Возможно, тебе стоит создать видеоигру из этого, как та игра «Понг», с которой мы так веселились на Рождество несколько лет назад.
Мама, как и большинство людей ее возраста, будет знать единственную видеоигру в своей жизни — «Понг». Это трагично.
За обедом мама предварила все последующие разговоры обсуждением Майкла:
— Иногда мне кажется, что, Майкл… хм-м-м… аутичен. — Она смутилась. — Ох, ну конечно, я хотела сказать… а вы замечали?
— Майкл не такой, как другие, — сказал я. — Он уходит в свой собственный мир, иногда сразу на несколько дней. Пару месяцев назад он закрылся в своем офисе, и нам приходилось подсовывать ему еду под дверь. В итоге он перестал есть все, что не может быть просунуто под дверь.
— Ах, это объясняет его любовь к пластинкам плавленого сыра «Крафт». Целыми коробками.
Карла, все еще ослабленная гриппом, вступила в разговор:
— Знаете, миссис Андервуд, я думаю, все технари немного аутичны. Вы когда-нибудь слышали о диспраксии? Майкл избирательно нереактивен.
— Нет.
— Диспраксия выражается в следующем: скажем, я попросила вас подать мне вон ту газету. Нет никакой причины в мире, почему бы вы не смогли это выполнить. Но если бы вы страдали диспраксией, то вас бы просто заклинило и вы сидели бы, как замороженная. Диспраксия — такое состояние, при котором человек не способен инициировать действие.
— Тогда все диспраксичны, дорогая. Это называется перекладывание дел со дня на день.
— Точно. Только у зануд это немного более выражено, чем у большинства людей. Аутизм — хороший способ отрешения от мира, чтобы исключить все, кроме непосредственной работы.
Я добавил, что у Майкла иногда бывает диспраксия наоборот.
— Если у него возникает идея, он сразу же действует. Но ему необходимо воплотить идею в действие мгновенно, как в случае с этой компанией или с элегантной цепочкой кода. Он смесь двух крайностей.
Карла добавила:
— Двери в мозге Майкла широко открыты для определенных вещей, в то время как для других они наглухо заколочены. И мы должны признать, он доводит дело до конца. У него нет тормозов в определенных вопросах. Он настоящий зануда-технарь.
Мама посмотрела искоса.
Я сказал:
— Мам, теперь ты можешь определить зануд.
— Да уж, вы зануды — странная смесь дверей и тормозов.
Беседа плавно перетекла к теме (стой) информационных супермагистралей.
— Как вы думаете, библиотеки скоро устареют и выйдут из употребления? — поинтересовалась мама, вглядываясь в кофе и беспокоясь за свою работу. — А книги?
Карла опустилась до обсуждения десятичной системы Дьюи и каталожной системы Библиотеки Конгресса, что было очень скучно, если сказать мягко. Мама незаметно для себя втянулась в обсуждение каталогизации. Библиотекари любят порядок, логику и линейность.
Конец обеда напоминал воздушный шарик, в котором недостаточно гелия, чтобы парить и вообще-то даже чтобы надуться. Я полагаю, что начало динамики отношений мамы и Карлы было положено. По крайней мере они не испытывают ненависть друг к другу. Честно говоря, я немного обеспокоен… почему мама так себя ведет?
Позже вечером я заметил, что работаю в офисе в полном одиночестве. Это было так странно, я не мог припомнить, когда такое случалось в последний раз. Вообще-то я был не совсем один: Глянь и Слышь скреблись в своем «Обиталище». Но, кроме них, никого не было. Странно находиться в офисе совершенно одному. Мне захотелось сходить в «Кинко» и снять с себя фотокопию… быть более продуктивным.
Карла нашла противоаллергическое лекарство, которое я принимаю, и сказала:
— Вот что вызывало твои кошмары.
Возможно, она права, надеюсь, что так. Перестану его пить с сегодняшнего дня.
Четверг
Кошмаров этой ночью не было.
Пятница
Опять не было кошмаров. Проблема решена?
Мисти пришла в наш рабочий кабинет и стала лаять на Слыша и Гляня. Песчанки ужасно воняют. Я буду рад, если мы когда-нибудь выберемся из этого закрытого пространства.
Суббота
Мы с Карлой смотрели мультики, среди них был один старый мультфильм «Уорнер Бразерс» про лягушку, которую замуровали в цемент в 1920-е годы и которая ожила и стала петь и танцевать, но только перед одним человеком. Карла посмотрела его и сказала:
— Это я при твоей маме. Я сижу около нее и могу сказать только «ква», хотя рядом с тобой я поющая и танцующая лягушка.
Все простудились, говорят ужасные вещи и к тому же в нос.
Тодд заявил:
— Да, не хотели бы вы увидеть то, что выходит из моего носа в платок. Все цвета радуги!
Спасибо, Тодд.
У Гляня и Слыша появились малыши! По-моему, их пятеро, розовых и пухленьких, так что мы их назовем Лиза, Джаз, Классик, Точка и Клик. Надеемся, что родители их не съедят. Мы положили сырые гамбургеры в трубы «Обиталища», чтобы отвлечь Гляня и Слыша от «детишек». «Обиталище» больше похоже на «Бегство Логана». Представьте себе песчанок с маленькими прическами 1970-х годов с перьями!
Сегодня вечером я был в пугающе шикарном доме Итена (все эти банковские камеры слежения) и рассказал ему о том случае, когда мне хотелось сходить в «Кинко» и снять с себя фотокопию. Он меня неправильно понял. Я всего лишь хотел повысить свою продуктивность, а он подумал, что я имел в виду нечто космическое и хотел обсудить Вселенную; это стало для Итена намеком, чтобы, как обычно, направить беседу в свое русло.
Он поступил «по-итеновски» и бросился в рассуждения о самом себе:
— А я уже снял с себя фотокопию!
Потом пояснил:
— Обычно люди считают, что по мере нашего взросления годы естественно начинают казаться все короче и короче, что это «закономерность природы». Но может быть, на самом деле мы просто увеличили информационную плотность нашей культуры до такой точки, что наше восприятие времени стало совершенно чокнутым.
Я уже давно стал замечать, что годы начинают сжиматься, усыхать, что год уже не чувствуется, как год; что одна жизнь уже не одна жизнь, что скоро будет необходимо «жизнеумножение».
Мы ведь никогда раньше не слышали о том, что «у людей нет жизни», это состояние появилось только примерно пять лет назад, именно когда все наши технологии 80-х проникли в жизнь.
Он перечислил их:
Видеомагнитофоны
прокат кассет
ПК
модемы
автоответчики
тоновый набор
сотовые телефоны
беспроводные телефоны
видеотелефоны
телефонные карточки
банкоматы
факсы
«Федерал экспресс»
штрих-коды
кабельное телевидение
спутниковое телевидение
CD
Калькуляторы почти неземных мощностей так дешевы, что практически прилагаются бесплатно к баку бензина.
— В информационно-темные века, до 1976 года, личные связи и телевидение были единственными доступными формами развлечения. А теперь у нас есть другие возможности. К счастью, депрессия ярко выражена и в моей семье.
— К счастью? — спросил я.
— Конечно, дружище. Я никак не мог заставить свой мозг работать в параллельном режиме вместо линейного, и тут изобрели лекарство-антидепрессант «Прозак» и все его изомеры и бац! — с тех пор мой разум действует словно сервер параллельной обработки «Оракул».
— Я что-то не врубаюсь, Итен.
— «Прозак» — это здорово, я думаю, это больше, чем просто серотонин, принимающие рецепторы и тому подобное. Мне кажется, что химикаты физически переключают твои мозги на параллельную работу. Они буквально преображают твои мозги из «Макинтоша» или «Ай-Би-Эм» в «Крэй СЗ» или «Думающие Машины СМ5». Химикаты типа «Прозак» не подавляют чувства, они разбивают их на маленькие «единицы чувств», которые намного быстрее компьютерно обрабатываются новым, параллельным мозгом,
— Мне нужно пару секунд, чтобы переварить это, Ит…
— А мне нет. Линейное мышление осталось в прошлом, наступило время параллельного.
— Объясни понятнее: как может то, что ты принимаешь, влиять на твое время?
— Я помню, как однажды пребывал в серьезной депрессии месяцев так шесть кряду. Когда она закончилась, я чувствовал необходимость наверстать эти шесть «потерянных» месяцев. Блин, депрессия — жуткая гадость. Итак, моя логика такова: пока я не бездельничаю, я не теряю время. Поэтому я стараюсь никогда не бездельничать. — Он выглядел довольно счастливым, рассказывая мне эту историю. — Знаешь, как бывает, кто-то говорит тебе: «Помнишь ту вечеринку на пляже в прошлом году?» — а ты переспрашиваешь: «О Боже, это было в прошлом году? А такое ощущение, что в прошлом месяце!» Если мне предстоит прожить год, то я хочу, чтобы его ценность действительно равнялась году. Я не хочу, чтобы он казался мне месяцем. Все, что я делаю, — это ради того, чтобы время снова «ощущалось» как время — чтобы казалось длиннее. Я насыщаю свое время до предела.
Я ушел от Итена порядком загруженный и не уверенный в том, испытываю ли я к Итену неприязнь или мне просто его жаль. Я послал Эйбу краткое описание временной теории Итена, он оказался в онлайне и сразу же ответил мне:
>Что случилось бы, если бы телегерои продолжали свои теоретические жизни в н ашем линейном времени… Боб и Эмили Хартли, оставшиеся в ранних 70-х, жили бы сейчас в своих коричневых квартирах, морщинистые и бездетные. Или Мэри Тэйлор Мур, которой сейчас 60… тоже, конечно, была бы ожесточенной, одинокой, бесплодной…
Prozac!
«СпагеттиОс»
«Аспирин»
Вторжение
Какая моя линия Симуляторы желатина Русская зима
Вопрос: Каким животным стал бы ты, если бы мог быть животным?
Ответ: А ты и так животное.
Воскресенье
Итен позвонил мне и попросил приехать в Сан-Карлос. Когда я прибыл, он был на кухне, разговаривая по радиотелефону, оставив меня в своей ультрамониторной гостиной читать публикации: «Путеводитель покупателя сотовых телефонов», «Журнал д-ра Доббса», «ЛАН Таймс» и «Гейм Про» (журнал о видеоиграх №1).
Он вышел из кухни, одетый в футболку с надписью «Интел», что было странно, ведь за все время нашего знакомства я никогда еще не видел его в другой одежде, кроме рубашки и галстука. Более того, на нем были джинсы.
— Сегодня пятница — джинсовый день, дружище, — сказал он.
Затем сел на диван рядом со мной, в повисшей тишине сложил журналы после моего прочтения в геометрическом порядке на кофейном столике, а потом откинулся на белую кожу дивана, положа руку мне за спину.
Я сказал, что его выпуск ежемесячного «Перевода бинарного файла» был, наверное, самым скучным документом, который я видел в своей жизни. Он ответил:
— Ну а что, если бы на самом деле это была подшивка писем с форума «Пентхауса», зашифрованная под что-то столь скучное и тупое, что никто и не понял бы, что это на самом деле. Представь себе кодировочную систему, которая преобразовывала бы слова «Я второкурсник в маленьком колледже на Среднем Западе» в «Не соответствует требованиям Конвенции ВТО по диапазону частот». Это было бы величайшим изобретением шифровального гения с тех пор, как военные США использовали индейцев навахо, чтобы те открыто говорили по радио о совершенно секретных операциях на своем родном языке.
Затем он замолчал и замер, а присутствие его руки позади меня было жутко теплым. Моя поза сделалась напряженной. Сценарий казался очевидным, как и вся эта ситуация. Я чувствовал себя учителем-янки на диване в голливудском кастинге. Он сказал мне:
— Мне нужно попросить тебя о чем-то важном, дружище.
И я подумал: «О Боже, вот оно… Сейчас на меня будет совершено нападение».
Тут он снял свою футболку, я пытался оставаться невозмутимым в этой ситуации, хотя, честно говоря, порядком струхнул, так как Итен вообще-то не… э-э… в моем вкусе. Он прочитал мои мысли и сказал:
— Не дури, я не собираюсь на тебя запрыгивать, но я собираюсь попросить тебя об услуге.
— О?
— Остынь, это не та услуга. — Снятая футболка открыла торс средней накачанности. — Видишь, я не Тодд, — сказал он и повернулся, и я, стыдно признаться, открыл рот от изумления.
В таком ракурсе я увидел его спину, покрытую стягивающими повязками, засохшей кровью и марлевыми бинтами. Она выглядела так, словно к коже в полном беспорядке было привязано несколько использованных запачканных подгузников.
— Дело в этом… в этих.
Я воскликнул:
— Итен, в чем, черт возьми, дело? Ты попал в аварию? Боже правый!
— Аварию? Если бы… озон… сандвич с болонской колбаской, который я съел в третьем классе… лишний час, проведенный перед построенным русскими видеотерминалом. Но это часть меня, Дэн… ущерб… что бы, черт побери, это ни было. Это воспалившиеся родинки. Может, это навсегда, ну а может, и нет.
Я пытался отвести взгляд, но он сказал:
— Черт, это так оскорбительно. — Вскочил, сел передо мной на журнальный столик и стал тыкать повязками мне в лицо. И тогда я посмотрел и был потрясен этой биомассой хлопка, пластика и телесных жидкостей, впившихся в его тело. Я ничего не сказал.
— Дэн? — спросил он.
— Да…
— Ты должен снять их с меня.
— Да?
— Больше нет никого, кто сделал бы это для меня. Ты знаешь, Дэн?
— Нет никого?
— Никого.
Я поглядел еще, и он сказал:
— Доки выкорчевывали их из меня, словно дерн на тринадцатом проходе неделю назад. И ни один из вас, тупых придурков, ни разу не потрудился спросить, почему я хожу к дерматологу. Никто не спрашивал, и мне некому было рассказать.
— Господи, Итен, мы думали ты ходишь к дерматологу по поводу своей перхоти.
— У меня перхоть?
— Да, м-м-м, ничего сверх обычного.
Я прикоснулся к повязкам, они оказались хрустящими, как кукурузные хлопья.
— Так ты сказал, что у меня перхоть?
— Итен, обсуждать неполадки в теле — это как обсуждать зарплаты. Так не делают.
— Ладно. Можешь просто снять их? Все зудит. Все болит.
— Да, конечно.
Он сходил на кухню и вернулся с бутылкой раствора перекиси водорода, растирочным спиртом и разорванными на полоски старыми футболками. Итак, он сидел на журнальном столике, а я снимал один кровавый кусок за другим, срезая их с его спины и стаскивая лоскутки, ужасаясь тому, как много его удаляется при этом.
Мы разговаривали. Он сказал, что восхищается тем, как далеко продвинулась дерматология за последние десять лет.
— Они практически могут вставить маленькую видеокамеру в твое тело, и доктор скажет тебе: «Вот как видит мир ваш прыщ» — а из прыща выглядывает камера.
Я спросил у него, какой ему дают прогноз, и он ответил:
— Тш-ш-ш, дружище, просто во мне поселился дьявол, но будем надеяться, что он уже исчез.
В конце, после того как весь пластик, хлопок, запекшаяся кровь и лохмотья были удалены, его спина выглядела как сшитые вместе кратеры на Луне, фиолетовые и опухшие. Я взял маленький фен и посушил швы, а когда выключил его, шум был каким-то оглушающим; Итен все так же сидел там, сгорбленный и вздыхающий, мне стало его жаль — никогда не мог бы себе представить это чувство по отношению к Итену. Я сказал:
— Дьявол в тебе, дьявол во мне, — и обхватил его так осторожно, как только смог.
Он застонал, но это был не сексуальный стон, а стон человека, нашедшего нечто ценное, что он считал потерянным навек.
Мы легли на диван, я обхватывал его грудь сзади, его дыхание становилось глубже и медленнее, и он сказал:
— Вы с Карлой практикуете шиатсу, да?
— Да, мы практикуем. Но у тебя в данный момент многовато швов.
Я рассказал ему о теории Карлы о теле и хранении памяти. Он засмеялся и вскрикнул:
— О! Боже, швы болят, — а потом сказал: — Ну, если это так, то считай меня «ПауэрБуком», который уронили на мраморный пол с балкона десятого этажа.
Я сказал:
— Не смейся над собой. Твое тело — это тоже ты,
Я чувствовал, как будто мне нужно сейчас исцелить его, а иначе что-то навсегда покинет Итена, поэтому прижал его покрепче.
— Карла рассказывала мне, что в других культурах грудь часто считается месторасположением мыслей. Вместо того чтобы хлопать себя по лбу, когда что-то забываешь, они хлопают себя в грудь.
Итен сказал:
— Наверное, если начать в достаточно юном возрасте, то можно считать и пальцы на ногах вместилищем мыслей. Если попытаешься вспомнить что-то, будешь чесать пальчики на ногах.
Я сказал, что это возможно.
А потом я просто держал его. А потом мы оба уснули, и это было шесть часов назад. Я все думал об этом и понял, что Итен пал жертвой Вакуума. Он спутал награду с целью, он не осознает, что есть более глубокая цель и альтруистская сфера желаний технологий. Он потерян. Он не соотносит привилегию с ответственностью, богатство с моралью. Я чувствую, что моя обязанность помочь ему найтись. Это моя работа, моя задача, мое бремя.
Я машина Билла
Возможно, самая большая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая богатая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая мощная машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Воспитанный на автомобилях-универсалах. Диагонально выстроенные парковочные места в торговом центре в Нортгейте.
Однажды в детстве я ехал на заднем сиденье седана по Интерстейт-5 и, выглядывая из окна, увидел свой город у моря, которому снятся самолеты и леса, металл и рок-баллады… лучшая жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мама, как и большинство людей ее возраста, будет знать единственную видеоигру в своей жизни — «Понг». Это трагично.
За обедом мама предварила все последующие разговоры обсуждением Майкла:
— Иногда мне кажется, что, Майкл… хм-м-м… аутичен. — Она смутилась. — Ох, ну конечно, я хотела сказать… а вы замечали?
— Майкл не такой, как другие, — сказал я. — Он уходит в свой собственный мир, иногда сразу на несколько дней. Пару месяцев назад он закрылся в своем офисе, и нам приходилось подсовывать ему еду под дверь. В итоге он перестал есть все, что не может быть просунуто под дверь.
— Ах, это объясняет его любовь к пластинкам плавленого сыра «Крафт». Целыми коробками.
Карла, все еще ослабленная гриппом, вступила в разговор:
— Знаете, миссис Андервуд, я думаю, все технари немного аутичны. Вы когда-нибудь слышали о диспраксии? Майкл избирательно нереактивен.
— Нет.
— Диспраксия выражается в следующем: скажем, я попросила вас подать мне вон ту газету. Нет никакой причины в мире, почему бы вы не смогли это выполнить. Но если бы вы страдали диспраксией, то вас бы просто заклинило и вы сидели бы, как замороженная. Диспраксия — такое состояние, при котором человек не способен инициировать действие.
— Тогда все диспраксичны, дорогая. Это называется перекладывание дел со дня на день.
— Точно. Только у зануд это немного более выражено, чем у большинства людей. Аутизм — хороший способ отрешения от мира, чтобы исключить все, кроме непосредственной работы.
Я добавил, что у Майкла иногда бывает диспраксия наоборот.
— Если у него возникает идея, он сразу же действует. Но ему необходимо воплотить идею в действие мгновенно, как в случае с этой компанией или с элегантной цепочкой кода. Он смесь двух крайностей.
Карла добавила:
— Двери в мозге Майкла широко открыты для определенных вещей, в то время как для других они наглухо заколочены. И мы должны признать, он доводит дело до конца. У него нет тормозов в определенных вопросах. Он настоящий зануда-технарь.
Мама посмотрела искоса.
Я сказал:
— Мам, теперь ты можешь определить зануд.
— Да уж, вы зануды — странная смесь дверей и тормозов.
Беседа плавно перетекла к теме (стой) информационных супермагистралей.
— Как вы думаете, библиотеки скоро устареют и выйдут из употребления? — поинтересовалась мама, вглядываясь в кофе и беспокоясь за свою работу. — А книги?
Карла опустилась до обсуждения десятичной системы Дьюи и каталожной системы Библиотеки Конгресса, что было очень скучно, если сказать мягко. Мама незаметно для себя втянулась в обсуждение каталогизации. Библиотекари любят порядок, логику и линейность.
Конец обеда напоминал воздушный шарик, в котором недостаточно гелия, чтобы парить и вообще-то даже чтобы надуться. Я полагаю, что начало динамики отношений мамы и Карлы было положено. По крайней мере они не испытывают ненависть друг к другу. Честно говоря, я немного обеспокоен… почему мама так себя ведет?
Позже вечером я заметил, что работаю в офисе в полном одиночестве. Это было так странно, я не мог припомнить, когда такое случалось в последний раз. Вообще-то я был не совсем один: Глянь и Слышь скреблись в своем «Обиталище». Но, кроме них, никого не было. Странно находиться в офисе совершенно одному. Мне захотелось сходить в «Кинко» и снять с себя фотокопию… быть более продуктивным.
Карла нашла противоаллергическое лекарство, которое я принимаю, и сказала:
— Вот что вызывало твои кошмары.
Возможно, она права, надеюсь, что так. Перестану его пить с сегодняшнего дня.
Четверг
Кошмаров этой ночью не было.
Пятница
Опять не было кошмаров. Проблема решена?
Мисти пришла в наш рабочий кабинет и стала лаять на Слыша и Гляня. Песчанки ужасно воняют. Я буду рад, если мы когда-нибудь выберемся из этого закрытого пространства.
Суббота
Мы с Карлой смотрели мультики, среди них был один старый мультфильм «Уорнер Бразерс» про лягушку, которую замуровали в цемент в 1920-е годы и которая ожила и стала петь и танцевать, но только перед одним человеком. Карла посмотрела его и сказала:
— Это я при твоей маме. Я сижу около нее и могу сказать только «ква», хотя рядом с тобой я поющая и танцующая лягушка.
Все простудились, говорят ужасные вещи и к тому же в нос.
Тодд заявил:
— Да, не хотели бы вы увидеть то, что выходит из моего носа в платок. Все цвета радуги!
Спасибо, Тодд.
У Гляня и Слыша появились малыши! По-моему, их пятеро, розовых и пухленьких, так что мы их назовем Лиза, Джаз, Классик, Точка и Клик. Надеемся, что родители их не съедят. Мы положили сырые гамбургеры в трубы «Обиталища», чтобы отвлечь Гляня и Слыша от «детишек». «Обиталище» больше похоже на «Бегство Логана». Представьте себе песчанок с маленькими прическами 1970-х годов с перьями!
Сегодня вечером я был в пугающе шикарном доме Итена (все эти банковские камеры слежения) и рассказал ему о том случае, когда мне хотелось сходить в «Кинко» и снять с себя фотокопию. Он меня неправильно понял. Я всего лишь хотел повысить свою продуктивность, а он подумал, что я имел в виду нечто космическое и хотел обсудить Вселенную; это стало для Итена намеком, чтобы, как обычно, направить беседу в свое русло.
Он поступил «по-итеновски» и бросился в рассуждения о самом себе:
— А я уже снял с себя фотокопию!
Потом пояснил:
— Обычно люди считают, что по мере нашего взросления годы естественно начинают казаться все короче и короче, что это «закономерность природы». Но может быть, на самом деле мы просто увеличили информационную плотность нашей культуры до такой точки, что наше восприятие времени стало совершенно чокнутым.
Я уже давно стал замечать, что годы начинают сжиматься, усыхать, что год уже не чувствуется, как год; что одна жизнь уже не одна жизнь, что скоро будет необходимо «жизнеумножение».
Мы ведь никогда раньше не слышали о том, что «у людей нет жизни», это состояние появилось только примерно пять лет назад, именно когда все наши технологии 80-х проникли в жизнь.
Он перечислил их:
Видеомагнитофоны
прокат кассет
ПК
модемы
автоответчики
тоновый набор
сотовые телефоны
беспроводные телефоны
видеотелефоны
телефонные карточки
банкоматы
факсы
«Федерал экспресс»
штрих-коды
кабельное телевидение
спутниковое телевидение
CD
Калькуляторы почти неземных мощностей так дешевы, что практически прилагаются бесплатно к баку бензина.
— В информационно-темные века, до 1976 года, личные связи и телевидение были единственными доступными формами развлечения. А теперь у нас есть другие возможности. К счастью, депрессия ярко выражена и в моей семье.
— К счастью? — спросил я.
— Конечно, дружище. Я никак не мог заставить свой мозг работать в параллельном режиме вместо линейного, и тут изобрели лекарство-антидепрессант «Прозак» и все его изомеры и бац! — с тех пор мой разум действует словно сервер параллельной обработки «Оракул».
— Я что-то не врубаюсь, Итен.
— «Прозак» — это здорово, я думаю, это больше, чем просто серотонин, принимающие рецепторы и тому подобное. Мне кажется, что химикаты физически переключают твои мозги на параллельную работу. Они буквально преображают твои мозги из «Макинтоша» или «Ай-Би-Эм» в «Крэй СЗ» или «Думающие Машины СМ5». Химикаты типа «Прозак» не подавляют чувства, они разбивают их на маленькие «единицы чувств», которые намного быстрее компьютерно обрабатываются новым, параллельным мозгом,
— Мне нужно пару секунд, чтобы переварить это, Ит…
— А мне нет. Линейное мышление осталось в прошлом, наступило время параллельного.
— Объясни понятнее: как может то, что ты принимаешь, влиять на твое время?
— Я помню, как однажды пребывал в серьезной депрессии месяцев так шесть кряду. Когда она закончилась, я чувствовал необходимость наверстать эти шесть «потерянных» месяцев. Блин, депрессия — жуткая гадость. Итак, моя логика такова: пока я не бездельничаю, я не теряю время. Поэтому я стараюсь никогда не бездельничать. — Он выглядел довольно счастливым, рассказывая мне эту историю. — Знаешь, как бывает, кто-то говорит тебе: «Помнишь ту вечеринку на пляже в прошлом году?» — а ты переспрашиваешь: «О Боже, это было в прошлом году? А такое ощущение, что в прошлом месяце!» Если мне предстоит прожить год, то я хочу, чтобы его ценность действительно равнялась году. Я не хочу, чтобы он казался мне месяцем. Все, что я делаю, — это ради того, чтобы время снова «ощущалось» как время — чтобы казалось длиннее. Я насыщаю свое время до предела.
Я ушел от Итена порядком загруженный и не уверенный в том, испытываю ли я к Итену неприязнь или мне просто его жаль. Я послал Эйбу краткое описание временной теории Итена, он оказался в онлайне и сразу же ответил мне:
>Что случилось бы, если бы телегерои продолжали свои теоретические жизни в н ашем линейном времени… Боб и Эмили Хартли, оставшиеся в ранних 70-х, жили бы сейчас в своих коричневых квартирах, морщинистые и бездетные. Или Мэри Тэйлор Мур, которой сейчас 60… тоже, конечно, была бы ожесточенной, одинокой, бесплодной…
Prozac!
«СпагеттиОс»
«Аспирин»
Вторжение
Какая моя линия Симуляторы желатина Русская зима
Вопрос: Каким животным стал бы ты, если бы мог быть животным?
Ответ: А ты и так животное.
Воскресенье
Итен позвонил мне и попросил приехать в Сан-Карлос. Когда я прибыл, он был на кухне, разговаривая по радиотелефону, оставив меня в своей ультрамониторной гостиной читать публикации: «Путеводитель покупателя сотовых телефонов», «Журнал д-ра Доббса», «ЛАН Таймс» и «Гейм Про» (журнал о видеоиграх №1).
Он вышел из кухни, одетый в футболку с надписью «Интел», что было странно, ведь за все время нашего знакомства я никогда еще не видел его в другой одежде, кроме рубашки и галстука. Более того, на нем были джинсы.
— Сегодня пятница — джинсовый день, дружище, — сказал он.
Затем сел на диван рядом со мной, в повисшей тишине сложил журналы после моего прочтения в геометрическом порядке на кофейном столике, а потом откинулся на белую кожу дивана, положа руку мне за спину.
Я сказал, что его выпуск ежемесячного «Перевода бинарного файла» был, наверное, самым скучным документом, который я видел в своей жизни. Он ответил:
— Ну а что, если бы на самом деле это была подшивка писем с форума «Пентхауса», зашифрованная под что-то столь скучное и тупое, что никто и не понял бы, что это на самом деле. Представь себе кодировочную систему, которая преобразовывала бы слова «Я второкурсник в маленьком колледже на Среднем Западе» в «Не соответствует требованиям Конвенции ВТО по диапазону частот». Это было бы величайшим изобретением шифровального гения с тех пор, как военные США использовали индейцев навахо, чтобы те открыто говорили по радио о совершенно секретных операциях на своем родном языке.
Затем он замолчал и замер, а присутствие его руки позади меня было жутко теплым. Моя поза сделалась напряженной. Сценарий казался очевидным, как и вся эта ситуация. Я чувствовал себя учителем-янки на диване в голливудском кастинге. Он сказал мне:
— Мне нужно попросить тебя о чем-то важном, дружище.
И я подумал: «О Боже, вот оно… Сейчас на меня будет совершено нападение».
Тут он снял свою футболку, я пытался оставаться невозмутимым в этой ситуации, хотя, честно говоря, порядком струхнул, так как Итен вообще-то не… э-э… в моем вкусе. Он прочитал мои мысли и сказал:
— Не дури, я не собираюсь на тебя запрыгивать, но я собираюсь попросить тебя об услуге.
— О?
— Остынь, это не та услуга. — Снятая футболка открыла торс средней накачанности. — Видишь, я не Тодд, — сказал он и повернулся, и я, стыдно признаться, открыл рот от изумления.
В таком ракурсе я увидел его спину, покрытую стягивающими повязками, засохшей кровью и марлевыми бинтами. Она выглядела так, словно к коже в полном беспорядке было привязано несколько использованных запачканных подгузников.
— Дело в этом… в этих.
Я воскликнул:
— Итен, в чем, черт возьми, дело? Ты попал в аварию? Боже правый!
— Аварию? Если бы… озон… сандвич с болонской колбаской, который я съел в третьем классе… лишний час, проведенный перед построенным русскими видеотерминалом. Но это часть меня, Дэн… ущерб… что бы, черт побери, это ни было. Это воспалившиеся родинки. Может, это навсегда, ну а может, и нет.
Я пытался отвести взгляд, но он сказал:
— Черт, это так оскорбительно. — Вскочил, сел передо мной на журнальный столик и стал тыкать повязками мне в лицо. И тогда я посмотрел и был потрясен этой биомассой хлопка, пластика и телесных жидкостей, впившихся в его тело. Я ничего не сказал.
— Дэн? — спросил он.
— Да…
— Ты должен снять их с меня.
— Да?
— Больше нет никого, кто сделал бы это для меня. Ты знаешь, Дэн?
— Нет никого?
— Никого.
Я поглядел еще, и он сказал:
— Доки выкорчевывали их из меня, словно дерн на тринадцатом проходе неделю назад. И ни один из вас, тупых придурков, ни разу не потрудился спросить, почему я хожу к дерматологу. Никто не спрашивал, и мне некому было рассказать.
— Господи, Итен, мы думали ты ходишь к дерматологу по поводу своей перхоти.
— У меня перхоть?
— Да, м-м-м, ничего сверх обычного.
Я прикоснулся к повязкам, они оказались хрустящими, как кукурузные хлопья.
— Так ты сказал, что у меня перхоть?
— Итен, обсуждать неполадки в теле — это как обсуждать зарплаты. Так не делают.
— Ладно. Можешь просто снять их? Все зудит. Все болит.
— Да, конечно.
Он сходил на кухню и вернулся с бутылкой раствора перекиси водорода, растирочным спиртом и разорванными на полоски старыми футболками. Итак, он сидел на журнальном столике, а я снимал один кровавый кусок за другим, срезая их с его спины и стаскивая лоскутки, ужасаясь тому, как много его удаляется при этом.
Мы разговаривали. Он сказал, что восхищается тем, как далеко продвинулась дерматология за последние десять лет.
— Они практически могут вставить маленькую видеокамеру в твое тело, и доктор скажет тебе: «Вот как видит мир ваш прыщ» — а из прыща выглядывает камера.
Я спросил у него, какой ему дают прогноз, и он ответил:
— Тш-ш-ш, дружище, просто во мне поселился дьявол, но будем надеяться, что он уже исчез.
В конце, после того как весь пластик, хлопок, запекшаяся кровь и лохмотья были удалены, его спина выглядела как сшитые вместе кратеры на Луне, фиолетовые и опухшие. Я взял маленький фен и посушил швы, а когда выключил его, шум был каким-то оглушающим; Итен все так же сидел там, сгорбленный и вздыхающий, мне стало его жаль — никогда не мог бы себе представить это чувство по отношению к Итену. Я сказал:
— Дьявол в тебе, дьявол во мне, — и обхватил его так осторожно, как только смог.
Он застонал, но это был не сексуальный стон, а стон человека, нашедшего нечто ценное, что он считал потерянным навек.
Мы легли на диван, я обхватывал его грудь сзади, его дыхание становилось глубже и медленнее, и он сказал:
— Вы с Карлой практикуете шиатсу, да?
— Да, мы практикуем. Но у тебя в данный момент многовато швов.
Я рассказал ему о теории Карлы о теле и хранении памяти. Он засмеялся и вскрикнул:
— О! Боже, швы болят, — а потом сказал: — Ну, если это так, то считай меня «ПауэрБуком», который уронили на мраморный пол с балкона десятого этажа.
Я сказал:
— Не смейся над собой. Твое тело — это тоже ты,
Я чувствовал, как будто мне нужно сейчас исцелить его, а иначе что-то навсегда покинет Итена, поэтому прижал его покрепче.
— Карла рассказывала мне, что в других культурах грудь часто считается месторасположением мыслей. Вместо того чтобы хлопать себя по лбу, когда что-то забываешь, они хлопают себя в грудь.
Итен сказал:
— Наверное, если начать в достаточно юном возрасте, то можно считать и пальцы на ногах вместилищем мыслей. Если попытаешься вспомнить что-то, будешь чесать пальчики на ногах.
Я сказал, что это возможно.
А потом я просто держал его. А потом мы оба уснули, и это было шесть часов назад. Я все думал об этом и понял, что Итен пал жертвой Вакуума. Он спутал награду с целью, он не осознает, что есть более глубокая цель и альтруистская сфера желаний технологий. Он потерян. Он не соотносит привилегию с ответственностью, богатство с моралью. Я чувствую, что моя обязанность помочь ему найтись. Это моя работа, моя задача, мое бремя.
Я машина Билла
Возможно, самая большая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая богатая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая мощная машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Воспитанный на автомобилях-универсалах. Диагонально выстроенные парковочные места в торговом центре в Нортгейте.
Однажды в детстве я ехал на заднем сиденье седана по Интерстейт-5 и, выглядывая из окна, увидел свой город у моря, которому снятся самолеты и леса, металл и рок-баллады… лучшая жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38