Нам придется полагаться на мнение экспертов, а они могут привести своих собственных, которые разовьют идею подлога. Я уже наблюдал такое. Кроме того, – продолжал он, попыхивая сигарой, – люди склонны верить, что близнецы могут прекрасно имитировать друг друга. Я бы хотел иметь кое-что еще.– Как насчет Луиса? – спросил Бо. – Ты сказала, он узнал тебя.– Луис? – повторил месье Поулк.– Луис – человек, с которым я встретилась, когда мы с Жизель учились в частной школе в Батон Руж. Он – музыкант, недавно давал здесь, в Новом Орлеане, концерт.– Понятно.– В то время он был слеп. Но теперь он видит, – добавила я с надеждой.– Что? Слеп, говорите? Ну вот уж действительно, месье, – проговорил он, поворачиваясь к Бо. – Вы хотите, чтобы я вызывал в свидетели слепого, чтобы он подтвердил различие.– Но он может! – крикнула я.– Может, вас это и удовлетворит, а судью?Еще одно крушение надежды. Сердце ныло, глаза застилали слезы отчаяния. Казалось, поражение неминуемо.– Послушайте! – Бо опять сжал мою руку. – Какой мотив можно найти, чтобы Руби стала притворяться, что она Руби? Во-первых, мы раскроем миру свой обман, и, кроме того, каждому, кто знал Жизель, известно, насколько она была эгоистична. Она бы не захотела выиграть дело об опеке и взвалить на себя ответственность за воспитание ребенка.Месье Поулк подумал с минуту. Потом развернулся и взглянул в окно.– Мне придется играть роль адвоката-дьявола, – сказал он, продолжая смотреть на реку. Затем опять резко повернулся к нам и указал на меня сигарой. – Вы сказали, ваш муж, Поль, унаследовал богатую нефтью землю в бухте?– Да.– И построил вам особняк с прекрасной усадьбой?– Да, но…– И там колодцы, из которых качают нефть, что постоянно увеличивает состояние?Я не могла ни кивнуть, ни ответить. Мы с Бо не отрываясь смотрели друг на друга.– Но, месье, мы далеко не нищие. Руби унаследовала приличную сумму и прибыльный бизнес, и…– Месье Андреа, у вас под носом возможность унаследовать огромное состояние, постоянно растущее огромное состояние. Мы сейчас не ведем разговор о простой обеспеченности.– А как же ребенок? – в отчаянии бросил Бо. – Она же знает свою мать.– Она – младенец. Мне бы и в голову не пришло вызывать ее в суд в качестве свидетеля. Она бы очень испугалась, я уверен.– Нет, мы не сможем пойти на это, Бо, – сказала я. – Никогда.Месье Поулк откинулся в кресле.– Позвольте мне изучить данные, имеющиеся в госпитале, поговорить с некоторыми врачами. Потом я свяжусь с вами.– Сколько уйдет на это времени?– За день это не делается, мадам, – откровенно сказал он.– Но мой ребенок… О Бо.– Вы рассматривали возможность повидать мадам Тейт и поговорить с ней об этом? Может, она действовала в порыве гнева, а теперь у нее было время передумать, – предположил месье Поулк. – Это бы упростило проблему.– Я не утверждаю, что она руководствуется этим мотивом, – добавил он, наклонившись вперед, – но вы могли бы предложить отписать все права на нефть и так далее.– Да, – согласилась я, и в сердце вновь вспыхнула надежда.Бо кивнул.– Она бы с ума сошла, если бы Руби унаследовала Кипарисовую рощу и всю нефть на этой земле. Давай съездим туда и посмотрим, захочет ли она разговаривать с нами. А пока…– Я займусь изучением материалов по делу, – подытожил месье Поулк. Он встал и положил сигару в пепельницу, а потом наклонился вперед и пожал Бо руку. – Знаете, – тихо сказал он, – какую пищу вы дадите репортерам, охотящимся за сплетнями?– Мы знаем. – Бо посмотрел на меня. – Мы готовы на все, лишь бы вернуть Перл.– Очень хорошо. Удачи вам с мадам Тейт, – пожелал месье Поулк, и мы ушли.– Бо, я чувствую себя такой слабой, я так боюсь, – сказала я, когда мы шли из здания к машине.– Ты не можешь предстать перед этой женщиной в таком состоянии, Руби. Давай поедем куда-нибудь и перекусим, чтобы подкрепить тебя. Надо быть сильными и оптимистичными. Полагайся на меня всякий раз, когда тебе понадобится. – Он опустил глаза, лицо его помрачнело. – Во всем виноват я, – пробормотал он. – Это была моя идея, моих рук дело.– Ты не можешь винить только себя, Бо. Я знала, что делала, и хотела сделать это. Мне следовало бы предвидеть, что нельзя плеснуть водой в лицо Судьбе.Он обнял и прижал меня к себе; мы сели в машину и направились в бухту. Пока мы ехали, я репетировала все, что скажу. Мы остановились поесть, но аппетита не было, и Бо пришлось уговаривать меня хоть что-нибудь проглотить.К концу дня солнце скрылось за темные грозовые облака с лохматыми краями, и вокруг становилось все мрачнее и мрачнее. Синее небо осталось позади, и по мере того, как мы приближались к бухте и ожидавшему нас разговору, опасения мои возрастали все больше. Я несколько раз глубоко вздохнула, убеждая себя, что смогу разговаривать без слез.Я показала Бо, как проехать в резиденцию Тейтов. Это был один из самых больших домов в районе Хоума, здание в два с половиной этажа в стиле греческого Возрождения, с шестью стройными ионическими колоннами, покоящимися на пилястровых основаниях, слегка выступающих у края галереи. Там было четырнадцать комнат и большая гостиная. Глэдис Тейт гордилась оформлением своего дома и произведениями искусства; пока Поль не выстроил мне особняк, у нее был самый лучший дом в наших краях.К тому времени, как мы подъехали, небо стало пепельно-серым, а воздух влажным, как будто в нем висели капельки. Бухта застыла, но это было затишье перед бурей. Листья поникли на ветках деревьев, даже птицы притихли и попрятались по укромным уголкам.На окнах были плотно задернуты занавески. Стекла отражали гнетущую темноту, витающую над болотами. Ничто не шелохнулось. Дом был погружен в траур, обитатели его замкнулись в собственном горе. У меня было так тяжело на сердце, что пальцы мои дрожали, когда я выходила из машины. Бо сжал мою руку, желая подбодрить меня.– Давай успокоимся, – предложил он.Я кивнула и постаралась сглотнуть, но в горле застрял ком, как кусок болотной грязи на обуви. Мы поднялись по лестнице, и Бо постучал в дверь медным кольцом. Стук в моем сердце отозвался, наверное, сильнее, чем в доме. Несколько минут спустя дверь распахнулась с такой силой, как будто вырвался ураган. Перед нами стояла Тоби, одетая в черное, со строго зачесанными наверх волосами. Лицо было бледным и измученным.– Что вам надо? – холодно спросила она.– Мы приехали поговорить с твоими родителями, – сказал Бо.– Они не настроены с вами разговаривать, – отрезала она. – У нас траур, а вам двоим просто необходимо создавать проблемы.– Есть несколько чудовищных недоразумений, которые мы должны постараться уладить, – настаивал Бо и потом добавил: – Прежде всего ради ребенка, а потом уже ради всех остальных.Тоби пристально посмотрела на меня. Что-то в моем лице смутило ее, и она расслабила плечи.– Как Перл? – быстро спросила я.– Прекрасно. У нее все замечательно. Она с Жанной.– Ее здесь нет?– Нет, но будет здесь, – добавила она твердо.– Пожалуйста, – просил Бо. – Нам нужно на несколько минут увидеться с твоими родителями.Тоби заколебалась и потом сделала шаг назад.– Пойду спрошу, захотят ли они разговаривать с вами. Подождите в библиотеке, – приказала она и прошествовала через холл к лестнице.Мы с Бо вошли в библиотеку. Там горела всего лишь одна лампа в углу, и при хмуром небе комната была погружена во мрак. Я включила лампу Тиффани у дивана и быстро села, боясь, что у меня подкосятся ноги.– Позволь мне самому начать наш разговор с мадам Тейт, – попросил Бо. Он стоял у дивана, заложив руки за спину. Мы оба ждали и прислушивались, не отрывая глаз от входа. Время тянулось томительно медленно, мой взгляд блуждал по комнате и вдруг замер на портрете над камином, сердце бешено забилось. Это был портрет Поля, который я когда-то нарисовала. Глэдис Тейт повесила его на место ее собственного вместе с портретом Октавиуса «Я слишком хорошо постаралась», – подумала я. Поль выглядел таким реальным, с веселыми голубыми глазами и мягкой улыбкой в уголках рта. Теперь казалось, что он смотрит с лукавым удовлетворением, вызовом, местью.Послышались шаги, и появилась Тоби, одна. Надежда моя рухнула. Глэдис не собиралась давать нам аудиенцию.– Мама спустится, – сказала она, – но отец пока не в состоянии ни с кем разговаривать. Можете присесть, – предложила она Бо. – Это будет не сразу. Она, собственно, не готова к приему посетителей сейчас, – добавила она с горечью. Бо послушно занял место рядом со мной. Тоби с минуту пристально смотрела на нас.– Почему вы проявляете такое упрямство? Уж если моей маме когда-нибудь был нужен ребенок, так это сейчас. Как жестоко с вашей стороны создавать нам трудности и вынуждать обращаться в суд. – Она впилась в меня взглядом, а потом повернулась к Бо. – Я могла бы ожидать нечто подобное от нее, но думала, что вы – более разумный человек, способный на сочувствие.– Тоби, – промолвила я, – я не та, о ком ты думаешь.Она хмыкнула.– Я точно знаю, кто ты. Думаешь, не видели других таких эгоистичных и тщеславных, которым наплевать на всех?– Но…Бо положил свою руку на мою. Я взглянула на него и поняла, что он просит меня замолчать. Я проглотила свои слова и закрыла глаза. Тоби повернулась и оставила нас.– Она поймет потом, – тихо сказал Бо.Только через десять минут мы услышали стук каблуков Глэдис Тейт по лестнице, каждый звук был как оружейный выстрел, нацеленный мне в сердце. В ожидании мы не сводили глаз с двери, пока она не появилась. Возвышаясь над нами, она казалась еще выше ростом и мрачнее в своем черном траурном платье со строго собранными наверх волосами, как у Тоби. У нее были бледные губы, щеки ввалились, но глаза лихорадочно горели.– Что вам надо? – процедила она сквозь зубы, бросив на меня уничтожающий взгляд.Бо встал.– Мадам Тейт, мы приехали, чтобы попытаться договориться с вами, заставить вас понять, почему мы сделали то, что сделали, – сказал он.– Хм, – вспыхнула она. – Понять? – Она улыбнулась холодно и насмешливо. – Понять просто. Вы из тех, кто печется только о себе, и, если в погоне за своим счастьем вы причиняете кому-то боль и страдание, что из того? – Она хлестнула меня полным ненависти взглядом и уселась, как королева, в свое кресло с высокой спинкой, сложив руки на коленях, с застывшей шеей и плечами.– Здесь большая часть моей вины, а не Руби, – продолжал Бо. – Видите ли, – сказал он, поворачиваясь ко мне, – несколько лет назад мы… Руби забеременела от меня, но я струсил и позволил своим родителям отправить меня в Европу. Мачеха Руби пыталась устроить аборт в какой-то подпольной клинике, чтобы сохранить все в тайне, но Руби сбежала и вернулась в бухту.– Как жаль, что она это сделала, – прошипела Глэдис Тейт, испепеляя меня ненавидящим взглядом.– Да, но тем не менее она это сделала, – продолжал Бо, не обращая внимания на ее ядовитую злобу. – К счастью или к несчастью, ваш сын построил убежище для Руби и Перл.– К несчастью. Где он теперь? – вопросила она. По спине у меня поползли мурашки.– Как вам известно, – тихо, терпеливо говорил Бо, – их брак не был настоящим. Прошло время. Я повзрослел и осознал свои ошибки, но было слишком поздно. Между тем я возобновил свои отношения с сестрой Руби, которая, как мне показалось, тоже стала мудрее. Я ошибся, но это – другая история.Глэдис ухмыльнулась.– Ваш сын знал, что мы с Руби по-прежнему любим друг друга, он знал, что Перл была нашим ребенком, моим ребенком. Он был хорошим человеком и хотел, чтобы Руби была счастлива.– И она воспользовалась этой добротой, – уничтожающим тоном заявила Глэдис, пронзая воздух между нами указательным пальцем.– Нет, мама Тейт, я…– Ты еще будешь здесь сидеть и отрицать, что погубила моего сына! – Губы у нее задрожали. – Мой сын, – простонала она. – Когда-то он души во мне не чаял. Это мое солнце закатилось, а не твое. Даже когда ты околдовывала его здесь, в бухте, он, бывало, сидел и беседовал со мной, любил быть около меня. У нас были замечательные отношения, нас связывала чудесная любовь, – говорила она. – Но ты не угомонилась и увела его от меня, – обвиняла она, и я поняла, что нет сильнее ненависти, чем та, которая рождается из любви, которую предали. Вот почему она так жаждала мести.– Я не делала ничего подобного, мама Тейт, – возразила я спокойно. – Я вовсе не поощряла наши отношения. Я даже рассказала ему правду о нас.– Вот именно, сделала свое черное дело и вбила клин между ним и мной. Он знал, что я не настоящая его мать. Неужели ты думаешь, это ничего не изменило?– Я не хотела говорить ему. Не я должна была рассказать, – вскричала я, вспоминая предупреждения бабушки Кэтрин о том, что нельзя вставать между матерью кейджункой и ее ребенком. – Нельзя построить любовь на фундаменте лжи. Вы и ваш муж должны были сами рассказать ему правду.Она передернулась.– Какую правду? Я была ему матерью, пока не появилась ты. Он любил меня, – возвысила она голос. – Вот и вся правда, которая была нужна нам… любовь.Затем воцарилось молчание. Глэдис утонула в своем гневе и прикрыла глаза. Бо решился продолжить.– Ваш сын, понимая нашу с Руби любовь друг к другу, согласился помочь нам быть вместе. Когда Жизель серьезно заболела, он сам вызвался взять ее и притвориться, что она – Руби, чтобы Руби стала Жизелью и мы смогли быть мужем и женой.Она открыла глаза и рассмеялась так, что у меня кровь застыла в жилах.– Это мне известно, но мне также известно, что выбор у него был невелик. Она, вероятно, угрожала рассказать всем, что он – не мой сын, – обвинила она, направив на меня жесткий взгляд.– Я бы никогда…– Теперь ты будешь говорить все, что угодно, так что лучше не старайся, – посоветовала она.– Мадам, – сказал Бо, делая шаг вперед, – что сделано, то сделано. Поль действительно помог, его намерением было дать нам возможность жить с нашей дочерью счастливо. А вы сейчас пытаетесь разрушить то, чего хотел достичь Поль.Мгновение она не сводила с Бо глаз, и пока она так смотрела на него, у нее, кажется, помутилось сознание.– У моей бедной внучки нет больше родителей. Мать ее похоронена, и отец упокоился рядом с ней.– Мадам Тейт, зачем вынуждать нас идти в суд и заставлять всех вновь пройти через это несчастье? Несомненно, сейчас вы хотите мира и покоя, и ваша семья…Она перевела свои темные горящие глаза на портрет Поля, и взгляд их смягчился.– Я сделаю это для моего сына, – сказала она, глядя на него с любовью большей, чем материнская. – Посмотрите, как он улыбается, как он прекрасен и как счастлив. Перл вырастет здесь, под этим портретом. По крайней мере, у него будет хоть это. Ты, – проговорила она, тыча опять в мою сторону своим длинным тонким пальцем, – отняла у него все остальное, даже его жизнь.Бо в отчаянии посмотрел на меня и вновь повернулся к ней.– Мадам Тейт, – сказал он, – если дело в наследстве, мы готовы подписать любой документ.– Что? – Она вскочила на ноги. – Вы думаете, что дело в деньгах? Деньгах? Мой сын мертв. – Она подняла плечи и поджала губы. – Дискуссия окончена. Я хочу, чтобы вы немедленно убрались из моего дома и из нашей жизни.– Вам это не удастся. Судья…– У меня есть адвокаты. Разговаривайте с ними. – Она так холодно мне улыбнулась, что мороз пробежал по коже. – Ты надела лицо и тело сестры и заползла в ее сердце. Вот и живи теперь там, – произнесла она свое проклятье и вышла из комнаты.С ног до головы меня пронзила боль.– Бо!– Пошли. – Он покачал головой. – Она сошла с ума. Судья это поймет. Пошли, Руби. – Он протянул мне руку. Я почувствовала, как пол поплыл под ногами.Перед тем как мы вышли из комнаты, я еще раз взглянула на портрет Поля. Его удовлетворенное выражение наполнило мое сердце таким мраком, который не смогли бы разогнать и тысячи солнечных дней.
После тягостного возвращения в Новый Орлеан я свалилась от эмоционального истощения и проспала до позднего утра. Бо, разбудив меня, рассказал, что только что звонил месье Поулк.– И? – Я быстро села, сердце учащенно забилось.– Боюсь, новости неважные. Эксперты говорят, что у однояйцевых близнецов все похоже: группа крови, даже размеры органов. Врач, который лечил Жизель, не думает, что рентген что-нибудь покажет. Мы не можем рассчитывать на то, что медицинские данные помогут установить личность.– Что касается моего отцовства… анализ на группу крови только подтвердит, что я мог бы им быть, а не то, что я – отец. Как говорит месье Поулк, эти анализы еще не совершенны.– Что же нам делать? – простонала я.– Он уже подал петицию на слушание, и дата суда назначена, – сказал Бо. – Мы расскажем нашу историю, предъявим образцы подписи. Он также хочет использовать твой художественный талант. Месье Поулк подготовил нам на подпись документы, что мы добровольно отказываемся от каких-либо притязаний на поместье Поля, уничтожая таким образом мотив. Может быть, этого будет достаточно.– Бо, а что, если нет?– Давай не думать о худшем, – посоветовал он. Хуже всего было ожидание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35