В довершение к портрету Эмили можно сказать, что у нее был нос, выточенный из камня неумелым мастером, при виде которого дрожь прокатывалась по спине.
– Прекрати дрожать, – скомандовала тетка.
– Мне холодно.
– Чем дольше ты будешь сопротивляться, тем дольше будешь оставаться раздетой.
Я прекратила всякое сопротивление от усталости и полностью отдалась в ее власть. Меня развернули спиной, сняли трусы, лампу тетушка поставила на пол и с силой раздвинула мои ноги. Но к счастью последний акт экспертизы был не длительным.
– Я так и ожидала, роды будут тяжелыми, – объявила она, – первые всегда трудны, но к счастью ты молода, все должно пройти быстро. Ты знаешь, почему роды болезненны? – спросила тетка, пристально посмотрев мне в глаза. Я покачала головой. – Это из-за первородного греха, теперь все женщины прокляты и должны испытывать боль при родах. Ты должна будешь хотя бы тогда сожалеть о полученном удовольствии.
Она подняла лампу и осветила мое лицо. Взгляд у нее был напряжен, в глазах отражался огонь. Не выдержав, я посмотрела вниз.
– А когда зачатие происходит вне брака, – продолжила она, – боль во сто раз страшнее.
– Меня это не волнует, – кричала я, – я не боюсь. Она кивнула, уголки губ искривились.
– Я посмотрю, какая ты будешь храбрая, когда придет время, Евгения, – прошипела она.
– Не называйте меня Евгения. Меня зовут Дон. Она улыбнулась.
– Надень это платье и ложись спать. Мы зря тратим керосин. Я вернусь и принесу бутылку с горячей водой, – она собрала мою одежду.
– Что вы делаете с моими вещами? Это все, что у меня осталось.
– Это надо постирать и вычистить. Не волнуйся, я сохраню их ради тебя, – Эмили свернула их комом.
– Но… я хочу сама заботиться о своих вещах. Давайте обговорим этот вопрос, – потребовала я.
– Перестань хныкать, – глаза ее сверкнули, – ты подобна всем избалованным красоткам, сегодня… Я хочу, я хочу, я хочу! – прошипела она. – Одевай свое платье, – повторила она и вышла.
Было так холодно, но я ничего не могла сделать и натянула сделанное из грубой шерсти платье. Оно было изъедено молью и царапало кожу. Потом вспомнила про одеяло, которое лежит у меня под кроватью, и заглянула туда. Когда я вытаскивала одеяло, пыль летела клубами. Немного поколебавшись, я засунула его обратно. Простыня выглядела чистой, но была холодной и грубой. Я дрожала, свернувшись клубком под пародией на одеяло. Кажется, прошла вечность, прежде чем вернулась Эмили и принесла бутылку с горячей водой, завернутую в полотенце. Я с благодарностью схватила ее, уже почти ничего не чувствующими от холода руками и прижала к телу.
– Здесь так холодно, – сказала я, – скоро я заболею.
– Естественно, ты не заболеешь, ты просто станешь сильнее. Трудности и проблемы помогают нам бороться с дьяволом и его последователями. Раньше жизнь казалась тебе слишком легкой, и ты нарвалась на неприятности, – голосом проповедника изрекла мисс Эмили.
– Моя жизнь была далеко не легкой, вы ничего не знаете обо мне, – возмутилась я, но тело мое слишком ослабло и утомилось во время поездки, было истерзано холодом здесь, и я с трудом услышала свои слова сама.
– Я знаю достаточно о тебе. Если ты будешь слушаться меня, то все наладится, если же ты будешь упорствовать, стараясь остаться испорченной молодой леди, то в конечном счете жизнь станет невозможной для тебя. Я хочу очистить тебя, понимаешь? – Эмили замолчала, ожидая ответа.
– Да, – сказала я, – но утром я отправлю запрос о своих вещах, мне они нужны, – настаивала я, – Лютер должен меня отвезти.
– Лютер не может отвлекаться на ерунду. У него есть свое дело, и ему было достаточно трудно вырваться, чтобы привезти тебя. Ему нужно теперь работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. На этом все, – она приблизилась к кровати. – Я не хочу, чтобы ты общалась с Шарлоттой или ободряла ее, обращала внимание на ее глупости. Ты не должна обращать на нее внимание, – предупредила она. – Не слушай той чуши, что она несет.
– Что с ней? – поинтересовалась я.
– Она тоже была рождена вне брака, она результат одного из сексуальных помешательств моего отца. В результате она – идиотка. Я держу ее только потому, что у нее просто нет другого места, куда пойти. Кроме того, отдавать ее в приют, значит позорить нашу фамилию. Что есть – то есть, – добавила она, – теперь ты хоть знаешь, что ожидать. – Прежде чем я успела ответить, Эмили задула лампу, вышла, плотно закрыла дверь, оставив меня одну в полной темноте. Я зарыдала. Возможно, Эмили права, думала я, возможно, действительно на мне тяжкий грех. Да, конечно, поскольку я оказалась так близка к аду на земле.
Глава 13
Кошмары
– Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно, поднимайтесь, одевайтесь… – услышала я чье-то пение.
Нехотя открыв глаза, я обнаружила, что бутылка, лежащая возле моего живота, остыла, и мои мускулы свело от холода. Я выбралась из-под одеяла, открыла дверь, но никого там не обнаружила. Приснилось что-ли?
– Кто там? – Я вернулась в комнату, еще довольно темную, хотя свет пробивался из окна в коридоре. – Кто там? – спросила я, по интонации в принципе уже догадавшись. – Шарлотта?
Она вошла, волосы все так же были сплетены в две толстые косы, теперь на ней было розовое платье, подпоясанное как всегда желтыми лентами. Башмаки отца она так и не сняла.
– Эмили послала меня, чтобы проводить вас к завтраку, – и добавила, делая как можно серьезней лицо, – кроме того, – ее лицо расплылось в улыбке, – сегодня мой день рождения.
– Да? Очень приятно, поздравляю.
Вся моя спина то ли от холода, то ли от невозможности удобно лечь на узкой кровати онемела. На стенах виднелся иней. Пол был настолько холодным, что казалось, будто опускаешь ноги в ледяную воду. Дрожь в руках я не могла унять. Шарлотта смотрела на меня и улыбалась.
– Сколько вам сегодня исполнилось?
Ее улыбка стала смущенной.
– Ох, это не хорошо, нельзя у дам интересоваться возрастом. – И добавила голосом мисс Эмили: – Этого не допускает этикет.
– Извините.
– У нас сегодня будет пирог, и вы будете петь, поздравляя меня. У нас будут гости, соседи, кузены и люди из далекого Хадливилла. Даже Линчбург!
– Это очень хорошо, я обязательно подготовлюсь. – Я зажгла керосиновую лампу и направилась с нею в ванную. – Я скоро буду.
Дверь подалась с трудом, но когда я увидела помещение, то подумала, лучше было бы не открывать. Ванная состояла из маленькой, в ржавых пятнах раковины и расколотого унитаза. Мыло лежало на сливном бачке. Темно-серое полотенце и такая же простынь висели на деревянной вешалке. Но не было зеркала, не было ванны, не было душа. На полу был ядовито-желтый линолеум, порванный по углам и возле унитаза.
Я закрыла за собой дверь и с содроганием вошла. Я попробовала открыть кран для горячей воды, но потекла холодная коричневая жижа, попробовала спустить ее, но безрезультатно. Не было никакого выбора. Я намочила лицо и воспользовалась ужасным мылом. Расчески не было. Гребенка лежала у меня в косметичке вместе с вещами, конфискованными мисс Эмили вчера. Я пригладила пальцами волосы, при этом почувствовала, какие они грязные, и вышла из ванной.
Шарлотта сидела на кровати, сложив на коленях руки и улыбалась мне. Ее комплекция была мягче, чем у мисс Эмили, на щеках играл румянец.
– Вы бы лучше не тратили столько керосина, сказала она, – Эмили будет недовольна и не выдаст больше, – предупредила Шарлотта.
– Это ужасно, – закричала я, – оказаться в комнате без окон, с маленькой керосиновой лампой, да здесь еще и керосин нормирован!
Шарлотта с ужасом посмотрела на меня, ее глаза от удивления расширились, приложив палец ко рту, она покачала головой.
– Эмили считает, что расточительность – дорога в ад. Дьявол так заманивает нас в свои сети. Она считает это одним из самых больших недостатков. Так мне говорила Эмили.
– Но Эмили не права, я знаю, что она не права, – возразила я.
Шарлотта пристально посмотрела на меня, в ее глазах я прочла полное непонимание причин моего гнева. Внезапно ее лицо изменилось, и она напомнила мне маленькую девочку, решившую доверить тайну. Шарлотта посмотрела на дверь, нет ли за ней кого, и приблизилась ко мне.
– Где ты прятала всю ночь младенца?
– Младенца? Какого младенца?
– Младенец, – сказала она улыбаясь, – младенец кричал, и я пошла, чтобы дать ему молока, но когда добралась, он уже исчез.
– Исчез? Чей младенец? Я не слышала никакого младенца.
– Давай спустимся на нижний этаж, – сменила тему Шарлотта, – еда остынет, а Эмили обвинит во всем нас.
Она подошла к двери. Я выключила лампу, хотя, если бы она осталась гореть, трагедия не велика.
Я последовала за Шарлоттой. Она шла короткими, быстрыми шагами, когда спускалась по лестнице, ступала на каждую ступень, придерживая как гейша рукой платье.
Теперь сквозь окна просачивался скудный свет, и я могла рассмотреть дом лучше, чем вчера вечером. Я поняла, что это крыло не использовалось в течение ряда лет. Паутина висела на потолке, стенах и люстрах. По сторонам стояли дубовые скамьи, слишком неудобные, чтобы на них сидеть, и кресла, обтянутые материей, словно для сбора пыли. Через каждый ярд висели старинные картины, в основном южные классические пейзажи: хлопковые поля, плантатор, сидящий на большой белой скамье и осматривающий свои владения, портреты молодых женщин с зонтиками, разговаривающими с молодыми людьми на больших зеленых лужайках или возле пруда. В главном холле на стенах висели портреты предков Викторианской эпохи, женщины в темных одеждах, с волосами, убранными назад, неулыбчивые мужчины и строгие, явно позирующие дети. В конце холла стояли сломанные напольные часы без минутной стрелки. Когда мы достигли лестничного пролета, я увидела в противоположном конце коридора западного крыла мисс Эмили.
Коридор был более чистым и ярким, картины висели повсюду. Эта сторона, подумала я, лучше всего освещается солнцем. Почему я не живу здесь?
Шарлотта изредка останавливалась и оборачивалась, чтобы убедиться, что я не отстала. Бестолковая суета напоминала мне больницу, но что делать? Ведь Эмили отобрала у меня одежду, я бежала, стараясь не отстать от Шарлотты. Первая комната, куда мы вошли, оказалась столовой с длинным темным дубовым столом и десятью стульями. В центре лежал коричневый ковер, окна были огромными, помещение на редкость хорошо освещалось. Над столом висела огромная люстра. Под стать темному дубовому столу в углу стояли большие керамические фигуры, некоторые даже ценные.
– Пошли быстрее, – сказала Шарлотта.
Я последовала за ней на кухню. Она, наверное, была пристроена к зданию позже, но вместо водопроводного крана стоял ручной насос. Были там плита, шесть стульев по углам и множество железных горшков. Окна были завешены хлопковыми белыми занавесками. Холодильник был старинным, ледяным. На столе стояли ящики для посуды и хлеба. Мисс Эмили усердно трудилась в дальнем углу. В окно можно было разглядеть заднюю часть дома, вагончик для угля и старый сарай.
– Почти вовремя, – посмотрела на меня Эмили.
На ней было синее платье с высоким белым воротником, и черные из хорошей кожи ботинки. При дневном свете ее лицо казалось еще более одутловатым и желтым. Ее губы напоминали рот мертвеца. Глаза были серые, как у бабушки Катлер, но на узком лице они казались еще коварней и злее. Волосы были седыми и собраны в пучок.
– Без окна я не догадывалась, что наступило утро. Она откинула назад плечи как от удара.
– Ха, – ухмыльнулась тетка. – Я поставлю в твою комнату часы и лишу тебя повода опаздывать на работу.
– Работу?
– Конечно, работу, или ты думаешь, что приехала сюда отдыхать? Ты думаешь, что все обязаны тебя обслуживать?
– Я не думала… Я…
– Садись, приступим к трапезе, – скомандовала она.
Шарлотта мелено приблизилась к ней, опустив глаза, я села напротив.
– Тише, – Эмили опустила руки на стол. – Для всех сущих ныне, благодарим тебя, Отец Наш. Аминь.
– Аминь, – Шарлотта посмотрела на меня.
– Аминь, – ответила я.
– Приступим к еде.
Шарлотта приступила к трапезе, как только что научившаяся пользоваться столовыми приборами девочка.
Когда я отправила первую ложку овсяной каши в рот, меня чуть не стошнило. Каша была не только очень жидкой, но и не доваренной. Я никогда не ела настолько плохо приготовленной пищи, ни Шарлотта, ни мисс Эмили не замечали этого. Я огляделась, в надежде найти кусок пирога или сахар, но ничего не было.
– Что-нибудь не так? – спросила Эмили. Я часто ела овсянку, когда жила с папой и мамой Лонгчэмп, но они, по-моему, никогда не добавляли туда уксус.
– Здесь есть уксус? – спросила я.
– Да, – сказала Эмили. – Я добавляю уксус во все блюда.
– Зачем?
– Чтобы напомнить о горечи грехов отцов наших. Это будет служить напоминанием и тебе.
– Но…
– Это вся еда, – Эмили улыбнулась. – Не будешь есть ее, не получишь ничего. Здесь содержится все необходимое для будущего ребенка. А здоровье ему даст только милость божья, – она закатила глаза к потолку.
Я глубоко вздохнула, и постаралась не видеть того, что ела. У старых леди был потрясающий аппетит, если учесть качество пищи.
– Когда я смогу забрать свои вещи? – поинтересовалась я. – У меня нет бюстгальтера, в косметичке осталась гребенка.
– Тебе незачем здесь прихорашиваться. – Голос ее звучал громко, холодно и монотонно, так что мои волосы стали дыбом.
– Но почему вы забрали мой кошелек? – тихо спросила я.
– Он должен быть очищен, – сказала она, как бы поверяя самую сокровенную тайну мира.
– Очищен? Я не понимаю.
Она встала, закатила глаза, намекая на мою глупость, и очень раздраженно ответила мне.
– Дьявол – это болезнь, он проникает через любые предметы. Вы принесли его в дом, и я должна удостовериться, что выгнала его. Остальные вопросы оставь при себе.
Я увидела на себе испуганный взгляд Шарлотты.
– Но, Шарлотта сказала, что сегодня ее день рождения, – попыталась оправдаться я, – мне нужно переодеться к приходу гостей.
Мисс Эмили опустила голову и рассмеялась, истерики от нее я как раз не ожидала. Потом она подняла глаза и, сузив их, холодно посмотрела.
– Я же просила тебя не слушать ее. Каждый день у Шарлотты день рождения, – она перегнулась через стол и в упор посмотрела на сестру. – Она не помнит дату своего рождения. У нее нет строгой концепции времени. Спроси ее, какой сегодня день, месяц или год. Скажи ей, Шарлотта, сегодня суббота или понедельник? А?
– Сегодня не воскресенье, – ответила та, – потому что мы не ходили на службу в часовню, – Шарлотта искренне улыбнулась.
– Видишь, она может только сообщить, что сегодня не воскресенье.
Я не могла понять той резкости, с которой Эмили обращалась с сестрой, а тем паче со мной. Она, похоже, не могла думать и говорить о чем-либо светлом, приятном.
– Ну что, завтрак закончен, – сказала Эмили и сложила руки. – Я расскажу тебе правила проживания. Во-первых, ты не имеешь права никогда посещать западное крыло, где живем мы с Шарлоттой. Это место не для тебя, понятно? – Она не дала мне времени ответить. – Места, которые ты можешь посещать, ограничиваются спальней, библиотекой, столовой и кухней. Во-вторых, ты не должна беспокоить Лютера. Ты не должна ходить в хозяйственные помещения и задавать ему глупые вопросы. Ему это неприятно и отвлекает от работы. Время – наиболее драгоценный дар Бога, который мы не должны тратить впустую. В-третьих, с сегодняшнего дня, после того как я поставлю часы в спальню, ты должна приходить сюда ровно в шесть, конечно, после того, как застелишь постель, и разжигать плиту. Используй только четверть дров из того, что принесет Лютер. Потом ты готовишь стол для завтрака, тарелки, ложки, все, как я сделала сегодня. В воскресенье каждый получит по яйцу, так что тебе придется приготовить маленькое блюдо. Я покажу, где что лежит, после того, как вымоешь посуду. Ежедневно ты должна мыть все блюда и польский сервиз, я хочу, чтобы все горшки и кастрюли вычищались несмотря на их использование, иначе скапливается пыль, это в-четвертых. В-пятых, после того, как вымоешь все блюда, ты должна подмести пол, в кладовке есть щетка и мыло, с нее и начнешь. Ты должна мыть пол, продвигаясь спиной вперед, чтобы не оставлять следов. В-шестых, это самое сложное, ты возьмешь белье, которое я оставляю в западном крыле и вместе со своим выстираешь и повесишь сушиться. Все должно делаться вручную. Раз в неделю я буду класть к тебе в платяной шкаф новое белье.
– Но как же мои личные дела? – закричала я.
– Никаких личных дел я не знаю. Я знаю только то, что это должно быть выполнено. В-седьмых, с этого дня ты будешь чистить крыло, которым никто кроме тебя не пользуется. Я хочу, чтобы полы и стены холла были вычищены, используй те же щетки, что и для кухни, но не забудь положить их на место. Я хочу, чтобы были вычищена вся мебель и картины, с последними будь осторожна, многим из них не одна сотня лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Прекрати дрожать, – скомандовала тетка.
– Мне холодно.
– Чем дольше ты будешь сопротивляться, тем дольше будешь оставаться раздетой.
Я прекратила всякое сопротивление от усталости и полностью отдалась в ее власть. Меня развернули спиной, сняли трусы, лампу тетушка поставила на пол и с силой раздвинула мои ноги. Но к счастью последний акт экспертизы был не длительным.
– Я так и ожидала, роды будут тяжелыми, – объявила она, – первые всегда трудны, но к счастью ты молода, все должно пройти быстро. Ты знаешь, почему роды болезненны? – спросила тетка, пристально посмотрев мне в глаза. Я покачала головой. – Это из-за первородного греха, теперь все женщины прокляты и должны испытывать боль при родах. Ты должна будешь хотя бы тогда сожалеть о полученном удовольствии.
Она подняла лампу и осветила мое лицо. Взгляд у нее был напряжен, в глазах отражался огонь. Не выдержав, я посмотрела вниз.
– А когда зачатие происходит вне брака, – продолжила она, – боль во сто раз страшнее.
– Меня это не волнует, – кричала я, – я не боюсь. Она кивнула, уголки губ искривились.
– Я посмотрю, какая ты будешь храбрая, когда придет время, Евгения, – прошипела она.
– Не называйте меня Евгения. Меня зовут Дон. Она улыбнулась.
– Надень это платье и ложись спать. Мы зря тратим керосин. Я вернусь и принесу бутылку с горячей водой, – она собрала мою одежду.
– Что вы делаете с моими вещами? Это все, что у меня осталось.
– Это надо постирать и вычистить. Не волнуйся, я сохраню их ради тебя, – Эмили свернула их комом.
– Но… я хочу сама заботиться о своих вещах. Давайте обговорим этот вопрос, – потребовала я.
– Перестань хныкать, – глаза ее сверкнули, – ты подобна всем избалованным красоткам, сегодня… Я хочу, я хочу, я хочу! – прошипела она. – Одевай свое платье, – повторила она и вышла.
Было так холодно, но я ничего не могла сделать и натянула сделанное из грубой шерсти платье. Оно было изъедено молью и царапало кожу. Потом вспомнила про одеяло, которое лежит у меня под кроватью, и заглянула туда. Когда я вытаскивала одеяло, пыль летела клубами. Немного поколебавшись, я засунула его обратно. Простыня выглядела чистой, но была холодной и грубой. Я дрожала, свернувшись клубком под пародией на одеяло. Кажется, прошла вечность, прежде чем вернулась Эмили и принесла бутылку с горячей водой, завернутую в полотенце. Я с благодарностью схватила ее, уже почти ничего не чувствующими от холода руками и прижала к телу.
– Здесь так холодно, – сказала я, – скоро я заболею.
– Естественно, ты не заболеешь, ты просто станешь сильнее. Трудности и проблемы помогают нам бороться с дьяволом и его последователями. Раньше жизнь казалась тебе слишком легкой, и ты нарвалась на неприятности, – голосом проповедника изрекла мисс Эмили.
– Моя жизнь была далеко не легкой, вы ничего не знаете обо мне, – возмутилась я, но тело мое слишком ослабло и утомилось во время поездки, было истерзано холодом здесь, и я с трудом услышала свои слова сама.
– Я знаю достаточно о тебе. Если ты будешь слушаться меня, то все наладится, если же ты будешь упорствовать, стараясь остаться испорченной молодой леди, то в конечном счете жизнь станет невозможной для тебя. Я хочу очистить тебя, понимаешь? – Эмили замолчала, ожидая ответа.
– Да, – сказала я, – но утром я отправлю запрос о своих вещах, мне они нужны, – настаивала я, – Лютер должен меня отвезти.
– Лютер не может отвлекаться на ерунду. У него есть свое дело, и ему было достаточно трудно вырваться, чтобы привезти тебя. Ему нужно теперь работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. На этом все, – она приблизилась к кровати. – Я не хочу, чтобы ты общалась с Шарлоттой или ободряла ее, обращала внимание на ее глупости. Ты не должна обращать на нее внимание, – предупредила она. – Не слушай той чуши, что она несет.
– Что с ней? – поинтересовалась я.
– Она тоже была рождена вне брака, она результат одного из сексуальных помешательств моего отца. В результате она – идиотка. Я держу ее только потому, что у нее просто нет другого места, куда пойти. Кроме того, отдавать ее в приют, значит позорить нашу фамилию. Что есть – то есть, – добавила она, – теперь ты хоть знаешь, что ожидать. – Прежде чем я успела ответить, Эмили задула лампу, вышла, плотно закрыла дверь, оставив меня одну в полной темноте. Я зарыдала. Возможно, Эмили права, думала я, возможно, действительно на мне тяжкий грех. Да, конечно, поскольку я оказалась так близка к аду на земле.
Глава 13
Кошмары
– Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно, поднимайтесь, одевайтесь… – услышала я чье-то пение.
Нехотя открыв глаза, я обнаружила, что бутылка, лежащая возле моего живота, остыла, и мои мускулы свело от холода. Я выбралась из-под одеяла, открыла дверь, но никого там не обнаружила. Приснилось что-ли?
– Кто там? – Я вернулась в комнату, еще довольно темную, хотя свет пробивался из окна в коридоре. – Кто там? – спросила я, по интонации в принципе уже догадавшись. – Шарлотта?
Она вошла, волосы все так же были сплетены в две толстые косы, теперь на ней было розовое платье, подпоясанное как всегда желтыми лентами. Башмаки отца она так и не сняла.
– Эмили послала меня, чтобы проводить вас к завтраку, – и добавила, делая как можно серьезней лицо, – кроме того, – ее лицо расплылось в улыбке, – сегодня мой день рождения.
– Да? Очень приятно, поздравляю.
Вся моя спина то ли от холода, то ли от невозможности удобно лечь на узкой кровати онемела. На стенах виднелся иней. Пол был настолько холодным, что казалось, будто опускаешь ноги в ледяную воду. Дрожь в руках я не могла унять. Шарлотта смотрела на меня и улыбалась.
– Сколько вам сегодня исполнилось?
Ее улыбка стала смущенной.
– Ох, это не хорошо, нельзя у дам интересоваться возрастом. – И добавила голосом мисс Эмили: – Этого не допускает этикет.
– Извините.
– У нас сегодня будет пирог, и вы будете петь, поздравляя меня. У нас будут гости, соседи, кузены и люди из далекого Хадливилла. Даже Линчбург!
– Это очень хорошо, я обязательно подготовлюсь. – Я зажгла керосиновую лампу и направилась с нею в ванную. – Я скоро буду.
Дверь подалась с трудом, но когда я увидела помещение, то подумала, лучше было бы не открывать. Ванная состояла из маленькой, в ржавых пятнах раковины и расколотого унитаза. Мыло лежало на сливном бачке. Темно-серое полотенце и такая же простынь висели на деревянной вешалке. Но не было зеркала, не было ванны, не было душа. На полу был ядовито-желтый линолеум, порванный по углам и возле унитаза.
Я закрыла за собой дверь и с содроганием вошла. Я попробовала открыть кран для горячей воды, но потекла холодная коричневая жижа, попробовала спустить ее, но безрезультатно. Не было никакого выбора. Я намочила лицо и воспользовалась ужасным мылом. Расчески не было. Гребенка лежала у меня в косметичке вместе с вещами, конфискованными мисс Эмили вчера. Я пригладила пальцами волосы, при этом почувствовала, какие они грязные, и вышла из ванной.
Шарлотта сидела на кровати, сложив на коленях руки и улыбалась мне. Ее комплекция была мягче, чем у мисс Эмили, на щеках играл румянец.
– Вы бы лучше не тратили столько керосина, сказала она, – Эмили будет недовольна и не выдаст больше, – предупредила Шарлотта.
– Это ужасно, – закричала я, – оказаться в комнате без окон, с маленькой керосиновой лампой, да здесь еще и керосин нормирован!
Шарлотта с ужасом посмотрела на меня, ее глаза от удивления расширились, приложив палец ко рту, она покачала головой.
– Эмили считает, что расточительность – дорога в ад. Дьявол так заманивает нас в свои сети. Она считает это одним из самых больших недостатков. Так мне говорила Эмили.
– Но Эмили не права, я знаю, что она не права, – возразила я.
Шарлотта пристально посмотрела на меня, в ее глазах я прочла полное непонимание причин моего гнева. Внезапно ее лицо изменилось, и она напомнила мне маленькую девочку, решившую доверить тайну. Шарлотта посмотрела на дверь, нет ли за ней кого, и приблизилась ко мне.
– Где ты прятала всю ночь младенца?
– Младенца? Какого младенца?
– Младенец, – сказала она улыбаясь, – младенец кричал, и я пошла, чтобы дать ему молока, но когда добралась, он уже исчез.
– Исчез? Чей младенец? Я не слышала никакого младенца.
– Давай спустимся на нижний этаж, – сменила тему Шарлотта, – еда остынет, а Эмили обвинит во всем нас.
Она подошла к двери. Я выключила лампу, хотя, если бы она осталась гореть, трагедия не велика.
Я последовала за Шарлоттой. Она шла короткими, быстрыми шагами, когда спускалась по лестнице, ступала на каждую ступень, придерживая как гейша рукой платье.
Теперь сквозь окна просачивался скудный свет, и я могла рассмотреть дом лучше, чем вчера вечером. Я поняла, что это крыло не использовалось в течение ряда лет. Паутина висела на потолке, стенах и люстрах. По сторонам стояли дубовые скамьи, слишком неудобные, чтобы на них сидеть, и кресла, обтянутые материей, словно для сбора пыли. Через каждый ярд висели старинные картины, в основном южные классические пейзажи: хлопковые поля, плантатор, сидящий на большой белой скамье и осматривающий свои владения, портреты молодых женщин с зонтиками, разговаривающими с молодыми людьми на больших зеленых лужайках или возле пруда. В главном холле на стенах висели портреты предков Викторианской эпохи, женщины в темных одеждах, с волосами, убранными назад, неулыбчивые мужчины и строгие, явно позирующие дети. В конце холла стояли сломанные напольные часы без минутной стрелки. Когда мы достигли лестничного пролета, я увидела в противоположном конце коридора западного крыла мисс Эмили.
Коридор был более чистым и ярким, картины висели повсюду. Эта сторона, подумала я, лучше всего освещается солнцем. Почему я не живу здесь?
Шарлотта изредка останавливалась и оборачивалась, чтобы убедиться, что я не отстала. Бестолковая суета напоминала мне больницу, но что делать? Ведь Эмили отобрала у меня одежду, я бежала, стараясь не отстать от Шарлотты. Первая комната, куда мы вошли, оказалась столовой с длинным темным дубовым столом и десятью стульями. В центре лежал коричневый ковер, окна были огромными, помещение на редкость хорошо освещалось. Над столом висела огромная люстра. Под стать темному дубовому столу в углу стояли большие керамические фигуры, некоторые даже ценные.
– Пошли быстрее, – сказала Шарлотта.
Я последовала за ней на кухню. Она, наверное, была пристроена к зданию позже, но вместо водопроводного крана стоял ручной насос. Были там плита, шесть стульев по углам и множество железных горшков. Окна были завешены хлопковыми белыми занавесками. Холодильник был старинным, ледяным. На столе стояли ящики для посуды и хлеба. Мисс Эмили усердно трудилась в дальнем углу. В окно можно было разглядеть заднюю часть дома, вагончик для угля и старый сарай.
– Почти вовремя, – посмотрела на меня Эмили.
На ней было синее платье с высоким белым воротником, и черные из хорошей кожи ботинки. При дневном свете ее лицо казалось еще более одутловатым и желтым. Ее губы напоминали рот мертвеца. Глаза были серые, как у бабушки Катлер, но на узком лице они казались еще коварней и злее. Волосы были седыми и собраны в пучок.
– Без окна я не догадывалась, что наступило утро. Она откинула назад плечи как от удара.
– Ха, – ухмыльнулась тетка. – Я поставлю в твою комнату часы и лишу тебя повода опаздывать на работу.
– Работу?
– Конечно, работу, или ты думаешь, что приехала сюда отдыхать? Ты думаешь, что все обязаны тебя обслуживать?
– Я не думала… Я…
– Садись, приступим к трапезе, – скомандовала она.
Шарлотта мелено приблизилась к ней, опустив глаза, я села напротив.
– Тише, – Эмили опустила руки на стол. – Для всех сущих ныне, благодарим тебя, Отец Наш. Аминь.
– Аминь, – Шарлотта посмотрела на меня.
– Аминь, – ответила я.
– Приступим к еде.
Шарлотта приступила к трапезе, как только что научившаяся пользоваться столовыми приборами девочка.
Когда я отправила первую ложку овсяной каши в рот, меня чуть не стошнило. Каша была не только очень жидкой, но и не доваренной. Я никогда не ела настолько плохо приготовленной пищи, ни Шарлотта, ни мисс Эмили не замечали этого. Я огляделась, в надежде найти кусок пирога или сахар, но ничего не было.
– Что-нибудь не так? – спросила Эмили. Я часто ела овсянку, когда жила с папой и мамой Лонгчэмп, но они, по-моему, никогда не добавляли туда уксус.
– Здесь есть уксус? – спросила я.
– Да, – сказала Эмили. – Я добавляю уксус во все блюда.
– Зачем?
– Чтобы напомнить о горечи грехов отцов наших. Это будет служить напоминанием и тебе.
– Но…
– Это вся еда, – Эмили улыбнулась. – Не будешь есть ее, не получишь ничего. Здесь содержится все необходимое для будущего ребенка. А здоровье ему даст только милость божья, – она закатила глаза к потолку.
Я глубоко вздохнула, и постаралась не видеть того, что ела. У старых леди был потрясающий аппетит, если учесть качество пищи.
– Когда я смогу забрать свои вещи? – поинтересовалась я. – У меня нет бюстгальтера, в косметичке осталась гребенка.
– Тебе незачем здесь прихорашиваться. – Голос ее звучал громко, холодно и монотонно, так что мои волосы стали дыбом.
– Но почему вы забрали мой кошелек? – тихо спросила я.
– Он должен быть очищен, – сказала она, как бы поверяя самую сокровенную тайну мира.
– Очищен? Я не понимаю.
Она встала, закатила глаза, намекая на мою глупость, и очень раздраженно ответила мне.
– Дьявол – это болезнь, он проникает через любые предметы. Вы принесли его в дом, и я должна удостовериться, что выгнала его. Остальные вопросы оставь при себе.
Я увидела на себе испуганный взгляд Шарлотты.
– Но, Шарлотта сказала, что сегодня ее день рождения, – попыталась оправдаться я, – мне нужно переодеться к приходу гостей.
Мисс Эмили опустила голову и рассмеялась, истерики от нее я как раз не ожидала. Потом она подняла глаза и, сузив их, холодно посмотрела.
– Я же просила тебя не слушать ее. Каждый день у Шарлотты день рождения, – она перегнулась через стол и в упор посмотрела на сестру. – Она не помнит дату своего рождения. У нее нет строгой концепции времени. Спроси ее, какой сегодня день, месяц или год. Скажи ей, Шарлотта, сегодня суббота или понедельник? А?
– Сегодня не воскресенье, – ответила та, – потому что мы не ходили на службу в часовню, – Шарлотта искренне улыбнулась.
– Видишь, она может только сообщить, что сегодня не воскресенье.
Я не могла понять той резкости, с которой Эмили обращалась с сестрой, а тем паче со мной. Она, похоже, не могла думать и говорить о чем-либо светлом, приятном.
– Ну что, завтрак закончен, – сказала Эмили и сложила руки. – Я расскажу тебе правила проживания. Во-первых, ты не имеешь права никогда посещать западное крыло, где живем мы с Шарлоттой. Это место не для тебя, понятно? – Она не дала мне времени ответить. – Места, которые ты можешь посещать, ограничиваются спальней, библиотекой, столовой и кухней. Во-вторых, ты не должна беспокоить Лютера. Ты не должна ходить в хозяйственные помещения и задавать ему глупые вопросы. Ему это неприятно и отвлекает от работы. Время – наиболее драгоценный дар Бога, который мы не должны тратить впустую. В-третьих, с сегодняшнего дня, после того как я поставлю часы в спальню, ты должна приходить сюда ровно в шесть, конечно, после того, как застелишь постель, и разжигать плиту. Используй только четверть дров из того, что принесет Лютер. Потом ты готовишь стол для завтрака, тарелки, ложки, все, как я сделала сегодня. В воскресенье каждый получит по яйцу, так что тебе придется приготовить маленькое блюдо. Я покажу, где что лежит, после того, как вымоешь посуду. Ежедневно ты должна мыть все блюда и польский сервиз, я хочу, чтобы все горшки и кастрюли вычищались несмотря на их использование, иначе скапливается пыль, это в-четвертых. В-пятых, после того, как вымоешь все блюда, ты должна подмести пол, в кладовке есть щетка и мыло, с нее и начнешь. Ты должна мыть пол, продвигаясь спиной вперед, чтобы не оставлять следов. В-шестых, это самое сложное, ты возьмешь белье, которое я оставляю в западном крыле и вместе со своим выстираешь и повесишь сушиться. Все должно делаться вручную. Раз в неделю я буду класть к тебе в платяной шкаф новое белье.
– Но как же мои личные дела? – закричала я.
– Никаких личных дел я не знаю. Я знаю только то, что это должно быть выполнено. В-седьмых, с этого дня ты будешь чистить крыло, которым никто кроме тебя не пользуется. Я хочу, чтобы полы и стены холла были вычищены, используй те же щетки, что и для кухни, но не забудь положить их на место. Я хочу, чтобы были вычищена вся мебель и картины, с последними будь осторожна, многим из них не одна сотня лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30