Нелли металась туда-сюда, как дикий зверь в клетке. Она едва смотрела на танцоров, а только подносила новые и новые подносы.
— Почему нет Берти? — поинтересовалась Астрид. — Я думала, что она твоя лучшая подруга.
— Ты ошибалась, — лаконично ответила я. Больше о Берти никто не вспомнил, а я грешным делом мечтала, что она сидит дома одна, скучает и завидует нам. Эта мысль согревала меня весь вечер.
Мы очень много танцевали, и Мортон — высокий и тихий Мортон — не отходил от меня ни на шаг. Первый раз в моем доме собралось так много моих ровесников, и, остановившись на пороге веранды и оглядывая комнату, я вдруг подумала, что ошиблась дверью. Мне стало одиноко и неуютно. Это не было моим домом, а люди не были моими друзьями. Мы попали в какой-то безымянный особняк — едва незнакомые люди и испорченная девочка, которая устраивает вечеринку.
Когда Нелли подала сандвичи, я почему-то вынула из буфета бутылку водки. Никто не выказал особого удивления, но я знала, что ввела новую моду — впредь все, кто устраивал вечеринки, должны были подавать на стол водку или что-то такое же крепкое. Когда все выпили, в комнате немного повеселело. Танцы стали более дикими, а ребята разбрелись по дому. Я сама выпила две больших рюмки водки и полстакана пива, и, хотя не опьянела, почувствовала себя легкомысленной и равнодушной. Меня ничто не могло рассмешить, наоборот, несколько раз мне очень хотелось заплакать. Где же мама, которая мне должна что-нибудь посоветовать, — подумалось мне. Наверняка, она сидела у камина в гостиной дядя Хенинга, а может, первый же чинный поцелуй у порога увел их в спальню?
А папа? Я знала, что ему давно уже не хватает вылазок во время командировок, и он завел постоянную любовницу, с которой даже появлялся на людях, как будто это было совершенно естественно. Я ненавидела эту женщину, хотя никогда ее не видела. Наверняка, это была толстая, большая и вульгарная бабища, — по крайней мере так мне казалось тогда. Я представляла себе, как мы встретимся.
— Значит это вы, — сказала бы я. — Не стряхивайте, пожалуйста, пепел в вазу, пепельница перед вами. Кстати, лак на среднем пальце облупился, но никто, кроме меня, этого не заметит. Так сколько вы просите в месяц? Ой, простите, мы не поняли друг друга, я думала, что вы ищете место горничной.
Мне было ужасно жаль папу, я скучала по нему среди всех этих гостей. Почему они с мамой оставили меня одну с людьми, которые ничего для меня не значили? Лучше бы мы втроем пошли в театр, а потом в ресторан — вот это был бы прекрасный день рождения…
Около полуночи Уильям попытался произнести речь в мою честь, но его перебили, и все потонуло в смехе и криках. Потом Мортон попросился посмотреть подарки, и я повела его наверх в свою комнату. Он спокойно разложил книги, помады, духи, носовые платки и все остальное, что мне принесли. Потом снизу раздалась громкая музыка, а он неожиданно повалил меня на кровать.
— Эй, мы так не договаривались, Мор-тон, — воспротивилась я. — Ты же хотел посмотреть подарки.
— Знаю, Хелен, — прошептал он, — но я ничего не могу с собой поделать. Просто не могу, когда вижу тебя, а тем более, когда ты рядом.
Похожие слова я слышала тогда, в дюнах. Ах, как это было давно — целую жизнь назад, и со мной ли?
Мортон страстно целовал меня, и я вдруг почувствовала, какая тяжелая у меня голова. Впрочем, я не потеряла над собой контроль, я знала, что сейчас произойдет, и решила, что это неплохая перспектива. Симпатичный парень, к которому я совершенно равнодушна это то, что мне требуется для мести. Я должна была доказать себе самой, что все, что я делала с Френсисом, можно проделывать и с остальными без всякого чувства и, соответственно, без страданий и горя.
— Запри дверь, Мортон, — попросила я. Все это не имело ничего общего с тем, что я пережила всего месяцем раньше. Но кого мне было винить? А что если Френсис не испытывал ко мне никаких чувств, как я сейчас — к Мортону, — вдруг пришло мне в голову. Хотя нет, я отвергла эту неприятную мысль. Он бы не был таким страстным. Да, йотом он предал меня, но сейчас я предавала его, и теперь мы были квиты. Я отомстила за унижение и обиду.
Мортон так торопился и дрожал от отрасти, что прыгнул на меня, и все произошло так быстро, что я не успела ничего почувствовать. Неужели его было так просто удовлетворить? — удивилась я. Он спокойно лежал рядом, когда я сделала открытие, которое на некоторое время затмило все мысли о мести Френсису, — мужчина всегда получал то, что хотел, а потом отваливался удовлетворенный. Новость шокировала и в то же время облегчала. Жизнь продолжалась.
— Спасибо, Хелен, спасибо, единственная, дорогая, — прошептал он и нежно поцеловал меня в щеку. Это меня немного тронуло. Мне стало жаль его, и я погладила его по голове. Он был так благодарен, а ведь то, что произошло, мне совершенно ничего не стоило. Ничего!
— Надо пойти вниз, — сказала я, поправляя юбку. Он застегнул ремень.
— Пообещай, что не скажешь ни единой живой душе, — потребовал Мортон.
— Нет, конечно, нет. — Я удивилась, как такая мысль могла придти к нему в голову? Он был всего лишь мальчишкой, а я ощущала себя его старшей сестрой. Мне хотелось смеяться и плакать, и даже пришлось прикусить губу, чтобы он ничего не заметил.
Внизу было темно, несколько пар по-прежнему танцевали в гостиной. Мортон тоже потянул меня в круг, но мне хотелось побыть одной. Я боялась, что кто-то потревожит мои чувства.
— Мы еще увидимся? — спросил он беспокойно.
— Конечно. Почему нет.
— Я имею в виду — как сегодня?
— Не могу обещать. Всегда рискованно повторять прежний успех.
— Нет, Хелен, послушай. Я говорю серьезно.
— Хорошо. Замечательно, Мортон. А теперь пойди и потанцуй с кем-нибудь другим. Например, с Вибике, по-моему, она заскучала.
Он отошел, а я спряталась в заднюю комнату. Все в этот вечер было глупо и бессмысленно.
Около двух часов гости стали уходить, а в половине третьего появилась мама. Она была одна.
— Ну, как все прошло? — поинтересовалась она.
— Замечательно. Это лучшая вечеринка в нашем классе, из тех, что я помню.
Я очень рада за тебя, Хелен. Потом все расскажешь. А сейчас — сейчас иди спать. Нелли утром уберет.
— А где папа? — я специально спросила ее об отце — мне хотелось причинить ей боль.
— Папа? — она резко повернулась, подняв брови. — А, он будет с минуты на минуту. Спокойной ночи, Хелен.
Она быстро поднялась по лестнице, и я лежа в кровати, услышала, как она принимает душ. Потом пришел отец, и вода перестала литься.
Кстати, Мортон не сразу оставил меня в покое. Он стал звонить вечерами и норовил провожать меня из школы домой. Через некоторое время я пошла на какую-то вечеринку, где отчаявшийся Мортон очень глупо пытался заставить меня ревновать к Вибике. Больше я не думала о нем. Он сделал свое дело, и я не хотела с ним встречаться. Я обнаружила в себе изрядную долю цинизма и гордилась этим.
А на следующий день после вечеринки в нашем доме разорвалась бомба. Было воскресенье, я хотела поспать подольше, но Нелли разбудила меня в девять.
— Отец и мать хотят тебя видеть. Немедленно! Они ждут внизу.
Когда я спустилась вниз, папа нервно и торжественно мерил шагами комнату, а мама сидела на диване очень прямо и строго. Она сжала губы в тонкую линию.
— Подойди ко мне, Хелен, — потребовала она.
— Что случилось?
— Ты должна ответить мне на один вопрос. Только ответить честно.
— Переходи к делу, — перебил ее папа.
Мама даже не взглянула на него.
— Ты легла спать в два часа ночи, когда все ушли, а чуть позже мы с папой поднялись в свою комнату. Но сегодня, когда я спустилась утром сюда, то нашла вот это…Этот предмет валялся между диваном и креслом.
Двумя пальцами она держала пару белых трусиков, будто это была грязная тряпка. Последовала пауза.
— Для начала я хочу знать — они твои?
— Нет, — ответила я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вот все и открылось.
— Ты говоришь правду?
— Да. У меня таких никогда не было, — ответила я, и это было правдой.
Мама посмотрела на свои безупречные ногти, а потом снова на меня.
— Тогда, может быть, ты будешь любезна объяснить, как они здесь оказались?
— Н-нет. Не могу. Просто не представляю.
— Но они же не сами собой пришли, дорогая.
— Думаю, что нет.
— Чьи они?
— Не знаю. Наверное, они принадлежат одной из моих одноклассниц.
В комнате было очень тихо. Ни звука. Папа остановился у окна, а потом резко повернулся.
— Ты хочешь сказать, что твои школьные подруги…
— Спокойно, оставь это мне, — перебила его мама. — Хелен, ты понимаешь, какие подозрения возникают при виде этого предмета? Это очень интимный предмет туалета, который девушка могла снять только в том случае…
— Только в случае, если на этом диване происходил интимный акт, — драматически воскликнул папа. — Здесь — в моем доме!
Снова последовала выразительная пауза, я просто не знала, что им сказать. Все произошло так неожиданно, что у меня не было времени продумать тактику защиты.
— Позволь задать тебе еще один вопрос, — сказала мама, снова рассматривая руки. — Что происходит на этих ваших вечеринках? Ведь мы оказали тебе доверие, ушли…
— Мы танцевали и развлекались.
— И что еще?
Я сидела на подлокотнике дивана, но тут встала. Коленки у меня начали дрожать, потому что я боялась слов, которые собиралась произнести. Собиралась бросить им в лицо — их лицемерие разозлило меня.
— Естественно, некоторые девчонки спят с ребятами, если обстановка позволяет.
Это простое заявление потрясло моих родителей. Но больше всего их поразило слово «естественно». Папа с мамой окаменели.
— Хелен, — мама с трудом подыскивала слова. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Да, отлично понимаю.
Папа подошел ко мне. Никогда прежде он не казался мне таким высоким. Он просто возвышался надо мной, как стена.
— А ты сама? — спросил он. — Ты поступаешь так же?
Я смотрела прямо в верхнюю пуговицу его жилета. «Надо поднять глаза», — подумала я, и взгляд медленно пополз наверх через его шею, бритый подбородок, нос, и уперся в его возмущенные глаза.
— Да, — ответила я.
И тут наступил хаос. Комната закрутилась вокруг, мне не хватало воздуха. Папа что-то сказал маме, но я не расслышала его слов. Через полчаса я обнаружила себя на диване в комнате. Может, я упала в обморок, — не помню. Нелли принесла мне стакан воды, я отпила и закрыла глаза. Наступил Судный день.
Глава 8
Больше часа я лежала на диване и никак не могла собраться с мыслями. Из столовой слышались голоса — папа и мама разговаривали. Весь остальной дом погрузился в тишину. Неужели это все сделала я? Казалось, что в доме кто-то тяжело болен. Неужели то, что я сказала, значило так много? Ведь я была членом семьи, которого меньше всего принимали во внимание. Они никогда не пытались понять моих чувств, да и не очень-то ими интересовались. Зато сейчас они обсуждали меня. Решали, как со мной быть.
Потом мама пришла и села на краешек дивана. Очевидно, они выработали план сражения, и мама должна была его начать. Женщине всегда легче понять чувства девушки — наверное, они пришли именно к этому выводу.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Да, все в порядке, — ответила я. — Со мной ничего не случилось.
Мама старалась говорить спокойно.
Ты уверена? — снова спросила она.
— В чем?
— В том, что с тобой ничего не произошло?
— Да, конечно.
Снова последовала пауза.
— Хелен, я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Я твоя мать, и ты можешь рассказать мне все — все! Я надеюсь, я хочу надеяться, что с тобой не случилось несчастья из-за того молодого человека, с которым ты…
— Я не жду ребенка, если это именно то, что ты хочешь знать, — ответила я.
— Ты уверена? Мне стало противно.
— Уверена. Если хочешь знать — уверена с сегодняшнего дня.
Мама встала и посмотрела на дверь столовой.
— Лучше попроси папу войти, чтобы он перестал подслушивать у двери, — заметила я. — Это пошло.
— Никто и не подслушивает, — обиделась мама. — Если тебе будет так легче говорить, то я закрою дверь. — Бедный папа — ему не удалось услышать конец нашего разговора, потому что мама захлопнула дверь перед его носом и продолжила. — Значит, дорогая Хелен, мы знаем, что ты не попала в беду, и то спасибо. Но ты должна мне рассказать о своих романах.
— Должна? Почему? Зачем?
— Надо во всем разобраться. Ведь ты понимаешь, что мы с папой потрясены, и, наверное, не забудем этот шок до конца своих дней.
— Да почему? Я ведь взрослая. Было бы гораздо страннее, если бы я все еще была девственницей.
Я знала, что говорю грубее и резче, чем думаю. Но это было моей единственной защитой. Какие еще слова можно было отыскать в ответ на ее бестактные вопросы?
— Скольких мужчин ты знала? — спросила она снова.
— Я не стану отвечать на этот вопрос. Это никого, кроме меня, не касается.
— А когда… когда это случилось впервые?
— Давай прекратим разговор, мама. Это допрос. Я не стану тебе отвечать.
— Почему ты не пришла ко мне, когда поняла, что между тобой и мужчиной может произойти… Это?
— Потому что я не верю людям, когда они начинают обсуждать свои, а тем более твои чувства. Это во-первых, а во-вторых, — у тебя никогда нет времени. Ты всегда занята собственными делами.
— Что ты хочешь сказать, Хелен? Ты имеешь в виду что-то конкретное?
— Мама! Я больше не ребенок. Сколько раз это нужно повторять? Я не забыла ссору, которая была у вас с папой в Тисвильде. Ты что, думаешь, что все проходит просто так, не оставляя никаких следов?
Она сидела напротив и смотрела мне в глаза. Я поняла, что отступать некуда. Ни ей, ни мне. Она тоже.
— И ты знаешь, что мы с папой…
— Да, знаю. Знаю уже два года. И я знаю, что у тебя есть кое-кто другой. И я не виню ни тебя, ни кого бы то ни было. Только ты тоже не должна лезть в мою жизнь, как я не лезу в твою.
Она вздрогнула, будто ее ударили. Я никогда не видела ее в таком состоянии. Мама резко встала и вышла. Я села на диване. На душе у меня было отвратительно. «Ты дрянь, — твердила я себе, настоящая дрянь. Берти — просто ангел в сравнении с тобой. Все, что ты умеешь — причинять людям боль.»
Через некоторое время в комнате появился папа. Он сел на кресло. Все в тот день походило на дурную пьесу, в которой актеры появлялись на сцене, только для того, чтобы произнести свои монологи.
— Хелен, ты так расстроила свою мать! — объявил он патетически.
И это было единственное, чего ему не следовало говорить. Теперь на меня падала вина за все горести их жизни.
— Она плачет, — добавил он. — Ты не должна была рассуждать о наших с мамой отношениях.
— Я не хотела, — ответила я. — Я не хотела причинить вам боль, я только хотела, чтобы вы прекратили обсуждать меня и мою жизнь.
— Все не так просто, Хелен. Ты ведь наша дочь, и мы хотим, чтобы ты знала наше мнение о твоих поступках.
— Но я-то не интересуюсь вашей точкой зрения, — выкрикнула я, сжимая кулаки.
— Я полагаю, что теперь ты взрослая девушка, — продолжил папа. — И я не хочу морализировать. Просто я думаю, что ты слишком рано начала вступать в половые связи с мужчинами. Я бы предпочел, чтобы ты пару лет подождала. Но что было — того не воротишь. Но я бы попросил тебя не устраивать в моем доме оргий…
Я, едва сдерживая слезы, закричала:
— Перестань!
— Нет, не перестану, — веско ответил отец. — Ты должна помнить, что вступать в интимные отношения с человеком можно только в том случае, если ты действительно его любишь…
Я больше не могла себя контролировать, и завопила так, что папа оторопел:
— Перестань! Сейчас же перестань! Не тебе об этом рассуждать! Что ты знаешь о любви!
— Хелен, я прошу тебя…
Я больше его не слушала и, рыдая, выбежала к себе.
Весь день я пролежала в кровати, всхлипывая. Гордость моя была уязвлена — я все рассказала родителям, а у них не хватило такта даже на то, чтобы придержать язык. Теперь я чувствовала себя самым одиноким человеком в мире. Мне не осталось ничего, кроме стыда и унижения.
Больше всего я боялась, что они не остановятся и будут обсуждать все это на следующий день, и через день, и после. Но как ни странно, этого не случилось. Ни папа, ни мама не возвращались к истории моего грехопадения. Видимо, они махнули на меня рукой, а может, решили предоставить меня собственному стыду. Впрочем, не исключено, что им просто было все равно, потому что каждого волновали свои заботы. Мы говорили о чем угодно, только не о том злополучном субботнем утре. Все делали вид, что его не было вовсе.
Глава 9
Скорее всего, родители не проявляли деликатность, а просто старались не думать, и, соответственно, не говорить об этом неприятном предмете. Так они пытались закрыть глаза на любую проблему всегда. У меня не было чувства вины. Хотя, кажется, должно было быть. Единственным результатом всей истории было то, что мне запретили устраивать вечеринки у нас дома, но саму в гости отпускали, как прежде. Не могли же они меня запереть дома, выпуская только в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Почему нет Берти? — поинтересовалась Астрид. — Я думала, что она твоя лучшая подруга.
— Ты ошибалась, — лаконично ответила я. Больше о Берти никто не вспомнил, а я грешным делом мечтала, что она сидит дома одна, скучает и завидует нам. Эта мысль согревала меня весь вечер.
Мы очень много танцевали, и Мортон — высокий и тихий Мортон — не отходил от меня ни на шаг. Первый раз в моем доме собралось так много моих ровесников, и, остановившись на пороге веранды и оглядывая комнату, я вдруг подумала, что ошиблась дверью. Мне стало одиноко и неуютно. Это не было моим домом, а люди не были моими друзьями. Мы попали в какой-то безымянный особняк — едва незнакомые люди и испорченная девочка, которая устраивает вечеринку.
Когда Нелли подала сандвичи, я почему-то вынула из буфета бутылку водки. Никто не выказал особого удивления, но я знала, что ввела новую моду — впредь все, кто устраивал вечеринки, должны были подавать на стол водку или что-то такое же крепкое. Когда все выпили, в комнате немного повеселело. Танцы стали более дикими, а ребята разбрелись по дому. Я сама выпила две больших рюмки водки и полстакана пива, и, хотя не опьянела, почувствовала себя легкомысленной и равнодушной. Меня ничто не могло рассмешить, наоборот, несколько раз мне очень хотелось заплакать. Где же мама, которая мне должна что-нибудь посоветовать, — подумалось мне. Наверняка, она сидела у камина в гостиной дядя Хенинга, а может, первый же чинный поцелуй у порога увел их в спальню?
А папа? Я знала, что ему давно уже не хватает вылазок во время командировок, и он завел постоянную любовницу, с которой даже появлялся на людях, как будто это было совершенно естественно. Я ненавидела эту женщину, хотя никогда ее не видела. Наверняка, это была толстая, большая и вульгарная бабища, — по крайней мере так мне казалось тогда. Я представляла себе, как мы встретимся.
— Значит это вы, — сказала бы я. — Не стряхивайте, пожалуйста, пепел в вазу, пепельница перед вами. Кстати, лак на среднем пальце облупился, но никто, кроме меня, этого не заметит. Так сколько вы просите в месяц? Ой, простите, мы не поняли друг друга, я думала, что вы ищете место горничной.
Мне было ужасно жаль папу, я скучала по нему среди всех этих гостей. Почему они с мамой оставили меня одну с людьми, которые ничего для меня не значили? Лучше бы мы втроем пошли в театр, а потом в ресторан — вот это был бы прекрасный день рождения…
Около полуночи Уильям попытался произнести речь в мою честь, но его перебили, и все потонуло в смехе и криках. Потом Мортон попросился посмотреть подарки, и я повела его наверх в свою комнату. Он спокойно разложил книги, помады, духи, носовые платки и все остальное, что мне принесли. Потом снизу раздалась громкая музыка, а он неожиданно повалил меня на кровать.
— Эй, мы так не договаривались, Мор-тон, — воспротивилась я. — Ты же хотел посмотреть подарки.
— Знаю, Хелен, — прошептал он, — но я ничего не могу с собой поделать. Просто не могу, когда вижу тебя, а тем более, когда ты рядом.
Похожие слова я слышала тогда, в дюнах. Ах, как это было давно — целую жизнь назад, и со мной ли?
Мортон страстно целовал меня, и я вдруг почувствовала, какая тяжелая у меня голова. Впрочем, я не потеряла над собой контроль, я знала, что сейчас произойдет, и решила, что это неплохая перспектива. Симпатичный парень, к которому я совершенно равнодушна это то, что мне требуется для мести. Я должна была доказать себе самой, что все, что я делала с Френсисом, можно проделывать и с остальными без всякого чувства и, соответственно, без страданий и горя.
— Запри дверь, Мортон, — попросила я. Все это не имело ничего общего с тем, что я пережила всего месяцем раньше. Но кого мне было винить? А что если Френсис не испытывал ко мне никаких чувств, как я сейчас — к Мортону, — вдруг пришло мне в голову. Хотя нет, я отвергла эту неприятную мысль. Он бы не был таким страстным. Да, йотом он предал меня, но сейчас я предавала его, и теперь мы были квиты. Я отомстила за унижение и обиду.
Мортон так торопился и дрожал от отрасти, что прыгнул на меня, и все произошло так быстро, что я не успела ничего почувствовать. Неужели его было так просто удовлетворить? — удивилась я. Он спокойно лежал рядом, когда я сделала открытие, которое на некоторое время затмило все мысли о мести Френсису, — мужчина всегда получал то, что хотел, а потом отваливался удовлетворенный. Новость шокировала и в то же время облегчала. Жизнь продолжалась.
— Спасибо, Хелен, спасибо, единственная, дорогая, — прошептал он и нежно поцеловал меня в щеку. Это меня немного тронуло. Мне стало жаль его, и я погладила его по голове. Он был так благодарен, а ведь то, что произошло, мне совершенно ничего не стоило. Ничего!
— Надо пойти вниз, — сказала я, поправляя юбку. Он застегнул ремень.
— Пообещай, что не скажешь ни единой живой душе, — потребовал Мортон.
— Нет, конечно, нет. — Я удивилась, как такая мысль могла придти к нему в голову? Он был всего лишь мальчишкой, а я ощущала себя его старшей сестрой. Мне хотелось смеяться и плакать, и даже пришлось прикусить губу, чтобы он ничего не заметил.
Внизу было темно, несколько пар по-прежнему танцевали в гостиной. Мортон тоже потянул меня в круг, но мне хотелось побыть одной. Я боялась, что кто-то потревожит мои чувства.
— Мы еще увидимся? — спросил он беспокойно.
— Конечно. Почему нет.
— Я имею в виду — как сегодня?
— Не могу обещать. Всегда рискованно повторять прежний успех.
— Нет, Хелен, послушай. Я говорю серьезно.
— Хорошо. Замечательно, Мортон. А теперь пойди и потанцуй с кем-нибудь другим. Например, с Вибике, по-моему, она заскучала.
Он отошел, а я спряталась в заднюю комнату. Все в этот вечер было глупо и бессмысленно.
Около двух часов гости стали уходить, а в половине третьего появилась мама. Она была одна.
— Ну, как все прошло? — поинтересовалась она.
— Замечательно. Это лучшая вечеринка в нашем классе, из тех, что я помню.
Я очень рада за тебя, Хелен. Потом все расскажешь. А сейчас — сейчас иди спать. Нелли утром уберет.
— А где папа? — я специально спросила ее об отце — мне хотелось причинить ей боль.
— Папа? — она резко повернулась, подняв брови. — А, он будет с минуты на минуту. Спокойной ночи, Хелен.
Она быстро поднялась по лестнице, и я лежа в кровати, услышала, как она принимает душ. Потом пришел отец, и вода перестала литься.
Кстати, Мортон не сразу оставил меня в покое. Он стал звонить вечерами и норовил провожать меня из школы домой. Через некоторое время я пошла на какую-то вечеринку, где отчаявшийся Мортон очень глупо пытался заставить меня ревновать к Вибике. Больше я не думала о нем. Он сделал свое дело, и я не хотела с ним встречаться. Я обнаружила в себе изрядную долю цинизма и гордилась этим.
А на следующий день после вечеринки в нашем доме разорвалась бомба. Было воскресенье, я хотела поспать подольше, но Нелли разбудила меня в девять.
— Отец и мать хотят тебя видеть. Немедленно! Они ждут внизу.
Когда я спустилась вниз, папа нервно и торжественно мерил шагами комнату, а мама сидела на диване очень прямо и строго. Она сжала губы в тонкую линию.
— Подойди ко мне, Хелен, — потребовала она.
— Что случилось?
— Ты должна ответить мне на один вопрос. Только ответить честно.
— Переходи к делу, — перебил ее папа.
Мама даже не взглянула на него.
— Ты легла спать в два часа ночи, когда все ушли, а чуть позже мы с папой поднялись в свою комнату. Но сегодня, когда я спустилась утром сюда, то нашла вот это…Этот предмет валялся между диваном и креслом.
Двумя пальцами она держала пару белых трусиков, будто это была грязная тряпка. Последовала пауза.
— Для начала я хочу знать — они твои?
— Нет, — ответила я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вот все и открылось.
— Ты говоришь правду?
— Да. У меня таких никогда не было, — ответила я, и это было правдой.
Мама посмотрела на свои безупречные ногти, а потом снова на меня.
— Тогда, может быть, ты будешь любезна объяснить, как они здесь оказались?
— Н-нет. Не могу. Просто не представляю.
— Но они же не сами собой пришли, дорогая.
— Думаю, что нет.
— Чьи они?
— Не знаю. Наверное, они принадлежат одной из моих одноклассниц.
В комнате было очень тихо. Ни звука. Папа остановился у окна, а потом резко повернулся.
— Ты хочешь сказать, что твои школьные подруги…
— Спокойно, оставь это мне, — перебила его мама. — Хелен, ты понимаешь, какие подозрения возникают при виде этого предмета? Это очень интимный предмет туалета, который девушка могла снять только в том случае…
— Только в случае, если на этом диване происходил интимный акт, — драматически воскликнул папа. — Здесь — в моем доме!
Снова последовала выразительная пауза, я просто не знала, что им сказать. Все произошло так неожиданно, что у меня не было времени продумать тактику защиты.
— Позволь задать тебе еще один вопрос, — сказала мама, снова рассматривая руки. — Что происходит на этих ваших вечеринках? Ведь мы оказали тебе доверие, ушли…
— Мы танцевали и развлекались.
— И что еще?
Я сидела на подлокотнике дивана, но тут встала. Коленки у меня начали дрожать, потому что я боялась слов, которые собиралась произнести. Собиралась бросить им в лицо — их лицемерие разозлило меня.
— Естественно, некоторые девчонки спят с ребятами, если обстановка позволяет.
Это простое заявление потрясло моих родителей. Но больше всего их поразило слово «естественно». Папа с мамой окаменели.
— Хелен, — мама с трудом подыскивала слова. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Да, отлично понимаю.
Папа подошел ко мне. Никогда прежде он не казался мне таким высоким. Он просто возвышался надо мной, как стена.
— А ты сама? — спросил он. — Ты поступаешь так же?
Я смотрела прямо в верхнюю пуговицу его жилета. «Надо поднять глаза», — подумала я, и взгляд медленно пополз наверх через его шею, бритый подбородок, нос, и уперся в его возмущенные глаза.
— Да, — ответила я.
И тут наступил хаос. Комната закрутилась вокруг, мне не хватало воздуха. Папа что-то сказал маме, но я не расслышала его слов. Через полчаса я обнаружила себя на диване в комнате. Может, я упала в обморок, — не помню. Нелли принесла мне стакан воды, я отпила и закрыла глаза. Наступил Судный день.
Глава 8
Больше часа я лежала на диване и никак не могла собраться с мыслями. Из столовой слышались голоса — папа и мама разговаривали. Весь остальной дом погрузился в тишину. Неужели это все сделала я? Казалось, что в доме кто-то тяжело болен. Неужели то, что я сказала, значило так много? Ведь я была членом семьи, которого меньше всего принимали во внимание. Они никогда не пытались понять моих чувств, да и не очень-то ими интересовались. Зато сейчас они обсуждали меня. Решали, как со мной быть.
Потом мама пришла и села на краешек дивана. Очевидно, они выработали план сражения, и мама должна была его начать. Женщине всегда легче понять чувства девушки — наверное, они пришли именно к этому выводу.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Да, все в порядке, — ответила я. — Со мной ничего не случилось.
Мама старалась говорить спокойно.
Ты уверена? — снова спросила она.
— В чем?
— В том, что с тобой ничего не произошло?
— Да, конечно.
Снова последовала пауза.
— Хелен, я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Я твоя мать, и ты можешь рассказать мне все — все! Я надеюсь, я хочу надеяться, что с тобой не случилось несчастья из-за того молодого человека, с которым ты…
— Я не жду ребенка, если это именно то, что ты хочешь знать, — ответила я.
— Ты уверена? Мне стало противно.
— Уверена. Если хочешь знать — уверена с сегодняшнего дня.
Мама встала и посмотрела на дверь столовой.
— Лучше попроси папу войти, чтобы он перестал подслушивать у двери, — заметила я. — Это пошло.
— Никто и не подслушивает, — обиделась мама. — Если тебе будет так легче говорить, то я закрою дверь. — Бедный папа — ему не удалось услышать конец нашего разговора, потому что мама захлопнула дверь перед его носом и продолжила. — Значит, дорогая Хелен, мы знаем, что ты не попала в беду, и то спасибо. Но ты должна мне рассказать о своих романах.
— Должна? Почему? Зачем?
— Надо во всем разобраться. Ведь ты понимаешь, что мы с папой потрясены, и, наверное, не забудем этот шок до конца своих дней.
— Да почему? Я ведь взрослая. Было бы гораздо страннее, если бы я все еще была девственницей.
Я знала, что говорю грубее и резче, чем думаю. Но это было моей единственной защитой. Какие еще слова можно было отыскать в ответ на ее бестактные вопросы?
— Скольких мужчин ты знала? — спросила она снова.
— Я не стану отвечать на этот вопрос. Это никого, кроме меня, не касается.
— А когда… когда это случилось впервые?
— Давай прекратим разговор, мама. Это допрос. Я не стану тебе отвечать.
— Почему ты не пришла ко мне, когда поняла, что между тобой и мужчиной может произойти… Это?
— Потому что я не верю людям, когда они начинают обсуждать свои, а тем более твои чувства. Это во-первых, а во-вторых, — у тебя никогда нет времени. Ты всегда занята собственными делами.
— Что ты хочешь сказать, Хелен? Ты имеешь в виду что-то конкретное?
— Мама! Я больше не ребенок. Сколько раз это нужно повторять? Я не забыла ссору, которая была у вас с папой в Тисвильде. Ты что, думаешь, что все проходит просто так, не оставляя никаких следов?
Она сидела напротив и смотрела мне в глаза. Я поняла, что отступать некуда. Ни ей, ни мне. Она тоже.
— И ты знаешь, что мы с папой…
— Да, знаю. Знаю уже два года. И я знаю, что у тебя есть кое-кто другой. И я не виню ни тебя, ни кого бы то ни было. Только ты тоже не должна лезть в мою жизнь, как я не лезу в твою.
Она вздрогнула, будто ее ударили. Я никогда не видела ее в таком состоянии. Мама резко встала и вышла. Я села на диване. На душе у меня было отвратительно. «Ты дрянь, — твердила я себе, настоящая дрянь. Берти — просто ангел в сравнении с тобой. Все, что ты умеешь — причинять людям боль.»
Через некоторое время в комнате появился папа. Он сел на кресло. Все в тот день походило на дурную пьесу, в которой актеры появлялись на сцене, только для того, чтобы произнести свои монологи.
— Хелен, ты так расстроила свою мать! — объявил он патетически.
И это было единственное, чего ему не следовало говорить. Теперь на меня падала вина за все горести их жизни.
— Она плачет, — добавил он. — Ты не должна была рассуждать о наших с мамой отношениях.
— Я не хотела, — ответила я. — Я не хотела причинить вам боль, я только хотела, чтобы вы прекратили обсуждать меня и мою жизнь.
— Все не так просто, Хелен. Ты ведь наша дочь, и мы хотим, чтобы ты знала наше мнение о твоих поступках.
— Но я-то не интересуюсь вашей точкой зрения, — выкрикнула я, сжимая кулаки.
— Я полагаю, что теперь ты взрослая девушка, — продолжил папа. — И я не хочу морализировать. Просто я думаю, что ты слишком рано начала вступать в половые связи с мужчинами. Я бы предпочел, чтобы ты пару лет подождала. Но что было — того не воротишь. Но я бы попросил тебя не устраивать в моем доме оргий…
Я, едва сдерживая слезы, закричала:
— Перестань!
— Нет, не перестану, — веско ответил отец. — Ты должна помнить, что вступать в интимные отношения с человеком можно только в том случае, если ты действительно его любишь…
Я больше не могла себя контролировать, и завопила так, что папа оторопел:
— Перестань! Сейчас же перестань! Не тебе об этом рассуждать! Что ты знаешь о любви!
— Хелен, я прошу тебя…
Я больше его не слушала и, рыдая, выбежала к себе.
Весь день я пролежала в кровати, всхлипывая. Гордость моя была уязвлена — я все рассказала родителям, а у них не хватило такта даже на то, чтобы придержать язык. Теперь я чувствовала себя самым одиноким человеком в мире. Мне не осталось ничего, кроме стыда и унижения.
Больше всего я боялась, что они не остановятся и будут обсуждать все это на следующий день, и через день, и после. Но как ни странно, этого не случилось. Ни папа, ни мама не возвращались к истории моего грехопадения. Видимо, они махнули на меня рукой, а может, решили предоставить меня собственному стыду. Впрочем, не исключено, что им просто было все равно, потому что каждого волновали свои заботы. Мы говорили о чем угодно, только не о том злополучном субботнем утре. Все делали вид, что его не было вовсе.
Глава 9
Скорее всего, родители не проявляли деликатность, а просто старались не думать, и, соответственно, не говорить об этом неприятном предмете. Так они пытались закрыть глаза на любую проблему всегда. У меня не было чувства вины. Хотя, кажется, должно было быть. Единственным результатом всей истории было то, что мне запретили устраивать вечеринки у нас дома, но саму в гости отпускали, как прежде. Не могли же они меня запереть дома, выпуская только в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10