Потом, прихлебывая коктейль и рассеянно разглядывая в зеркальной полке свое отражение на предмет новоиспеченных прыщиков, стала по собственной инициативе рассказывать о своей работе в Л.А.
— Я веду мелкооптовую торговлю повседневной одеждой, — проболталась она, а потом призналась, что служение моде для нее — лишь временное занятие. — Я не думаю, что становлюсь лучше как человек: в одежном бизнесе сплошь и рядом жульничество. Мне хотелось бы уехать куда-нибудь, где скалы, куда-нибудь вроде Мальты, и просто опустошить мозги: читать книжки и общаться с людьми, у которых такие же планы.
В этот момент я и заронил семя, из которого в моей жизни вскоре возрос столь неожиданный и восхитительный плод. Я сказал:
— Почему бы тебе не перебраться сюда? Брось все. — Возникла взаимная симпатия, позволившая мне беззаботно продолжить: — Забудь обо всем. Начни сначала. По— размысли над своей жизнью. Сбрось лишнюю кинетическую энергию. Посуди сама, какой будет терапевтический эффект; а по соседству со мной есть пустое бунгало. Можешь въехать хоть завтра, и я знаю уйму анекдотов.
— Может, я так и сделаю, — сказала она. — Может, так и сделаю. — Она улыбнулась и взглянула на свою семейку. Та, как всегда, прихорашивалась и щебетала, спорила о предполагаемой длине «хозяйства» Джона Диллинжера, обсуждала демонические аспекты телефонного номера Джоанны (сводной сестры Клэр), содержащего три шестерки подряд, и вновь — покойного Нострадамуса и его предсказания. — Взгляни на них, а? И представь, что тебе двадцать семь и ты едешь с братиками и сестричками в Диснейленд. Поверить не могу, что позволила втянуть себя в такое. Если ветер не разнесет это местечко, оно само взорвется от пошлости. У тебя есть братья и сестры?
Я сказал, что их у меня по трое — и тех и других.
— Тогда ты зна-а-аешь, каково это, когда каждый начинает раздирать общее будущее на отвратительные кусочки. Господи, когда они заводят такие вот разговоры — ну знаешь, все эти секс-сплетни и чепуха о конце света, — я подумываю: может, на самом деле они исповедуются друг другу?
— Это в чем же?
— Ну, в том, как они все до смерти перепуганы. То есть когда люди на полном серьезе начинают говорить, что надо набивать гаражи тушенкой — про запас, или у них глаза наполняются слезами при мысли о «Последних Днях Человечества», это и есть жутко трогательное признание в том, как им горько, что их жизнь идет совсем не так, как им хотелось.
Я был на седьмом небе. А как же иначе — ведь я нашел человека, которому нравится вот так вот изъясняться! Словом, мы часок продолжали в этом же духе, и прерывали нас только случайные желающие выпить рома да Аллан, который пришел забрать блюдо с жареным миндалем и хлопнуть Клэр по спине:
— Эй, мистер, вроде Дева на вас глаз положила?
— Аллан и все родичи считают меня чудачкой, поскольку я еще не замужем, — сказала она, а потом, повернувшись, выплеснула розовый коктейль «Кейп-Код» ему за шкирку. — И прекрати называть меня этой дурацкой кличкой.
Отомстить Аллан не успел. У столика мистера Бакстера началась суматоха — одно из тел вдруг сползло со стула, и кучка загорелых немолодых брюхатых мужчин, увешанных.золотом, осеняя себя крестным знамением, сгрудилась вокруг тела — мистера Бакстера, который ухватился рукой за грудь и вытаращил глаза, точно клоун Какао.
— Опять. Только не это, — разом вырвалось у Аллана и Клэр.
— Иди, Аллан. Твоя очередь.
Аллан, капая соком, без всякого энтузиазма направился к обществу; несколько человек вскричали, что уже вызвали «скорую».
— Прости меня, Клэр, — сказал я, — но у твоего отца такой вид, как будто у него инфаркт или типа того. Не слишком ли ты… ну я не знаю, прохладно… к этому относишься?
— А-а, Энди, не волнуйся. Он выкидывает эти фортели по три раза в год — была бы аудитория побольше.
Возле бассейна поднялась суета, но Бакстеров в толпе можно было узнать сразу — по отсутствию интереса к происходящему: они не разделили всеобщего тревожного энтузиазма, когда прибыли два санитара с каталкой (привычная картина для Палм-Спрингс). Уговорив неопытную миссис Скотт-Бакстер не пихать ему в руку кварцевые кристаллы (она тоже была нью-эйджевской веры), санитары погрузили мистера Бакстера на каталку и повезли к машине; послышалось звяканье, заставившее толпу у бассейна замереть. У всех на глазах из кармана мистера Бакстера вывалились несколько ножей и вилок. Его пепельное лицо казалось пристыженным; воцарилось болезненное, раскаленное добела безмолвие.
— О, папа, — произнес Аллан. — Как ты мог так нас опозорить? — Он поднял вилку и оценивающе оглядел ее. — Это же явная железка. Разве мы тебя плохо воспитывали?
Туго натянутая струна напряжения лопнула. Раздались смешки. Мистера Бакстера увезли лечить то, что в итоге оказалось неподдельным, смертельно опасным инфарктом. Клэр между тем (заметил я краем глаза) сидела на краю рыжего бассейна и, болтая ногами в медово-молочном мраке воды, смотрела на солнце, которое уже почти скрылось за горой. И своим тоненьким голоском говорила ему, что ей очень жаль, если мы обидели его или причинили какую боль. И я понял тогда, что мы станем друзьями на всю жизнь.
ДЕЛАТЬ ПОКУПКИ — ЭТО ЕЩЕ НЕ ТВОРЧЕСТВО
Собаки, обессилевшие от жары, лежат в тени «сааба» и, подергивая задними лапа— ми, преследуют воображаемых зайцев. Мы с Дегом, оба в углеводной коме, не так уж далеки от них и в хорошем «слушательском» настроении; Клэр начинает свой рассказ. «История Техлахомская», — сообщает она к великому нашему удовольствию, потому что Техлахома -выдуманный мир, в котором разворачивается действие многих наших историй. Это печальное Повсеместье, чьих граждан вечно увольняют из «Севен-Элевен», а их дети балуются наркотой и упражняются в новомодных безумных танцах на берегах местного озера, а также, разглядывая на коже ожоги от воды, отравленной химикалиями, мечтают о том времени, когда станут взрослыми и будут урывать у государства пособие.
Техлахомцы тырят из лавчонок грошовую поддельную парфюмерию и палят друг в друга за традиционным ужином в День благодарения. Единственное, что здесь есть хорошего, — выращивание тупой, прозаической пшеницы, которой техлахомцы по праву гордятся; по закону все граждане обязаны иметь на бамперах наклейки с надписью: «Нет фермеров — нет и еды». Жизнь однообразная, но бывают в ней и свои радости; взрослое население хранит в ящичках комодов кучу дурно сшитого алого «сексуального» белья. Трусики и электрощекоталки доставляются ракетой из Кореи; я говорю ракетой, поскольку Техлахома — летающий вокруг Земли астероид, на котором вечно стоит 1974 год — первый год после нефтяного кризиса, год, когда в США навеки прекратился рост реальной заработной платы. Атмосфера состоит из кислорода, пшеничной кострики и радиоволн среднего диапазона. Один день там провести еще забавно, а назавтра захочется сбежать хоть к черту на рога.
В общем, диспозиция ясна, так что перейдем к рассказу Клэр.
— Это история об астронавте по имени Бак. Как-то у астронавта Бака случилась неполадка на космическом корабле, и он вынужден был приземлиться на Техлахоме — в пригороде, во дворе семейства Монро. Неполадка состояла в том, что корабль не был рассчитан на притяжение Техлахомы — земное начальство просто забыло предупредить Бака о существовании астероида!
— Всегда-то так, — заметила миссис Монро, провожая Бака от космического корабля мимо качелей к дому. — На мысе Канаверал совсем про нас забыли.
Был полдень, и миссис Монро предложила Баку горячий калорийный обед: тефтели в грибном соусе и консервированная кукуруза. Она обрадовалась гостю: три ее дочери были на работе, а муж уехал на молотьбу.
Затем, после обеда, она пригласила Бака в гостиную посмотреть вместе телевикторину.
ЛЕГИТИМНАЯ НОСТАЛЬГИЯ: навязывание людям воспоминаний о том, чего с ними вообще не было: «Как я могу принадлежать к поколению шестидесятников, когда тол— ком и не помню о них ничего?»
ОТРИЦАНИЕ ДНЯ СЕГОДНЯШНЕГО: стремление убедить себя в том, что жить стоило только в прошлом, а ближайшие интересные события начнутся только в будущем.
— Вообще-то в это время я в гараже, провожу инвентаризацию косметических продуктов из алоэ, которыми я торгую, но бизнес сейчас как-то не очень движется.
Бак кивком выразил согласие.
— А вы не думали заняться алоэ-продуктами после завершения карьеры астронавта, Бак?
— Нет, мэм, — ответил Бак. — Не думал.
— Так поразмыслите. Всего-то надо создать сеть младших распространителей под собой, и не успеете оглянуться, как работать и вовсе не придется — сиди себе да стриги купоны.
— М-да, черт бы драл, — промолвил Бак, а затем лестно отозвался о коллекции сувенирных спичечных коробков в огромной коньячной рюмке на столе гостиной.
Но тут случилось неожиданное. Прямо на глазах у миссис Монро Бак стал зеленеть, его голова начала приобретать квадратную форму и покрываться венами, словно у Франкенштейна. Бак поспешил взглянуть на себя в маленькое карманное зеркальце (единствен— но доступное) и тотчас понял, что произошло: то были симптомы отравления космосом. Теперь он примет обличье чудища и скоро впадет в почти непрерывную спячку.
Миссис Монро же предположила, что ее тефтели с грибным соусом были испорчены и, в результате своей кулинарной промашки, она погубила восхитительную внешность астронавта, а возможно, и его карьеру. Она предложила отвезти его в местную больницу, но Бак воспротивился.
— Может, это и к лучшему, — согласилась миссис Монро, — тем более что в больнице всего только и есть, что вакцина от перитонита да ножницы для резки металла — ну знаете, ими спасатели пользуются.
— Вы только покажите, где я могу прилечь, — попросил Бак. — У меня отравление космосом, и через несколько минут я похолодею. Похоже, некоторое время за мной надо будет присматривать. Вы обещаете сделать это?
— Конечно, — ответила миссис Монро, радуясь, что ей не грозит слава отравительницы, и Баку тотчас была предоставлена прохладная подвальная комната, стены которой были до середины обшиты плотным картоном под дерево. Там были также книжные полки со спортивными призами миссис Монро и игрушками трех дочерей: рядами плюшевых собачек по имени Снупи, кукол по имени Джем, пластмассовых «чудо-печек» и книжек про девицу-сыщика Нэнси Дрю. Кровать, предложенная Баку, была узкая и короткая — детская кроватка — и застелена кружевными розовыми простынями от фирмы «Фортрел», пахнущими так, словно они много лет провалялись в секонд-хэнде. На передней спинке кровати — наклейки с Холли Хобби, Вероникой Лодж и Бетти Купер, которые, видимо, сначала приляпали, а потом начали отдирать, но пожалели. Комнатой, очевидно, давным-давно не пользовались, но Баку было все равно. Ему хотелось лишь забыться глубоким-глубоким сном. Что он и сделал.
Легко представить, что дочери Moнpo пришли в совершеннейший восторг, узнав, что в комнате для гостей пребывает в спячке астронавт-страшилище. Одна за другой Арлин, Дарлин и Сирина спускались в комнату поглядеть на Бака, спящего в их старой кроватке посреди детского хлама. Миссис Монро, отчасти все еще убежденная в своей причастности к болезни Бака, не позволила дочерям долго на него глазеть и вытурила их из комнаты.
Так или иначе, жизнь вошла в прежнюю колею. Дарлин и Сирина ходили на работу в парфюмерный отдел местного магазинчика, алоэвый бизнес миссис Монро немного ожил и требовал ее частого отсутствия. Мистер Монро еще не вернулся с молотьбы, так что забота о Баке выпала на долю старшей дочери Дрлин, недавно уволенной из «Севен— Элевен».
— Проследи, чтобы он хорошенько покушал! — резко трогаясь с места, прокричала из своего изъеденного солью голубого седана марки «бонвиль» миссис Монро, на что Арлин помахала рукой и бросилась в ванную комнату, где причесала свои светлые, крашенные «перышками» волосы, наложила соблазнительный макияж и помчалась на кухню, чтобы сварганить специальное лакомство для Бака, который (следствие отравления космосом) просыпался один раз в полдень, и то лишь на полчаса. Она сварила венские сосиски, нарезала их на кусочки, нанизала на зубочистки и украсила маленькими кубиками оранжевого сыра, после чего изысканно разложила на тарелке так, чтобы было похоже на логотип местного торгового центра «Синтвид» — букву С, сильно накрененную на правый бок. «Устремленную в будущее», как выразилась местная газета по поводу открытия центра несколько веков назад, когда все так же стоял 1974 год, поскольку, как я говорила, на Техлахоме он длился вечно. По крайней мере, с самого момента появления исторических хроник. На Земле, например, торговые центры — свежая новинка, а техлахомцев они обеспечивают кроссовками, дешевой бижутерией и юморными поздравительными открытками уже бессчетные миллионы лет.
Ладно, Арлин с тарелкой кинулась в подвал, придвинула к кроватке кресло и сделала вид, что читает книгу. Проснувшись секундой позже полудня, Бак увидел читающую девушку и счел ее просто идеальной красавицей. Что же до Арлин — ну, у нее возникла легкая сердечная аритмия романтического генеза, хотя Бак и походил на чудище Франкенштейна.
— Я голоден, — сказал Арлин Бак, на что она ответила:
— Не отведаете ли немного кебаба из венских сосисок с сыром? Я сама его приготовила. На поминках дядюшки Клема в прошлом году он пользовался большим успехом.
— На поминках? — переспросил Бак.
— О да. Его комбайн перевернулся во время уборки урожая, и он, зажатый внутри, два часа ждал приезда спасателей с ножницами для металла. Он написал завещание кровью на потолке кабины.
С этого момента они нашли общий язык, и, слово за слово, вскоре расцвела любовь. Но с любовью была проблема, поскольку из-за отравления космосом Бак засыпал почти сразу после пробуждения. Это печалило Арлин.
Наконец как-то в полдень, едва очнувшись, Бак сказал Арлин:
— Арлин. Я тебя очень люблю. А ты меня любишь? Разумеется, Арлин ответила: «Да», на что Бак сказал:
— Согласна ли ты пойти на большой риск и помочь мне? Мы сможем быть вместе, а я помогу тебе покинуть Техлахому.
Арлин пришла в восторг от обоих предложений и ответила: «Да, да», и тогда Бак объяснил, что ей придется сделать. Очевидно, волны, генерируемые влюбленной женщиной, как раз той частоты, какая нужна для запуска двигателя и взлета космического корабля. Если Арлин поднимется с ним на корабль, они улетят, и Бак сможет вылечиться от отравления космосом на лунной базе.
— Ты поможешь мне, Арлин?
— Конечно, Бак.
— Есть одна загвоздка.
— Да? — Арлин словно окаменела.
— Понимаешь, когда мы взлетим, в корабле хватит воздуха только на одного человека. Боюсь, тебе придется умереть. Прости. Но, разумеется, как только мы попадем на Луну, я оживлю тебя с помощью надежного аппарата. Так что на самом деле опасности никакой.
Арлин взглянула на Бака, слеза скатилась по ее щеке, сбежала с губы на язык и показалась солоноватой, как моча.
— Прости меня, Бак, но я не могу этого сделать, — сказала она, добавив, что, наверное, ей больше не следует за ним ухаживать — так будет лучше для них обоих. Огорченный, но не удивленный, Бак снова заснул, а Арлин поднялась наверх.
К счастью, в этот самый день уволили из парфюмерного отдела Дарлин, младшую из дочерей, и теперь уже она могла присматривать за Баком, а Арлин устроилась в закусочную, так что ей некогда было даже изливать на Бака свою досаду.
Поскольку Бак был в расстроенных чувствах, а у Дарлин оказалось много свободного времени, потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы расцвела новая любовь. Спустя пару дней Бак обратился с уже известной нам просьбой к Дарлин: «Помоги мне. Я ведь безумно тебя люблю».
Но когда Бак дошел до момента, где Дарлин следовало умереть, она, как прежде и ее сестра, окаменела от ужаса.
— Извини, Бак, я не могу этого сделать, — промолвила она и — теми же самыми словами, что и Арлин, — объяснила, что лучше ей больше за ним не ухаживать. Опечалившись и опять ничуточки не удивившись. Бак заснул, а Дарлин убежала наверх.
Надо ли говорить, что история повторилась вновь. Дарлин устроилась в придорожную забегаловку, а Сирину, среднюю, уволили из ее отдела в «Вулворте», и теперь настал ее черед заботиться о Баке, который был уже не новинкой в подвале, а обузой — того сорта, какой, скажем, становится собака, если дети начинаю! спорить, чья очередь ее кормить. Когда же как-то в полдень появилась с обедом Сирина, Бак смог вымолвить лишь:
— Боже, девочки, еще одну из вас уволили? Неужели вы не можете удержаться на службе?
Сирина ничуть не обиделась.
— Это же так — мелкие приработки, — сказала она. — Я учусь живописи и когда— нибудь стану такой художницей, что мистер Лео Кастелли из нью-йоркской художественной галереи «Лео Кастелли» пришлет за мной спасательную экспедицию и увезет меня с этого богом забытого астероида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Я веду мелкооптовую торговлю повседневной одеждой, — проболталась она, а потом призналась, что служение моде для нее — лишь временное занятие. — Я не думаю, что становлюсь лучше как человек: в одежном бизнесе сплошь и рядом жульничество. Мне хотелось бы уехать куда-нибудь, где скалы, куда-нибудь вроде Мальты, и просто опустошить мозги: читать книжки и общаться с людьми, у которых такие же планы.
В этот момент я и заронил семя, из которого в моей жизни вскоре возрос столь неожиданный и восхитительный плод. Я сказал:
— Почему бы тебе не перебраться сюда? Брось все. — Возникла взаимная симпатия, позволившая мне беззаботно продолжить: — Забудь обо всем. Начни сначала. По— размысли над своей жизнью. Сбрось лишнюю кинетическую энергию. Посуди сама, какой будет терапевтический эффект; а по соседству со мной есть пустое бунгало. Можешь въехать хоть завтра, и я знаю уйму анекдотов.
— Может, я так и сделаю, — сказала она. — Может, так и сделаю. — Она улыбнулась и взглянула на свою семейку. Та, как всегда, прихорашивалась и щебетала, спорила о предполагаемой длине «хозяйства» Джона Диллинжера, обсуждала демонические аспекты телефонного номера Джоанны (сводной сестры Клэр), содержащего три шестерки подряд, и вновь — покойного Нострадамуса и его предсказания. — Взгляни на них, а? И представь, что тебе двадцать семь и ты едешь с братиками и сестричками в Диснейленд. Поверить не могу, что позволила втянуть себя в такое. Если ветер не разнесет это местечко, оно само взорвется от пошлости. У тебя есть братья и сестры?
Я сказал, что их у меня по трое — и тех и других.
— Тогда ты зна-а-аешь, каково это, когда каждый начинает раздирать общее будущее на отвратительные кусочки. Господи, когда они заводят такие вот разговоры — ну знаешь, все эти секс-сплетни и чепуха о конце света, — я подумываю: может, на самом деле они исповедуются друг другу?
— Это в чем же?
— Ну, в том, как они все до смерти перепуганы. То есть когда люди на полном серьезе начинают говорить, что надо набивать гаражи тушенкой — про запас, или у них глаза наполняются слезами при мысли о «Последних Днях Человечества», это и есть жутко трогательное признание в том, как им горько, что их жизнь идет совсем не так, как им хотелось.
Я был на седьмом небе. А как же иначе — ведь я нашел человека, которому нравится вот так вот изъясняться! Словом, мы часок продолжали в этом же духе, и прерывали нас только случайные желающие выпить рома да Аллан, который пришел забрать блюдо с жареным миндалем и хлопнуть Клэр по спине:
— Эй, мистер, вроде Дева на вас глаз положила?
— Аллан и все родичи считают меня чудачкой, поскольку я еще не замужем, — сказала она, а потом, повернувшись, выплеснула розовый коктейль «Кейп-Код» ему за шкирку. — И прекрати называть меня этой дурацкой кличкой.
Отомстить Аллан не успел. У столика мистера Бакстера началась суматоха — одно из тел вдруг сползло со стула, и кучка загорелых немолодых брюхатых мужчин, увешанных.золотом, осеняя себя крестным знамением, сгрудилась вокруг тела — мистера Бакстера, который ухватился рукой за грудь и вытаращил глаза, точно клоун Какао.
— Опять. Только не это, — разом вырвалось у Аллана и Клэр.
— Иди, Аллан. Твоя очередь.
Аллан, капая соком, без всякого энтузиазма направился к обществу; несколько человек вскричали, что уже вызвали «скорую».
— Прости меня, Клэр, — сказал я, — но у твоего отца такой вид, как будто у него инфаркт или типа того. Не слишком ли ты… ну я не знаю, прохладно… к этому относишься?
— А-а, Энди, не волнуйся. Он выкидывает эти фортели по три раза в год — была бы аудитория побольше.
Возле бассейна поднялась суета, но Бакстеров в толпе можно было узнать сразу — по отсутствию интереса к происходящему: они не разделили всеобщего тревожного энтузиазма, когда прибыли два санитара с каталкой (привычная картина для Палм-Спрингс). Уговорив неопытную миссис Скотт-Бакстер не пихать ему в руку кварцевые кристаллы (она тоже была нью-эйджевской веры), санитары погрузили мистера Бакстера на каталку и повезли к машине; послышалось звяканье, заставившее толпу у бассейна замереть. У всех на глазах из кармана мистера Бакстера вывалились несколько ножей и вилок. Его пепельное лицо казалось пристыженным; воцарилось болезненное, раскаленное добела безмолвие.
— О, папа, — произнес Аллан. — Как ты мог так нас опозорить? — Он поднял вилку и оценивающе оглядел ее. — Это же явная железка. Разве мы тебя плохо воспитывали?
Туго натянутая струна напряжения лопнула. Раздались смешки. Мистера Бакстера увезли лечить то, что в итоге оказалось неподдельным, смертельно опасным инфарктом. Клэр между тем (заметил я краем глаза) сидела на краю рыжего бассейна и, болтая ногами в медово-молочном мраке воды, смотрела на солнце, которое уже почти скрылось за горой. И своим тоненьким голоском говорила ему, что ей очень жаль, если мы обидели его или причинили какую боль. И я понял тогда, что мы станем друзьями на всю жизнь.
ДЕЛАТЬ ПОКУПКИ — ЭТО ЕЩЕ НЕ ТВОРЧЕСТВО
Собаки, обессилевшие от жары, лежат в тени «сааба» и, подергивая задними лапа— ми, преследуют воображаемых зайцев. Мы с Дегом, оба в углеводной коме, не так уж далеки от них и в хорошем «слушательском» настроении; Клэр начинает свой рассказ. «История Техлахомская», — сообщает она к великому нашему удовольствию, потому что Техлахома -выдуманный мир, в котором разворачивается действие многих наших историй. Это печальное Повсеместье, чьих граждан вечно увольняют из «Севен-Элевен», а их дети балуются наркотой и упражняются в новомодных безумных танцах на берегах местного озера, а также, разглядывая на коже ожоги от воды, отравленной химикалиями, мечтают о том времени, когда станут взрослыми и будут урывать у государства пособие.
Техлахомцы тырят из лавчонок грошовую поддельную парфюмерию и палят друг в друга за традиционным ужином в День благодарения. Единственное, что здесь есть хорошего, — выращивание тупой, прозаической пшеницы, которой техлахомцы по праву гордятся; по закону все граждане обязаны иметь на бамперах наклейки с надписью: «Нет фермеров — нет и еды». Жизнь однообразная, но бывают в ней и свои радости; взрослое население хранит в ящичках комодов кучу дурно сшитого алого «сексуального» белья. Трусики и электрощекоталки доставляются ракетой из Кореи; я говорю ракетой, поскольку Техлахома — летающий вокруг Земли астероид, на котором вечно стоит 1974 год — первый год после нефтяного кризиса, год, когда в США навеки прекратился рост реальной заработной платы. Атмосфера состоит из кислорода, пшеничной кострики и радиоволн среднего диапазона. Один день там провести еще забавно, а назавтра захочется сбежать хоть к черту на рога.
В общем, диспозиция ясна, так что перейдем к рассказу Клэр.
— Это история об астронавте по имени Бак. Как-то у астронавта Бака случилась неполадка на космическом корабле, и он вынужден был приземлиться на Техлахоме — в пригороде, во дворе семейства Монро. Неполадка состояла в том, что корабль не был рассчитан на притяжение Техлахомы — земное начальство просто забыло предупредить Бака о существовании астероида!
— Всегда-то так, — заметила миссис Монро, провожая Бака от космического корабля мимо качелей к дому. — На мысе Канаверал совсем про нас забыли.
Был полдень, и миссис Монро предложила Баку горячий калорийный обед: тефтели в грибном соусе и консервированная кукуруза. Она обрадовалась гостю: три ее дочери были на работе, а муж уехал на молотьбу.
Затем, после обеда, она пригласила Бака в гостиную посмотреть вместе телевикторину.
ЛЕГИТИМНАЯ НОСТАЛЬГИЯ: навязывание людям воспоминаний о том, чего с ними вообще не было: «Как я могу принадлежать к поколению шестидесятников, когда тол— ком и не помню о них ничего?»
ОТРИЦАНИЕ ДНЯ СЕГОДНЯШНЕГО: стремление убедить себя в том, что жить стоило только в прошлом, а ближайшие интересные события начнутся только в будущем.
— Вообще-то в это время я в гараже, провожу инвентаризацию косметических продуктов из алоэ, которыми я торгую, но бизнес сейчас как-то не очень движется.
Бак кивком выразил согласие.
— А вы не думали заняться алоэ-продуктами после завершения карьеры астронавта, Бак?
— Нет, мэм, — ответил Бак. — Не думал.
— Так поразмыслите. Всего-то надо создать сеть младших распространителей под собой, и не успеете оглянуться, как работать и вовсе не придется — сиди себе да стриги купоны.
— М-да, черт бы драл, — промолвил Бак, а затем лестно отозвался о коллекции сувенирных спичечных коробков в огромной коньячной рюмке на столе гостиной.
Но тут случилось неожиданное. Прямо на глазах у миссис Монро Бак стал зеленеть, его голова начала приобретать квадратную форму и покрываться венами, словно у Франкенштейна. Бак поспешил взглянуть на себя в маленькое карманное зеркальце (единствен— но доступное) и тотчас понял, что произошло: то были симптомы отравления космосом. Теперь он примет обличье чудища и скоро впадет в почти непрерывную спячку.
Миссис Монро же предположила, что ее тефтели с грибным соусом были испорчены и, в результате своей кулинарной промашки, она погубила восхитительную внешность астронавта, а возможно, и его карьеру. Она предложила отвезти его в местную больницу, но Бак воспротивился.
— Может, это и к лучшему, — согласилась миссис Монро, — тем более что в больнице всего только и есть, что вакцина от перитонита да ножницы для резки металла — ну знаете, ими спасатели пользуются.
— Вы только покажите, где я могу прилечь, — попросил Бак. — У меня отравление космосом, и через несколько минут я похолодею. Похоже, некоторое время за мной надо будет присматривать. Вы обещаете сделать это?
— Конечно, — ответила миссис Монро, радуясь, что ей не грозит слава отравительницы, и Баку тотчас была предоставлена прохладная подвальная комната, стены которой были до середины обшиты плотным картоном под дерево. Там были также книжные полки со спортивными призами миссис Монро и игрушками трех дочерей: рядами плюшевых собачек по имени Снупи, кукол по имени Джем, пластмассовых «чудо-печек» и книжек про девицу-сыщика Нэнси Дрю. Кровать, предложенная Баку, была узкая и короткая — детская кроватка — и застелена кружевными розовыми простынями от фирмы «Фортрел», пахнущими так, словно они много лет провалялись в секонд-хэнде. На передней спинке кровати — наклейки с Холли Хобби, Вероникой Лодж и Бетти Купер, которые, видимо, сначала приляпали, а потом начали отдирать, но пожалели. Комнатой, очевидно, давным-давно не пользовались, но Баку было все равно. Ему хотелось лишь забыться глубоким-глубоким сном. Что он и сделал.
Легко представить, что дочери Moнpo пришли в совершеннейший восторг, узнав, что в комнате для гостей пребывает в спячке астронавт-страшилище. Одна за другой Арлин, Дарлин и Сирина спускались в комнату поглядеть на Бака, спящего в их старой кроватке посреди детского хлама. Миссис Монро, отчасти все еще убежденная в своей причастности к болезни Бака, не позволила дочерям долго на него глазеть и вытурила их из комнаты.
Так или иначе, жизнь вошла в прежнюю колею. Дарлин и Сирина ходили на работу в парфюмерный отдел местного магазинчика, алоэвый бизнес миссис Монро немного ожил и требовал ее частого отсутствия. Мистер Монро еще не вернулся с молотьбы, так что забота о Баке выпала на долю старшей дочери Дрлин, недавно уволенной из «Севен— Элевен».
— Проследи, чтобы он хорошенько покушал! — резко трогаясь с места, прокричала из своего изъеденного солью голубого седана марки «бонвиль» миссис Монро, на что Арлин помахала рукой и бросилась в ванную комнату, где причесала свои светлые, крашенные «перышками» волосы, наложила соблазнительный макияж и помчалась на кухню, чтобы сварганить специальное лакомство для Бака, который (следствие отравления космосом) просыпался один раз в полдень, и то лишь на полчаса. Она сварила венские сосиски, нарезала их на кусочки, нанизала на зубочистки и украсила маленькими кубиками оранжевого сыра, после чего изысканно разложила на тарелке так, чтобы было похоже на логотип местного торгового центра «Синтвид» — букву С, сильно накрененную на правый бок. «Устремленную в будущее», как выразилась местная газета по поводу открытия центра несколько веков назад, когда все так же стоял 1974 год, поскольку, как я говорила, на Техлахоме он длился вечно. По крайней мере, с самого момента появления исторических хроник. На Земле, например, торговые центры — свежая новинка, а техлахомцев они обеспечивают кроссовками, дешевой бижутерией и юморными поздравительными открытками уже бессчетные миллионы лет.
Ладно, Арлин с тарелкой кинулась в подвал, придвинула к кроватке кресло и сделала вид, что читает книгу. Проснувшись секундой позже полудня, Бак увидел читающую девушку и счел ее просто идеальной красавицей. Что же до Арлин — ну, у нее возникла легкая сердечная аритмия романтического генеза, хотя Бак и походил на чудище Франкенштейна.
— Я голоден, — сказал Арлин Бак, на что она ответила:
— Не отведаете ли немного кебаба из венских сосисок с сыром? Я сама его приготовила. На поминках дядюшки Клема в прошлом году он пользовался большим успехом.
— На поминках? — переспросил Бак.
— О да. Его комбайн перевернулся во время уборки урожая, и он, зажатый внутри, два часа ждал приезда спасателей с ножницами для металла. Он написал завещание кровью на потолке кабины.
С этого момента они нашли общий язык, и, слово за слово, вскоре расцвела любовь. Но с любовью была проблема, поскольку из-за отравления космосом Бак засыпал почти сразу после пробуждения. Это печалило Арлин.
Наконец как-то в полдень, едва очнувшись, Бак сказал Арлин:
— Арлин. Я тебя очень люблю. А ты меня любишь? Разумеется, Арлин ответила: «Да», на что Бак сказал:
— Согласна ли ты пойти на большой риск и помочь мне? Мы сможем быть вместе, а я помогу тебе покинуть Техлахому.
Арлин пришла в восторг от обоих предложений и ответила: «Да, да», и тогда Бак объяснил, что ей придется сделать. Очевидно, волны, генерируемые влюбленной женщиной, как раз той частоты, какая нужна для запуска двигателя и взлета космического корабля. Если Арлин поднимется с ним на корабль, они улетят, и Бак сможет вылечиться от отравления космосом на лунной базе.
— Ты поможешь мне, Арлин?
— Конечно, Бак.
— Есть одна загвоздка.
— Да? — Арлин словно окаменела.
— Понимаешь, когда мы взлетим, в корабле хватит воздуха только на одного человека. Боюсь, тебе придется умереть. Прости. Но, разумеется, как только мы попадем на Луну, я оживлю тебя с помощью надежного аппарата. Так что на самом деле опасности никакой.
Арлин взглянула на Бака, слеза скатилась по ее щеке, сбежала с губы на язык и показалась солоноватой, как моча.
— Прости меня, Бак, но я не могу этого сделать, — сказала она, добавив, что, наверное, ей больше не следует за ним ухаживать — так будет лучше для них обоих. Огорченный, но не удивленный, Бак снова заснул, а Арлин поднялась наверх.
К счастью, в этот самый день уволили из парфюмерного отдела Дарлин, младшую из дочерей, и теперь уже она могла присматривать за Баком, а Арлин устроилась в закусочную, так что ей некогда было даже изливать на Бака свою досаду.
Поскольку Бак был в расстроенных чувствах, а у Дарлин оказалось много свободного времени, потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы расцвела новая любовь. Спустя пару дней Бак обратился с уже известной нам просьбой к Дарлин: «Помоги мне. Я ведь безумно тебя люблю».
Но когда Бак дошел до момента, где Дарлин следовало умереть, она, как прежде и ее сестра, окаменела от ужаса.
— Извини, Бак, я не могу этого сделать, — промолвила она и — теми же самыми словами, что и Арлин, — объяснила, что лучше ей больше за ним не ухаживать. Опечалившись и опять ничуточки не удивившись. Бак заснул, а Дарлин убежала наверх.
Надо ли говорить, что история повторилась вновь. Дарлин устроилась в придорожную забегаловку, а Сирину, среднюю, уволили из ее отдела в «Вулворте», и теперь настал ее черед заботиться о Баке, который был уже не новинкой в подвале, а обузой — того сорта, какой, скажем, становится собака, если дети начинаю! спорить, чья очередь ее кормить. Когда же как-то в полдень появилась с обедом Сирина, Бак смог вымолвить лишь:
— Боже, девочки, еще одну из вас уволили? Неужели вы не можете удержаться на службе?
Сирина ничуть не обиделась.
— Это же так — мелкие приработки, — сказала она. — Я учусь живописи и когда— нибудь стану такой художницей, что мистер Лео Кастелли из нью-йоркской художественной галереи «Лео Кастелли» пришлет за мной спасательную экспедицию и увезет меня с этого богом забытого астероида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21