Сара-Джейн понимала такую погоду. Кэтлин, конечно, права на все сто, и тем не менее она плюнула мне в душу.
Я погрохотала дверцами кухонных шкафов, налила молоко в самую большую кружку, всыпала какао, хлопьев и на три минуты сунула кружку в микроволновку. Немного погодя, может, нажарю еще и попкорна. Нет, никакого жира, только струя горячего воздуха да капелька растопленного диетического маргарина. И корытце низкокалорийной сливочной помадки из холодильника, чтобы оттенить послевкусие соленой кукурузы.
Взгляд зацепил мигающий красный огонек автоответчика. Не прослушать ли пока сообщения?
– Я тут забыл тебе сказать. Забери мои ботинки из...
Тебе тоже привет, Фрэнклин. У меня все прекрасно. Да, и мне очень приятно слышать твой голос.
Я перемотала кассету. Следующее сообщение началось с междометий. Когда запас “Хм-м...” и “Ну...” исчерпался, повисло неловкое молчание. Незнакомец определенно не привык к автоответчикам.
– Я вот... Ах да. Это я, Джордж Пэйн...
Как же, помню, Старый Пэйн, очкастый дятел. Это надолго. Автоответчик – самый терпеливый слушатель, хоть час говори, все покорно будет записывать. А судя по язвительным рассказам Фрэнклина, Джордж Пэйн кого угодно уболтает до тошноты.
– Я надеялся переговорить с мистером Аверсом или миссис Аверс. Ну, только чтобы удостовериться... То есть я просто хотел убедиться, что мистер Аверс получил мой чек. В смысле... Я послал чек мистеру Аверсу. Но я не знаю, когда смогу оплатить следующий взнос. Моя жена, миссис Пэйн... В общем, дела у нее неважны... А мистера Аверса никогда не бывает... вернее, я хотел сказать, я никак не могу дозвониться до мистера Аверса... А его секретарша сказала, что передала чек... Но уже прошла неделя, и я решил, лучше самому позвонить... Ну, в смысле... чтобы мистер Аверс не подумал, будто я несерьезно отношусь к своему долгу... Ну и вот, гм-м... Да, может быть, если у вас есть какие-нибудь вопросы, вы перезвоните мне?
Пэйн продиктовал номер, который я нацарапала на листке бумаги. Помявшись, он еще раз раздельно и отчетливо повторил цифры – вдруг сначала прозвучало неразборчиво? Пора было вешать трубку, но Пэйн все пыхтел и откашливался. Он будто сомневался, следует ли попрощаться с автоответчиком.
Я вслушивалась в несвязную речь Пэйна, буквально кожей ощущая его бесконечное одиночество и неодолимую потребность выговориться. Я бьюсь башкой о стену из-за толики лишнего веса, а в это время несчастный человек с отчаянием наблюдает, как рушится вся его жизнь.
Так получил Фрэнклин страховку миссис Пэйн или нет? Ладно, вытрясу из него ясный ответ. А еще выкрою полчаса из своего перегруженного делами дня и сама позвоню Пэйну. Спрошу, как там его жена, выслушаю его излияния, покажу, что хоть кому-то есть до них дело. Это и мне на пользу – перед настоящей бедой собственные небольшие проблемы воспринимаются трезвее.
Джордж Пэйн все-таки повесил трубку, и автоответчик выплюнул очередное сообщение:
– Барбара, это Кэмерон. Ты мне нужна. Срочно. Как только вернешься, сразу перезвони.
Задумавшись, я нажала кнопку автодозвона. Пороть горячку не в характере Кэмерона, так что дело наверняка серьезное. Вот только зачем главному редактору понадобилась никчемная внештатница вроде меня?
Призывно тренькнула микроволновка. Я распахнула дверцу и достала кружку. Одуряюще пахнуло шоколадом, но ручка слишком раскалилась. Пришлось брякнуть кружку на стол и дуть на пальцы. Ничего, пока объяснюсь с Кэмеро-ном, все остынет.
– Брэйди слушает.
– Привет, Кэмерон, это я.
– Барбара! Слава богу! Только не говори “нет”...
– Многообещающее вступление, – растерялась я.
– Послушай, я тебя похищаю. Всего на две-три недели.
– Зачем?
– Сидни Крайгер переметнулся в “Сан таймс”.
Я присвистнула. Хулиганская и язвительная колонка Сидни Крайгера долгие годы была одним из главных блюд “Глоб”.
– Но почему?
– Они положили ему совершенно сумасшедший оклад, а в придачу пообещали получасовое еженедельное телешоу. Я хочу, чтобы ты заменила его...
– Нет.
– Послушай же. Я подыскал пару дельных ребят – обещали подбросить несколько статей. Просто помоги залатать дыру, продержаться, пока не найду постоянную замену.
– Нет.
Сигарету! Горло буквально сводило от желания закурить.
– Я же просил тебя не говорить “нет”.
– Но я никогда ничего подобного не писала.
– У тебя получится. Кроме того, ты никогда не подводила меня со сроками. За последние годы я прочел достаточно твоих статей, чтобы убедиться – у тебя все получится, Барбара. Конечно, ты всегда предпочитала внештатную работу, но...
– Кэмерон, ты же знаешь, на первом месте у меня семья. Пусть Джейсон хотя бы перейдет в старший класс, а пока... Нет, и не проси, ежедневная колонка – это полновесный рабочий день.
– Какая еще ежедневная колонка? Неужели я сказал “ежедневная”? Я обязательно подыщу замену этой скотине Крайгеру. Барби, это дело времени! Недели две, максимум четыре. Но пока ищу, помоги, ладно? Представь, читатели раз за разом открывают газету на этой странице и не находят привычной колонки. Мы воспитывали эту привычку долгие годы, и вдруг за считанные дни все может пойти прахом.
Послышалась какая-то возня – кажется, у Кэмерона отбирали телефонную трубку. И точно, через несколько мгновений ко мне обратился другой, смутно знакомый голос:
– Барбара?
– Привет...
– Это Мак.
Меня вдруг окутало странное тепло. Он больше не заглядывал попить кофе – с тех самых пор, как София уехала к себе в Гватемалу. Мак постоянно подшучивал над Софией, дразнил ее “дуэньей”. Но может, он вовсе не шутил?
– Кэмерон слишком дипломатичен, чтобы сказать напрямую, что только вы сможете спасти его тощую старую задницу. Он забраковал уже пятерых претендентов – против Сидни все они полное дерьмо.
Лексикон Мака не приводил меня в восторг, но вынуждена признать: свои мысли он излагал емко и выразительно.
– Барбара, идея со сборной колонкой – его единственный шанс выкрутиться. Соглашайтесь, тогда и я черкну пару абзацев.
– Очень лестно, Мак, но я не могу.
– Послушайте, вы можете писать, сидя в своем треханом доме, а я буду закидывать вашу писанину в редакцию.
– Мне нужно собрать детей в лагерь.
– Я сам пришью метки к их барахлу.
– Кампания моего мужа набирает обороты...
– Помнится, вы говорили, что ваша помощь ему не особо и нужна.
– У вас хорошая память.
– Безотказная. Вы нужны Кэмерону, Барбара. Без вас он загнется.
Ладонь, сжимавшая телефонную трубку, взмокла. Кэтлин была права. Всегда найдется чертова прорва отговорок, чтобы оправдать свое безволие и бездействие. А разве Фрэнклин не требовал, чтобы я занялась чем-нибудь дельным?..
– И я смогу работать дома?
Телефоном вновь завладел Кэмерон:
– Спасибо, Барбара. Ручаюсь, не пожалеешь.
– Кэмерон! Я еще не согласилась.
– Значит, так. Сидни еще должен мне статьи на ближайшие две недели. Соберись, настройся – и за работу. Жду первые три-четыре колонки, скажем, в следующую пятницу. – И он положил трубку.
Полный бред. Мое перо давно уже заржавело. Кэмерону достаточно бросить взгляд на мою тупую писанину, чтобы сказать прости-прощай. И как изменится моя жизнь? Перед глазами тусклым пятном маячил лист бумаги, агонизирующий в своей белизне. А сроки... Хуже только роды, но они по крайней мере случаются не каждый день.
Разумеется, со стороны все кажется просто. Тем паче что для субботней колонки “Спросите Барбару” не нужно быть семи пядей во лбу. Выдумываешь изящный ответ на конкретный вопрос – и дело в шляпе. Даже в первую безникотиновую неделю работа попортила мне не особенно много крови. Но труд, которого Кэмерон ждал от меня теперь, обойдется куда дороже. Статья-другая – и мне потребуется полное переливание крови.
Я села за рабочий стол и выгребла со дна ящика папки с надписями “Идеи”. Все три раздувались от газетных вырезок, наспех накоряба-ных записок и ксерокопий. Может, среди этого барахла отыщутся темы для парочки добротных статей. Только чтобы помочь Кэмерону продержаться две недели. Заодно появится повод забежать в редакцию “Глоб”... Сколько я там уже не была? С папиной смерти, с ума сойти!
Наконец-то я дорвалась до чашки шоколадной амброзии. Поворошила ложкой хлопья, чтобы получше пропитались, и погрузилась в тревожные размышления.
Первая проблема: как подступиться к Фрэнклину? Он бы не возражал, устройся я таскать судна в больнице, но настоящая, полноценная работа...
– Вкалывают лишь жены бедняков! – орал он, когда я захотела устроиться на работу после того, как отдала Джейсона в детский сад и внезапно обнаружила, как много часов в сутках. – Моей матери пришлось работать, а мне нянчиться с девятью сопливыми братьями и сестрами. Ты этого хочешь? Вздумала ограбить родных детей, отнять у них нормальное детство? Хочешь, чтобы в меня тыкали пальцем и перешептывались, что Фрэнклин Аверс не в состоянии прокормить семью? Если так, то иди работай!
В финале он вылетел из дома, шарахнув дверью, и вернулся лишь на следующий день. Больше я не решалась трогать этот нарыв, а постепенно уверовала, что и мама, будь она жива, с радостью забросила бы карьеру, чтобы всецело посвятить себя мне.
Я обожгла губы горячим шоколадом и очнулась. Что за бред лезет в голову? С того скандала прошло столько лет. Успех Фрэнклина неоспорим – никто больше не осмелится перешептываться у него за спиной. Жены самых успешных политиков вовсю делают карьеру, причем их мужья с гордостью упирают на это на предвыборных митингах – завоевывают голоса энергичных и независимых современных женщин. Что до детей, они уж точно не пострадают, поскольку отбывают в лагерь на все лето. Против такого аргумента не попрешь, даже если тебя зовут Фрэнклин Аверс.
Всю жизнь я затрачивала массу усилий, чтобы благополучно обойти подводные рифы семейных отношений, и менее всего стремилась менять курс сейчас. С годами наше с Фрэнклином содружество любовников и единомышленников как-то усохло, скукожилось и почти бесследно испарилось, но притертый и смазанный механизм семьи продолжал действовать слаженно. Как и прежде, мы отлично подходили друг другу, пребывали в полной гармонии и существовали в унисон. Ну-ну. А разве не это называется идеальным браком? И разве жить в браке не означает идти на уступки и принимать их в ответ?
Я придирчиво рассмотрела предложение Кэмерона со всех возможных точек зрения. Фрэнклину просто не к чему прицепиться: дети уедут, дома мне заняться нечем, а избирательная кампания нисколько во мне не нуждается. Если же я все-таки понадоблюсь, то без труда приспособлю свое расписание к сумасшедшему распорядку его жизни. И наконец, самый убедительный довод – отвлекусь от еды.
Ухватив не желающую остывать кружку через рукав свитера, я перелила шоколад в другую чашку, потом обратно. Густая бархатисто-коричневая жидкость медленно колыхалась, оглушая своим ароматом. Память воскрешала лучшие часы былой жизни, когда после школы мы лакомились шоколадом на кухне Сары-Джейн.
Черт! Я так и не удосужилась освободить ее шкаф. Лучше все же сделать это до того, как погружусь в газетную круговерть. Словом, никакого десерта, пока не разберешься с томатным пюре.
На оконные стекла внезапно обрушились потоки дождя. Прямо над домом в вязком, как кисель, месиве туч сверкнула молния. Гром утюжил кварталы под жалобное дребезжание стекол.
– Ладно, ладно, поняла!
Не раздумывая, я выплеснула шоколад в мойку. Очередной громовый раскат сотряс дом.
– Говорю же, поняла. Уже еду.
Не прошло и пяти минут, как моя машина неслась через грозу и град к дому Сары-Джейн.
Нет, не могу. Казалось бы, пустяк – попасть в дом, от которого имеешь ключ... Но как заставить себя повернуть ключ, как переступить через порог, зная, что Сара-Джейн больше никогда не выйдет мне навстречу? Бесполезный ключ торчал в замке, а я – на холодном ветру, разглядывая резную деревянную дверь. Прямо передо мной крохотный Будда читал проповедь собранию монахов. Я пробежала пальцами по гладким прохладным фигуркам. Массивная дверь представляла собой сплошной барельеф – десятки сюжетов, которых я прежде не замечала. Что ж, наверстаю упущенное сейчас.
Гроза умчалась бесноваться за горизонт, оставив пронзительно-чистый запах и ровный, частый дождь. Я немного послушала его монотонный шелест, стоя под изогнутым навесом пагоды.
Сара-Джейн, в этом она вся. Однажды побывала в Японии, влюбилась в сад для дзэнских медитаций да и вывезла его целиком – с разномастными замшелыми валунами, с каменным фонарем, с россыпями мелкой гальки. Прихватила и черепичный навес, по виду сорванный со скромной старинной пагоды. Все это она расположила прямо перед входом в дом, чтобы всякий раз, прежде чем отпереть замок, можно было помедитировать.
Когда Саре-Джейн что-то нравилось, она не особенно истязала себя самоотречением. Если не считать ежегодные великопостные страсти – сорок убийственных дней без шоколадного батончика.
Я раскрыла мокрый зонт. Не тащить же его в дом. Под просторной черепичной крышей он отлично просохнет. Обернувшись, скользнула взглядом по саду камней, потом всмотрелась и невольно выругалась.
Сад представлял собой небольшую площадку, засыпанную сероватой галькой, над которой возвышались особым образом расставленные крупные валуны. Сара-Джейн крохотными граблями расчесывала гальку в виде правильных волн и спиралей. Но сейчас этот безводный океан был изуродован, кто-то расчертил его огромными крестиками-ноликами. Игра велась старыми поломанными киями – они валялись рядом. Влажно отливал потемневший от дождя лак. Мокрая галька казалась темно-серой, замшелые валуны стыли над ней большими нахохлившимися птицами. Я накрыла камни раскрытым зонтом. Равнодушно шелестел дождь. Музыка плача. Издалека донесся приглушенный раскат грома.
– Слышу, слышу.
Я вернулась под навес, из-под которого по всему саду разливался густой можжевеловый дух. Когда-то я привезла в подарок Саре-Джейн пару крохотных кустиков. Мы вместе высадили их в две керамические кадки по бокам от входной двери, исцарапав все руки. Не знаю, в чем там дело, никогда не была сильна ни в химии, ни в биологии, только ободранные руки покрылись мелкой багровой сыпью. После мы долго смеялись и чесались на кухне, врачуя таинственный недуг лошадиными дозами бенадрила (наружно) и бенедиктина (внутрь).
С тех пор прошло много лет, чахлые растеньица вытянулись и окрепли, хотя Сара-Джейн и не баловала их. Теперь вход в ее дом охраняли два разлапистых, косматых стража. Узловатые ветви в плотной черно-зеленой щетине нависали надо мной, касаясь двери.
Господи, утраченного не вернуть, но помоги хотя бы оживить и потрогать воспоминания. Я сорвала с кончика ветки пучок мягких молодых иголок, растерла в пальцах, поднесла к ноздрям. Острый горьковатый запах, тот самый, до боли узнаваемый... Я почти уверовала, что рана в душе зарубцевалась. Оказалось – нет, разве что перестала саднить и затянулась тонкой корочкой.
– Поверни ключ, – приказала я себе. Ключ повернут.
– А теперь входи!
Раз, два, три. Я толкнула дверь и тут же зажмурилась от оглушительного воя. Сигнализация! Если через тридцать пять секунд не отключу пищалку, то на тридцать седьмой примчится наряд полиции. Панель управления была тут же, у входа, да что проку – я не помнила код.
Давай, Барбара, пошевели мозгами! День рождения Стэнфорда, какое-то там апреля... Апрель. Дурное время. Месяц налогов. Секунды утекали. Я торопливо набрала код, сломав при этомноготь. Есть! Благословенная тишина была почти осязаема. Взмокшая, я качнулась к зеркалу у двери, перевела дух, подняла голову и уперлась в отражение. Шок.
Сквозь полукруглые окна под потолком в холл просачивался замогильный зеленоватый свет. Тусклые блики не столько освещали мое лицо, сколько подчеркивали на нем каждую тень, углубляли мельчайшие морщинки. Я прижала пальцы к щекам и оттянула их кверху, пытаясь разгладить бездонные складки возле носа. Уголки глаз тут же поползли к вискам, приобретая экзотичную раскосость.
Ну и сколько еще я смогу протянуть в натуральном виде? Год, от силы два, если не показываться нигде, кроме пятизвездочных ресторанов, – освещение там до того интимное, что собственную тарелку не разглядишь. А дальше – косметическая клиника подороже, предупредительный персонал и кровавая битва за свежесть и красоту. Пожалуй, начать можно с “гусиных лапок” возле глаз.
Слегка успокоившись, я снова всмотрелась в зеркало. У лишнего веса был один плюс: исчезли впалые щеки и ввалившиеся глаза, прежде придававшие мне элегантный, но несколько изможденный вид.
– Ты уже большая девочка и сама все понимаешь, – сказала я отражению. – Ты не сможешь написать и пары строчек в газету, пока не покончишь с этим испытанием. Войди в спальню своей подруги и разбери ее вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я погрохотала дверцами кухонных шкафов, налила молоко в самую большую кружку, всыпала какао, хлопьев и на три минуты сунула кружку в микроволновку. Немного погодя, может, нажарю еще и попкорна. Нет, никакого жира, только струя горячего воздуха да капелька растопленного диетического маргарина. И корытце низкокалорийной сливочной помадки из холодильника, чтобы оттенить послевкусие соленой кукурузы.
Взгляд зацепил мигающий красный огонек автоответчика. Не прослушать ли пока сообщения?
– Я тут забыл тебе сказать. Забери мои ботинки из...
Тебе тоже привет, Фрэнклин. У меня все прекрасно. Да, и мне очень приятно слышать твой голос.
Я перемотала кассету. Следующее сообщение началось с междометий. Когда запас “Хм-м...” и “Ну...” исчерпался, повисло неловкое молчание. Незнакомец определенно не привык к автоответчикам.
– Я вот... Ах да. Это я, Джордж Пэйн...
Как же, помню, Старый Пэйн, очкастый дятел. Это надолго. Автоответчик – самый терпеливый слушатель, хоть час говори, все покорно будет записывать. А судя по язвительным рассказам Фрэнклина, Джордж Пэйн кого угодно уболтает до тошноты.
– Я надеялся переговорить с мистером Аверсом или миссис Аверс. Ну, только чтобы удостовериться... То есть я просто хотел убедиться, что мистер Аверс получил мой чек. В смысле... Я послал чек мистеру Аверсу. Но я не знаю, когда смогу оплатить следующий взнос. Моя жена, миссис Пэйн... В общем, дела у нее неважны... А мистера Аверса никогда не бывает... вернее, я хотел сказать, я никак не могу дозвониться до мистера Аверса... А его секретарша сказала, что передала чек... Но уже прошла неделя, и я решил, лучше самому позвонить... Ну, в смысле... чтобы мистер Аверс не подумал, будто я несерьезно отношусь к своему долгу... Ну и вот, гм-м... Да, может быть, если у вас есть какие-нибудь вопросы, вы перезвоните мне?
Пэйн продиктовал номер, который я нацарапала на листке бумаги. Помявшись, он еще раз раздельно и отчетливо повторил цифры – вдруг сначала прозвучало неразборчиво? Пора было вешать трубку, но Пэйн все пыхтел и откашливался. Он будто сомневался, следует ли попрощаться с автоответчиком.
Я вслушивалась в несвязную речь Пэйна, буквально кожей ощущая его бесконечное одиночество и неодолимую потребность выговориться. Я бьюсь башкой о стену из-за толики лишнего веса, а в это время несчастный человек с отчаянием наблюдает, как рушится вся его жизнь.
Так получил Фрэнклин страховку миссис Пэйн или нет? Ладно, вытрясу из него ясный ответ. А еще выкрою полчаса из своего перегруженного делами дня и сама позвоню Пэйну. Спрошу, как там его жена, выслушаю его излияния, покажу, что хоть кому-то есть до них дело. Это и мне на пользу – перед настоящей бедой собственные небольшие проблемы воспринимаются трезвее.
Джордж Пэйн все-таки повесил трубку, и автоответчик выплюнул очередное сообщение:
– Барбара, это Кэмерон. Ты мне нужна. Срочно. Как только вернешься, сразу перезвони.
Задумавшись, я нажала кнопку автодозвона. Пороть горячку не в характере Кэмерона, так что дело наверняка серьезное. Вот только зачем главному редактору понадобилась никчемная внештатница вроде меня?
Призывно тренькнула микроволновка. Я распахнула дверцу и достала кружку. Одуряюще пахнуло шоколадом, но ручка слишком раскалилась. Пришлось брякнуть кружку на стол и дуть на пальцы. Ничего, пока объяснюсь с Кэмеро-ном, все остынет.
– Брэйди слушает.
– Привет, Кэмерон, это я.
– Барбара! Слава богу! Только не говори “нет”...
– Многообещающее вступление, – растерялась я.
– Послушай, я тебя похищаю. Всего на две-три недели.
– Зачем?
– Сидни Крайгер переметнулся в “Сан таймс”.
Я присвистнула. Хулиганская и язвительная колонка Сидни Крайгера долгие годы была одним из главных блюд “Глоб”.
– Но почему?
– Они положили ему совершенно сумасшедший оклад, а в придачу пообещали получасовое еженедельное телешоу. Я хочу, чтобы ты заменила его...
– Нет.
– Послушай же. Я подыскал пару дельных ребят – обещали подбросить несколько статей. Просто помоги залатать дыру, продержаться, пока не найду постоянную замену.
– Нет.
Сигарету! Горло буквально сводило от желания закурить.
– Я же просил тебя не говорить “нет”.
– Но я никогда ничего подобного не писала.
– У тебя получится. Кроме того, ты никогда не подводила меня со сроками. За последние годы я прочел достаточно твоих статей, чтобы убедиться – у тебя все получится, Барбара. Конечно, ты всегда предпочитала внештатную работу, но...
– Кэмерон, ты же знаешь, на первом месте у меня семья. Пусть Джейсон хотя бы перейдет в старший класс, а пока... Нет, и не проси, ежедневная колонка – это полновесный рабочий день.
– Какая еще ежедневная колонка? Неужели я сказал “ежедневная”? Я обязательно подыщу замену этой скотине Крайгеру. Барби, это дело времени! Недели две, максимум четыре. Но пока ищу, помоги, ладно? Представь, читатели раз за разом открывают газету на этой странице и не находят привычной колонки. Мы воспитывали эту привычку долгие годы, и вдруг за считанные дни все может пойти прахом.
Послышалась какая-то возня – кажется, у Кэмерона отбирали телефонную трубку. И точно, через несколько мгновений ко мне обратился другой, смутно знакомый голос:
– Барбара?
– Привет...
– Это Мак.
Меня вдруг окутало странное тепло. Он больше не заглядывал попить кофе – с тех самых пор, как София уехала к себе в Гватемалу. Мак постоянно подшучивал над Софией, дразнил ее “дуэньей”. Но может, он вовсе не шутил?
– Кэмерон слишком дипломатичен, чтобы сказать напрямую, что только вы сможете спасти его тощую старую задницу. Он забраковал уже пятерых претендентов – против Сидни все они полное дерьмо.
Лексикон Мака не приводил меня в восторг, но вынуждена признать: свои мысли он излагал емко и выразительно.
– Барбара, идея со сборной колонкой – его единственный шанс выкрутиться. Соглашайтесь, тогда и я черкну пару абзацев.
– Очень лестно, Мак, но я не могу.
– Послушайте, вы можете писать, сидя в своем треханом доме, а я буду закидывать вашу писанину в редакцию.
– Мне нужно собрать детей в лагерь.
– Я сам пришью метки к их барахлу.
– Кампания моего мужа набирает обороты...
– Помнится, вы говорили, что ваша помощь ему не особо и нужна.
– У вас хорошая память.
– Безотказная. Вы нужны Кэмерону, Барбара. Без вас он загнется.
Ладонь, сжимавшая телефонную трубку, взмокла. Кэтлин была права. Всегда найдется чертова прорва отговорок, чтобы оправдать свое безволие и бездействие. А разве Фрэнклин не требовал, чтобы я занялась чем-нибудь дельным?..
– И я смогу работать дома?
Телефоном вновь завладел Кэмерон:
– Спасибо, Барбара. Ручаюсь, не пожалеешь.
– Кэмерон! Я еще не согласилась.
– Значит, так. Сидни еще должен мне статьи на ближайшие две недели. Соберись, настройся – и за работу. Жду первые три-четыре колонки, скажем, в следующую пятницу. – И он положил трубку.
Полный бред. Мое перо давно уже заржавело. Кэмерону достаточно бросить взгляд на мою тупую писанину, чтобы сказать прости-прощай. И как изменится моя жизнь? Перед глазами тусклым пятном маячил лист бумаги, агонизирующий в своей белизне. А сроки... Хуже только роды, но они по крайней мере случаются не каждый день.
Разумеется, со стороны все кажется просто. Тем паче что для субботней колонки “Спросите Барбару” не нужно быть семи пядей во лбу. Выдумываешь изящный ответ на конкретный вопрос – и дело в шляпе. Даже в первую безникотиновую неделю работа попортила мне не особенно много крови. Но труд, которого Кэмерон ждал от меня теперь, обойдется куда дороже. Статья-другая – и мне потребуется полное переливание крови.
Я села за рабочий стол и выгребла со дна ящика папки с надписями “Идеи”. Все три раздувались от газетных вырезок, наспех накоряба-ных записок и ксерокопий. Может, среди этого барахла отыщутся темы для парочки добротных статей. Только чтобы помочь Кэмерону продержаться две недели. Заодно появится повод забежать в редакцию “Глоб”... Сколько я там уже не была? С папиной смерти, с ума сойти!
Наконец-то я дорвалась до чашки шоколадной амброзии. Поворошила ложкой хлопья, чтобы получше пропитались, и погрузилась в тревожные размышления.
Первая проблема: как подступиться к Фрэнклину? Он бы не возражал, устройся я таскать судна в больнице, но настоящая, полноценная работа...
– Вкалывают лишь жены бедняков! – орал он, когда я захотела устроиться на работу после того, как отдала Джейсона в детский сад и внезапно обнаружила, как много часов в сутках. – Моей матери пришлось работать, а мне нянчиться с девятью сопливыми братьями и сестрами. Ты этого хочешь? Вздумала ограбить родных детей, отнять у них нормальное детство? Хочешь, чтобы в меня тыкали пальцем и перешептывались, что Фрэнклин Аверс не в состоянии прокормить семью? Если так, то иди работай!
В финале он вылетел из дома, шарахнув дверью, и вернулся лишь на следующий день. Больше я не решалась трогать этот нарыв, а постепенно уверовала, что и мама, будь она жива, с радостью забросила бы карьеру, чтобы всецело посвятить себя мне.
Я обожгла губы горячим шоколадом и очнулась. Что за бред лезет в голову? С того скандала прошло столько лет. Успех Фрэнклина неоспорим – никто больше не осмелится перешептываться у него за спиной. Жены самых успешных политиков вовсю делают карьеру, причем их мужья с гордостью упирают на это на предвыборных митингах – завоевывают голоса энергичных и независимых современных женщин. Что до детей, они уж точно не пострадают, поскольку отбывают в лагерь на все лето. Против такого аргумента не попрешь, даже если тебя зовут Фрэнклин Аверс.
Всю жизнь я затрачивала массу усилий, чтобы благополучно обойти подводные рифы семейных отношений, и менее всего стремилась менять курс сейчас. С годами наше с Фрэнклином содружество любовников и единомышленников как-то усохло, скукожилось и почти бесследно испарилось, но притертый и смазанный механизм семьи продолжал действовать слаженно. Как и прежде, мы отлично подходили друг другу, пребывали в полной гармонии и существовали в унисон. Ну-ну. А разве не это называется идеальным браком? И разве жить в браке не означает идти на уступки и принимать их в ответ?
Я придирчиво рассмотрела предложение Кэмерона со всех возможных точек зрения. Фрэнклину просто не к чему прицепиться: дети уедут, дома мне заняться нечем, а избирательная кампания нисколько во мне не нуждается. Если же я все-таки понадоблюсь, то без труда приспособлю свое расписание к сумасшедшему распорядку его жизни. И наконец, самый убедительный довод – отвлекусь от еды.
Ухватив не желающую остывать кружку через рукав свитера, я перелила шоколад в другую чашку, потом обратно. Густая бархатисто-коричневая жидкость медленно колыхалась, оглушая своим ароматом. Память воскрешала лучшие часы былой жизни, когда после школы мы лакомились шоколадом на кухне Сары-Джейн.
Черт! Я так и не удосужилась освободить ее шкаф. Лучше все же сделать это до того, как погружусь в газетную круговерть. Словом, никакого десерта, пока не разберешься с томатным пюре.
На оконные стекла внезапно обрушились потоки дождя. Прямо над домом в вязком, как кисель, месиве туч сверкнула молния. Гром утюжил кварталы под жалобное дребезжание стекол.
– Ладно, ладно, поняла!
Не раздумывая, я выплеснула шоколад в мойку. Очередной громовый раскат сотряс дом.
– Говорю же, поняла. Уже еду.
Не прошло и пяти минут, как моя машина неслась через грозу и град к дому Сары-Джейн.
Нет, не могу. Казалось бы, пустяк – попасть в дом, от которого имеешь ключ... Но как заставить себя повернуть ключ, как переступить через порог, зная, что Сара-Джейн больше никогда не выйдет мне навстречу? Бесполезный ключ торчал в замке, а я – на холодном ветру, разглядывая резную деревянную дверь. Прямо передо мной крохотный Будда читал проповедь собранию монахов. Я пробежала пальцами по гладким прохладным фигуркам. Массивная дверь представляла собой сплошной барельеф – десятки сюжетов, которых я прежде не замечала. Что ж, наверстаю упущенное сейчас.
Гроза умчалась бесноваться за горизонт, оставив пронзительно-чистый запах и ровный, частый дождь. Я немного послушала его монотонный шелест, стоя под изогнутым навесом пагоды.
Сара-Джейн, в этом она вся. Однажды побывала в Японии, влюбилась в сад для дзэнских медитаций да и вывезла его целиком – с разномастными замшелыми валунами, с каменным фонарем, с россыпями мелкой гальки. Прихватила и черепичный навес, по виду сорванный со скромной старинной пагоды. Все это она расположила прямо перед входом в дом, чтобы всякий раз, прежде чем отпереть замок, можно было помедитировать.
Когда Саре-Джейн что-то нравилось, она не особенно истязала себя самоотречением. Если не считать ежегодные великопостные страсти – сорок убийственных дней без шоколадного батончика.
Я раскрыла мокрый зонт. Не тащить же его в дом. Под просторной черепичной крышей он отлично просохнет. Обернувшись, скользнула взглядом по саду камней, потом всмотрелась и невольно выругалась.
Сад представлял собой небольшую площадку, засыпанную сероватой галькой, над которой возвышались особым образом расставленные крупные валуны. Сара-Джейн крохотными граблями расчесывала гальку в виде правильных волн и спиралей. Но сейчас этот безводный океан был изуродован, кто-то расчертил его огромными крестиками-ноликами. Игра велась старыми поломанными киями – они валялись рядом. Влажно отливал потемневший от дождя лак. Мокрая галька казалась темно-серой, замшелые валуны стыли над ней большими нахохлившимися птицами. Я накрыла камни раскрытым зонтом. Равнодушно шелестел дождь. Музыка плача. Издалека донесся приглушенный раскат грома.
– Слышу, слышу.
Я вернулась под навес, из-под которого по всему саду разливался густой можжевеловый дух. Когда-то я привезла в подарок Саре-Джейн пару крохотных кустиков. Мы вместе высадили их в две керамические кадки по бокам от входной двери, исцарапав все руки. Не знаю, в чем там дело, никогда не была сильна ни в химии, ни в биологии, только ободранные руки покрылись мелкой багровой сыпью. После мы долго смеялись и чесались на кухне, врачуя таинственный недуг лошадиными дозами бенадрила (наружно) и бенедиктина (внутрь).
С тех пор прошло много лет, чахлые растеньица вытянулись и окрепли, хотя Сара-Джейн и не баловала их. Теперь вход в ее дом охраняли два разлапистых, косматых стража. Узловатые ветви в плотной черно-зеленой щетине нависали надо мной, касаясь двери.
Господи, утраченного не вернуть, но помоги хотя бы оживить и потрогать воспоминания. Я сорвала с кончика ветки пучок мягких молодых иголок, растерла в пальцах, поднесла к ноздрям. Острый горьковатый запах, тот самый, до боли узнаваемый... Я почти уверовала, что рана в душе зарубцевалась. Оказалось – нет, разве что перестала саднить и затянулась тонкой корочкой.
– Поверни ключ, – приказала я себе. Ключ повернут.
– А теперь входи!
Раз, два, три. Я толкнула дверь и тут же зажмурилась от оглушительного воя. Сигнализация! Если через тридцать пять секунд не отключу пищалку, то на тридцать седьмой примчится наряд полиции. Панель управления была тут же, у входа, да что проку – я не помнила код.
Давай, Барбара, пошевели мозгами! День рождения Стэнфорда, какое-то там апреля... Апрель. Дурное время. Месяц налогов. Секунды утекали. Я торопливо набрала код, сломав при этомноготь. Есть! Благословенная тишина была почти осязаема. Взмокшая, я качнулась к зеркалу у двери, перевела дух, подняла голову и уперлась в отражение. Шок.
Сквозь полукруглые окна под потолком в холл просачивался замогильный зеленоватый свет. Тусклые блики не столько освещали мое лицо, сколько подчеркивали на нем каждую тень, углубляли мельчайшие морщинки. Я прижала пальцы к щекам и оттянула их кверху, пытаясь разгладить бездонные складки возле носа. Уголки глаз тут же поползли к вискам, приобретая экзотичную раскосость.
Ну и сколько еще я смогу протянуть в натуральном виде? Год, от силы два, если не показываться нигде, кроме пятизвездочных ресторанов, – освещение там до того интимное, что собственную тарелку не разглядишь. А дальше – косметическая клиника подороже, предупредительный персонал и кровавая битва за свежесть и красоту. Пожалуй, начать можно с “гусиных лапок” возле глаз.
Слегка успокоившись, я снова всмотрелась в зеркало. У лишнего веса был один плюс: исчезли впалые щеки и ввалившиеся глаза, прежде придававшие мне элегантный, но несколько изможденный вид.
– Ты уже большая девочка и сама все понимаешь, – сказала я отражению. – Ты не сможешь написать и пары строчек в газету, пока не покончишь с этим испытанием. Войди в спальню своей подруги и разбери ее вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37