Итак, скучен царь Ирод хотя бы потому, что быстро становится скучен вообще всякий уже порабощенный торчок. Кстати, весьма вероятно, что Ирод был импотентом — пьянство, личная безнравственность (Христос перед Распятием, кстати, не сказал ему, в отличие от Пилата, ни слова — всё равно не поймёт, умер ещё задолго до Великой Пасхи). Тип «сексуальности» его жены, выражаясь языком Фрейда, явно анально-накопительский: преступление против брата, преступление против предыдущей жены, преступление против своего народа. И это только то, что сохранилось в письменных источниках…
Вот и получается треугольник:
— скучный торчок;
— королева красоты;
— поджарый…
Всё тот же любовный треугольник, что и у королевы Марго, Маргариты, Уны! Иродиада — та же королева Великого шабаша: ведь подавляющие мать и дочь — одно. В своё время и Иродиада могла ввести в такой транс, что любой торчок был готов отдать даже полцарства. А Ирод-раб и вовсе отдал ей всё.
Да, всё тот же любовный треугольник, и то же внутри него нестандартное поведение: обезглавливание «возлюбленного»!
Отсечённая голова — характерная деталь.
Кстати, ещё одна немаловажная деталь: голову Крестителя Иродиада не выбросила. Это следует из того, что ученики похоронили, как написано, лишь туловище (Матф. 14:12; Марк 6:29). Надругательство? Да, бывает, люди устраивают глумление над телом врага. Но подавляющее, если не абсолютное большинство людей, к усопшим испытывают пиетет — в том смысле, что похороны даже врагов должны быть достойными и вообще состояться. И если бы голова Крестителя Иродиаде не была нужна для дальнейших манипуляций, то что стоило, скажем, начальнику дворцовой охраны приказать уборщице отнести голову к телу. Или хотя бы на помойку — там бы её ученики Иоанна подобрали. Однако ученики смогли похоронить лишь туловище. Следовательно, Иродиада голову сохранила.
Головы она желала. Именно головы, а не прекращения проповеди, как пытаются нам внушить иерархобогословы. Во-первых, Креститель уже давно всё сказал, а во-вторых, его можно было просто задушить или заколоть. Или отсечь голову, но на блюде во дворец не приносить.
Что Иродиада сделала с отрезанной головой?
В Евангелии не написано.
Зачем писать — мыслящий и так легко догадается.
Очевидно, что наследственная царица сохранила голову с целью время от времени её созерцать (в оккультном смысле слова). Так поступали не только женщины Средневековья, подобные королеве Марго. И неважно, как это любование сами созерцающие рационализировали. Верить самообъяснениям некрофилов-невротиков бессмысленно.
Итак, Иродиада удивительным образом напоминает Уну: жена властителя некой территории (пусть лишь Галилеи, незначительной части провинции Сирия), она в состоянии ввести в транс торчка одним лишь танцем (в «Понтии Пилате» — стражников из засады), а в любовном треугольнике обезглавливает возлюбленного — чужими руками — руками мужа! (Пилат это чуть не выполнил буквально, а потом — как компромисс! — голову лишь размозжил.)
Такое совпадение не случайно.
И вообще, поведение двух особо гипнабельных «патрицианок»-современниц не может быть психоэнергетически не связанным.
Кстати, это подразумевает общность предка — пусть далёкого. Ведь общая травма, застревающая в родовой памяти, собственно и обеспечивает основу для психоэнергетического объединения в единую стаю.
Очевидно, кто-то кого-то «вёл».
Уна — Иродиаду?
Или Иродиада — Уну?
Кто кого?
Действительно, Уна и Иродиада, находясь в одной провинции одновременно, будучи в административной иерархии почти на одном уровне, не могли существовать друг от друга психоэнергетически независимо.
Они присутствовали друг в друге даже в логических построениях.
Видеть в Клавдии Прокуле и Иродиаде лишь соперниц — упрощение.
Соперничество, безусловно, важный фактор их жизни, определявший ряд чувств и мыслей. Скажем, можно не сомневаться, что обе перед мужьями обличали «эту дрянь». У каждой были причины друг друга ненавидеть. Одна видела величие царей, и дед её строил великие дворцы, а другая видела ничтожество потомков этих царей — и жила в одном из дворцов, построенном Иродом Великим, а теперь принадлежащем Риму.
Но они всё равно систематически встречались на «дружеских посиделках».
Как это обычно бывает — чтобы похвастаться.
Несмотря на то, что их несхожие мужья не сообщались. (С одним Иисус беседовал, а с другим — нет. Как мы узнаём из Евангелия, «подружились» Пилат с Иродом лишь после Распятия; тут одно из двух: или их объединила общность преступления, или Пилат, как несколько более высокопоставленный в иерархии, снизошёл к бесперспективному тетрарху Галилеи просто для того, чтобы досконально выведать, как перед ним вёл себя Иисус.)
А вот Иродиада и Уна, каковы бы ни были оттенки их дружбы-ненависти, являлись, как это обычно и бывает, близкими копиями друг друга.
Кто у кого был в психоэнергетической зависимости — Уна у Иродиады или Иродиада у Уны — один из вопросов, разбираемых в главе «Парадоксы самоощущений в семье префекта-прокуратора». Сейчас для решения поставленной задачи вполне достаточно того осознания, что гранд-дамы одна другую повторяли. (Как, впрочем, психоэнергетически не были изолированы и дочери-жёны первосвященников иудейских.)
А раз повторяли, раз в жизни одной была отсечённая голова «любовника»-пророка, то, следовательно, и другая непременно — бессознательно — проваливалась в тот же синдром властительницы. Уже из одного только описания пиршества у Ирода мыслящий человек может убедиться, что и жена Пилата тоже бредила отсечённой головой своего возлюбленного.
Кто из двух возмечтал раньше?
Вернее, у кого прежде проснулась эта унаследованная от предков мечта и достигла силы страсти?
Кто первым её исполнил?
Была ли у Иродиады голова Крестителя первой?
Скорее всего, Уна и прежде держала в руках отсечённые головы: это «знак могущества» на высшем уровне посвящения любого правителя-мага, и Уна не могла не пройти какие-нибудь ритуалы вроде того, которым правящая сектантская иерархия пыталась подчинить разум Пьера Безухова.
В Евангелии о жене Пилата как буквальном головорезе прямо не говорится — кто был цензором субъевангелий, читатель разберётся несколько позже. Да и так ли уж обязательно об этом сообщать? Достаточно сказать, что Иродиада заказала голову Иоанна Крестителя на блюде — и дальше всё с Уной понятно.
Тем более, если вспомнить, как подробно в Евангелии рассказано об активном участии завистливой жены Пилата в казни другого Пророка — Иисуса. Вообще несложно догадаться, что это Уна была против побиения Иисуса камнями — неминуемо была бы подпорчена голова «любовника»… И воля её, как мы знаем, была исполненена.
Итак, если вспомнить, что Уна, как наследственная высшая правительница, не могла не хотеть сделать Пилату карьеру, то немедленно перед глазами появляется восходящая луна, тёмные проулки улиц на пути к кварталу удовольствий и смутные тени охранников-преторианцев, заломивших кому-то руки и притаившихся в ожидании идущего на любовное свидание ряженого мужа их госпожи…
Глава тридцать седьмая из третьего тома «Катарсиса» — «Понтий Пилат: психоанализ не того убийства»
ТАЙНЫЙ ЯЗЫК «БАГРЯНИЦЫ»
Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк
И, раздевши Его, надели на Него багряницу;
И, сплётши венец из тёрна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский!
И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове.
И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие.
Матф. 27:27-31
У Марка изложение скуднее, ни единой дополнительной детали, Лука и вовсе не сообщает ничего. Опасное, видимо, место.
Иоанн, который, напомним, набрался мужества поведать о корнях реальной жизни церкви, только достигнув глубокой старости, в рассматриваемом эпизоде тоже должен был добавить ту самую деталь, которая могла кардинально изменить смысл официозной полуправды. И он её добавляет!
Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нём никакой вины.
Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!
Иоан. 19:4,5
Вот оказывается, в чём дело! Если бы Христос был в «багрянице» только во дворе претории, то Пилат вполне мог Его в таком виде и не увидеть. Одели, поглумились — и обратно переодели. Однако, что для неугодников важно, Пилат Его увидел!
Эпизод этот иерархобогословами всех деноминаций трактуется одинаково: после того как евреи своим экзальтированным поведением при въезде Иисуса в Иерусалим фактически признали Иисуса царём, римляне сделали то же самое — да исполнятся чудесные пророчества Ветхого Завета о Христе как царе-Администраторе! Нам, дескать, в укрепление веры.
Чудеса и исполнение пророчеств как основание веры… На это «повелись» Иуда с Петром, и не они одни, а в веках «повелись» и элементы известных иерархий.
В чём же действительный смысл происходивших событий?
Почему Иисус допустил именно такое над Собой надругательство?
С кем Он Своим видом хотел облегчить общение?
Евреям римское одеяние не говорило ровным счё— том ничего, так же, впрочем, как и легионерам, набранным в основном на территориях восточных провинций Империи; следовательно, трабея была надета кого-то в претории, кто был знаком с римскими традициями. И человек этот претории не покидал — легионеры же стояли в оцеплении и в Гефсимании, и вокруг Голгофы.
Богословы говорят, что воины могли обрядить Христа только в подручный материал — армейский кроваво-красный плащ. Он, дескать, похож на царский (древних римских царей! — A . M .), вкупе с «тростью» — полный антураж царя.
Жаль только не добавляют, что для того, чтобы кроваво-красный армейский плащ мог в глазах римского сотника стать царским одеянием, его надо было завязать не как армейский плащ, а на манер трабеи.
Вообще говоря, трабеи были только трёх типов и отличались только цветом (см. Жреческие коллегии в Раннем Риме. М.: Наука, 2001. С. 90).
Трабеи пурпурного цвета носили только жрецы (различных коллегий, кроме авгуров).
Пурпурные с чем-либо белым (полосой, белым полем) носили цари.
Пурпурно-Алые (ближе к цвету кроваво-красного армейского плаща) носили авгуры.
Но на Христа была накинута «багряница»! Да и сомнительно, чтобы кто либо в претории решился ходить в царском одеянии.
Пурпурно-Алые трабеи могли носить не только авгуры, но и цари — но только те из них, кто был кооптирован в авгурскую коллегию. Положение авгура выше положения царя — потому и такая трабея.
Значит, Иисус в «багрянице» был не столько царём, сколько авгуром?
Это меняет дело.
Авгуры рукополагали на царство. Происходило это следующим образом: претендент на царство преклонял колена, авгур возлагал ему на голову руку, затем специальным жезлом (lituus) разделял небосвод на две части — если первая появившаяся птица оказывалась в правой половине, это считалось благоприятным знамением от богов.
Священный жезл авгура был изогнут, но, несмотря на это, у древних он ассоциировался с… копьём! Объяснений тому, видимо, можно найти немало. А может, всё проще простого: священный жезл по форме больше всего напоминал фаллос.
Итак, кого увидел Пилат — а он после первой беседы со Христом уже не мог не задуматься особенным образом, — когда со двора претории ввели Иисуса?
Почему Провидение, да и Сам всесильный Христос допустили именно такое над Ним надругательство? Так ли уж ради исполнения пророчеств? Чтобы в веках умилялись элементы иерархий?
А вот «пилат»-Толстой весьма отрицательно относился к чудесам (как основанию для веры) и тем от животно ненавидящей его православной массы отличался. И Лев Николаевич не единственный такой «пилат».
Иисус с теми, с кем говорить было бесполезно, не только не разговаривал, но и тем более не допускал никакого дополнительного над Истиной надругательства. Из одного только этого следует, что «багряница» была символом для кого-то из спасаемых, с кем не только можно было «заговорить», лишь проникнув в преторию, но и кто по меньшей мере подсознательно отождествлял себя с копьеносцем…
На него и указывает «любимый ученик Иисуса», ещё в первой молодости отличавшийся от остальных апостолов мужеством. Так и написано: на второй раунд беседы к Пилату вошёл Копьеносец.
Только Иоанн, кстати, пишет и о беседе Иисуса с Нафанаилом — который, среди прочего, был покорён тем, что Иисус знал о нём самое сокровенное. Пожалуй что и тайное. То же самое можно сказать и о Пилате. Ведь не всякому признаешься, что в сумерках, удалив всех часовых и прислугу, ты выходишь в колоннаду Иродового дворца торжественной поступью жреца и простираешь к небосводу свою крепкую руку…
Когда я узнал про виды трабей, первым моим движением было переодеть Пилата. Но отчётливое ощущение, что всё это идёт только от логики, остановило. В самом деле: если уж «императрица» изымала из коллекции мужа к*опья, то уж тем более на половине правителя было не сыскать не то что трабей, но даже и обычного кроваво-красного армейского плаща…
И ещё одна деталь. Должность префекта подразумевала присутствие двух уполномоченных Римом авгуров. Сопровождали ли эти доносчики семью префекта в их поездке в Иерусалим на Пасху, или они остались в Кесарии?
А если сопровождали, то должны были свою ненависть к Истине каким-то образом проявить.
Так, может быть, «багряница» Иисуса была вовсе не армейским плащом, а трабеей авгура? А «трость» вовсе не подобранной во дворе претории кривой веткой, а изогнутым жезлом?
Мой тесть, бессознательный носитель тайн высшего еврейского жречества, скорее всего, прямой потомок тех первосвященников, которые добились распятия Христа и от начала добивались изгнания из их среды Пилата, плюс к тайным знаниям об устройстве человеческого сообщества не мог, естественно, не унаследовать от своих предков и их вкусов — и меня не любил.
Хотя в глаза и улыбался — очень может быть, в точности так же, как Пилату улыбались евангельские первосвященники при встречах, которых не могли избежать.
Но с каким бы смыслом тесть мне ни улыбался, тайное знание, обеспечивающее господствующее положение «иудо-внутреннической» братве повсюду в мире, он от меня охранял крепко. Даже в ситуациях, к которым обязывало наше породнение, и, казалось бы, совсем уж безвыходных, на прямые вопросы ему удавалось ограничиться лишь краткими и потому многозначными обмолвками.
Сотнями лет тайное знание, ведущее человека к высотам карьеры им охранять удавалось. Но вот в XX веке планида и рок оказались явно не на стороне главраввината. (Смысл русских слов планида рок назначение, предназначение, удел, участь и судьба разъясняется в «Психоанализе не того убийства».)
Главраввинат в лице моего тестя не проиграл, не сдался — он оказался побеждён. Так уж распорядилась жизнь, что в его русском зяте — по рождению, то есть по не зависящим от меня обстоятельствам, а это и есть планида! — слилось всё то, что разные системы психологии называют особой предрасположенностью к решению задач наивысшей сложности.
Кто психологией, а именно типологией людей не интересуется, тому объяснять нижеприведённые параметры, пожалуй что и бесполезно, а тем, кто интересуется, их достаточно лишь перечислить:
по Зодиаку — Водолей,
по Восточному гороскопу — Петух,
поздний ребёнок дальше некуда,
родился в семье научных работников высшего уровня,
и имя, и фамилия вполне «водолейские».
Что до имени, то, сколько себя помню, стоило мне кому-нибудь несуетному представиться: «Алексей», — то он тут же как эхо отзывался: «О!.. Алексей — Божий человек!». И так беспрестанно повторялось даже во времена всеобщего атеизма. Причём в те времена даже чаще, чем в нынешние — не берусь обсуждать почему.
Как сказал в личной беседе знаменитый Н. Н. Вашкевич, если значение фамилии Александра Меня (основателя нынешней волны официального православия, типичного «иудо-внутренника») — «смысл» (ср. с английским meaning; смысл вообще, то есть свободно плавающий между назначением и предназначением), то «меняйлов» — это уже «небесный, высший смысл».
Может, это из-за смысла фамилии, обязывающей даже в быту сообразовываться с высшей правдой, ни одна из моих жён не захотела взять мою фамилию? Со всеми затем вытекающими для меня последствиями …
Но и без выпавшей мне планиды были у меня и собственные наработки. Вопреки семейной традиции работать в геологии, я стал химиком. Казалось бы, пустяк, но с помощью Н. Н. Вашкевича выяснилось, что нет. «Химия» и «семия» на одном из управляющих системных языков мозга (на котором прочитывается и бессознательное значение «меняйлова») переводятся одинаково, и означают всё тот же «смысл» (семантика — наука о смысле и значении слов).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27