Я взглянула на Сесил интересно, она тоже так считает? – но та смотрела из окна на мужчину с малышкой на плечах, который шел по улице. Когда он проходил мимо кафе, девчушка обернулась и посмотрела на свое отражение в окне. Ее светлые кудряшки мягко колыхались в такт походке отца.– Сес, спустись на землю, – сказала я.– Извини, задумалась о свадьбе. Последнее время все мысли только о ней. Столько всего еще надо продумать. – Она улыбнулась.– Джесси, – вмешалась Брин, – обещай, что ты его бросишь!Я подняла на Сесил умоляющий взгляд.– Отстань, советчица. – Сесил мягко прикоснулась к руке Брин. – Ты же знаешь, Джесси не любит спешить. Бросит, когда придет время.Мы расплатились, и я побежала к машине Сесил, чтобы забрать шарфик, который я забыла там пару дней назад, а потом поцеловала подругу в щеку на прощание.Сес направилась на запад, а мы с Брин – на восток, ко мне домой, готовиться к роли подружек невесты. Поболтай мы чуть подольше, и такси врезалось бы еще в кого-нибудь, а не в Сесил. Считаете, с моей стороны эгоистично так думать? Что делать – для меня было бы лучше, если бы навеки изменились чьи-нибудь еще судьбы, а не наши.
– Хочешь кофе? – крикнула я Брин по дороге в туалет.– Ты что, шутишь? Я только что три чашки выпила, – отозвалась та. – Хотя... Ладно, сейчас найду чем полакомиться.Спустив воду, я прислушалась. Да, Брин роется на кухне. Я направилась в офис – вернее, в переоборудованную под рабочий кабинет столовую (письменный стол стоял перед окном, чтобы можно было любоваться садом) – и схватила папку, посвященную свадьбе Сесил. Я снимала домик с одной спальней в Эхо-парке, который журналы объявили самым многообещающим районом десятилетия. На самом же деле здесь почти ничего не менялось, разве что неподалеку открылись модная кофейня и универмаг «Американ аппарел». Во дворах по-прежнему стояли на угольном мусоре машины, и, как водится в восточных районах, по ночам в небе кружили полицейские вертолеты – «птицы гетто», как прозвали их местные, – освещая прожекторами дворы и пугая нас до полусмерти.Помолвку отпраздновали в Нью-Йорке, а девичник – в Лас-Вегасе, причем Сесил разошлась вовсю и, зажав в зубах розу, пустилась в пляс под песню «Дождь из мужчин» «Дождь из мужчин» ( It ' s Raining Men ) – шлягер, пользующийся особой популярностью среди геев. Впервые исполнен группой «Уэзер герлз» в 1980-х гг., позже был в репертуаре Джерри Халливела.
, умудрившись при этом отшлепать гея-стриптизера. (Когда она в очередной раз шлепнула его по левой ягодице, Брин нагнулась ко мне и прошептала: «Аллилуйя».) Теперь нам нужно было составить программу главного праздника. Пока что я могла предложить лишь игру «Музей технологий юрского периода» и восьмилетнюю девчонку, которая изображала Элвиса в ресторане таиландского городка, однако я предполагала, что Сес ждет от нас чего-то иного, Брин свернулась калачиком на диванчике фирмы «Нолл», купленном мной за двадцать долларов в дешевой лавке «Гудуилл» и обтянутом новой обивкой, и высказывала свои идеи.– Может, музей Гетти? – предложила она, поедая зеленые оливки. У меня не хватило духа сказать ей, что ее манера отдирать мякоть от косточки сильно смахивает на то, как хищник терзает жертву. Такие сюжеты часто крутят на научно-познавательном канале «Дискавери».– Не очень оригинально, зато классика, – кивнула я. – Сес понравится. Что еще?– Послушай, пейзанка. – Брин сплюнула косточку на ладонь, а потом положила ее на журнальный столик. – Ты что, сама эти занавески шила?– Да. Пожалуйста, возьми салфетку.Мою просьбу она пропустила мимо ушей. Я гордилась своим домом, который достался мне почти даром, потому что, когда я сюда въехала, он напоминал заброшенную нарколабораторию. Предыдущие обитатели оставили посреди гостиной гору мусора, а ванна даже поросла плесенью. Когда я свернула прогнивший ковер, он распался на части прямо у меня в руках. Через два дома от меня жил один парень, который вечно разбирал вещи в гараже и выбрасывал на улицу подозрительно много мусора – три холодильника без дверец, шестнадцать безногих сидений от стульев, наковальню, полдюжины желтых пластиковых клеток для хомячков, вешалку с дешевыми нейлоновыми женскими платьями, два безголовых манекена, гору ржавых напильников и четыре зеленых пакета для мусора, набитых старыми ежегодниками. Я подозревала его в каком-то чудовищном преступлении, но из-за хаотичности выбрасываемого им мусора никак не могла вычислить, что именно он натворил.Если мой дом и проигрывал в плане окружения, он наверстывал этот недостаток за счет кухонной плитки в стиле двадцатых годов; полов из твердой древесины, выдержанных в темно-шоколадных тонах; планировки, соединявшей столовую с кухней; и маленького садика, в котором я посадила жасмин, лаванду, новозеландский лен, бугенвиллею и розмарин. Всю арматуру в ванной я заменила на старинные скобяные изделия, которые частично разыскала в Интернете, а кое-что приобрела на толкучках и в секонд-хэндах. Иногда приходилось забредать в такую даль, как южный фешенебельный городок Палм-Дезерт, чтобы раздобыть интересную мебель: смесь шестидесятых годов и античности. В результате получился микс: дерзкие акварельные тона, богатая матовая текстура, а кое-где кусочек сияющего желтоватого металла для придания отделке гламура. Больше всего мне нравилась моя гостиная. Там стояла подержанная тахта в стиле Миса ван дер Роэ Кожаная мебель в стиле функционализма, на стальном каркасе. Названа в честь архитектора Людвига Мис ван дер Роэ (1886-1969), известного своими строгими по форме небоскребами из стекла и стали.
, которую кто-то оставил на улице с картонной табличкой «Возьми меня»; две керамические бирюзовые лампы с абажурами, расписанными восточным узором; старый викторианский сервант, выкрашенный мной в лимонный цвет; над ним – огромное зеркало в хромированной раме. Особенно хорош был новенький подвесной светильник Вернера Пантона Вернер Пантон (1926-1998) – датский дизайнер и архитектор, жил и работал в Швейцарии. Мастер цветовых решений. Особенно прославился своими оригинальными пластиковыми светильниками.
– мамин подарок на новоселье. Как выяснилось, она с 1970 года держала его в чулане: ей казалось, что он «слишком уж в космическом стиле». Итак, теперь дело было лишь за обоями.Интересно, что сказала бы моя начальница, Тарин, если бы увидела, как я обставила дом? Она постоянно твердила мне, что у меня «низкий вкус». Вот уже шесть лет я ждала подходящего момента, чтобы высказать Тарин, что, по-моему, это у нее вкус сомнительный. Я мечтала, как заявлю ей, что она начисто лишена ироничного взгляда, чувства индивидуального стиля и страстности. Все комнаты, которые она обставляла, казались какими-то фальшивыми. Тарин всегда выбирала предметы с родословной, очень дорогие, что само по себе неплохо, но вот только вместе они выглядели чересчур продуманно, словно так и продавались в наборе. Она не понимала, что стильной обстановке мало будить какие-нибудь воспоминания: интерьер должен быть эмоциональным, выражать определенные чувства. И когда я выскажу все это Тарин, я уволюсь и начну свою настоящую карьеру. Возможно, займусь промышленным дизайном. Или возглавлю развитие изделий продвинутой марки. Дальнейшие подробности рисовались мне довольно расплывчато, да оно и не важно. А может, я просто терялась, когда Тарин с покровительственным видом бросала в мой адрес очередное огульное заявление.– Покупай только самое лучшее, и тогда тебе не придется плакать, – сказала она как-то, когда я упрашивала ее взглянуть на новые, экспериментальные, образцы.Или:– Нет-нет, эта ткань не годится. Я чувствую, что скоро в моду войдет леопардовый орнамент.Возможно, это покажется ненормальным, но, несмотря на все недостатки Тарин, мне нравилось раз в неделю получать стабильную зарплату. К тому же вопреки всему в глубине души я все еще надеялась, что смогу чему-нибудь научиться в «Золотой клетке».Я подтверждала заказ номеров, забронированных в гостинице для родственников Сесил, когда зазвонил второй телефон.– Итак, – говорила я, – забронировано шесть комнат... – Пи-ип. – Каждая на четыре человека... – Пи-ип. – Скажите, они со спальными диванами или с двойными... – Пи-ип.– Простите, мисс, – перебил мужчина на другом конце провода. В голосе его чувствовалась профессиональная вежливость. Я точно так же разговариваю с клиентами в нашей лавочке. – Вас не очень хорошо слышно.– Просто звонит второй телефон, не обращайте внимания. – Я подняла глаза и прочитала по губам Брин: «Заканчивай». – Я спрашиваю, что стоит в номерах люкс: спальные диваны или... – Пи-ип.– Что-что?– Спальные диваны или... – Пи-ип. – Черт! – в отчаянии воскликнула я. – Знаете, я вам лучше перезвоню позже.Я бросила трубку. Брин покачала головой.– Ну ты даешь, – сказала она.Снова зазвонил телефон. Я схватила трубку.– Алло!– Джесси?Звонил Зак. Судя по легкой хрипотце в голосе, он только что плакал. Глава 3Дай мне приют Всю дорогу до больницы – Брин, сосредоточенно сжав зубы, пролетала на красный свет – я боролась со своими мрачными мыслями: должно быть, на подсознательном уровне полагала, что они могут повлиять на исход событий.«Ты никогда ее больше не увидишь, – думала я. – Но это же нелепо! Сес обязательно поправится! Пусть даже она сломала себе обе ноги, что с того? Придется, конечно, отложить свадьбу, но это ведь еще не мировая катастрофа». Я случайно скользнула взглядом по своему отражению в боковом зеркале: на лице у меня застыло глупое выражение, свойственное людям, когда они не знают, как себя вести. Что я должна чувствовать: потрясение? Что мне делать: рыдать и рвать на себе волосы или сохранять спокойствие? Я же еще не поняла толком, что случилось, и потому пока не знала, что должно читаться на моем лице: не хотелось выглядеть бездушной, но и истеричкой я тоже казаться не хотела.Мы назвали свои фамилии медсестре, сидевшей в кабинке из пуленепробиваемого стекла. Нам было велено подождать. Брин вышла на улицу – хотела попробовать связаться с Заком по сотовому, – а я осталась сидеть в коридоре и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала смотреть на то и дело распахивавшиеся двери травматологического отделения. Я представила, как оттуда выходит Сесил, прижимая к голове компресс со льдом. Вторая рука у нее в гипсе, а на лице – усмешка.«Я вас напугала? – скажет она, измученная и возбужденная. – Мне ужасно жаль».«С ума сошла? – отвечу я. – За что ты извиняешься?»Когда вернулась Брин, я поделилась с ней своими раздумьями. Затем испугалась, что мои слова ее расстроят, и извинилась.– С ума сошла? – сказала она. – За что ты извиняешься?Нам оставалось только ждать.Сесил Картер была высокой девушкой и держалась прямо, словно аршин проглотила. В колледже она предпочитала одежду в стиле выпускниц манхэттенских частных школ: поношенные хлопчатобумажные брюки, мягкие рубашки для игры в регби и свитера своих бывших парней. В этом облачении Сесил можно было принять за кинозвезду. Ее ровные зубы блестели, как жемчужинки; тело было гибким, однако нельзя сказать, чтобы ее заботили диета и спорт; а глядя на ее круглую, упругую грудь (она носила полный третий размер), оставалось только завидовать. Сама Сесил нечасто вспоминала о том, что у нее, как сказали бы мальчишки-школьники, «потрясная фигура». Ей очень нравилась музыка восьмидесятых, особенно поп-певец Принц. Услышав любимую мелодию, она тут же вскакивала и начинала танцевать с той уверенностью, которая отличает обладателей идеальной фигуры.Брин Беко являла собой полную противоположность Сесил. Она была до того миниатюрной, что никто не осмеливался поинтересоваться, какой же у нее рост. Ее груди напоминали игрушечные чашечки, ножки были маленькими и изящными. Если Сесил держалась удивительно прямо, то Брин S-образно выгибала спину, выпячивая округлый зад. Из-за этой привычки в школе ее прозвали «девушкой, которая так и просит, чтобы ее ущипнули». Свои черные волосы она собирала в тугой пучок, брови безжалостно выщипывала. Кожа ее была до того бледной, что при определенном освещении отливала синевой; губы она неизменно красила темно-красной помадой. Брин напоминала мне русскую поп-звезду. На самом же деле она была выпускницей иллинойсской школы с юридическим уклоном.Рассматривая свое отражение в больничном окне с затемненными стеклами, я вспомнила, как, только-только познакомившись с Брин и Сес, гадала, что думают люди, когда мы втроем идем по улице. Поп-звезда, кинозвезда, а рядом с ними трусит простушка, то есть я, и иногда держит одну из звезд под руку. Я была абсолютно ничем не примечательна: рост – пять футов пять дюймов Примерно 165 см.
, вес – 120 с небольшим фунтов Приблизительно 54-55 кг.
, карие глаза и каштановые волосы, которые я носила распущенными, потому что ничего интереснее придумать не могла. У меня была кожа смешанного типа, и вообще меня отличал смешанный стиль – я вечно занимала одежду у Сесил, а Брин просила сделать мне макияж. Каждая из моих подруг обладала превосходным, ярким вкусом, но вместе эти вкусы плохо сочетались. Постепенно я перестала волноваться о том, что думают о нас другие, и всецело отдалась роли лучшей подруги. Я не сомневалась, что со временем сумею научиться у них особому шарму, перенять красоту Сесил и сильный характер Брин. Я грелась в лучах их славы, подобно ромашке, которая любит расти на солнышке рядом с экзотичными цветами.Моя мама, когда уставала, любила говорить, что она «совсем увяла». Глядя на свое размытое отражение в больничном окне, я видела, что тоже увядаю. Не будь все эти годы рядом Сесил, жизнь сложилась бы совсем иначе. Интересно, как быстро я увяну, если потеряю подругу?Я купила наименее уродливый букет гвоздик из тех, что имелись в цветочной лавке: когда приедет Зак, отдам ему цветы – пусть отнесет в палату Сесил. («Если они положили ее в палату. Перестань! Не смей даже думать такое!») Брин и я сидели, ждали и медленно сходили с ума. Время от времени Брин подходила к сестре и спрашивала, неужели никто не может предоставить нам информацию. Я старалась не думать о детях, развлекавшихся в игровой – печальной маленькой комнатушке, в которой валялись разномастные кубики и головоломки с утерянными деталями. Чего только эти дети не повидали за дверями палаты! Даже представить страшно.Я почувствовала, как Брин вскинула голову и посмотрела на дверь. К нам шагал ее муж, Дэвид. На губах у него играла робкая, неопределенная улыбка. Забавно; Дэвид Кесслер и Брин встречались два года, прежде чем пожениться (разумеется, Брин не стала брать его фамилию), и все это время я считала его снобом и занудой. Но оказалось, что он просто ужасно застенчив. Неуверенность в себе делала его педантом. Его каштановые волосы всегда были аккуратно причесаны, футболка и брюки – безукоризненно чисты, словно у мальчишки, которого собираются снимать для школьного альбома. Дэвид присел на корточки и взял нас обеих за руки. Я невольно отметила, какие ухоженные у него ногти.– Дорогие леди, – сказал он.– И микробы, – прибавила я, кивнув на раздраженного мужчину, который сидел слева и жаловался жене, что его уже прививали от гриппа.Из отделения травматологии вышла врач и спросила:– Кто здесь Брин Беко?– Я!Дэвид, Брин и я резко вскочили, совсем как женщины, которые выныривают из бассейна в старых фильмах, если прокрутить назад пленку.Доктор Марчисан, как она представилась, вышла с нами на улицу, Я удивилась тому, что уже вечер. Из-за этих затемненных окон я потеряла счет времени. Я укутала шею воротом своего спортивного свитера. Даже теннисные туфли переобуть я не успела. Брин скрестила на груди руки. Волосы врача были заплетены в косы, что совсем не вязалось с глубокими морщинами возле глаз. «Молодежная прическа, – подумала я, поражаясь тому, что каждый день эта женщина имеет дело с человеческими трагедиями и живет как ни в чем не бывало. – И старое лицо».– Ваша подруга Сесил попала в автомобильную аварию, – сказала доктор Марчисан. Я заметила, как Дэвид глубоко вдохнул: должно быть, собирался сказать, что это нам и так уже известно, но сдержался.Наверное, врач почувствовала наше нетерпение и поспешила озвучить подробности: она зачитала их, раскрыв папку, которую держала в руках.– У Сесил перелом правой ключицы, перелом правой лодыжки, сложный перелом запястья – правого запястья – и разрыв сухожилия, – перечисляла она. – Кроме того, открытый перелом правого колена с утерей хряща – угодила ногой в стереосистему – и перелом обоих бедер. Одно легкое повреждено, однако второе не задето. Кроме того, разрыв селезенки: ее придется удалить.У меня запылала переносица. Удалить. Я не знала точно, для чего нужна селезенка, но эта фраза не предвещала ничего хорошего. Я стрельнула глазами на Брин – она, в свою очередь, посмотрела на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Хочешь кофе? – крикнула я Брин по дороге в туалет.– Ты что, шутишь? Я только что три чашки выпила, – отозвалась та. – Хотя... Ладно, сейчас найду чем полакомиться.Спустив воду, я прислушалась. Да, Брин роется на кухне. Я направилась в офис – вернее, в переоборудованную под рабочий кабинет столовую (письменный стол стоял перед окном, чтобы можно было любоваться садом) – и схватила папку, посвященную свадьбе Сесил. Я снимала домик с одной спальней в Эхо-парке, который журналы объявили самым многообещающим районом десятилетия. На самом же деле здесь почти ничего не менялось, разве что неподалеку открылись модная кофейня и универмаг «Американ аппарел». Во дворах по-прежнему стояли на угольном мусоре машины, и, как водится в восточных районах, по ночам в небе кружили полицейские вертолеты – «птицы гетто», как прозвали их местные, – освещая прожекторами дворы и пугая нас до полусмерти.Помолвку отпраздновали в Нью-Йорке, а девичник – в Лас-Вегасе, причем Сесил разошлась вовсю и, зажав в зубах розу, пустилась в пляс под песню «Дождь из мужчин» «Дождь из мужчин» ( It ' s Raining Men ) – шлягер, пользующийся особой популярностью среди геев. Впервые исполнен группой «Уэзер герлз» в 1980-х гг., позже был в репертуаре Джерри Халливела.
, умудрившись при этом отшлепать гея-стриптизера. (Когда она в очередной раз шлепнула его по левой ягодице, Брин нагнулась ко мне и прошептала: «Аллилуйя».) Теперь нам нужно было составить программу главного праздника. Пока что я могла предложить лишь игру «Музей технологий юрского периода» и восьмилетнюю девчонку, которая изображала Элвиса в ресторане таиландского городка, однако я предполагала, что Сес ждет от нас чего-то иного, Брин свернулась калачиком на диванчике фирмы «Нолл», купленном мной за двадцать долларов в дешевой лавке «Гудуилл» и обтянутом новой обивкой, и высказывала свои идеи.– Может, музей Гетти? – предложила она, поедая зеленые оливки. У меня не хватило духа сказать ей, что ее манера отдирать мякоть от косточки сильно смахивает на то, как хищник терзает жертву. Такие сюжеты часто крутят на научно-познавательном канале «Дискавери».– Не очень оригинально, зато классика, – кивнула я. – Сес понравится. Что еще?– Послушай, пейзанка. – Брин сплюнула косточку на ладонь, а потом положила ее на журнальный столик. – Ты что, сама эти занавески шила?– Да. Пожалуйста, возьми салфетку.Мою просьбу она пропустила мимо ушей. Я гордилась своим домом, который достался мне почти даром, потому что, когда я сюда въехала, он напоминал заброшенную нарколабораторию. Предыдущие обитатели оставили посреди гостиной гору мусора, а ванна даже поросла плесенью. Когда я свернула прогнивший ковер, он распался на части прямо у меня в руках. Через два дома от меня жил один парень, который вечно разбирал вещи в гараже и выбрасывал на улицу подозрительно много мусора – три холодильника без дверец, шестнадцать безногих сидений от стульев, наковальню, полдюжины желтых пластиковых клеток для хомячков, вешалку с дешевыми нейлоновыми женскими платьями, два безголовых манекена, гору ржавых напильников и четыре зеленых пакета для мусора, набитых старыми ежегодниками. Я подозревала его в каком-то чудовищном преступлении, но из-за хаотичности выбрасываемого им мусора никак не могла вычислить, что именно он натворил.Если мой дом и проигрывал в плане окружения, он наверстывал этот недостаток за счет кухонной плитки в стиле двадцатых годов; полов из твердой древесины, выдержанных в темно-шоколадных тонах; планировки, соединявшей столовую с кухней; и маленького садика, в котором я посадила жасмин, лаванду, новозеландский лен, бугенвиллею и розмарин. Всю арматуру в ванной я заменила на старинные скобяные изделия, которые частично разыскала в Интернете, а кое-что приобрела на толкучках и в секонд-хэндах. Иногда приходилось забредать в такую даль, как южный фешенебельный городок Палм-Дезерт, чтобы раздобыть интересную мебель: смесь шестидесятых годов и античности. В результате получился микс: дерзкие акварельные тона, богатая матовая текстура, а кое-где кусочек сияющего желтоватого металла для придания отделке гламура. Больше всего мне нравилась моя гостиная. Там стояла подержанная тахта в стиле Миса ван дер Роэ Кожаная мебель в стиле функционализма, на стальном каркасе. Названа в честь архитектора Людвига Мис ван дер Роэ (1886-1969), известного своими строгими по форме небоскребами из стекла и стали.
, которую кто-то оставил на улице с картонной табличкой «Возьми меня»; две керамические бирюзовые лампы с абажурами, расписанными восточным узором; старый викторианский сервант, выкрашенный мной в лимонный цвет; над ним – огромное зеркало в хромированной раме. Особенно хорош был новенький подвесной светильник Вернера Пантона Вернер Пантон (1926-1998) – датский дизайнер и архитектор, жил и работал в Швейцарии. Мастер цветовых решений. Особенно прославился своими оригинальными пластиковыми светильниками.
– мамин подарок на новоселье. Как выяснилось, она с 1970 года держала его в чулане: ей казалось, что он «слишком уж в космическом стиле». Итак, теперь дело было лишь за обоями.Интересно, что сказала бы моя начальница, Тарин, если бы увидела, как я обставила дом? Она постоянно твердила мне, что у меня «низкий вкус». Вот уже шесть лет я ждала подходящего момента, чтобы высказать Тарин, что, по-моему, это у нее вкус сомнительный. Я мечтала, как заявлю ей, что она начисто лишена ироничного взгляда, чувства индивидуального стиля и страстности. Все комнаты, которые она обставляла, казались какими-то фальшивыми. Тарин всегда выбирала предметы с родословной, очень дорогие, что само по себе неплохо, но вот только вместе они выглядели чересчур продуманно, словно так и продавались в наборе. Она не понимала, что стильной обстановке мало будить какие-нибудь воспоминания: интерьер должен быть эмоциональным, выражать определенные чувства. И когда я выскажу все это Тарин, я уволюсь и начну свою настоящую карьеру. Возможно, займусь промышленным дизайном. Или возглавлю развитие изделий продвинутой марки. Дальнейшие подробности рисовались мне довольно расплывчато, да оно и не важно. А может, я просто терялась, когда Тарин с покровительственным видом бросала в мой адрес очередное огульное заявление.– Покупай только самое лучшее, и тогда тебе не придется плакать, – сказала она как-то, когда я упрашивала ее взглянуть на новые, экспериментальные, образцы.Или:– Нет-нет, эта ткань не годится. Я чувствую, что скоро в моду войдет леопардовый орнамент.Возможно, это покажется ненормальным, но, несмотря на все недостатки Тарин, мне нравилось раз в неделю получать стабильную зарплату. К тому же вопреки всему в глубине души я все еще надеялась, что смогу чему-нибудь научиться в «Золотой клетке».Я подтверждала заказ номеров, забронированных в гостинице для родственников Сесил, когда зазвонил второй телефон.– Итак, – говорила я, – забронировано шесть комнат... – Пи-ип. – Каждая на четыре человека... – Пи-ип. – Скажите, они со спальными диванами или с двойными... – Пи-ип.– Простите, мисс, – перебил мужчина на другом конце провода. В голосе его чувствовалась профессиональная вежливость. Я точно так же разговариваю с клиентами в нашей лавочке. – Вас не очень хорошо слышно.– Просто звонит второй телефон, не обращайте внимания. – Я подняла глаза и прочитала по губам Брин: «Заканчивай». – Я спрашиваю, что стоит в номерах люкс: спальные диваны или... – Пи-ип.– Что-что?– Спальные диваны или... – Пи-ип. – Черт! – в отчаянии воскликнула я. – Знаете, я вам лучше перезвоню позже.Я бросила трубку. Брин покачала головой.– Ну ты даешь, – сказала она.Снова зазвонил телефон. Я схватила трубку.– Алло!– Джесси?Звонил Зак. Судя по легкой хрипотце в голосе, он только что плакал. Глава 3Дай мне приют Всю дорогу до больницы – Брин, сосредоточенно сжав зубы, пролетала на красный свет – я боролась со своими мрачными мыслями: должно быть, на подсознательном уровне полагала, что они могут повлиять на исход событий.«Ты никогда ее больше не увидишь, – думала я. – Но это же нелепо! Сес обязательно поправится! Пусть даже она сломала себе обе ноги, что с того? Придется, конечно, отложить свадьбу, но это ведь еще не мировая катастрофа». Я случайно скользнула взглядом по своему отражению в боковом зеркале: на лице у меня застыло глупое выражение, свойственное людям, когда они не знают, как себя вести. Что я должна чувствовать: потрясение? Что мне делать: рыдать и рвать на себе волосы или сохранять спокойствие? Я же еще не поняла толком, что случилось, и потому пока не знала, что должно читаться на моем лице: не хотелось выглядеть бездушной, но и истеричкой я тоже казаться не хотела.Мы назвали свои фамилии медсестре, сидевшей в кабинке из пуленепробиваемого стекла. Нам было велено подождать. Брин вышла на улицу – хотела попробовать связаться с Заком по сотовому, – а я осталась сидеть в коридоре и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала смотреть на то и дело распахивавшиеся двери травматологического отделения. Я представила, как оттуда выходит Сесил, прижимая к голове компресс со льдом. Вторая рука у нее в гипсе, а на лице – усмешка.«Я вас напугала? – скажет она, измученная и возбужденная. – Мне ужасно жаль».«С ума сошла? – отвечу я. – За что ты извиняешься?»Когда вернулась Брин, я поделилась с ней своими раздумьями. Затем испугалась, что мои слова ее расстроят, и извинилась.– С ума сошла? – сказала она. – За что ты извиняешься?Нам оставалось только ждать.Сесил Картер была высокой девушкой и держалась прямо, словно аршин проглотила. В колледже она предпочитала одежду в стиле выпускниц манхэттенских частных школ: поношенные хлопчатобумажные брюки, мягкие рубашки для игры в регби и свитера своих бывших парней. В этом облачении Сесил можно было принять за кинозвезду. Ее ровные зубы блестели, как жемчужинки; тело было гибким, однако нельзя сказать, чтобы ее заботили диета и спорт; а глядя на ее круглую, упругую грудь (она носила полный третий размер), оставалось только завидовать. Сама Сесил нечасто вспоминала о том, что у нее, как сказали бы мальчишки-школьники, «потрясная фигура». Ей очень нравилась музыка восьмидесятых, особенно поп-певец Принц. Услышав любимую мелодию, она тут же вскакивала и начинала танцевать с той уверенностью, которая отличает обладателей идеальной фигуры.Брин Беко являла собой полную противоположность Сесил. Она была до того миниатюрной, что никто не осмеливался поинтересоваться, какой же у нее рост. Ее груди напоминали игрушечные чашечки, ножки были маленькими и изящными. Если Сесил держалась удивительно прямо, то Брин S-образно выгибала спину, выпячивая округлый зад. Из-за этой привычки в школе ее прозвали «девушкой, которая так и просит, чтобы ее ущипнули». Свои черные волосы она собирала в тугой пучок, брови безжалостно выщипывала. Кожа ее была до того бледной, что при определенном освещении отливала синевой; губы она неизменно красила темно-красной помадой. Брин напоминала мне русскую поп-звезду. На самом же деле она была выпускницей иллинойсской школы с юридическим уклоном.Рассматривая свое отражение в больничном окне с затемненными стеклами, я вспомнила, как, только-только познакомившись с Брин и Сес, гадала, что думают люди, когда мы втроем идем по улице. Поп-звезда, кинозвезда, а рядом с ними трусит простушка, то есть я, и иногда держит одну из звезд под руку. Я была абсолютно ничем не примечательна: рост – пять футов пять дюймов Примерно 165 см.
, вес – 120 с небольшим фунтов Приблизительно 54-55 кг.
, карие глаза и каштановые волосы, которые я носила распущенными, потому что ничего интереснее придумать не могла. У меня была кожа смешанного типа, и вообще меня отличал смешанный стиль – я вечно занимала одежду у Сесил, а Брин просила сделать мне макияж. Каждая из моих подруг обладала превосходным, ярким вкусом, но вместе эти вкусы плохо сочетались. Постепенно я перестала волноваться о том, что думают о нас другие, и всецело отдалась роли лучшей подруги. Я не сомневалась, что со временем сумею научиться у них особому шарму, перенять красоту Сесил и сильный характер Брин. Я грелась в лучах их славы, подобно ромашке, которая любит расти на солнышке рядом с экзотичными цветами.Моя мама, когда уставала, любила говорить, что она «совсем увяла». Глядя на свое размытое отражение в больничном окне, я видела, что тоже увядаю. Не будь все эти годы рядом Сесил, жизнь сложилась бы совсем иначе. Интересно, как быстро я увяну, если потеряю подругу?Я купила наименее уродливый букет гвоздик из тех, что имелись в цветочной лавке: когда приедет Зак, отдам ему цветы – пусть отнесет в палату Сесил. («Если они положили ее в палату. Перестань! Не смей даже думать такое!») Брин и я сидели, ждали и медленно сходили с ума. Время от времени Брин подходила к сестре и спрашивала, неужели никто не может предоставить нам информацию. Я старалась не думать о детях, развлекавшихся в игровой – печальной маленькой комнатушке, в которой валялись разномастные кубики и головоломки с утерянными деталями. Чего только эти дети не повидали за дверями палаты! Даже представить страшно.Я почувствовала, как Брин вскинула голову и посмотрела на дверь. К нам шагал ее муж, Дэвид. На губах у него играла робкая, неопределенная улыбка. Забавно; Дэвид Кесслер и Брин встречались два года, прежде чем пожениться (разумеется, Брин не стала брать его фамилию), и все это время я считала его снобом и занудой. Но оказалось, что он просто ужасно застенчив. Неуверенность в себе делала его педантом. Его каштановые волосы всегда были аккуратно причесаны, футболка и брюки – безукоризненно чисты, словно у мальчишки, которого собираются снимать для школьного альбома. Дэвид присел на корточки и взял нас обеих за руки. Я невольно отметила, какие ухоженные у него ногти.– Дорогие леди, – сказал он.– И микробы, – прибавила я, кивнув на раздраженного мужчину, который сидел слева и жаловался жене, что его уже прививали от гриппа.Из отделения травматологии вышла врач и спросила:– Кто здесь Брин Беко?– Я!Дэвид, Брин и я резко вскочили, совсем как женщины, которые выныривают из бассейна в старых фильмах, если прокрутить назад пленку.Доктор Марчисан, как она представилась, вышла с нами на улицу, Я удивилась тому, что уже вечер. Из-за этих затемненных окон я потеряла счет времени. Я укутала шею воротом своего спортивного свитера. Даже теннисные туфли переобуть я не успела. Брин скрестила на груди руки. Волосы врача были заплетены в косы, что совсем не вязалось с глубокими морщинами возле глаз. «Молодежная прическа, – подумала я, поражаясь тому, что каждый день эта женщина имеет дело с человеческими трагедиями и живет как ни в чем не бывало. – И старое лицо».– Ваша подруга Сесил попала в автомобильную аварию, – сказала доктор Марчисан. Я заметила, как Дэвид глубоко вдохнул: должно быть, собирался сказать, что это нам и так уже известно, но сдержался.Наверное, врач почувствовала наше нетерпение и поспешила озвучить подробности: она зачитала их, раскрыв папку, которую держала в руках.– У Сесил перелом правой ключицы, перелом правой лодыжки, сложный перелом запястья – правого запястья – и разрыв сухожилия, – перечисляла она. – Кроме того, открытый перелом правого колена с утерей хряща – угодила ногой в стереосистему – и перелом обоих бедер. Одно легкое повреждено, однако второе не задето. Кроме того, разрыв селезенки: ее придется удалить.У меня запылала переносица. Удалить. Я не знала точно, для чего нужна селезенка, но эта фраза не предвещала ничего хорошего. Я стрельнула глазами на Брин – она, в свою очередь, посмотрела на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29