была застелена покрывалом, чехлы сняты. Энн вошла внутрь и заглянула в ванную. На полочке стояли два стаканчика с зубными щетками, висели два полотенца. Она почти бегом вернулась в спальню и распахнула дверцы шкафа. На плечиках покачивались две куртки, женская и мужская, на полке лежал пушистый свитер. На туалетном столике стояли баночки с кремом и лежала щетка для волос, на которой зацепился длинный черный волос.
Энн застыла на месте. Ей вспомнилось нежелание Джона, чтобы она приезжала в Лорел-Лодж, он уверял ее, что здесь царит полное запустение. Но в дом часто наведываются, это очевидно. Может быть, Джон разрешил пожить здесь каким-то своим знакомым, не сказав об этом ей? Но тут она увидела под кроватью полузадвинутые мужские тапочки, зеленые, с эмблемой, – она сама дарила их Джону на прошлое Рождество! Но волос на щетке не принадлежит Лили, которая носит короткую стрижку и красит волосы в светлый цвет…
Энн едва не задохнулась от негодования и изумления. Джон проводит время в Лорел-Лодже с какой-то женщиной! Ей захотелось немедленно уехать отсюда. Было такое чувство, словно она вторглась в чужие владения, подглядела в замочную скважину. Энн подбежала к двери, чувствуя, как по спине пробегает дрожь.
Подожди, не надо спешить, сказала она себе, проведя рукой по лицу. Не спеши осуждать, ты еще ничего не знаешь. Джон бывает здесь, в доме прибрано, есть запас продуктов – и слава Богу. Ведь и ты сама тоже приехала сюда не одна… Она привела под крышу родного очага почти незнакомого человека…
Энн вышла в коридор и остановилась, переводя дыхание. Напротив спальни для гостей находилась комната бабушки, дверь в которую была приоткрыта. На миг Энн показалось, что в щель пробивается свет. Энн толкнула дверь. Это оказался обман зрения. В окно светила полная луна. Она, как видно, только что пробилась из-за туч и сияла во всем своем блеске, как начищенная монета. Энн щелкнула выключателем.
Бабушкина спальня всегда была обставлена очень просто: узкая кровать с высокими спинками, старинный туалетный столик из ореха с ножками, об которые поточили зубы бабушкины питомцы, не представляли никакой ценности. В углу потертая кушетка – на ней спали собаки. В другом углу большой гардероб с зеркалом, которое сильно потускнело со временем. Все такое родное и знакомое. На простом туалетном столике стояли круглые часы. Энн завела их, и они пошли. Наверное, Джон посчитал их слишком старомодными, чтобы взять себе.
В памяти Энн возник образ сухонькой старушки в очках, с задорными седыми кудряшками, никогда не унывавшей, живо всем интересовавшейся, всегда готовой прийти на помощь в любое время дня и ночи. Наверное, она тосковала по тесному общению с соседями. Лорел-Лодж стоял слишком уединенно…
Энн присела на край кровати, живо представив лицо молодой бабушки, какой она выглядела на фотографии из семейного альбома – в летнем легком платье, с развевающимися кудрями и бокалом шампанского в руке она стоит среди гостей на какой-то вечеринке. Глаза ее глядят весело и лукаво. И сейчас Энн словно услышала голос бабушки: «Вперед и вверх, внучка. Не упусти своего счастья».
И словно в ответ снизу послышался голос Ричарда:
– Энн, камин разгорелся, стол накрыт. Где вы?
– Иду, – отозвалась Энн и ласково провела ладонью по покрывалу. – Спасибо, бабуля.
Мысль о том, что Джон приводит сюда свою любовницу, уже не вызывала в ней возмущения. В конце концов, он взрослый человек, у которого, видимо, не все ладится в семейной жизни. И ему этот дом дает ощущение покоя и безопасности.
Энн встала, бросила взгляд в зеркало, стоявшее на туалетном столике, увидела бледное овальное лицо, темные шелковистые волосы, необычно блестящие глаза и улыбнулась своему отражению.
Ты очень даже хорошенькая, Энн, сказала она себе. И ты встретишь Рождество вместе с ним! Остальное не важно.
Ричард разжег камин и вскрыл коробку, в которой, как он сказал Энн, лежал рождественский подарок от его друга. В ней оказался тщательно упакованный в фольгу зажаренный гусь, еще теплый. Пройдя на кухню, Ричард обнаружил, что Энн нет, и, пошарив в буфете, нашел подходящее овальное блюдо из белого фаянса с золотой каймой. Заметив в ящике свечи, Ричард захватил и их тоже.
В гостиной на камине стояли бронзовые подсвечники, он переставил их на стол, вставил свечи и зажег. Потом расстелил салфетки, поставил тарелки, рюмки, все время прислушиваясь. Энн ходила наверху по комнате, затем хлопнула дверь, она вышла и идет по коридору. Сейчас спустится вниз? Но нет, снова наступила тишина. Герцог Глостер вбежал в гостиную и начал нюхать воздух, вопросительно глядя на Ричарда.
– И тебе обязательно дадут угощение, – уверил его Ричард. – Сейчас твоя хозяйка спустится вниз, а пока не стоит ей мешать.
То, что Энн пригласила его заехать в ее дом и встретить Рождество вместе, явилось для Ричарда полной неожиданностью. Первой реакцией его была невероятная радость! Но отдает ли она себе отчет в том, что может за этим последовать? Его охватило сомнение. Имеет ли он право воспользоваться ситуацией? Энн не из тех девушек, которые довольствуются случайными романами…
Тогда в автомобиле он не удержался и поцеловал ее, и ощущение, которое он испытал при этом, даже испугало его. Никогда еще, целуя женщину, он не ощущал такой всепоглощающей страсти. Рядом с ней, такой воздушной и хрупкой, он чувствовал себя уверенным и сильным. Ему хотелось навсегда изгнать из ее жизни все горести, оберегать и баловать ее. Его изумляла ее неуверенность в себе. Она не сознавала своей привлекательности, своего изысканного очарования. Глядя на нее, Ричард чувствовал, как его страстное желание переплавляется в небывалую нежность. Следовало объясниться с ней, сказать, что он скоро уедет, далеко и надолго. Но он не решался…
Наверное, это расплата за те легковесные связи, которые он имел в прошлом и которым ничто не мешало. Но вот он встретил девушку, ангельски красивую и милую, но ему предстояло расстаться с ней. Невозможно требовать от женщины такого самопожертвования!
Ричард догадывался, что Энн не возражает против того, чтобы они стали близки сейчас. Но тогда он поставит ее на один уровень с остальными… Надо собраться с духом и сказать ей все, не откладывая. И будь что будет.
Он слышал, как она спустилась по лестнице, но в гостиной все не появлялась. И вот в коридоре послышались ее легкие, как у эльфа, шаги. Он обернулся и увидел ее в дверях гостиной. Энн переоделась – на ней был облегающий фигуру тонкий джемпер темно-розового цвета, вдоль плеч тянулись ряды маленьких жемчужных пуговиц. Черные бархатные брюки подчеркивали стройность ног. У него перехватило дыхание – до того она была хороша! Она смотрела на него доверчиво и вопросительно, затем ее взгляд упал на столик у камина, и глаза расширились от удивления – она увидела посередине, между тарелками с нарезанными ею сандвичами, блюдо с жареным гусем.
– Что это? Откуда? – изумленно спросила она.
– Подарок от друга. Он работает шеф-поваром в ресторане. Мы познакомились с ним у Тео.
Ричард видел, как напряжение покинуло ее и на ее лице появилось радостное детское выражение.
– Ну разве это не чудо! – воскликнула Энн. – Это будет настоящее Рождество.
Она сбегала в кухню и вернулась с пачкой бумажных салфеток. Глостер семенил вокруг стола, предвкушая пиршество.
Ричард выдвинул кресло, в которое Энн величественно опустилась, и Глостер в ту же секунду оказался у нее на коленях. Она приласкала песика и придвинула к краю стола мисочку, которую достала для него в буфете.
Ричард разлил по бокалам шампанское. Энн подняла свой бокал.
– Счастливого Рождества, Ричард. Желаю удачи и счастья.
– Счастливого Рождества, Энн. И я вам желаю счастья.
Они посмотрели друг другу в глаза и уже не могли отвести их и некоторое время сидели так, лаская друг друга взглядом.
Потом Энн опустила ресницы и отпила из своего бокала.
– Как вам нравится в Лорел-Лодже? – спросила она.
– Здесь удивительная атмосфера, – ответил Ричард то, что почувствовал с первого мгновения. – Домашняя, теплая, уютная. Сразу понимаешь, что тут жили добрые люди.
– Вы правы. – Энн поставила бокал и внимательно взглянула на него. – Мне было безумно жаль продавать Лорел-Лодж. Но сейчас я вдруг поняла, что дело не в самом доме. Я хотела сохранить детское ощущение безопасности, цеплялась за него изо всех сил, пыталась удержать прошлое. Но вдруг подумала – пусть даже этот дом продадут, пусть в нем живут и будут счастливы другие люди. Я почувствовала, что отделила его от себя, и одновременно поняла – прошлое счастье как раз и есть самое надежное. Его у нас никто не отнимет.
– Счастье вас непременно ждет и в будущем, Энн, – сказал Ричард, понимая, что отныне цель его жизни – сделать ее счастливой. Он коснулся своим бокалом бокала Энн.
– Мой прадедушка мечтал основать в этом доме династию Салливанов, но все обернулось иначе. Отец не стал жить здесь…
– Потому что этот дом напоминал ему о вашей матери? – спросил Ричард и тут же пожалел об этом.
Но Энн заговорила взволнованно и доверительно:
– Папа был специалистом по древнейшим рукописям, но после маминой смерти он не хотел оставаться в Лорел-Лодже, и вообще в Англии, и сменил спокойную работу кабинетного ученого на труд археолога-практика. Мы побывали в Иерусалиме, Непале, Александрии, Танжере… Кроме того, он хотел вывезти меня к солнцу – я каждую зиму тяжело болела гриппом. После маминой смерти отец не расставался со мной. – Она опустила голову и заморгала.
Ричард наклонился к ней и накрыл ее руку ладонью, отчего по спине Энн пробежала дрожь, а по руке и телу разлилось тепло, но сейчас это тепло не успокаивало, а, напротив, будило тайные желания, рвущиеся на волю. Она глубоко вздохнула.
– Деньги за проведение раскопок отец переводил в медицинские центры по лечению лейкемии. Об этом никто не знает. Все считают, что у меня много денег. Но я поддерживала желание отца и ни о чем не жалею. В январе я пойду работать продавщицей в книжный магазин. – Она прямо посмотрела ему в глаза. – Друг отца предлагал мне поехать с ним в Египет в археологическую экспедицию, но я поняла, что не хочу этого. Я ездила с отцом, чтобы не расставаться с ним. Теперь я хочу стать самостоятельной. Я продам нашу квартиру в Кенсингтоне, куплю маленький коттедж где-нибудь на юге Лондона, буду ухаживать за садом…
А Лорел-Лоджем пусть Джон распорядится по-своему, подумала она без тени сожаления.
– Вы уверены, что работа в книжном магазине – это то, чего вы хотите? – спросил Ричард, у которого при ее словах, что она не хотела бы никуда уезжать из Англии, сжалось сердце.
– Это пока все, на что я могу рассчитывать, – сказала она. – Когда я лучше разберусь в своих желаниях, то смогу пойти учиться и буду одновременно работать – так делают многие.
– Но мы забыли про гуся, – спохватился Ричард. – Давайте я положу вам кусочек.
Энн с готовностью протянула ему тарелку.
– Какая вкуснота! – воскликнула она минуту спустя. – Ваш друг сам его приготовил? Просто тает во рту. Приправлено с какими-то необыкновенными травами.
– Здесь у вас стоит старый магнитофон, – сказал Ричард. – Если он работает, можно поставить какую-нибудь музыку.
– Конечно, выберите то, что вам по вкусу, – кивнула Энн, вытирая руки салфеткой. – Кассеты обычно лежали в ящичке.
Ричард просмотрел кассеты и поставил старую песню группы «Битлз».
– Вы разрешите пригласить вас, Энн?
Она посмотрела ему в глаза и поднялась.
– Не ждите от меня изысканности в танце, я все молодые годы провела на раскопках.
– Ничего страшного, мэм. Ваш почтенный возраст вынесет этот медленный ритм.
Он обнял ее за талию, а она положила руки ему на плечи. Ее талия была восхитительно тонкой и гибкой. Они плавно заскользили по комнате. Энн в самом деле была неопытна в танцевальных движениях, но музыкальный слух и природная гибкость помогали ей, и через пару минут она уже уверенно кружилась, ведомая им. Ричард вдыхал ее запах и испытывал упоительное ощущение. У него вдруг потемнело в глазах, до того захотелось сжать ее в объятиях, схватить на руки и понести в спальню…
Его импульс передался Энн. Они почти замерли на месте, глядя друг другу в глаза. Он медленно приблизил к ней лицо. Губы их встретились, и все доводы рассудка растворились в пространстве. Он испытал еще небывалую доселе уверенность, что это именно его женщина, что она создана для него. С ней он мог быть самим собой, таким, каким его задумал Создатель. Не надо было играть роль героя-любовника, чувства рождались из глубокой внутренней потребности и уверенности в том, что она понимает его так, как надо.
Он целовал ее все настойчивее и почувствовал, что она отвечает ему. От этого кровь в его жилах превратилась в огненную лаву, пульс застучал в висках. Ее ладони обхватили его затылок, и он почувствовал, как она приникла к нему всем телом. Он не помнил, как увлек ее на диван, стоявший в глубине комнаты. Его пальцы нащупали жемчужные пуговицы джемпера на ее плече и медленно начали их расстегивать. Энн слегка вздрогнула, но не остановила его, только откинула голову назад и заглянула ему в глаза.
– Да, Ричард, я хочу этого… – пробормотала она и увидела, как он замер, его потемневшие от страсти глаза постепенно фокусировались на ее лице. Он будто вдруг увидел ее заново. И Энн почувствовала, как его руки медленно разжались.
Разочарование, ни с чем не сравнимая досада охватили ее. Она вскинула голову.
– Энн… я ничего так не хочу, но еще немного, и я уже не смогу с собой справиться. Нам не следует это делать… именно сейчас, – выговорил Ричард, переводя дыхание.
Она смотрела на него непонимающим взглядом, и он сознавал, что нанес ей обиду. Но он знал, что если сейчас сделает ее своей, то на всю жизнь примет на себя ответственность за нее. Он не мог назвать ее своей, не поговорив с ней серьезно и основательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18