Такера они к этому упражнению не допустили.
Такси понеслось мимо сияющих огнями турецких, арабских и индийских ресторанчиков со шведским столом за три фунта, мимо баров с лаконичными наименованиями: «Счастливчик», «Блонди» и даже «Выпивохи».
– Днем они выглядят получше, – извиняющимся тоном пояснила Энни.
Такер искал опорные точки, аналоги, сравнивал и оценивал. Если заменить здешние кабачки национальной кухни американскими аналогами, а вместо букмекерских контор поставить казино, то в итоге получится какой-нибудь из самых занюханных прибрежных курортов Нью-Джерси. Время от времени кто-нибудь из одноклассников Джексона выезжал в подобные местечки с родителями, вдруг ощутившими ностальгию по каникулам своей юности или прельстившимися романтикой раннего Брюса Спрингстина. Возвращались они, надолго запомнив грязь и пьяную вульгарность такого рода местечек.
– Джексон, как ты относишься к рыбе с жареной картошкой на ужин?
Джексон повернул голову к Такеру. Тот кивнул.
– Тут есть неплохая забегаловка рядом с нашим домом. В смысле с моим. Такер, ты обойдешься рыбой. Ни масла, ни картошки, если я верно понимаю твою диету.
– Отлично, – снова кивнул Такер. – Хоть навсегда тут оставайся.
– Как навсегда, пап? – забеспокоился Джексон. – А мама?
– Я пошутил, сынок. Увидишь ты свою маму.
– Ненавижу твои шутки.
Такер все еще размышлял о разговоре с Энни в поезде. Как ей все рассказать, он не имел представления. Написать бы исповедь на листе бумаги, отдать ей этот листок, а самому исчезнуть. Собственно говоря, так он с нею и познакомился, так общался раньше. И получалось, хотя вместо бумаги был экран монитора.
– Энни, компьютер есть дома?
– Есть.
– Можно я тебе письмо напишу?
Такер попытался представить, что сидит перед экраном в верхней гостевой спальне своего дома, что Энни он еще ни разу не видел, что она отделена от него океаном. Он постарался не думать о том, что через полчаса снова с ней встретится и будет вынужден разговаривать. Он написал ей, как узнал о существовании дочери; как, вместо того чтобы помчаться к ней, трусливо удрал; как видел ее считаные разы. Признался, что и Джули Битти толком не любил, что она ему осточертела, потому он и перестал петь о страданиях неразделенной любви и прочей чепухе, а поскольку новые песни не шли, то и петь стало нечего.
Он еще никогда не говорил об этой истории настолько откровенно, без всяких купюр, и даже его бывшие жены и партнерши не знали всего того, что предстояло узнать Энни. Сами они дойти до этого без его помощи не могли – а он им врал, врал, врал…
Такер перечитал написанное, подвел итог своим преступлениям и пришел к выводу, что не так уж и велика его вина. Он же никого не убил. Еще раз перечитал – может, что-то забыл или скрыл умышленно? Вроде нет. Что ж, двадцать лет за свои преступления он отбыл.
Такер перегнулся через перила лестницы и спросил Энни:
– Распечатать или с экрана прочтешь?
– Прочту с экрана. А ты пока чайник поставь.
– Он у тебя без фокусов?
– Управишься.
Они вежливо пропустили друг друга на лестнице.
– Ночью ты нас выкинуть на улицу не можешь.
– Ага. Вот почему ты хотел дождаться, пока Джексон заснет. Рассчитываешь на мою доброту.
Он улыбнулся, хотя в желудке жгло. Спустившись вниз, Такер вошел в кухню, нашел чайник, нажал на кнопку. Дожидаясь, пока вода закипит, осмотрелся, заметил снимок. Он и Джексон. Кэт сфотографировала их, когда они ездили на матч с Филадельфией. Снимок на холодильнике его растрогал. Она взяла на себя труд распечатать, повесить… Он не выглядел здесь злодеем, на этом фото. Итак, ждем, пока чайник вскипятит воду, а хозяйка чайника управится с письмом.
Глава 14
– Значит, так, – сказала Энни, разобравшись с написанным. – Прежде всего, позвони какой-нибудь из жен. Или кому-нибудь из детей. Сейчас же.
– Это все, что ты можешь сказать обо всей моей жизни?
– Звони. Без разговоров. Как я понимаю, среди прочего ты здесь признаешься, что позорно удрал из больницы, прежде чем прибыла Грейс.
– Гм… Ха… Да, точно, я забыл, что в этом еще не признавался.
– Можешь не звонить Грейс, хотя и должен. Но кто-нибудь из них ей передаст. В любом случае, ты должен им сообщить, что жив и здоров.
Он выбрал Натали. Она разозлится, окатит его презрением, но это не смертельно. В конце концов, от нее же не требуется готовить ему супчик на старости лет. Такер набрал номер мобильника Натали, вытерпел все положенные громы и молнии, изложил то, что хотел изложить, и даже дал номер домашнего телефона Энни, как будто собирался остаться у нее надолго.
– Спасибо, – сказала ему Энни и перешла к следующему пункту. – Второе: «Джульетта» очень хороша. Не надо ее втаптывать в грязь. Не смешивай музыку и свои «подвиги».
– Значит, ты осуждаешь меня?
– Да. Ты ужасный человек. Никчемный отец для четырех детей из пяти. Бесполезный муж для каждой из жен, совершенно жуткий партнер для каждой из остальных встреченных тобою женщин. Но «Джульетта» остается вне критики.
– Да с чего ты это взяла? Ты же знаешь, из какого дерьма она выросла!
– Ты когда ее слушал в последний раз?
– Бог мой… Ни разу с момента выхода диска.
– Я слушала пару дней назад. Сколько раз ты вообще ее слушал?
– Ты что, смеешься? Я ведь, если ты не в курсе, ее сделал.
– Слушал сколько раз?
– Всю подряд? С тех пор, как она вышла?
А слушал ли он ее вообще? Он попытался вспомнить. Во всех его отношениях рано или поздно наступал момент, когда он заставал своих партнеров за тайным прослушиванием его записей. Еще не забылись виноватые физиономии застигнутых врасплох «браконьеров», среди которых была даже парочка его детей. Слава богу, не Грейс. Впрочем, он слишком мало ее знал, чтобы поймать за каким-нибудь подпольным занятием. Он покачал головой.
– Что, ни разу?
– Не уверен. Но зачем мне вообще ее слушать? Я ведь играл эти песни на сцене, иногда изо дня в день, можешь ты это понять? И если бы в них что-то было, я бы заметил. Но в том-то и дело, что там только одно вранье.
– Ты хочешь сказать, что искусство – вранье?! О господи.
– Я хочу сказать, что мое… кхм, искусство – точно подделка. Погоди, я попробую объяснить по-другому. Я хочу сказать, что мой альбом – лживый кусок дерьма.
– И ты думаешь, меня это волнует?
– Мне бы не понравилось, если бы я вдруг узнал, что Джон Ли Хукер был белым бухгалтером-счетоводом.
– А кем он был?
– Он умер, – буркнул Такер.
– Ну что ж, я не знала. Но проблема в том, что ты утверждаешь, будто я идиотка.
– Хм… С чего это ты взяла?
– Как же, я слушала «Джульетту» сотни раз, и она все равно не кажется мне пустой и поверхностной. Значит, я тупая как пробка. Дело упирается в факты. Альбом дрянь – факт. Я не могу усвоить факты – тоже факт. Следовательно, я дура.
– Нет-нет. Я этого не имел в виду. Извини.
– Тогда давай сравним твое ощущение «Джульетты» с моим.
Такер задумчиво уставился на Энни. Ему показалось, что она сдерживает раздражение. Стало быть, не притворяется, стало быть, его музыка для нее что-то значит. И он это «что-то» оплевал.
Такер пожал плечами:
– Не могу. Дежурная фраза: любое мнение имеет право быть услышанным.
– Но ты в это не веришь.
– В данном случае не верю. Скажем, я шеф-повар, ты зашла в мой ресторан и рассыпаешься в похвалах моим блюдам. А я знаю, что нассал в каждую тарелку, прежде чем подать ее на стол. Так что твое мнение имеет право на существование, но…
Энни сморщила нос и рассмеялась:
– …но демонстрирует, что я, мягко выражаясь, не гурман.
– Именно.
– Гениальный Такер Кроу полагает, что серый слушатель не способен опознать вкус и запах мочи в предлагаемой ему музыке.
Именно так Такер Кроу и полагал во время последнего концертного тура. Он презирал себя, но еще больше – всех тех, кто хлебал его варево. Одна из причин, облегчивших разрыв со сценой и с музыкой.
– Для тебя не секрет, что злодей может быть гением? – спросила Энни.
– Конечно. Кое-кто из тех, чьим искусством я восхищаюсь, полные ублюдки.
– Диккенс по-скотски относился к жене.
– Но Диккенс не сочинял мемуаров под названием «Ах, как люблю я милую женушку».
– Но ты тоже не сочинил цикла под названием «Джули Битти – глубокая и тонкая натура, и я никого не буду трахать, пока я с ней». Какая разница, откуда появилось вдохновение. Ты считаешь, что твой порыв – случайность. Но верь или не верь, нравится тебе это или нет, на альбом тебя вдохновила именно Джули, и этот альбом прекрасен.
Кроу вскинул руки над головой и засмеялся.
– Чего ты? – удивилась Энни.
– Не верится, что после всего того, что я о себе рассказал, мы пришли к тому, как я велик и неподражаем.
– С чего это тебе в голову взбрело? Снова путаешь разные понятия, Такер. Ты мелкий, жалкий, самовлюбленный… говнюк.
– Премного благодарен.
– Сам напросился. Но мы говорим не о тебе, а о том, что ты создал великий альбом.
Он улыбнулся:
– Ладно. Комплимент принимается, хоть я ему и не верю. И оскорбления принимаются. Честно скажу, меня раньше ни разу не называли говнюком. Я в восторге.
– Просто ты не слышал. Наверняка называли. В Интернет-то заглядываешь? Конечно заглядываешь, ведь там мы и познакомились.
Энни замолчала. Такер понимал, что она хочет сказать еще что-то, но почему-то не решается.
– Давай уже, выкладывай, – велел Такер.
– Я тоже должна признаться кое в чем. Может, почти таком же гадком, как и твои прегрешения.
– Отлично.
– Знаешь парня, который написал первый обзор на этом сайте? На том, где ты меня нашел.
– Какой-то Дункан, что ли. Вот, кстати, о говнюках!
Энни уставилась на него, прижав ладонь ко рту. Такер чуть не забеспокоился, не ляпнул ли он чего ненужного, но в глазах Энни светилось изумление пополам с озорством.
– А что такое?
– Такер Кроу знает Дункана и называет его говнюком. С ума сойти.
– Ты его тоже знаешь?
– Он… Еще несколько недель назад это был его дом.
Такер покачал головой:
– Значит, это он? Тот самый тип, с которым ты убила многие годы?
– Тот самый. Именно поэтому я так много слышала твоих песен. Именно поэтому и «Голую» услышала. После чего сочинила свой обзор.
– И… Черт… Он все еще живет в этом же городе?
– В пяти минутах ходьбы отсюда.
– Дьявол…
– Почему это тебя беспокоит?
– Просто… из всех шалманов, кабаков, забегаловок всего мира я выбрал его дом. Невероятно.
– Почему же. Логично. Не будь его, мы бы не познакомились. И я бы хотела, чтобы ты с ним встретился.
– Ой, ради всего святого, только не это.
– Да почему?
– Да потому. Во-первых, он гребаная кисейная барышня. Во-вторых, боюсь, я его придушу. В-третьих, он и сам помрет от перевозбуждения, если меня увидит.
– Последнее весьма вероятно.
– Почему ты хочешь, чтобы мы с ним встретились?
– Потому как, что ни говори, а он вовсе не дурак. Во всяком случае, в искусстве разбирается. И ты – единственный живой кумир, который для него существует.
– Единственный живой кумир? Господи боже мой! Я сейчас навскидку назову тебе сотню парней куда лучших, чем я.
– Ему не нужны лучшие, ему нужен ты, Такер. Поговори с ним. Ради него. Он с тобой на одной волне: ты будто подключен к какому-то хитрому запуганному разъему прямо в его заднице. Не знаю, почему это так, но это так.
– Тогда зачем мне с ним встречаться? По твоим словам, мы уже и так общаемся.
– Что ж, я тебя не заставляю. Он, конечно, не сахар, и общение с ним мне дорого обошлось. Но то, что ты здесь, а я ему об этом не сказала… Это хуже чем предательство.
– Скажешь, когда я уже уеду.
Они допили чай, Энни разыскала матрац и подушку для дивана. Джексон крепко спал в гостевой спальне. Кому суждено спать в кровати Энни, Такер не загадывал.
– Спасибо, Энни. – Он поцеловал ее в щеку.
– Приятно, когда кто-то есть в доме. С тех пор, как Дункан съехал, такого еще не было.
– О… И за это спасибо.
Он поцеловал ее в другую щеку и отправился наверх.
Субботнее утро, вопреки опасениям Энни, выдалось ясным, ярким и холодным, однако Такеру городок вовсе не показался симпатичнее, чем предыдущей ночью. Без вульгарной дешевки рекламного неона он выглядел усталым, как стареющая шлюха без косметики. После завтрака они направились к морю. Сделали крюк, чтобы поглядеть на музей. Остановились у кондитерской, в которой торговали леденцами наразвес по четверть фунта; Джексон выбрал довольно жуткие на вид розовые пастилки. Вышли к пляжу, принялись учить Джексона пускать «блинчики» плоской галькой, и тут Энни вдруг изрекла:
– Ого!
В их направлении мелко рысил небольшого роста пузанчик, краснолицый и потный, несмотря на прохладу. Поравнявшись с Энни, он остановился.
– Привет, – выдохнул он.
– Привет, Дункан. Что-то не припомню, чтобы ты раньше бегал.
– Ф-фу… Новый режим.
Такер, достаточно осведомленный об их отношениях, понимал, что эти простые фразы нагружены каким-то скрытым значением, но по выражению лица Энни ничего вычислить не смог. В течение краткой паузы Энни попыталась сочинить приличествующую торжественному моменту вступительную фразу, но Дункан ее опередил, с царственным видом выбросив ладонь в сторону Такера.
– Дункан Томсон, – представился он.
– Очень приятно. Такер Кроу.
Автоматизм процедуры не дал Такеру времени задуматься о весомости его имени в данной ситуации.
Дункан выдернул свою ладошку из такеровской, как будто обжегся, и окатил Энни бадьей ледяного презрения.
– Это попросту жалко, – бросил он ей.
И порысил дальше.
Троица глядела ему вслед, слушая, как затихает скрип гальки под ногами удаляющегося бегуна.
– Что ему жалко? – вдруг спросил Джексон.
– Это слишком сложно объяснить, – ответила Энни.
– А я хочу знать. Он на нас рассердился.
– Понимаешь, – принялся объяснять Такер, – этот человек думает, что я не тот, кто я есть на самом деле. Он думает, что Энни попросила меня назвать мое имя, потому что так смешнее.
Джексон сморщил нос и прищурился, пытаясь отыскать в таком развитии событий хоть что-то смешное, однако ничего не обнаружил.
– А что тут смешного? – наконец спросил он.
– Ничего.
– А почему вы думали, что это смешно? – повернулся Джексон к Энни, автору этой непонятной шутки.
– Я не думала, что это смешно, зайчик, – отозвалась Энни.
– А папа сказал…
– Нет-нет. Папа сказал… Видишь ли, я знаю, кто твой папа. А этот человек не знает. Он знает, кто такой Такер Кроу, но он не знает, что он твой папа.
– Он думает, что мой папа – Факер?
Не следовало бы, конечно, смеяться ругательству, произносимому шестилеткой. Однако Энни не удержалась, фыркнула, и Такер сообразил почему. Ребенок произнес бранное слово нейтральным деловым тоном – он честно пытался понять, что произошло.
– В точку! – воскликнул Такер. – Именно так он и думает.
– И еще одно осложнение. – Энни вздохнула. – Вроде бы это уже и не его дело, и тем не менее… Он думает, что ты человек, с которым у меня… связь.
– Почему?
– Фото на холодильнике. Он спросил, я толком не объяснила, имени не называла, вот и…
Только тут до Такера дошло значение царственного великодушия предложенного Дунканом рукопожатия. Теперь можно было попытаться объяснить все Джексону.
– Этот человек думает, что я друг Энни. И еще он думает, что Факер это Такер.
Джексон пожевал губу:
– Ну и ничего смешного.
– Верно. Ничего смешного.
– Тогда ладно, – одобрил Джексон. – Потому что если всем остальным смешно, тогда мне это не нравится.
– В общем, я в данный момент далеко не я, – констатировал Такер.
– Точно.
– Придется доказывать?
– Проблема в том, что Дункан знает о Такере Кроу побольше твоего.
– Ага, а я зато могу предъявить документы.
Через четверть часа Дункан позвонил Энни на мобильник. Они как раз подошли к музею, Энни рылась в недрах своей сумки, разыскивая ключи от входной двери. Жидкие прелести Гулнесса им приелись гораздо раньше, чем они надеялись, так что пришла очередь знаменитой издохшей акулы.
– Не могу поверить, что ты пошла на такое, – с драматическим надрывом продекламировал Дункан.
– Никуда я не пошла и ничего не сделала.
– Если желаешь гулять по городу с дедушкой и его внуком, то это, конечно, полностью твое дело. Но зачем притягивать Такера? С какой целью?
– Но это действительно Такер. Так что немного неловко вышло.
Такер отчаянно замахал руками.
– Лучше бы подумала, прежде чем устраивать всякие детские игры, – изрек Дункан.
– Это не игры. Ты видел настоящего Такера Кроу. Он и сейчас здесь. И ты мог спросить его о чем хочешь, вместо того чтобы придуриваться.
– Слушай, Энни…
– Нечего мне слушать.
– Я тебе послал снимок Такера. Ты прекрасно знаешь, как он выглядит. А этот, с тобой… бухгалтер на пенсии.
– На снимке не Такер, а его сосед Джон, которого после этого случая вся округа прозвала Фальш-Такером, а потом и просто Факером. Именно из-за этого самого недоразумения.
– Ой, ну я тебя умоляю!.. Ладно, а где ты взяла этого своего якобы Такера?
– Он написал мне после того, как я выложила на сайте свой обзор «Голой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Такси понеслось мимо сияющих огнями турецких, арабских и индийских ресторанчиков со шведским столом за три фунта, мимо баров с лаконичными наименованиями: «Счастливчик», «Блонди» и даже «Выпивохи».
– Днем они выглядят получше, – извиняющимся тоном пояснила Энни.
Такер искал опорные точки, аналоги, сравнивал и оценивал. Если заменить здешние кабачки национальной кухни американскими аналогами, а вместо букмекерских контор поставить казино, то в итоге получится какой-нибудь из самых занюханных прибрежных курортов Нью-Джерси. Время от времени кто-нибудь из одноклассников Джексона выезжал в подобные местечки с родителями, вдруг ощутившими ностальгию по каникулам своей юности или прельстившимися романтикой раннего Брюса Спрингстина. Возвращались они, надолго запомнив грязь и пьяную вульгарность такого рода местечек.
– Джексон, как ты относишься к рыбе с жареной картошкой на ужин?
Джексон повернул голову к Такеру. Тот кивнул.
– Тут есть неплохая забегаловка рядом с нашим домом. В смысле с моим. Такер, ты обойдешься рыбой. Ни масла, ни картошки, если я верно понимаю твою диету.
– Отлично, – снова кивнул Такер. – Хоть навсегда тут оставайся.
– Как навсегда, пап? – забеспокоился Джексон. – А мама?
– Я пошутил, сынок. Увидишь ты свою маму.
– Ненавижу твои шутки.
Такер все еще размышлял о разговоре с Энни в поезде. Как ей все рассказать, он не имел представления. Написать бы исповедь на листе бумаги, отдать ей этот листок, а самому исчезнуть. Собственно говоря, так он с нею и познакомился, так общался раньше. И получалось, хотя вместо бумаги был экран монитора.
– Энни, компьютер есть дома?
– Есть.
– Можно я тебе письмо напишу?
Такер попытался представить, что сидит перед экраном в верхней гостевой спальне своего дома, что Энни он еще ни разу не видел, что она отделена от него океаном. Он постарался не думать о том, что через полчаса снова с ней встретится и будет вынужден разговаривать. Он написал ей, как узнал о существовании дочери; как, вместо того чтобы помчаться к ней, трусливо удрал; как видел ее считаные разы. Признался, что и Джули Битти толком не любил, что она ему осточертела, потому он и перестал петь о страданиях неразделенной любви и прочей чепухе, а поскольку новые песни не шли, то и петь стало нечего.
Он еще никогда не говорил об этой истории настолько откровенно, без всяких купюр, и даже его бывшие жены и партнерши не знали всего того, что предстояло узнать Энни. Сами они дойти до этого без его помощи не могли – а он им врал, врал, врал…
Такер перечитал написанное, подвел итог своим преступлениям и пришел к выводу, что не так уж и велика его вина. Он же никого не убил. Еще раз перечитал – может, что-то забыл или скрыл умышленно? Вроде нет. Что ж, двадцать лет за свои преступления он отбыл.
Такер перегнулся через перила лестницы и спросил Энни:
– Распечатать или с экрана прочтешь?
– Прочту с экрана. А ты пока чайник поставь.
– Он у тебя без фокусов?
– Управишься.
Они вежливо пропустили друг друга на лестнице.
– Ночью ты нас выкинуть на улицу не можешь.
– Ага. Вот почему ты хотел дождаться, пока Джексон заснет. Рассчитываешь на мою доброту.
Он улыбнулся, хотя в желудке жгло. Спустившись вниз, Такер вошел в кухню, нашел чайник, нажал на кнопку. Дожидаясь, пока вода закипит, осмотрелся, заметил снимок. Он и Джексон. Кэт сфотографировала их, когда они ездили на матч с Филадельфией. Снимок на холодильнике его растрогал. Она взяла на себя труд распечатать, повесить… Он не выглядел здесь злодеем, на этом фото. Итак, ждем, пока чайник вскипятит воду, а хозяйка чайника управится с письмом.
Глава 14
– Значит, так, – сказала Энни, разобравшись с написанным. – Прежде всего, позвони какой-нибудь из жен. Или кому-нибудь из детей. Сейчас же.
– Это все, что ты можешь сказать обо всей моей жизни?
– Звони. Без разговоров. Как я понимаю, среди прочего ты здесь признаешься, что позорно удрал из больницы, прежде чем прибыла Грейс.
– Гм… Ха… Да, точно, я забыл, что в этом еще не признавался.
– Можешь не звонить Грейс, хотя и должен. Но кто-нибудь из них ей передаст. В любом случае, ты должен им сообщить, что жив и здоров.
Он выбрал Натали. Она разозлится, окатит его презрением, но это не смертельно. В конце концов, от нее же не требуется готовить ему супчик на старости лет. Такер набрал номер мобильника Натали, вытерпел все положенные громы и молнии, изложил то, что хотел изложить, и даже дал номер домашнего телефона Энни, как будто собирался остаться у нее надолго.
– Спасибо, – сказала ему Энни и перешла к следующему пункту. – Второе: «Джульетта» очень хороша. Не надо ее втаптывать в грязь. Не смешивай музыку и свои «подвиги».
– Значит, ты осуждаешь меня?
– Да. Ты ужасный человек. Никчемный отец для четырех детей из пяти. Бесполезный муж для каждой из жен, совершенно жуткий партнер для каждой из остальных встреченных тобою женщин. Но «Джульетта» остается вне критики.
– Да с чего ты это взяла? Ты же знаешь, из какого дерьма она выросла!
– Ты когда ее слушал в последний раз?
– Бог мой… Ни разу с момента выхода диска.
– Я слушала пару дней назад. Сколько раз ты вообще ее слушал?
– Ты что, смеешься? Я ведь, если ты не в курсе, ее сделал.
– Слушал сколько раз?
– Всю подряд? С тех пор, как она вышла?
А слушал ли он ее вообще? Он попытался вспомнить. Во всех его отношениях рано или поздно наступал момент, когда он заставал своих партнеров за тайным прослушиванием его записей. Еще не забылись виноватые физиономии застигнутых врасплох «браконьеров», среди которых была даже парочка его детей. Слава богу, не Грейс. Впрочем, он слишком мало ее знал, чтобы поймать за каким-нибудь подпольным занятием. Он покачал головой.
– Что, ни разу?
– Не уверен. Но зачем мне вообще ее слушать? Я ведь играл эти песни на сцене, иногда изо дня в день, можешь ты это понять? И если бы в них что-то было, я бы заметил. Но в том-то и дело, что там только одно вранье.
– Ты хочешь сказать, что искусство – вранье?! О господи.
– Я хочу сказать, что мое… кхм, искусство – точно подделка. Погоди, я попробую объяснить по-другому. Я хочу сказать, что мой альбом – лживый кусок дерьма.
– И ты думаешь, меня это волнует?
– Мне бы не понравилось, если бы я вдруг узнал, что Джон Ли Хукер был белым бухгалтером-счетоводом.
– А кем он был?
– Он умер, – буркнул Такер.
– Ну что ж, я не знала. Но проблема в том, что ты утверждаешь, будто я идиотка.
– Хм… С чего это ты взяла?
– Как же, я слушала «Джульетту» сотни раз, и она все равно не кажется мне пустой и поверхностной. Значит, я тупая как пробка. Дело упирается в факты. Альбом дрянь – факт. Я не могу усвоить факты – тоже факт. Следовательно, я дура.
– Нет-нет. Я этого не имел в виду. Извини.
– Тогда давай сравним твое ощущение «Джульетты» с моим.
Такер задумчиво уставился на Энни. Ему показалось, что она сдерживает раздражение. Стало быть, не притворяется, стало быть, его музыка для нее что-то значит. И он это «что-то» оплевал.
Такер пожал плечами:
– Не могу. Дежурная фраза: любое мнение имеет право быть услышанным.
– Но ты в это не веришь.
– В данном случае не верю. Скажем, я шеф-повар, ты зашла в мой ресторан и рассыпаешься в похвалах моим блюдам. А я знаю, что нассал в каждую тарелку, прежде чем подать ее на стол. Так что твое мнение имеет право на существование, но…
Энни сморщила нос и рассмеялась:
– …но демонстрирует, что я, мягко выражаясь, не гурман.
– Именно.
– Гениальный Такер Кроу полагает, что серый слушатель не способен опознать вкус и запах мочи в предлагаемой ему музыке.
Именно так Такер Кроу и полагал во время последнего концертного тура. Он презирал себя, но еще больше – всех тех, кто хлебал его варево. Одна из причин, облегчивших разрыв со сценой и с музыкой.
– Для тебя не секрет, что злодей может быть гением? – спросила Энни.
– Конечно. Кое-кто из тех, чьим искусством я восхищаюсь, полные ублюдки.
– Диккенс по-скотски относился к жене.
– Но Диккенс не сочинял мемуаров под названием «Ах, как люблю я милую женушку».
– Но ты тоже не сочинил цикла под названием «Джули Битти – глубокая и тонкая натура, и я никого не буду трахать, пока я с ней». Какая разница, откуда появилось вдохновение. Ты считаешь, что твой порыв – случайность. Но верь или не верь, нравится тебе это или нет, на альбом тебя вдохновила именно Джули, и этот альбом прекрасен.
Кроу вскинул руки над головой и засмеялся.
– Чего ты? – удивилась Энни.
– Не верится, что после всего того, что я о себе рассказал, мы пришли к тому, как я велик и неподражаем.
– С чего это тебе в голову взбрело? Снова путаешь разные понятия, Такер. Ты мелкий, жалкий, самовлюбленный… говнюк.
– Премного благодарен.
– Сам напросился. Но мы говорим не о тебе, а о том, что ты создал великий альбом.
Он улыбнулся:
– Ладно. Комплимент принимается, хоть я ему и не верю. И оскорбления принимаются. Честно скажу, меня раньше ни разу не называли говнюком. Я в восторге.
– Просто ты не слышал. Наверняка называли. В Интернет-то заглядываешь? Конечно заглядываешь, ведь там мы и познакомились.
Энни замолчала. Такер понимал, что она хочет сказать еще что-то, но почему-то не решается.
– Давай уже, выкладывай, – велел Такер.
– Я тоже должна признаться кое в чем. Может, почти таком же гадком, как и твои прегрешения.
– Отлично.
– Знаешь парня, который написал первый обзор на этом сайте? На том, где ты меня нашел.
– Какой-то Дункан, что ли. Вот, кстати, о говнюках!
Энни уставилась на него, прижав ладонь ко рту. Такер чуть не забеспокоился, не ляпнул ли он чего ненужного, но в глазах Энни светилось изумление пополам с озорством.
– А что такое?
– Такер Кроу знает Дункана и называет его говнюком. С ума сойти.
– Ты его тоже знаешь?
– Он… Еще несколько недель назад это был его дом.
Такер покачал головой:
– Значит, это он? Тот самый тип, с которым ты убила многие годы?
– Тот самый. Именно поэтому я так много слышала твоих песен. Именно поэтому и «Голую» услышала. После чего сочинила свой обзор.
– И… Черт… Он все еще живет в этом же городе?
– В пяти минутах ходьбы отсюда.
– Дьявол…
– Почему это тебя беспокоит?
– Просто… из всех шалманов, кабаков, забегаловок всего мира я выбрал его дом. Невероятно.
– Почему же. Логично. Не будь его, мы бы не познакомились. И я бы хотела, чтобы ты с ним встретился.
– Ой, ради всего святого, только не это.
– Да почему?
– Да потому. Во-первых, он гребаная кисейная барышня. Во-вторых, боюсь, я его придушу. В-третьих, он и сам помрет от перевозбуждения, если меня увидит.
– Последнее весьма вероятно.
– Почему ты хочешь, чтобы мы с ним встретились?
– Потому как, что ни говори, а он вовсе не дурак. Во всяком случае, в искусстве разбирается. И ты – единственный живой кумир, который для него существует.
– Единственный живой кумир? Господи боже мой! Я сейчас навскидку назову тебе сотню парней куда лучших, чем я.
– Ему не нужны лучшие, ему нужен ты, Такер. Поговори с ним. Ради него. Он с тобой на одной волне: ты будто подключен к какому-то хитрому запуганному разъему прямо в его заднице. Не знаю, почему это так, но это так.
– Тогда зачем мне с ним встречаться? По твоим словам, мы уже и так общаемся.
– Что ж, я тебя не заставляю. Он, конечно, не сахар, и общение с ним мне дорого обошлось. Но то, что ты здесь, а я ему об этом не сказала… Это хуже чем предательство.
– Скажешь, когда я уже уеду.
Они допили чай, Энни разыскала матрац и подушку для дивана. Джексон крепко спал в гостевой спальне. Кому суждено спать в кровати Энни, Такер не загадывал.
– Спасибо, Энни. – Он поцеловал ее в щеку.
– Приятно, когда кто-то есть в доме. С тех пор, как Дункан съехал, такого еще не было.
– О… И за это спасибо.
Он поцеловал ее в другую щеку и отправился наверх.
Субботнее утро, вопреки опасениям Энни, выдалось ясным, ярким и холодным, однако Такеру городок вовсе не показался симпатичнее, чем предыдущей ночью. Без вульгарной дешевки рекламного неона он выглядел усталым, как стареющая шлюха без косметики. После завтрака они направились к морю. Сделали крюк, чтобы поглядеть на музей. Остановились у кондитерской, в которой торговали леденцами наразвес по четверть фунта; Джексон выбрал довольно жуткие на вид розовые пастилки. Вышли к пляжу, принялись учить Джексона пускать «блинчики» плоской галькой, и тут Энни вдруг изрекла:
– Ого!
В их направлении мелко рысил небольшого роста пузанчик, краснолицый и потный, несмотря на прохладу. Поравнявшись с Энни, он остановился.
– Привет, – выдохнул он.
– Привет, Дункан. Что-то не припомню, чтобы ты раньше бегал.
– Ф-фу… Новый режим.
Такер, достаточно осведомленный об их отношениях, понимал, что эти простые фразы нагружены каким-то скрытым значением, но по выражению лица Энни ничего вычислить не смог. В течение краткой паузы Энни попыталась сочинить приличествующую торжественному моменту вступительную фразу, но Дункан ее опередил, с царственным видом выбросив ладонь в сторону Такера.
– Дункан Томсон, – представился он.
– Очень приятно. Такер Кроу.
Автоматизм процедуры не дал Такеру времени задуматься о весомости его имени в данной ситуации.
Дункан выдернул свою ладошку из такеровской, как будто обжегся, и окатил Энни бадьей ледяного презрения.
– Это попросту жалко, – бросил он ей.
И порысил дальше.
Троица глядела ему вслед, слушая, как затихает скрип гальки под ногами удаляющегося бегуна.
– Что ему жалко? – вдруг спросил Джексон.
– Это слишком сложно объяснить, – ответила Энни.
– А я хочу знать. Он на нас рассердился.
– Понимаешь, – принялся объяснять Такер, – этот человек думает, что я не тот, кто я есть на самом деле. Он думает, что Энни попросила меня назвать мое имя, потому что так смешнее.
Джексон сморщил нос и прищурился, пытаясь отыскать в таком развитии событий хоть что-то смешное, однако ничего не обнаружил.
– А что тут смешного? – наконец спросил он.
– Ничего.
– А почему вы думали, что это смешно? – повернулся Джексон к Энни, автору этой непонятной шутки.
– Я не думала, что это смешно, зайчик, – отозвалась Энни.
– А папа сказал…
– Нет-нет. Папа сказал… Видишь ли, я знаю, кто твой папа. А этот человек не знает. Он знает, кто такой Такер Кроу, но он не знает, что он твой папа.
– Он думает, что мой папа – Факер?
Не следовало бы, конечно, смеяться ругательству, произносимому шестилеткой. Однако Энни не удержалась, фыркнула, и Такер сообразил почему. Ребенок произнес бранное слово нейтральным деловым тоном – он честно пытался понять, что произошло.
– В точку! – воскликнул Такер. – Именно так он и думает.
– И еще одно осложнение. – Энни вздохнула. – Вроде бы это уже и не его дело, и тем не менее… Он думает, что ты человек, с которым у меня… связь.
– Почему?
– Фото на холодильнике. Он спросил, я толком не объяснила, имени не называла, вот и…
Только тут до Такера дошло значение царственного великодушия предложенного Дунканом рукопожатия. Теперь можно было попытаться объяснить все Джексону.
– Этот человек думает, что я друг Энни. И еще он думает, что Факер это Такер.
Джексон пожевал губу:
– Ну и ничего смешного.
– Верно. Ничего смешного.
– Тогда ладно, – одобрил Джексон. – Потому что если всем остальным смешно, тогда мне это не нравится.
– В общем, я в данный момент далеко не я, – констатировал Такер.
– Точно.
– Придется доказывать?
– Проблема в том, что Дункан знает о Такере Кроу побольше твоего.
– Ага, а я зато могу предъявить документы.
Через четверть часа Дункан позвонил Энни на мобильник. Они как раз подошли к музею, Энни рылась в недрах своей сумки, разыскивая ключи от входной двери. Жидкие прелести Гулнесса им приелись гораздо раньше, чем они надеялись, так что пришла очередь знаменитой издохшей акулы.
– Не могу поверить, что ты пошла на такое, – с драматическим надрывом продекламировал Дункан.
– Никуда я не пошла и ничего не сделала.
– Если желаешь гулять по городу с дедушкой и его внуком, то это, конечно, полностью твое дело. Но зачем притягивать Такера? С какой целью?
– Но это действительно Такер. Так что немного неловко вышло.
Такер отчаянно замахал руками.
– Лучше бы подумала, прежде чем устраивать всякие детские игры, – изрек Дункан.
– Это не игры. Ты видел настоящего Такера Кроу. Он и сейчас здесь. И ты мог спросить его о чем хочешь, вместо того чтобы придуриваться.
– Слушай, Энни…
– Нечего мне слушать.
– Я тебе послал снимок Такера. Ты прекрасно знаешь, как он выглядит. А этот, с тобой… бухгалтер на пенсии.
– На снимке не Такер, а его сосед Джон, которого после этого случая вся округа прозвала Фальш-Такером, а потом и просто Факером. Именно из-за этого самого недоразумения.
– Ой, ну я тебя умоляю!.. Ладно, а где ты взяла этого своего якобы Такера?
– Он написал мне после того, как я выложила на сайте свой обзор «Голой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29