зачем? — она сызмальства воспитывалась.
Когда умирал дедушка Росс, от него остались только кожа да кости, но глаза, все такие же живые, светились любовью к той, которую он знал не как «Келли», а как «Лиззи», самой любимой из всех внуков и внучек, он обозначил ей путь в жизни, сказав, будто поделившись измучившей его тайной: «То, что ты делаешь со своей жизнью, та любовь, которую ты вносишь в нее, — это и есть Бог».
19
Она осталась одна. Он был рядом, но покинул ее, и она осталась одна, хотя, конечно же, он бросил ее, чтобы поскорее вызвать подмогу.
Пребывая в шоке, она не понимала, где находится, почему стало так тесно, откуда взялась эта темнота, не понимала, что же, собственно, случилось, ведь все произошло стремительно — так проносится за окном мчащегося автомобиля смазанная картина, кровь застилала ей глаза — широко распахнутые, удивленные и невидящие, там, где треснул череп, яростно пульсировала боль, она знала, что кость треснула, и боялась, что черная вода воспользуется этой трещиной, чтобы просочиться внутрь и лишить ее жизни, если она не сумеет раньше выбраться, если он не вернется и не поможет ей.
Он действительно утешал ее, улыбаясь, озабоченно хмуря брови и бережно обнимая за плечи. Не сомневайся во мне, Келли. Никогда.
Он знал ее имя, он звал ее по имени. С любовью смотрел на нее, она это чувствовала.
Он был ее другом. Она его совсем не знала, но он был другом, это она понимала. Еще минута, и она вспомнит его имя.
Это автомобиль стал для нее ловушкой, ее зажало на переднем сиденье, там было очень мало места, потому что и крыша, и щиток управления, и дверца — все прогнулось внутрь, придавив ноги и раздробив коленную чашечку правой ноги, оказавшейся словно в тисках; с той же, правой, стороны у нее были переломаны все ребра, но боль еще не чувствовалась, витала где-то, словно несформулированная мысль, и Келли думала, что все будет хорошо, стоит ей лишь приподнять голову над этой просочившейся в машину черной водой, остро пахнувшей нечистотами и холодной, очень холодной для такого теплого летнего вечера.
Она ухитрялась дышать, даже заглатывая воду, особым способом, отфыркива-ясь и тряся головой, и, насколько позволяли силы, старалась отодвинуться от расплющенной дверцы, правое плечо, видимо, сломано, но об этом сейчас не надо думать, в больнице о ней позаботятся, ее подруге как-то спасли в больнице жизнь, они учились вместе в школе, но имени ее она не помнит, помнит только, что это случилось не с ней, Келли, она продолжала звать на помощь: «Помогите! Помогите мне! Я здесь!» — не понимая толком, где теперь верх, где небо? — он так яростно пытался выбраться наружу, что лез прямо по ней к дверце, оказавшейся наверху, там, где ее быть не должно, распахнул эту дверцу, преодолевая сопротивление того, что на нее давило, и протиснул свое ширококостное тело в отверстие, куда с трудом пролезла бы Келли Келлер, но он был очень сильный, он брыкался и толкался, как огромная взбесившаяся рыба, инстинктивно рвущаяся к спасению.
А что ей осталось от него, бог мой, какую награду сжимали ее глупенькие пальчики со сломанными ноготками, которые она так усердно полировала прошлым вечером, взяв у Баффи ее маникюрный набор, какую же, бог мой, — туфлю?
Пустую туфлю?
Но нет: тут только одно направление, и он вернется к ней с той стороны. Она это твердо знает.
Она понимала еще и то, что автомобиль находится полностью в воде, не зная точно, на какой глубине — может, всего в несколько дюймов, — понимала той частью сознания, которая сохраняла ясность, и понимала, что, хотя воздух в салоне — пузырек или пузырьки воздуха — еще оставался, постепенно салон наполнится, не может не наполниться, водой: тоненькие струйки протекали сквозь множество дырочек, щелей, трещин, вроде той, что расползлась паутиной по ветровому стеклу, уровень воды будет понемногу расти, должен расти, ведь автомобиль лежит на дне, она слышала, что иногда жертвы несчастного случая проводили в затопленных машинах до пяти часов и оставались живы, ее тоже спасут, если она будет сохранять выдержку, не поддастся панике, а по мере того как грязная черная вода станет подниматься, заполняя ее рот, горло, легкие, хотя она не сможет видеть ее и даже слышать, как она капает, сочится, льется тонкой струйкой ей на голову, по мере того как звон станет нарастать в ушах, тело сотрясать кашель и она станет задыхаться, ей нужно будет постоянно выплевывать из себя жидкую черную грязь.
Но разве он не обещал ей, что все будет хорошо? Обещал.
Разве он не сжимал ее в объятиях, не целовал? Целовал.
Разве не просовывал в ее сухой, растревоженный рот свой огромный язык? Просовывал.
Никакой боли! Никакой боли!
Она могла бы поклясться, что не испытывает боли и вообще ни за что ей не поддастся, недаром ее хвалили в больнице, Элизабет, храбрая девочка, когда перевязали ей глаз, она и была такой, он в этом убедится, как только поможет ей выбраться, она сама всплывет, она хороший пловец. Я здесь.
20
Дважды в неделю, по вторникам и четвергам, в том числе и в летнее время, Келли Келлер совершала изнурительные поездки в подержанной «мазде» из своего бостонского кондоминиума, расположенного сразу за Бикон-хилл, в Роксбери, где в душном помещении Центра социальной службы она учила или, скорее, добросовестно пыталась учить взрослых неграмотных негров читать тексты из учебника. Занятия начинались в семь часов вечера и продолжались приблизительно до восьми тридцати. Когда ей задавали вопрос, как идут дела у ее учеников, Келли отвечала: «Помаленьку».
Келли всего лишь несколько месяцев числилась добровольным помощником Американского национального фонда по ликвидации неграмотности, она относилась с большим энтузиазмом к своей работе и вкладывала в нее душу… не без некоторого самодовольства и снисходительности представительницы белой расы в сочетании с острым животным страхом перед угрозой нападения, насилия — не в самом Центре, а на прилегающих к нему улицах безлюдного Роксбери и на замусоренной автостраде, где белую кожу можно смело причислять к факторам риска.
Отношение ее к этому виду деятельности было настолько двойственным, что она до сих пор ничего не рассказала родителям и редко говорила на эту тему с друзьями.
Не сказала она о ней и Сенатору, с которым несколько раз в тот день беседовала на вилле у Баффи… почему? — она и сама толком не понимала… возможно, не хотела казаться эдакой ярой общественницей из «Американских добровольцев», такой тип женщин Сенатор, как любой преуспевающий политик, конечно же, хорошо знал и наверняка относился к ним со снисходительным презрением, нет, она хотела, чтобы он видел в ней совсем другую женщину.
Кто такой «американский доброволец»? Особенно женщина-"доброволец"? Женщина, понимающая, что на этом не сделаешь себе рекламу.
А тем временем черная вода заползла в укромное местечко, где уютно расположилась ее матка.
И еще: Баффи была так мила, что предоставила ей комнату маленькой сестренки — одну из пяти спален виллы на Дерри-роуд, расположенную на юго-восточной стороне; Келли Келлер всякий раз, приезжая сюда, занимала ее, там стояла утопающая в белой кисее и отделанная желтой медью целомудренно-девственная кровать, островерхая мебель, повсюду лежали плетеные коврики, а в цветочном узоре обоев преобладал земляничный тон, как и в любимой комнате бабушки Росс в большом старом гринвичском доме; дрожащими руками Келли ополоснула лицо, тщательно промыв покрасневшие от солнца глаза, и быстрыми нервными движениями расчесала волосы, улыбаясь своему отражению в зеркале, висевшем в ванной, и думая, нет, нет, это невозможно, этого не может быть.
Но это случилось. Келли Келлер избрали.
Сначала Сенатор общался со всеми, никому не отдавая предпочтения. Высокий и широкоплечий, темпераментный и радостно-возбужденный оттого, что находится здесь, на прекрасном Грейлинг-Айленде, который был ему, по существу, незнаком, ведь он редко бывал в Мэне, лето они проводили обычно на Кейп-Коде, в родовом гнездышке, стараясь не видеть, как изменился полуостров за последние годы, сколько там всего понастроили и сколько понаехало народу… «Иногда не хочется чего-то замечать в своей жизни, пусть это касается даже лично тебя».
Держался Сенатор приветливо и открыто. Счастливое стечение обстоятельств, симпатичные молодые люди, у него был вид человека, настроенного от души повеселиться.
Он и Рей Энник: двое зрелых мужчин, решивших развлечься.
Кстати, поприветствовав хозяйку дома, Сенатор первым делом затащил Рея Энника в угол, чтобы что-то обсудить наедине, потом спросил у Баффи разрешения привести себя в порядок и позаимствовал у Рея бритвенный прибор — по его словам, последний раз он брился сегодня в шесть утра в Вашингтоне.
Он сменил свою белую хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом, которая выглядела бы здесь неуместно официально, на темно-синюю тенниску. Короткие рукава плотно обтягивали мощные бицепсы, в треугольном вырезе на груди курчавились седоватые волосы.
На нем были светлые полосатые брюки.
Отменно свежая летняя одежда.
И еще бежевые спортивные туфли на пробковой подошве, фирма «Л.Л.Бин».
Напитки подавались на овеваемой ветром террасе, все говорили одновременно, и среди гула голосов — спокойный, дружелюбный, ровный голос Сенатора; его осанка, строгий строй мыслей, интонация как бы говорили: вы изучаете меня, я понимаю, но не судите строго', речь шла о грубом нарушении последних решений Верховного суда, об идеологически санкционированном эгоизме и жестокости богатого общества, о том, как систематически сводятся на нет завоевания движения за гражданские права, об отставке судьи Тергуда Маршалла, о конце целой эпохи.
Сенатор вздохнул, поморщился, собрался что-то добавить, но передумал.
У Баффи всегда был наготове какой-нибудь сюрприз.
Вот и сейчас, с приездом новых гостей, возникла перспектива импровизированного теннисного турнира.
Пожимая тонкую руку Келли Келлер, он сильно стиснул ее: «Келли? я правильно говорю? Келли? Келли».
Она рассмеялась. Было приятно услышать из уст сенатора Соединенных Штатов свое детское прозвище.
Он совсем не такой, каким я его себе представляла, он оказался по-настоящему теплым, приятным человеком и держался вовсе не снисходительно…
Старалась запомнить как можно точнее сказанные им фразы, чтобы они отложились в ее памяти, ведь она будет повторять их друзьям, может, самому мистеру Спейдеру, дружившему с Сенатором много лет назад, но теперь отдалившемуся от него.
Как он любезен, как неподдельно доброжелателен, как живо интересуется всеми нами и нашей реакцией на его предложения в сенате: по медицинской помощи, социальному реформированию, да, и еще он — мечтатель, думаю, что можно без натяжки так его называть…
Как опасно проигрывать свое будущее в словах.
Нисколько не сомневаясь, что доживешь до того времени, когда сумеешь их произнести.
Нисколько не сомневаясь, что расскажешь свою историю.
И про несчастный случай тоже, когда-нибудь она переложит этот кошмар в слова, весь ужас заточения в затопленной машине, пребывание на грани смерти, спасение. Это было жутко — чудовищно. Я не могла пошевелиться, а вода сочилась и сочилась, он тем временем искал подмогу, к счастью, в машине можно было дышать, окна были плотно закрыты, работал кондиционер, да, я знаю, это чудо, если верить в чудеса.
21
Угри могут высыпать в любом возрасте, а не только в подростковом. В кожном покрове образуются лишние клетки, которые сдерживают жироотделение и способствуют накапливанию жировых отложений и разных бактерий. Так образуются угри с беловатыми и черноватыми головками, а в особо тяжелых случаях и прыщи. Рекомендуется применять перекись бензоила, бактерицидные средства и салициловую кислоту для очищения и излечивания пор. Также рекомендуется косметическая основа зеленоватого оттенка, чтобы замаскировать красноту, которую затем надлежит покрыть тонким слоем крема и припудрить.
Никогда не наносите косметику на воспаленные места без предварительной их обработки, это может привести к заражению крови.
Я хочу его. Его глаза, руки. Его рот… Не пялься так на него. Ее волосы, глаза, губы… Что это за духи у нее?
Белый купальный костюм с крошечными перламутровыми пуговками — очень женственно. Всего одна бретелька, ГЛУБОКИЙ вырез на бедрах, чтобы золотистый загар был повсюду.
И бледно-желтая кружевная блуза, которую можно носить все лето — с легким платьем, с джинсами, на, пляже поверх купальника: модно, практично и очень СЕКСУАЛЬНО.
ОСТОРОЖНО: ультрафиолетовые лучи, купание в соленой воде и неумеренное пользование феном портят КРАСИВЫЕ ВОЛОСЫ.
ОСТОРОЖНО: более 100 000 американских женщин заражены вирусом СПИДа.
ОСТОРОЖНО: не попадайтесь на удочку школ моделей с дурной репутацией, которые обещают вам после двенадцати месяцев учебы престижную работу в одном из журналов мод.
ОСТОРОЖНО: духи, лак для волос и дезодоранты, содержащие спирт, могут испортить одежду из шелковых или ацетатных тканей. Распыляйте их до того, как оденетесь, или прикрыв плечи полотенцем.
ТАЙНА СКОРПИОНА: Плутон, бог подземного мира, изначально был не мужчиной, а женщиной — дочерью матери-земли Реи. Плутон — мускулинизированная богиня! Существует поверье, что на заре новой эры подавляемые до поры силы Скорпиона наконец проявят себя и Скорпион выйдет на качественно новый уровень — ВОЗРОЖДЕННЫЙ ФЕНИКС.
22
Она не кричала и не рыдала, понимая, что в этой темноте надо экономить кислород, а только громко и отчетливо, хотя горло драло отчаянно, произносила: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ.
Она не впала в истерику. Страх не парализовал ее.
Она слышала его голос… где-то наверху. Здесь неглубоко. Он осторожно продвигался по мелководью, нырял, плыл, пытался спасти ее, вытащить из этой темной западни, а ей, чтобы помочь, нужно указывать направление: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ.
А тем временем черная вода поднималась все выше, норовя забраться в ее легкие.
Черная вода прибывала незаметно, просачиваясь, проникая внутрь тонкими струйками, и капли, стекающие по лицу, казались ей слезами, а еще сотнями мягких, облепивших ее пиявок, ищущих вслепую, куда бы присосаться, нет, это всего лишь вода, она сидит в воде, дрожа всем телом, в воде, которая пахнет нечистотами, бензином, нефтью и ее собственной мочой. Не бросай меня. Я здесь.
Кажется, только что они мчались по тряской дороге, луна вовсю светила над головой, а он крепко поцеловал ее в губы, и вдруг они уже борются за жизнь, он отталкивает ее ногами, охваченный ужасом, с единственной мыслью — спастись любой ценой, он не ведал, что творит, он был охвачен паникой, она все понимает.
Она понимала. Она верила.
Теперь она вспомнила, кто он такой: Сенатор.
Она чувствовала его пальцы на своем обнаженном плече, его дыхание, отдающее пивом, алкоголем… она хорошая девочка и потому оправдывала его поведение, каким оно выглядело или действительно было, находя его вполне предсказуемым и банальным.
И все же после того, как их познакомили, после того, как они поговорили — легко и непринужденно, найдя много общих тем, взять хоть Карла Спейдера, Келли переменила свое мнение об этом человеке.
…неподдельно доброжелательный, любезный. Искренне интересуется людьми. И, несомненно, очень умен.
Репетиция будущего в словах. Твои слова. Твоя история.
Ведь ты никогда не должна сомневаться, что у тебя есть будущее.
А какое замечательное чувство юмора!
Рассмешить, позабавить его… усталого пожилого мужчину с чуть наметившимся брюшком и стальной сединой курчавых волос, редеющих на макушке; в январе, играя в сквош, он повредил левое колено, поэтому, черт возьми, он легкая добыча на корте для Рея Энника, энергичного Рея с его смертельной подачей, пожалуйста, рассмешите меня, развлеките, мне так хочется быть счастливым, все это вдохновило Келли Келлер, и она рассказала (Баффи давно знала эту историю, но, истинный друг, притворилась, что слышит ее впервые), как в Гованде Хайтс начались распри, бо лее того, открытая война, в которую вступили все городские владельцы недвижимости, разделившись на два лагеря, и все это на полном серьезе: либо вы были с теми, кто горой стоял за немощеные улицы, поддерживая сложившуюся «традицию» Гованды Хайтс (это, как ни странно, влетало в копеечку, на поддерживание в должном состоянии немощеной улицы уходило на 40 000 долларов больше, чем мощеной), или вы примыкали к сторонникам «модернизации». Эмоции захлестывали обе противоборствующие стороны, особенно неистовствовали традиционалисты… вроде Арти Келлера, верившего, что ценность его собственности уменьшится, если дорогу замостят, он разругался напрочь со своим старым другом, который выступил против него на городском собрании, и мать Келли боялась, как бы его не хватил инфаркт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Когда умирал дедушка Росс, от него остались только кожа да кости, но глаза, все такие же живые, светились любовью к той, которую он знал не как «Келли», а как «Лиззи», самой любимой из всех внуков и внучек, он обозначил ей путь в жизни, сказав, будто поделившись измучившей его тайной: «То, что ты делаешь со своей жизнью, та любовь, которую ты вносишь в нее, — это и есть Бог».
19
Она осталась одна. Он был рядом, но покинул ее, и она осталась одна, хотя, конечно же, он бросил ее, чтобы поскорее вызвать подмогу.
Пребывая в шоке, она не понимала, где находится, почему стало так тесно, откуда взялась эта темнота, не понимала, что же, собственно, случилось, ведь все произошло стремительно — так проносится за окном мчащегося автомобиля смазанная картина, кровь застилала ей глаза — широко распахнутые, удивленные и невидящие, там, где треснул череп, яростно пульсировала боль, она знала, что кость треснула, и боялась, что черная вода воспользуется этой трещиной, чтобы просочиться внутрь и лишить ее жизни, если она не сумеет раньше выбраться, если он не вернется и не поможет ей.
Он действительно утешал ее, улыбаясь, озабоченно хмуря брови и бережно обнимая за плечи. Не сомневайся во мне, Келли. Никогда.
Он знал ее имя, он звал ее по имени. С любовью смотрел на нее, она это чувствовала.
Он был ее другом. Она его совсем не знала, но он был другом, это она понимала. Еще минута, и она вспомнит его имя.
Это автомобиль стал для нее ловушкой, ее зажало на переднем сиденье, там было очень мало места, потому что и крыша, и щиток управления, и дверца — все прогнулось внутрь, придавив ноги и раздробив коленную чашечку правой ноги, оказавшейся словно в тисках; с той же, правой, стороны у нее были переломаны все ребра, но боль еще не чувствовалась, витала где-то, словно несформулированная мысль, и Келли думала, что все будет хорошо, стоит ей лишь приподнять голову над этой просочившейся в машину черной водой, остро пахнувшей нечистотами и холодной, очень холодной для такого теплого летнего вечера.
Она ухитрялась дышать, даже заглатывая воду, особым способом, отфыркива-ясь и тряся головой, и, насколько позволяли силы, старалась отодвинуться от расплющенной дверцы, правое плечо, видимо, сломано, но об этом сейчас не надо думать, в больнице о ней позаботятся, ее подруге как-то спасли в больнице жизнь, они учились вместе в школе, но имени ее она не помнит, помнит только, что это случилось не с ней, Келли, она продолжала звать на помощь: «Помогите! Помогите мне! Я здесь!» — не понимая толком, где теперь верх, где небо? — он так яростно пытался выбраться наружу, что лез прямо по ней к дверце, оказавшейся наверху, там, где ее быть не должно, распахнул эту дверцу, преодолевая сопротивление того, что на нее давило, и протиснул свое ширококостное тело в отверстие, куда с трудом пролезла бы Келли Келлер, но он был очень сильный, он брыкался и толкался, как огромная взбесившаяся рыба, инстинктивно рвущаяся к спасению.
А что ей осталось от него, бог мой, какую награду сжимали ее глупенькие пальчики со сломанными ноготками, которые она так усердно полировала прошлым вечером, взяв у Баффи ее маникюрный набор, какую же, бог мой, — туфлю?
Пустую туфлю?
Но нет: тут только одно направление, и он вернется к ней с той стороны. Она это твердо знает.
Она понимала еще и то, что автомобиль находится полностью в воде, не зная точно, на какой глубине — может, всего в несколько дюймов, — понимала той частью сознания, которая сохраняла ясность, и понимала, что, хотя воздух в салоне — пузырек или пузырьки воздуха — еще оставался, постепенно салон наполнится, не может не наполниться, водой: тоненькие струйки протекали сквозь множество дырочек, щелей, трещин, вроде той, что расползлась паутиной по ветровому стеклу, уровень воды будет понемногу расти, должен расти, ведь автомобиль лежит на дне, она слышала, что иногда жертвы несчастного случая проводили в затопленных машинах до пяти часов и оставались живы, ее тоже спасут, если она будет сохранять выдержку, не поддастся панике, а по мере того как грязная черная вода станет подниматься, заполняя ее рот, горло, легкие, хотя она не сможет видеть ее и даже слышать, как она капает, сочится, льется тонкой струйкой ей на голову, по мере того как звон станет нарастать в ушах, тело сотрясать кашель и она станет задыхаться, ей нужно будет постоянно выплевывать из себя жидкую черную грязь.
Но разве он не обещал ей, что все будет хорошо? Обещал.
Разве он не сжимал ее в объятиях, не целовал? Целовал.
Разве не просовывал в ее сухой, растревоженный рот свой огромный язык? Просовывал.
Никакой боли! Никакой боли!
Она могла бы поклясться, что не испытывает боли и вообще ни за что ей не поддастся, недаром ее хвалили в больнице, Элизабет, храбрая девочка, когда перевязали ей глаз, она и была такой, он в этом убедится, как только поможет ей выбраться, она сама всплывет, она хороший пловец. Я здесь.
20
Дважды в неделю, по вторникам и четвергам, в том числе и в летнее время, Келли Келлер совершала изнурительные поездки в подержанной «мазде» из своего бостонского кондоминиума, расположенного сразу за Бикон-хилл, в Роксбери, где в душном помещении Центра социальной службы она учила или, скорее, добросовестно пыталась учить взрослых неграмотных негров читать тексты из учебника. Занятия начинались в семь часов вечера и продолжались приблизительно до восьми тридцати. Когда ей задавали вопрос, как идут дела у ее учеников, Келли отвечала: «Помаленьку».
Келли всего лишь несколько месяцев числилась добровольным помощником Американского национального фонда по ликвидации неграмотности, она относилась с большим энтузиазмом к своей работе и вкладывала в нее душу… не без некоторого самодовольства и снисходительности представительницы белой расы в сочетании с острым животным страхом перед угрозой нападения, насилия — не в самом Центре, а на прилегающих к нему улицах безлюдного Роксбери и на замусоренной автостраде, где белую кожу можно смело причислять к факторам риска.
Отношение ее к этому виду деятельности было настолько двойственным, что она до сих пор ничего не рассказала родителям и редко говорила на эту тему с друзьями.
Не сказала она о ней и Сенатору, с которым несколько раз в тот день беседовала на вилле у Баффи… почему? — она и сама толком не понимала… возможно, не хотела казаться эдакой ярой общественницей из «Американских добровольцев», такой тип женщин Сенатор, как любой преуспевающий политик, конечно же, хорошо знал и наверняка относился к ним со снисходительным презрением, нет, она хотела, чтобы он видел в ней совсем другую женщину.
Кто такой «американский доброволец»? Особенно женщина-"доброволец"? Женщина, понимающая, что на этом не сделаешь себе рекламу.
А тем временем черная вода заползла в укромное местечко, где уютно расположилась ее матка.
И еще: Баффи была так мила, что предоставила ей комнату маленькой сестренки — одну из пяти спален виллы на Дерри-роуд, расположенную на юго-восточной стороне; Келли Келлер всякий раз, приезжая сюда, занимала ее, там стояла утопающая в белой кисее и отделанная желтой медью целомудренно-девственная кровать, островерхая мебель, повсюду лежали плетеные коврики, а в цветочном узоре обоев преобладал земляничный тон, как и в любимой комнате бабушки Росс в большом старом гринвичском доме; дрожащими руками Келли ополоснула лицо, тщательно промыв покрасневшие от солнца глаза, и быстрыми нервными движениями расчесала волосы, улыбаясь своему отражению в зеркале, висевшем в ванной, и думая, нет, нет, это невозможно, этого не может быть.
Но это случилось. Келли Келлер избрали.
Сначала Сенатор общался со всеми, никому не отдавая предпочтения. Высокий и широкоплечий, темпераментный и радостно-возбужденный оттого, что находится здесь, на прекрасном Грейлинг-Айленде, который был ему, по существу, незнаком, ведь он редко бывал в Мэне, лето они проводили обычно на Кейп-Коде, в родовом гнездышке, стараясь не видеть, как изменился полуостров за последние годы, сколько там всего понастроили и сколько понаехало народу… «Иногда не хочется чего-то замечать в своей жизни, пусть это касается даже лично тебя».
Держался Сенатор приветливо и открыто. Счастливое стечение обстоятельств, симпатичные молодые люди, у него был вид человека, настроенного от души повеселиться.
Он и Рей Энник: двое зрелых мужчин, решивших развлечься.
Кстати, поприветствовав хозяйку дома, Сенатор первым делом затащил Рея Энника в угол, чтобы что-то обсудить наедине, потом спросил у Баффи разрешения привести себя в порядок и позаимствовал у Рея бритвенный прибор — по его словам, последний раз он брился сегодня в шесть утра в Вашингтоне.
Он сменил свою белую хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом, которая выглядела бы здесь неуместно официально, на темно-синюю тенниску. Короткие рукава плотно обтягивали мощные бицепсы, в треугольном вырезе на груди курчавились седоватые волосы.
На нем были светлые полосатые брюки.
Отменно свежая летняя одежда.
И еще бежевые спортивные туфли на пробковой подошве, фирма «Л.Л.Бин».
Напитки подавались на овеваемой ветром террасе, все говорили одновременно, и среди гула голосов — спокойный, дружелюбный, ровный голос Сенатора; его осанка, строгий строй мыслей, интонация как бы говорили: вы изучаете меня, я понимаю, но не судите строго', речь шла о грубом нарушении последних решений Верховного суда, об идеологически санкционированном эгоизме и жестокости богатого общества, о том, как систематически сводятся на нет завоевания движения за гражданские права, об отставке судьи Тергуда Маршалла, о конце целой эпохи.
Сенатор вздохнул, поморщился, собрался что-то добавить, но передумал.
У Баффи всегда был наготове какой-нибудь сюрприз.
Вот и сейчас, с приездом новых гостей, возникла перспектива импровизированного теннисного турнира.
Пожимая тонкую руку Келли Келлер, он сильно стиснул ее: «Келли? я правильно говорю? Келли? Келли».
Она рассмеялась. Было приятно услышать из уст сенатора Соединенных Штатов свое детское прозвище.
Он совсем не такой, каким я его себе представляла, он оказался по-настоящему теплым, приятным человеком и держался вовсе не снисходительно…
Старалась запомнить как можно точнее сказанные им фразы, чтобы они отложились в ее памяти, ведь она будет повторять их друзьям, может, самому мистеру Спейдеру, дружившему с Сенатором много лет назад, но теперь отдалившемуся от него.
Как он любезен, как неподдельно доброжелателен, как живо интересуется всеми нами и нашей реакцией на его предложения в сенате: по медицинской помощи, социальному реформированию, да, и еще он — мечтатель, думаю, что можно без натяжки так его называть…
Как опасно проигрывать свое будущее в словах.
Нисколько не сомневаясь, что доживешь до того времени, когда сумеешь их произнести.
Нисколько не сомневаясь, что расскажешь свою историю.
И про несчастный случай тоже, когда-нибудь она переложит этот кошмар в слова, весь ужас заточения в затопленной машине, пребывание на грани смерти, спасение. Это было жутко — чудовищно. Я не могла пошевелиться, а вода сочилась и сочилась, он тем временем искал подмогу, к счастью, в машине можно было дышать, окна были плотно закрыты, работал кондиционер, да, я знаю, это чудо, если верить в чудеса.
21
Угри могут высыпать в любом возрасте, а не только в подростковом. В кожном покрове образуются лишние клетки, которые сдерживают жироотделение и способствуют накапливанию жировых отложений и разных бактерий. Так образуются угри с беловатыми и черноватыми головками, а в особо тяжелых случаях и прыщи. Рекомендуется применять перекись бензоила, бактерицидные средства и салициловую кислоту для очищения и излечивания пор. Также рекомендуется косметическая основа зеленоватого оттенка, чтобы замаскировать красноту, которую затем надлежит покрыть тонким слоем крема и припудрить.
Никогда не наносите косметику на воспаленные места без предварительной их обработки, это может привести к заражению крови.
Я хочу его. Его глаза, руки. Его рот… Не пялься так на него. Ее волосы, глаза, губы… Что это за духи у нее?
Белый купальный костюм с крошечными перламутровыми пуговками — очень женственно. Всего одна бретелька, ГЛУБОКИЙ вырез на бедрах, чтобы золотистый загар был повсюду.
И бледно-желтая кружевная блуза, которую можно носить все лето — с легким платьем, с джинсами, на, пляже поверх купальника: модно, практично и очень СЕКСУАЛЬНО.
ОСТОРОЖНО: ультрафиолетовые лучи, купание в соленой воде и неумеренное пользование феном портят КРАСИВЫЕ ВОЛОСЫ.
ОСТОРОЖНО: более 100 000 американских женщин заражены вирусом СПИДа.
ОСТОРОЖНО: не попадайтесь на удочку школ моделей с дурной репутацией, которые обещают вам после двенадцати месяцев учебы престижную работу в одном из журналов мод.
ОСТОРОЖНО: духи, лак для волос и дезодоранты, содержащие спирт, могут испортить одежду из шелковых или ацетатных тканей. Распыляйте их до того, как оденетесь, или прикрыв плечи полотенцем.
ТАЙНА СКОРПИОНА: Плутон, бог подземного мира, изначально был не мужчиной, а женщиной — дочерью матери-земли Реи. Плутон — мускулинизированная богиня! Существует поверье, что на заре новой эры подавляемые до поры силы Скорпиона наконец проявят себя и Скорпион выйдет на качественно новый уровень — ВОЗРОЖДЕННЫЙ ФЕНИКС.
22
Она не кричала и не рыдала, понимая, что в этой темноте надо экономить кислород, а только громко и отчетливо, хотя горло драло отчаянно, произносила: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ.
Она не впала в истерику. Страх не парализовал ее.
Она слышала его голос… где-то наверху. Здесь неглубоко. Он осторожно продвигался по мелководью, нырял, плыл, пытался спасти ее, вытащить из этой темной западни, а ей, чтобы помочь, нужно указывать направление: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ.
А тем временем черная вода поднималась все выше, норовя забраться в ее легкие.
Черная вода прибывала незаметно, просачиваясь, проникая внутрь тонкими струйками, и капли, стекающие по лицу, казались ей слезами, а еще сотнями мягких, облепивших ее пиявок, ищущих вслепую, куда бы присосаться, нет, это всего лишь вода, она сидит в воде, дрожа всем телом, в воде, которая пахнет нечистотами, бензином, нефтью и ее собственной мочой. Не бросай меня. Я здесь.
Кажется, только что они мчались по тряской дороге, луна вовсю светила над головой, а он крепко поцеловал ее в губы, и вдруг они уже борются за жизнь, он отталкивает ее ногами, охваченный ужасом, с единственной мыслью — спастись любой ценой, он не ведал, что творит, он был охвачен паникой, она все понимает.
Она понимала. Она верила.
Теперь она вспомнила, кто он такой: Сенатор.
Она чувствовала его пальцы на своем обнаженном плече, его дыхание, отдающее пивом, алкоголем… она хорошая девочка и потому оправдывала его поведение, каким оно выглядело или действительно было, находя его вполне предсказуемым и банальным.
И все же после того, как их познакомили, после того, как они поговорили — легко и непринужденно, найдя много общих тем, взять хоть Карла Спейдера, Келли переменила свое мнение об этом человеке.
…неподдельно доброжелательный, любезный. Искренне интересуется людьми. И, несомненно, очень умен.
Репетиция будущего в словах. Твои слова. Твоя история.
Ведь ты никогда не должна сомневаться, что у тебя есть будущее.
А какое замечательное чувство юмора!
Рассмешить, позабавить его… усталого пожилого мужчину с чуть наметившимся брюшком и стальной сединой курчавых волос, редеющих на макушке; в январе, играя в сквош, он повредил левое колено, поэтому, черт возьми, он легкая добыча на корте для Рея Энника, энергичного Рея с его смертельной подачей, пожалуйста, рассмешите меня, развлеките, мне так хочется быть счастливым, все это вдохновило Келли Келлер, и она рассказала (Баффи давно знала эту историю, но, истинный друг, притворилась, что слышит ее впервые), как в Гованде Хайтс начались распри, бо лее того, открытая война, в которую вступили все городские владельцы недвижимости, разделившись на два лагеря, и все это на полном серьезе: либо вы были с теми, кто горой стоял за немощеные улицы, поддерживая сложившуюся «традицию» Гованды Хайтс (это, как ни странно, влетало в копеечку, на поддерживание в должном состоянии немощеной улицы уходило на 40 000 долларов больше, чем мощеной), или вы примыкали к сторонникам «модернизации». Эмоции захлестывали обе противоборствующие стороны, особенно неистовствовали традиционалисты… вроде Арти Келлера, верившего, что ценность его собственности уменьшится, если дорогу замостят, он разругался напрочь со своим старым другом, который выступил против него на городском собрании, и мать Келли боялась, как бы его не хватил инфаркт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10