Творить добро — в отличие от тех, кто преуспел в разговорном жанре и несет любую чушь с единственной целью: очернить и оскорбить.
— Но, Лаура, кто тебя оскорблял? Ты какая-то странная в этом году. Все время что-то пишешь, витаешь в облаках. Ты не влюбилась ли, случаем? Карло, тебе как кажется? А тебе, Франческо?
— Ну конечно, Лаура безумно влюблена… Разве вы не знаете — мы только что обручились?
— Франческо, все бы тебе шутки шутить… Ладно, расскажи о чем-нибудь другом.
Вы зря меня спросили, я в глубокой депрессии из-за нового тысячелетия. Мне осточертела работа главного редактора мужского журнала, меня тошнит от последних тенденций, с каждой новой молодежной дискотекой я чувствую себя все более старым. И я начинаю уставать от Эст-рема Оази и его пафосных обитателей: позавчера я видел Синибальди. Он гулял с сигарой во рту. Представьте себе аскетическую рубашку на потном теле и скучающее лицо гуру, который с трудом переносит блага цивилизации. Ему можно только посочувствовать… Знаете, кончится тем, что я пойду просить политического убежища у дона Джузеппе: тарелка супа по здешним ценам — дело нешуточное.
— Ты смеешься, а на самом деле это самое лучшее, что мы можем сделать: бросить бесполезную, давно надоевшую работу. Вокруг одни завистники и притворщики, как можно работать с такими людьми?
— А я не завистница и не притворщица и считаю, что у нас самая лучшая в мире работа. Все зависит от того, как ты ее делаешь…
— Ты что, знаешь хоть одного журналиста, который хорошо делает свое дело? Свободного, смелого, независимого? Не пресмыкающегося перед начальством, не продажного и не алчного?
Молодец, Франческо, покажи ей, дуре… Яне хочу быть занудой и спорить с коллегой… И потом, было бы с кем! Питалуга — вечная неудачница, на нее просто смешно смотреть.
— Я думаю, что мы уже в том возрасте, когда бесполезно винить других в собственных неудачах и пора посмотреть правде в лицо… Мне безумно хочется сменить дом, привычки, работу и посвятить себя чему-то полезному, сделать что-то реальное в этой жизни…
— Что? Бегать каждый день?
Да заткнется она наконец, эта дура? Господи, как же она меня бесит!
— Это я и так делаю.
— И результат налицо! Фигура модели! Лаура, выходи за меня замуж, я не такая уж плохая партия… Топо подружится с Амвросием, им вдвоем будет гораздо веселей. У меня дома есть потрясающая терраса. Если хочешь, переедем сюда. Да хоть в общежитие к дону Джузеппе!
— Не хочу тебя разочаровывать, Франческо, но я не представляю себе Лауру у плиты. Не тот у нее имидж.
— Молодец, Мария-Роза. А мне кажется, что ты слишком любишь свою работу и уверена в своей жизненной позиции, о которой все время рассказываешь, хотя сегодня, следуя моде, изображаешь из себя женщину в кризисе.
— Прости, что ты знаешь о моем кризисе? Какое твое дело? Мы только что познакомились, в школе мы учились в разных классах, на разных этажах, прошлым летом я сдуру поздоровалась с тобой и познакомила тебя со своей подругой. И с тех пор ты вечно вертишься под ногами, споришь и возражаешь мне, пользуясь второсортными остротами.
— Лаура, успокойся…
— Мне надоело слушать твою болтовню, со мной ты язвишь, а другим льстишь и извиваешься, как червяк… Что я тебе сделала? Скажи, в чем проблема?
— У меня нет слов, ты немного не в себе…
— Лаура, бог с ним, ничего не случилось, небольшая разница во взглядах и все…
— Эта ссора просто смешна, бывает, вляпаешься в какую-то идиотскую дискуссию, до которой тебе нет никакого дела…
— Бросьте, давайте закажем еще бутылку и выпьем…
— Я ничего не прошу, я просто уйду, вот и все… Франческо, ты проводишь меня?
— Лаура, перестань, ты слишком красива, когда злишься! Когда ты заливаешься краской, это так сексуально…
— Если ты меня не провожаешь, я вызову такси, а если не найду такси, пойду пешком… За этим столом я не останусь ни минуты. Карло, Мария-Роза, Джакопо, извините меня. Ну что, Франческо, ты решил?
— Как скажешь. Я поймаю такси и провожу тебя… Счастливо оставаться!
Глава третья
Он спешно вытаскивает чемоданы и ставит их на пол: скорей бы покончить с этим кошмарным отпуском! Лицо жены мрачнее тучи и не предвещает ничего хорошего. Их совместную жизнь можно вынести только в городе, в повседневной суете. Он всегда занят своими делами, а она хандрит и жалуется на Милан, но на море, на затерянном в океане острове, слишком большой риск сорваться и сказать: «Все кончено, какого черта мы до сих пор вместе?» Дочь выросла и заявила, что не может больше терпеть деспотизм Андрея и молчаливую покорность Елены; она даже заикаться перестала, когда бросала им в лицо эти слова, полные злобы и обид. Их дочь — не слишком привлекательная девушка, но характер уже проявился. Характер она унаследовала от отца — уже хорошо. Она бы даже в фашистскую партию записалась, чтобы насолить ему. Но это все-таки лучше, чем хныкающая, жалкая уродина в депрессии. Картину дополняла высокомерная служанка, на которой держался весь дом. Они отлично уживались вместе: Елена — постоянно под действием антидепрессантов; Сабрина все время где-то шлялась или сидела, закрывшись с друзьями в своей комнате (ну и уроды: серьги в носу и на языке, из штанов торчат трусы, на коленках заплаты); он сам в разъездах или на работе допоздна (официальная версия, которой он вот уже двадцать лет успешно прикрывает свои бесчисленные свидания). Чемоданы собраны, Елена смотрит на него со злобой, вызванной жалостью к себе: она прекрасно понимает, что ждет ее по возвращении в Милан. К ее загорелому лицу очень идет голубое платье, она элегантная женщина и, по правде говоря, вполне сносно выглядит, если б только не морщины по всему лицу. Женщину красит любовь, а он не хочет свою жену уже больше десяти лет. В молодости она была лакомым кусочком, его Елена; ей так шли обтягивающие брюки, сапоги и короткие юбки! Что за уродство современная мода! Она была из богатой и уважаемой семьи, но его привлекло не только это. Он был влюблен в ее прозрачные глаза, в ее загадочный взгляд. Он никогда не мог угадать, о чем она думала. Как они докатились до такой жизни? Как они превратились в двух чужаков, которые приписывают друг другу все человеческие недостатки, как делают только слишком близкие люди? Кто знает, может быть, она тоже изменяла ему все эти годы? Из всех его романов как минимум восемь были серьезными и значимыми, из тех, что оставляют след на всю жизнь. Как история с Лаурой, что так жестоко с ним обошлась. Стоп, он больше не будет думать о ней. Слава богу, июль уже почти закончился, август он, как всегда, проведет в деревне, умирая от тоски. Здоровый, размеренный образ жизни, неторопливость, чтение у камина, калорийные ужины с напыщенными друзьями и родственниками, в общем, все прелести семейного отдыха. Легкая, но постоянная скука — лучший способ восстановить свои силы к сентябрю, каждый день которого забит под завязку работой и деловыми встречами. Он не мог дождаться, когда снова примется за дело, будет просыпаться рано утром, спешить на переговоры, копить стресс, кричать на безмозглых подчиненных и злиться на удачливых конкурентов. Он снова начнет развлекаться с девушками, выберет себе кого-нибудь из старых подружек — у него есть специальная записная книжка с их телефонами, хотя он и не любит появляться на публике со своими бывшими. Женщины думают, что, расставшись с ними, мужчины только и делают, что плачут в подушку. Неужели хоть один умный, с чувством юмора мужик будет заниматься такой ерундой? Нет, в свободное время мужики любят отдохнуть, посмотреть футбольные матчи, почитать книги и газеты, проверить котировки акций на бирже, поговорить с финансистами. А вовсе не трепаться часами с подружками, вспоминая романтические свидания и ужины при свечах, разрабатывая коварные планы завоевания, жалуясь на отсутствие внимания со стороны любимого и бесконечно сплетничая обо всех знакомых и незнакомых людях на земле. У мужчин есть работа, она и утешает их в трудную минуту. У них есть цели, которые надо достигать, не растрачивая время впустую. Сколько раз они с Лаурой смеялись над этим! У нее отличное чувство юмора, она смеется и над собой, и над жизнью, а это признак ума и смелости. Независимая и волевая женщина, амбициозная, но не карьеристка, с развивающейся манией величия, но хрупкая, любая неожиданность способна выбить ее из колеи. Временами она непосредственна и легкомысленна, как маленькая девочка, а иногда кажется такой взрослой, гораздо старше себя. Барби-амазонка: не ребячится, не хитрит, а сражается честно и по правилам. К сожалению, у нее не стало мужа, и она влюбилась в него. Нет в мире совершенства.
Глава четвертая
— Давай постоим и посмотрим на звезды. Раньше я это очень любила, лишь в этом году изменила своим привычкам. Тебе принести что-нибудь выпить? Есть не хочешь? Горячее нам так и не подали!
— Так даже лучше, много есть вредно. Здесь такая тишина… Просто дух захватывает!
— Да. Вилла Тоески по ночам просто великолепна!
— В темноте тени кипарисов похожи на охраняющих нас стражников. Здесь все заботы уходят, кажутся далекими и неважными. А лунный свет… ты в лунном свете… Лаура, ты так красива сегодня…
— А мне все это видится по-другому.
— Touche. Я перегнул палку, ударился в романтику. Итак, про что наш фильм сегодня?
— Про небо. Небо — главный герой. А мы с тобой — маленькие букашки.
— Абсолютно бесполезные маленькие букашки встретились совершенно случайно.
— Малюсенькие незаметные точки на большом экране.
— Мне стало легче: я почувствовал себя таким ничтожным! В Милане подобную ночь даже представить себе невозможно, правда?
— Может, оно и к лучшему. Здесь, вдалеке от большого города, мы превращаемся в насекомых, которых в любой момент может съесть какой-нибудь жук или затащить в свою паутину паук.
— Его величество случай…
— Хватит, еще чуть-чуть — и мы начнем цитировать Леопарди, по части поэзии он убедительнее нас.
Почему ты боишься дать себе волю, Лаура? Показать себя чувствительной и хрупкой, пусть банальной, но настоящей? Если б ты знала, сколько ты теряешь, прячась при каждом удобном случае за иронию и сарказм!
— А я не знаю, дорогой мой Франче, я не знаю, сколько я теряю! Может, мы ни черта не знаем, потому что боимся узнать?
— Или потому, что уже слишком поздно что-то менять, пробовать жить проще, заглядывать вперед.
— Да просто чтобы понять.
— Тебе очень не хватает Стефано?
— Несколько лет назад я бы не смогла выглянуть в окно в такую ночь. Постепенно я научилась разговаривать с ним, я представляла себе, как он дремлет в кресле или смотрит с неподдельным восторгом идиотский фильм по телевизору.
— Как он любил идти против течения! Вечно сомневающийся Обломов в мире хронически деятельных людей, всегда и во всем уверенных.
— Точно, благородный молодой человек из прошлого века, который предпочитает проигрыш, потому что победа не бывает элегантной.
— И амбиции тоже, но свои амбиции он холил и лелеял. У него был талант, у твоего Стефано…
— Я знаю, у меня лежат сотни исписанных им страниц, они замечательны.
— Почему ты не разберешь их? Может, хватит на книгу?
— Я уже давно собираюсь это сделать, но не могу: слишком больно. Читаю абзац — и начинаю ощущать панический страх, не могу дышать: кажется, что он стоит рядом, и мы обсуждаем, вставить прилагательное или нет.
— Вы двое все время спорили о литературе, а я вам завидовал: счастливая, талантливая пара.
— А сколько бесценных советов он мне давал! Мне не хватает наших с ним разговоров в четыре часа ночи, споров о дневных происшествиях и о знакомых… Мы были редакторами нашего собственного журнала, который читали только мы одни.
— Идеальный, стопроцентно востребованный журнал.
— Так странно, я помню наши бесчисленные разговоры, но совсем не помню его тела, иногда я не могу вспомнить черт его лица, только уши: маленькие и смешные, как у ребенка.
— Почему у вас не было детей?
— Мы были молоды и уверены в том, что не хотим их, нам казалось банальным погрузиться в быт, превратиться в классическую семью. Красиво одеваться по воскресеньям и отправляться втроем в гости к бабушке и дедушке: в коляске ребенок с куклой, а мы несем бутылочки с детским питанием.
— Вы так это себе представляли?
— Именно. А мы так гордились друг другом, нам было так интересно вдвоем, нам казалось, что ребенок только разрушит нашу гармонию.
— Странно, бросалась в глаза ваша оригинальность, а не гордость. Ты знаешь, что вас называли иррациональной парой?
— Конечно. Кто бы мог подумать, что мы поладим: я — взбалмошная и общительная, и Стефано — обидчивый и замкнутый.
— Но вы так подходили друг другу…
— Да, и нам хватало друг друга, в глубине души мы были гораздо более похожи, чем казалось. Нам нравилась наша жизнь, мы сознательно ее выбрали и наслаждались ею.
— Счастливчики.
— Если бы Стефано был жив, может, мы бы в какой-то момент и перестали быть самодостаточными, и в нашей жизни тоже появились бы сиропы от кашля, памперсы и погремушки.
— Или, как многие тридцатилетние, вы бросились бы рожать детей, пока не стало слишком поздно.
— Родить накануне сорокалетия, чтобы продлить молодость, найти себе новое занятие, подзарядиться энергией…
— Или почувствовать настоящее счастье, Лаура. Моя дочь Констанца — мой цветочек в петлице, моя единственная победа, единственное, что нам удалось сделать достойного в нашем катастрофически неудачном браке.
— Она, между прочим, самая умная из вас троих. Как дела с Клаудией?
— А как ты думаешь? Каждый раз, когда созваниваемся, ругаемся, повод каждый раз новый, она изобретает их со скоростью света: низкие алименты, отсутствие у меня чувства ответственности, недостаточный интерес к занятиям Констанцы, я не общаюсь с ее учителями, дарю бесполезные подарки. Она хочет, чтобы я был с дочерью, когда это удобно ей! А на все лето отправляет ее к родителям на море, и я почти совсем с ней не вижусь.
— Почему, по-твоему, она ведет себя так? Она несчастлива? Как ее личная жизнь?
— Какая там личная жизнь! Кто захочет встречаться с больной на всю голову истеричкой за сорок?
— Будь с ней поласковей, вы же любили друг друга когда-то.
— Наш брак — природный катаклизм. Никакими дамбами и плотинами его было не спасти. Мы начали жить вместе, хотя ни она, ни я не были до конца уверены в том, что это правильно. Даже Амброзии удивился. Почти сразу же родилась Констанца, и я подумал: это судьба, пора мне создать настоящую семью…
— А ты уверен, что сделал все, что мог?
— Уверен. Клянусь, я изо всех сил пытался спасти нас! Господи, почему мне удаются самые невероятные предприятия, а здесь я потерпел полное фиаско?
— Ну, здесь ты упал не ниже других.
— Чего нам не хватает? Почему у нас не получается?
— Потому что мы не верим в успех, это типичная ошибка интеллектуалов и им подобных, у нас слишком много знаний, мы не можем слепо верить в удачу, в свои силы…
— Но я не интеллектуал.
— Я сказала: интеллектуалов и им подобных.
— Милая моя Лаура, ты будешь моим спасательным кругом, когда мой корабль попадет в экзистенциальный шторм.
— Мой попадет туда первым. Я живу в своем идеальном мирке, отгородившись ото всех и вся. Сначала я думала, что такая жизнь досталась мне в наследство от чересчур бурной и мятежной молодости, а сейчас понимаю, что это классический образ жизни старой девы.
— Ну, на классическую старую деву ты не тянешь…
— Послушай, несмотря на то что со мной случилось, я рада, что у меня нет детей, что после меня все закончится. Я свободна как воздух, по большому счету, мне не страшны удары судьбы. Аминь.
— Звучит не слишком весело, но убедительно.
— Моя юношеская храбрость и решимость теперь мне кажутся идеализмом.
— Понимаю, ты привыкла рассчитывать только на свои силы, двигаться вперед, не оглядываясь на других и не прислушиваясь к чужому мнению. Но ты знаешь, без Констанцы мне было бы гораздо хуже.
— Так и вижу вас вместе: идеальная пара — отец и дочь. Ты просто чудо!
— Да, но ты меня не хочешь.
— Предать дружбу — совершить святотатство.
— Ты умеешь поставить меня на место! Давай лучше вернемся к нашему разговору.
— У меня такое чувство, что мне только кажется, что я свободно дышу. Я никогда не боялась ошибаться, но…
— Чего ты боишься?
Сейчас? Хочешь, прочту тебе лекцию о тотальной неуверенности? Я боюсь всего: растратить свою жизнь, превратиться в сухую и сморщенную старуху, чье лицо напоминает лимон, упавший с джипа, мчащегося сквозь пустыню. Представляешь, состарившаяся красавица! Такой никто не захочет прийти на помощь, выслушать в трудную минуту.
— Ты никогда не состаришься, Лаура.
— Не подхалимничай!
— Хорошо! Ты влюблялась после Стефано? Можешь не отвечать.
— Почему нет? Сегодня вечер откровений, я начинаю благодарить Питалугу… Так приятно довериться тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Но, Лаура, кто тебя оскорблял? Ты какая-то странная в этом году. Все время что-то пишешь, витаешь в облаках. Ты не влюбилась ли, случаем? Карло, тебе как кажется? А тебе, Франческо?
— Ну конечно, Лаура безумно влюблена… Разве вы не знаете — мы только что обручились?
— Франческо, все бы тебе шутки шутить… Ладно, расскажи о чем-нибудь другом.
Вы зря меня спросили, я в глубокой депрессии из-за нового тысячелетия. Мне осточертела работа главного редактора мужского журнала, меня тошнит от последних тенденций, с каждой новой молодежной дискотекой я чувствую себя все более старым. И я начинаю уставать от Эст-рема Оази и его пафосных обитателей: позавчера я видел Синибальди. Он гулял с сигарой во рту. Представьте себе аскетическую рубашку на потном теле и скучающее лицо гуру, который с трудом переносит блага цивилизации. Ему можно только посочувствовать… Знаете, кончится тем, что я пойду просить политического убежища у дона Джузеппе: тарелка супа по здешним ценам — дело нешуточное.
— Ты смеешься, а на самом деле это самое лучшее, что мы можем сделать: бросить бесполезную, давно надоевшую работу. Вокруг одни завистники и притворщики, как можно работать с такими людьми?
— А я не завистница и не притворщица и считаю, что у нас самая лучшая в мире работа. Все зависит от того, как ты ее делаешь…
— Ты что, знаешь хоть одного журналиста, который хорошо делает свое дело? Свободного, смелого, независимого? Не пресмыкающегося перед начальством, не продажного и не алчного?
Молодец, Франческо, покажи ей, дуре… Яне хочу быть занудой и спорить с коллегой… И потом, было бы с кем! Питалуга — вечная неудачница, на нее просто смешно смотреть.
— Я думаю, что мы уже в том возрасте, когда бесполезно винить других в собственных неудачах и пора посмотреть правде в лицо… Мне безумно хочется сменить дом, привычки, работу и посвятить себя чему-то полезному, сделать что-то реальное в этой жизни…
— Что? Бегать каждый день?
Да заткнется она наконец, эта дура? Господи, как же она меня бесит!
— Это я и так делаю.
— И результат налицо! Фигура модели! Лаура, выходи за меня замуж, я не такая уж плохая партия… Топо подружится с Амвросием, им вдвоем будет гораздо веселей. У меня дома есть потрясающая терраса. Если хочешь, переедем сюда. Да хоть в общежитие к дону Джузеппе!
— Не хочу тебя разочаровывать, Франческо, но я не представляю себе Лауру у плиты. Не тот у нее имидж.
— Молодец, Мария-Роза. А мне кажется, что ты слишком любишь свою работу и уверена в своей жизненной позиции, о которой все время рассказываешь, хотя сегодня, следуя моде, изображаешь из себя женщину в кризисе.
— Прости, что ты знаешь о моем кризисе? Какое твое дело? Мы только что познакомились, в школе мы учились в разных классах, на разных этажах, прошлым летом я сдуру поздоровалась с тобой и познакомила тебя со своей подругой. И с тех пор ты вечно вертишься под ногами, споришь и возражаешь мне, пользуясь второсортными остротами.
— Лаура, успокойся…
— Мне надоело слушать твою болтовню, со мной ты язвишь, а другим льстишь и извиваешься, как червяк… Что я тебе сделала? Скажи, в чем проблема?
— У меня нет слов, ты немного не в себе…
— Лаура, бог с ним, ничего не случилось, небольшая разница во взглядах и все…
— Эта ссора просто смешна, бывает, вляпаешься в какую-то идиотскую дискуссию, до которой тебе нет никакого дела…
— Бросьте, давайте закажем еще бутылку и выпьем…
— Я ничего не прошу, я просто уйду, вот и все… Франческо, ты проводишь меня?
— Лаура, перестань, ты слишком красива, когда злишься! Когда ты заливаешься краской, это так сексуально…
— Если ты меня не провожаешь, я вызову такси, а если не найду такси, пойду пешком… За этим столом я не останусь ни минуты. Карло, Мария-Роза, Джакопо, извините меня. Ну что, Франческо, ты решил?
— Как скажешь. Я поймаю такси и провожу тебя… Счастливо оставаться!
Глава третья
Он спешно вытаскивает чемоданы и ставит их на пол: скорей бы покончить с этим кошмарным отпуском! Лицо жены мрачнее тучи и не предвещает ничего хорошего. Их совместную жизнь можно вынести только в городе, в повседневной суете. Он всегда занят своими делами, а она хандрит и жалуется на Милан, но на море, на затерянном в океане острове, слишком большой риск сорваться и сказать: «Все кончено, какого черта мы до сих пор вместе?» Дочь выросла и заявила, что не может больше терпеть деспотизм Андрея и молчаливую покорность Елены; она даже заикаться перестала, когда бросала им в лицо эти слова, полные злобы и обид. Их дочь — не слишком привлекательная девушка, но характер уже проявился. Характер она унаследовала от отца — уже хорошо. Она бы даже в фашистскую партию записалась, чтобы насолить ему. Но это все-таки лучше, чем хныкающая, жалкая уродина в депрессии. Картину дополняла высокомерная служанка, на которой держался весь дом. Они отлично уживались вместе: Елена — постоянно под действием антидепрессантов; Сабрина все время где-то шлялась или сидела, закрывшись с друзьями в своей комнате (ну и уроды: серьги в носу и на языке, из штанов торчат трусы, на коленках заплаты); он сам в разъездах или на работе допоздна (официальная версия, которой он вот уже двадцать лет успешно прикрывает свои бесчисленные свидания). Чемоданы собраны, Елена смотрит на него со злобой, вызванной жалостью к себе: она прекрасно понимает, что ждет ее по возвращении в Милан. К ее загорелому лицу очень идет голубое платье, она элегантная женщина и, по правде говоря, вполне сносно выглядит, если б только не морщины по всему лицу. Женщину красит любовь, а он не хочет свою жену уже больше десяти лет. В молодости она была лакомым кусочком, его Елена; ей так шли обтягивающие брюки, сапоги и короткие юбки! Что за уродство современная мода! Она была из богатой и уважаемой семьи, но его привлекло не только это. Он был влюблен в ее прозрачные глаза, в ее загадочный взгляд. Он никогда не мог угадать, о чем она думала. Как они докатились до такой жизни? Как они превратились в двух чужаков, которые приписывают друг другу все человеческие недостатки, как делают только слишком близкие люди? Кто знает, может быть, она тоже изменяла ему все эти годы? Из всех его романов как минимум восемь были серьезными и значимыми, из тех, что оставляют след на всю жизнь. Как история с Лаурой, что так жестоко с ним обошлась. Стоп, он больше не будет думать о ней. Слава богу, июль уже почти закончился, август он, как всегда, проведет в деревне, умирая от тоски. Здоровый, размеренный образ жизни, неторопливость, чтение у камина, калорийные ужины с напыщенными друзьями и родственниками, в общем, все прелести семейного отдыха. Легкая, но постоянная скука — лучший способ восстановить свои силы к сентябрю, каждый день которого забит под завязку работой и деловыми встречами. Он не мог дождаться, когда снова примется за дело, будет просыпаться рано утром, спешить на переговоры, копить стресс, кричать на безмозглых подчиненных и злиться на удачливых конкурентов. Он снова начнет развлекаться с девушками, выберет себе кого-нибудь из старых подружек — у него есть специальная записная книжка с их телефонами, хотя он и не любит появляться на публике со своими бывшими. Женщины думают, что, расставшись с ними, мужчины только и делают, что плачут в подушку. Неужели хоть один умный, с чувством юмора мужик будет заниматься такой ерундой? Нет, в свободное время мужики любят отдохнуть, посмотреть футбольные матчи, почитать книги и газеты, проверить котировки акций на бирже, поговорить с финансистами. А вовсе не трепаться часами с подружками, вспоминая романтические свидания и ужины при свечах, разрабатывая коварные планы завоевания, жалуясь на отсутствие внимания со стороны любимого и бесконечно сплетничая обо всех знакомых и незнакомых людях на земле. У мужчин есть работа, она и утешает их в трудную минуту. У них есть цели, которые надо достигать, не растрачивая время впустую. Сколько раз они с Лаурой смеялись над этим! У нее отличное чувство юмора, она смеется и над собой, и над жизнью, а это признак ума и смелости. Независимая и волевая женщина, амбициозная, но не карьеристка, с развивающейся манией величия, но хрупкая, любая неожиданность способна выбить ее из колеи. Временами она непосредственна и легкомысленна, как маленькая девочка, а иногда кажется такой взрослой, гораздо старше себя. Барби-амазонка: не ребячится, не хитрит, а сражается честно и по правилам. К сожалению, у нее не стало мужа, и она влюбилась в него. Нет в мире совершенства.
Глава четвертая
— Давай постоим и посмотрим на звезды. Раньше я это очень любила, лишь в этом году изменила своим привычкам. Тебе принести что-нибудь выпить? Есть не хочешь? Горячее нам так и не подали!
— Так даже лучше, много есть вредно. Здесь такая тишина… Просто дух захватывает!
— Да. Вилла Тоески по ночам просто великолепна!
— В темноте тени кипарисов похожи на охраняющих нас стражников. Здесь все заботы уходят, кажутся далекими и неважными. А лунный свет… ты в лунном свете… Лаура, ты так красива сегодня…
— А мне все это видится по-другому.
— Touche. Я перегнул палку, ударился в романтику. Итак, про что наш фильм сегодня?
— Про небо. Небо — главный герой. А мы с тобой — маленькие букашки.
— Абсолютно бесполезные маленькие букашки встретились совершенно случайно.
— Малюсенькие незаметные точки на большом экране.
— Мне стало легче: я почувствовал себя таким ничтожным! В Милане подобную ночь даже представить себе невозможно, правда?
— Может, оно и к лучшему. Здесь, вдалеке от большого города, мы превращаемся в насекомых, которых в любой момент может съесть какой-нибудь жук или затащить в свою паутину паук.
— Его величество случай…
— Хватит, еще чуть-чуть — и мы начнем цитировать Леопарди, по части поэзии он убедительнее нас.
Почему ты боишься дать себе волю, Лаура? Показать себя чувствительной и хрупкой, пусть банальной, но настоящей? Если б ты знала, сколько ты теряешь, прячась при каждом удобном случае за иронию и сарказм!
— А я не знаю, дорогой мой Франче, я не знаю, сколько я теряю! Может, мы ни черта не знаем, потому что боимся узнать?
— Или потому, что уже слишком поздно что-то менять, пробовать жить проще, заглядывать вперед.
— Да просто чтобы понять.
— Тебе очень не хватает Стефано?
— Несколько лет назад я бы не смогла выглянуть в окно в такую ночь. Постепенно я научилась разговаривать с ним, я представляла себе, как он дремлет в кресле или смотрит с неподдельным восторгом идиотский фильм по телевизору.
— Как он любил идти против течения! Вечно сомневающийся Обломов в мире хронически деятельных людей, всегда и во всем уверенных.
— Точно, благородный молодой человек из прошлого века, который предпочитает проигрыш, потому что победа не бывает элегантной.
— И амбиции тоже, но свои амбиции он холил и лелеял. У него был талант, у твоего Стефано…
— Я знаю, у меня лежат сотни исписанных им страниц, они замечательны.
— Почему ты не разберешь их? Может, хватит на книгу?
— Я уже давно собираюсь это сделать, но не могу: слишком больно. Читаю абзац — и начинаю ощущать панический страх, не могу дышать: кажется, что он стоит рядом, и мы обсуждаем, вставить прилагательное или нет.
— Вы двое все время спорили о литературе, а я вам завидовал: счастливая, талантливая пара.
— А сколько бесценных советов он мне давал! Мне не хватает наших с ним разговоров в четыре часа ночи, споров о дневных происшествиях и о знакомых… Мы были редакторами нашего собственного журнала, который читали только мы одни.
— Идеальный, стопроцентно востребованный журнал.
— Так странно, я помню наши бесчисленные разговоры, но совсем не помню его тела, иногда я не могу вспомнить черт его лица, только уши: маленькие и смешные, как у ребенка.
— Почему у вас не было детей?
— Мы были молоды и уверены в том, что не хотим их, нам казалось банальным погрузиться в быт, превратиться в классическую семью. Красиво одеваться по воскресеньям и отправляться втроем в гости к бабушке и дедушке: в коляске ребенок с куклой, а мы несем бутылочки с детским питанием.
— Вы так это себе представляли?
— Именно. А мы так гордились друг другом, нам было так интересно вдвоем, нам казалось, что ребенок только разрушит нашу гармонию.
— Странно, бросалась в глаза ваша оригинальность, а не гордость. Ты знаешь, что вас называли иррациональной парой?
— Конечно. Кто бы мог подумать, что мы поладим: я — взбалмошная и общительная, и Стефано — обидчивый и замкнутый.
— Но вы так подходили друг другу…
— Да, и нам хватало друг друга, в глубине души мы были гораздо более похожи, чем казалось. Нам нравилась наша жизнь, мы сознательно ее выбрали и наслаждались ею.
— Счастливчики.
— Если бы Стефано был жив, может, мы бы в какой-то момент и перестали быть самодостаточными, и в нашей жизни тоже появились бы сиропы от кашля, памперсы и погремушки.
— Или, как многие тридцатилетние, вы бросились бы рожать детей, пока не стало слишком поздно.
— Родить накануне сорокалетия, чтобы продлить молодость, найти себе новое занятие, подзарядиться энергией…
— Или почувствовать настоящее счастье, Лаура. Моя дочь Констанца — мой цветочек в петлице, моя единственная победа, единственное, что нам удалось сделать достойного в нашем катастрофически неудачном браке.
— Она, между прочим, самая умная из вас троих. Как дела с Клаудией?
— А как ты думаешь? Каждый раз, когда созваниваемся, ругаемся, повод каждый раз новый, она изобретает их со скоростью света: низкие алименты, отсутствие у меня чувства ответственности, недостаточный интерес к занятиям Констанцы, я не общаюсь с ее учителями, дарю бесполезные подарки. Она хочет, чтобы я был с дочерью, когда это удобно ей! А на все лето отправляет ее к родителям на море, и я почти совсем с ней не вижусь.
— Почему, по-твоему, она ведет себя так? Она несчастлива? Как ее личная жизнь?
— Какая там личная жизнь! Кто захочет встречаться с больной на всю голову истеричкой за сорок?
— Будь с ней поласковей, вы же любили друг друга когда-то.
— Наш брак — природный катаклизм. Никакими дамбами и плотинами его было не спасти. Мы начали жить вместе, хотя ни она, ни я не были до конца уверены в том, что это правильно. Даже Амброзии удивился. Почти сразу же родилась Констанца, и я подумал: это судьба, пора мне создать настоящую семью…
— А ты уверен, что сделал все, что мог?
— Уверен. Клянусь, я изо всех сил пытался спасти нас! Господи, почему мне удаются самые невероятные предприятия, а здесь я потерпел полное фиаско?
— Ну, здесь ты упал не ниже других.
— Чего нам не хватает? Почему у нас не получается?
— Потому что мы не верим в успех, это типичная ошибка интеллектуалов и им подобных, у нас слишком много знаний, мы не можем слепо верить в удачу, в свои силы…
— Но я не интеллектуал.
— Я сказала: интеллектуалов и им подобных.
— Милая моя Лаура, ты будешь моим спасательным кругом, когда мой корабль попадет в экзистенциальный шторм.
— Мой попадет туда первым. Я живу в своем идеальном мирке, отгородившись ото всех и вся. Сначала я думала, что такая жизнь досталась мне в наследство от чересчур бурной и мятежной молодости, а сейчас понимаю, что это классический образ жизни старой девы.
— Ну, на классическую старую деву ты не тянешь…
— Послушай, несмотря на то что со мной случилось, я рада, что у меня нет детей, что после меня все закончится. Я свободна как воздух, по большому счету, мне не страшны удары судьбы. Аминь.
— Звучит не слишком весело, но убедительно.
— Моя юношеская храбрость и решимость теперь мне кажутся идеализмом.
— Понимаю, ты привыкла рассчитывать только на свои силы, двигаться вперед, не оглядываясь на других и не прислушиваясь к чужому мнению. Но ты знаешь, без Констанцы мне было бы гораздо хуже.
— Так и вижу вас вместе: идеальная пара — отец и дочь. Ты просто чудо!
— Да, но ты меня не хочешь.
— Предать дружбу — совершить святотатство.
— Ты умеешь поставить меня на место! Давай лучше вернемся к нашему разговору.
— У меня такое чувство, что мне только кажется, что я свободно дышу. Я никогда не боялась ошибаться, но…
— Чего ты боишься?
Сейчас? Хочешь, прочту тебе лекцию о тотальной неуверенности? Я боюсь всего: растратить свою жизнь, превратиться в сухую и сморщенную старуху, чье лицо напоминает лимон, упавший с джипа, мчащегося сквозь пустыню. Представляешь, состарившаяся красавица! Такой никто не захочет прийти на помощь, выслушать в трудную минуту.
— Ты никогда не состаришься, Лаура.
— Не подхалимничай!
— Хорошо! Ты влюблялась после Стефано? Можешь не отвечать.
— Почему нет? Сегодня вечер откровений, я начинаю благодарить Питалугу… Так приятно довериться тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15