Она слышит мягкий плеск воды, ласкающей шею; ловит звуки приглушенной китовой песни. Словом, держит все под контролем. Но мало-помалу она все же расслабляется и тихонько скользит по воде, то забываясь, то приходя в себя. Фрэнсис рядом, женщины касаются другу друга конечностями — руками, ногами. Чувства отключены, они лишь обоняют воздух и ощущают тяжесть соленой жидкости. Касания кожи, наэлектризованной водой, усиливаются током тепла и потерянностью в пространстве. Фрэнсис берет ее за руку; Кушла не знает, за какую. Фрэнсис проверяет каждый палец на гибкость, упругость, силу. Потом касается ее ступней. Прижимает переделанную ступню к животу. Кушла легонько пинает туда, где восемь лет назад пинался почти готовый ребенок. Фрэнсис проводит пальцем по острой скуле, по бледной границе кожи и волос на лбу. Она делает это осторожно, чтобы ни единой капли густой соленой жидкости не упало на прекрасные голубые глаза. С закрытым ртом и сомкнутыми глазами Фрэнсис целует и разглядывает каждую частичку Кушлы. Угловатый костяк Кушлы покоится на широкой округлой плоти Фрэнсис.
Их секс — танец единоутробных близнецов, подкрашенный фильтрованной плотью кровью. Их секс бесшумен и осмыслен. Касание, возбуждение и замедленное отступление — каждое движение продумывается и осуществляется в одно и то же мгновение; причина и результат не важны, ведь они на вершине инстинктивного знания.
Кушла поражена. Она не ожидала, что о ней так хорошо позаботятся. Эта женщина деликатна, спокойна и мягка. Девичий секс с ней приятен и нежен: касание без звука; изобретательность без последствий. Кушла хочет научиться этому наслаждению. Она обещает доставить себе немножко удовольствия до третьего разрыва, немножко болтовни, совместных походов по магазинам — тех девичьих радостей, которых она была лишена с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, и первая кровь разделила королеву-мать и принцессу-дочь. Кровь и ее собственные пылкие амбиции. Она немного передохнет после трудного периода, через который ей пришлось пройти по собственной воле. На сей раз она будет осторожнее, станет приглядывать за своим сердцем и прислушиваться, не раздастся ли удар. Теперь она ученая. Наслаждаясь обществом этой женщины, она станет следить за своим сердечным пространством. Будет держать его в чистоте. И в пустоте. А пока ей хорошо. Очень хорошо.
Позже, в душе, Фрэнсис застает Кушлу врасплох: прижав к мокрой кафельной стене, она яростно берет ее. Фрэнсис не желает, чтобы после нежностей в бассейне ее новая любовница подумала, будто она не знает, что делают с девушкой.
36
Встреча с Джошем протекала куда спокойнее, чем долгое вечернее бдение с Джонатаном. Джош временно отрекся от алкоголя. Ему казалось, что это хорошее начало для того, чтобы вернуть свою заблудшую душу на путь истинный. Сначала принц отправился в Ислингтон, но нашел дом запертым и безмолвным. По запаху вины и раскаяния он отыскал новую квартиру Джоша в Кэмдене. Мартин уехал из страны, приняв давнее предложение старого знакомого поработать, а еще больше поразвлечься в Нью-Йорке; он намеревался пробыть там три месяца. Джош мог бы остаться в Ислингтоне, но метастазные отголоски их прошлого с Мартином выгнали его из дома после первой же ночи, проведенной в одиночестве. Он снял меблированную квартиру с одной спальней, красивую квартиру — Джош не унизился бы до уродства даже в самой глубокой депрессии, но в новом жилище было холодно. В своем истовом покаянии Джош предпочел отказаться от центрального отопления, но не от красоты. Мартин оставил длинное письмо на кухонном столе. Письмо обещало шанс начать все сначала, после того как Мартин залечит раны на чужбине, а Джош, сидя дома, осознает подлинный смысл своих поступков. Мартин полагал, что совершает великодушный и достойный жест. И доверительный — ведь он хочет вернуть все, как было. Джош хотел того же — вернуть все, но вместе с Кушлой. И ничего не мог с собой поделать.
Когда Дэвид объявился на пороге квартиры Джоша, произошла небольшая заминка, но, поколебавшись, хозяин все же пригласил его войти. Просьба незнакомца поговорить о Кушле не показалась измученному Джошу такой уж странной; он уже надоел всем друзьям своей историей и потому обрадовался новой паре ушей. Незнакомец — высокий, худой, бледный, красивый, с налетом двусмысленной сексуальности — казался идеальным слушателем. Джош предложил Дэвиду кофе и даже включил отопление, правда, поставил радиаторы на самую маленькую мощность. Джоша не надо было долго упрашивать побеседовать о Кушле. Он с легкостью поверил байке Дэвида, будто тот пришел, чтобы узнать побольше об этой девушке, потому что их общий приятель сказал, что Джош с ней знаком. В тот вечер стоило Джошу уйти, как Сунита закатила пир из сплетни, так что о случившемся знали теперь многие. Его ничуть не удивило, что человек, которого он видел впервые в жизни, краем уха слыхал об этой истории, — Сунита слыла непревзойденной сплетницей.
Они пили горький алжирский кофе, не смягчая его молоком; Дэвид курил и слушал повесть Джоша. Хозяин не попросил гостя дымить у открытого окна. Джош рассудил, что тяготы пассивного курения — еще один шаг к раскаянию, который ему вполне по силам. Он рассказывал о красоте и обаянии Кушлы, о ее многочисленных талантах. О том, как Кушла освещала собой комнату, зароняла искру в беседу, разжигала даже самый сырой ум. Выслушав хвалу сестринским приемчикам, Дэвид осторожно перешел к единственной теме, которая оставалась не вполне проясненной.
Покачивая пустой чашкой — кофейная гуща клубилась рисунком многозначительного будущего — он, как бы между прочим, спросил:
— Э-э, Джош, простите, если задаю слишком личный вопрос, но разве вы не гей?
— Да, — с готовностью подтвердил Джош. — Был. И есть. Но отношения с Кушлой выходят за рамки гендерной сексуальности.
— То есть?
Облеченному миссией принцу повезло с умницей Джошем. Парень в поте лица трудился над этой проблемой с той самой минуты, как на его горизонте появилась Кушла.
— Моя сексуальность не является вопросом выбора. Да и не только моя. Я гей, но не потому, что предпочел такой образ жизни. Это не выбор между «мерседесом» и «БМВ». И я гей не потому, что мне не нравятся женщины. Я гей, потому что я таков, каков есть, и никакой другой. Я еврей, я гей, я не люблю оливки — все это данность.
Дэвид кивнул с улыбкой. В любви Джоша он надеялся отыскать второй ключ, который откроет ему сердце сестры.
— И я не дурак, — Джош взъерошил волосы. — Я понимаю, что внешне она подобна мне, понимаю, что до какой-то степени это была привязанность Нарцисса. Но не только. Кончено, будучи геем, я принимаю все аргументы в пользу привлекательности себе подобного. Но ведь я не люблю всех мужчин, только потому что я сам мужчина. Так же и Кушлу я любил не только потому, что она была женской версией меня самого.
— Вы любили ее?
Закрыв глаза, Джош покатал слово в голове, вдохнул его запах, попробовал на язык. Открыл глаза и кивнул:
— Да. Я любил ее. Не в силу случайности или стечения обстоятельств, но…
Тут даже интеллект Джоша дал сбой, и Дэвид пришпорил его:
— Да?
— Я любил ее, потому что… она… я… Послушайте, не хочу оправдываться, но… думаю, она заставила меня полюбить ее. Это не значит, что я отказываюсь от ответственности. В том, что мои отношения с Мартином разорваны, есть и моя вина. Конечно же, есть. Но Кушла заставила меня полюбить ее. Это не увертка, это правда.
— И вы знаете, как она это сделала?
Джош подошел к раковине, вытряхнул кофейную гущу из фильтра, добавил свежего кофе, воды и поставил кофейник на плиту. И снова помедлил с ответом, опустошая пепельницу Дэвида и заменяя ее чистой.
— По-моему, она просто влюбила меня в себя. — Слова медленно скатывались с языка Джоша, каждое было тщательно обдумано и поставлено на свое место, словно Джош верил, будто сказанное может стать опасным заклинанием, способным вызвать сокрушительную силу Кушлы. — По-моему, она намеренно внушала мне любовь с нашей первой встречи. Или даже раньше. В тот вечер, когда мы с Мартином готовили ужин, я уже знал: что-то случится. Словно она нарочно спроектировала себя по моему вкусу. Знаю, звучит глупо, но именно поэтому все произошло так быстро и так серьезно. Честное слово, я чувствовал — и до сих пор чувствую — что Кушла была той самой, единственной. А я не верю в концепцию единственной настоящей любви. Никогда не верил. Не верю в концепцию Партнера Мечты. И однако, именно это она и сделала. Стала единственной для меня, хотя я этого не хотел и не верил в такое. Думаю, она сотворила себя специально для меня. И тем самым лишила выбора.
Кофейник зафыркал. Джош потянулся, выключил плиту, предоставляя свежему кофеину медленно набирать горечь.
— И секс тоже был сотворен специально для меня. Верно, мне не с чем сравнивать, возможно, у всех девушек-юношей так, но, честно говоря, сомневаюсь. Статистика на этот счет не обнадеживает. Все, что я делал с ней, все мои прикосновения приводили ее в трепет. И вряд ли она притворялась. Взамен все, что она делала со мной, было чудесно, и правильно, и потрясающе. Мы просто-напросто идеально подходили друг другу. Мы срослись друг с другом. Мне не хватит превосходных степеней, чтобы описать то, что с нами происходило, и, поверьте, я не шучу. Это правда. Я искренне верил, что Кушла была создана для меня. Предназначена мне. И потому мне ничего не оставалось, как сойтись с ней.
Принц услышал достаточно. Он понимал, что Джош никогда не забудет Кушлу, что его надежда снова стать единым целым с Мартином — тщетна. Пока Дэвид сам не разберется с Кушлой. Принц покинул элегантную квартиру Джоша, кислый запах сгоревшего кофе висел в воздухе.
Бредя обратно в Стоук Ньюингтон, Дэвид просеивал добытые сведения. Он знал, что Кушла полностью переделала себя для Джонатана, потом для Джоша, а теперь и для Фрэнсис. Он понимал, что она любого способна осчастливить идеалом, и у человека нет иного выбора, как влюбиться в нее. И Джонатан, и Джош были правы: она им идеально подходила — в полном соответствии с ее замыслами. Дэвид доверял своей матери, он понимал, что теперь у Кушлы должно вырасти собственное сердце, по крайней мере, зародиться; новое сердце и представляло основную проблему. В разбитых мужских сердцах раны и обиды обычно зарастают, оставляя в памяти бледный шрам. Мужчина хранит маленький осколок возлюбленной — с любовью или затаенной злостью — и продолжает жить дальше. Но Кушла, став единственной, вросла в желания Джонатана и Джоша. И посеяла в них вечную тоску.
Им никогда не избавиться от Кушлы, пока ее не выпотрошат. Стоит удалить у нее сердце, и тоска влюбленных заглохнет. Ибо Кушла не могла предвидеть, что летучие семена, перенесенные лишенным запаха ветром, прорастут в ней самой маленьким садом желания. И когда Дэвид вырежет ее сердце, когда удалит его твердым и точным движением, он заодно освободит остальных. Возможно, они останутся несчастны, но обретут свободу.
Придется принцу поработать жнецом.
37
С ней я мягка и нежна, еще нежнее — с собой. Я легко устаю, просыпаюсь опустошенной этим союзом и сумбуром моих планов. Я сотворила себя новой, молодой, крепкой, но процесс перерождения все еще идет в моем теле. Я развлекаюсь, выжидая подходящего момента. Поджидаю с мольбой подходящий момент. Я уколола палец о веретено и знаю: скоро случится что-то плохое. Трудно составлять планы, когда наиболее вероятный результат — неизбежная пустота. Я встряхиваюсь и выхожу из дома. Встречаюсь с ней, обедаю с ней, сплю с ней. Она это любит, она любит меня. Наша страсть нова и одновременно стара, как мир, в котором она живет. Мне нравится ее кожа. Но этого мне мало. Я исполню свой план, ибо таков мой долг. Но я знаю, что отныне мне всегда будет мало.
В башне темно, а в моем боку бурлит новая кровь. Я бы уже все бросила, но не знаю, чем еще заняться. Вернуться во дворец? Не могу — после того, как пожила здесь, поиграла в реальность. Кроме того, я не выношу мед; да и дворец пока не готов принять меня. Я вернусь, но на своих условиях. Вот и продолжаю околачиваться вокруг Фрэнсис. В нее приятно падать, ее мягкая женская плоть баюкает мои новые острые углы. У нее теплое тело, а страсть бешеная. Ярость и жалость — подходящее сочетание для женщины. Подходящее сочетание, чтобы насытить мои желания. Желание — вот что я дала Джошу, Джонатану, а Фрэнсис возвращает мне его щедрой рукой. Теплые объятья пополам с раскаленным добела сексом, ее руки то врачуют мою больную спину, то разрывают мое распахнутое тело. Меня обслуживают, меня лелеют. Я передохну здесь немного, мне надо подлечиться.
Суть в том, что эта маленькая сущность — сердце — меня удивляет. Я чувствую, как оно разбухает внутри, трогаю новую поросль кровеносными сосудами и стенками прежде пустой полости. Я бы повернула процесс роста вспять, но не знаю в точности, какое именно волшебство следует применить. Наверняка существует какой-то способ разучиться желать, но меня ему не научили. Думали, что такая наука мне не пригодится. Увы, в моем блестящем образовании, как выяснилось, имеются пробелы. Я родилась с умением разбивать сердца; меня следовало обучить, как разбить свое собственное.
Все свое время я провожу либо в холодной башне, где вырываю очередное сердце, когда оно подрастает до крошечной зрелости; либо в теплом терапевтическом центре, куда я обращаюсь за утешением. Не знаю, понимает ли Фрэнсис, что я выбрала ее. Несомненно, она знает много больше других. А я уже не так сильна, чтобы полностью изолировать ее от правды. К тому же, она проницательнее, чем те двое. Наверное, думает, что это она выбрала меня, что я в ней нуждаюсь. Возможно, так и есть. Разумеется, я нуждаюсь в ее физической мощи. И у нас с этой широкой женщиной есть время — длинные сумерки после раннего солнечного заката тянутся, вбирая в себя и объятья, и поцелуи. Шторы задернуты, на улице темно, но мы оживляем комнату чистым светом насыщенного секса. В нем есть и борьба, и укусы, и царапины, но ни следа не остается на мне. Мы сосем, трогаем, пробуем на вкус, мы едим друг друга; и когда она кончает, я полна. И опустошена. Я оставляю ее в лучшем состоянии, чем она была перед моим приходом. Когда я кончаю вместе с ней, мне становится лучше. Это «лучше» не исчезает сразу. Но когда я возвращаюсь в тишину башни, тоненький стук уже поджидает меня.
Я видела желание в других, наблюдала, как они мучаются от тоски. Я насмехалась и радовалась их страданиям. Теперь я насмехаюсь над собственным страданием, но не радуюсь. Игры с Фрэнсис отвлекают меня от мыслей от Джошуа; моя сексуальная тяга к нему идет на убыль, но сердце мое ничто не в силах отвлечь. Джошуа вызвал к жизни первое сердце, и каждый новый орган вырастает на этой удобренной грядке. Каждое сердце рождается с желанием внутри. Я могу возвратить мою плоть в естественное состояние, но не могу освободиться от желания. Кто-то другой должен положить этому конец. Неужто они все страдают от такой боли? Любовь, конец которой кладет только новая любовь. Постоянная тоска — точно лишний кусочек головоломки, неизвестно куда его вставить, разве что спрятать на груди нового любовника, потом еще более нового, потом новейшего. Жуть. Не удивительно, что они все такие слабые.
Я растерянно жду. Я птица, затихшая перед землетрясением. Чую конец, испытывая страх и облегчение.
Он все ближе и ближе.
38
Принц Дэвид появляется в терапевтическом центре следом за первым клиентом. Принц не записывался на прием, ему нужна лишь пустяковая консультация. В интересах своей миссии он вывихнул большой палец. Намеренно. Простой, но эффектный жест, которому он научился на седьмой неделе занятий по обрядовой медицине: левой рукой выдернуть из сустава большой палец правой руки и оставить его беспомощно болтаться, крепкие мускулы не дадут ему отвалиться. Беспроигрышный номер, если хочешь немедленно обратить на себя внимание.
Он входит в приемную центра, где работает Фрэнсис. Серебряная ловушка для ветра метит его изысканно причесанную голову, возвещая о прибытии принца. Сегодня он не курит. Не самое лучшее начало, когда тебя первым делом отсылают выбросить сигарету. Прекрасный принц — сама элегантность и обворожительная беззаботность. Если, конечно, не смотреть на палец. Дэвид кладет поврежденную руку перед секретаршей на стол — бумаги и ручки разложены строго по правилам фэн-шуй — и спрашивает со страдальческой, но дружелюбной улыбкой:
— Извините за беспокойство, но нельзя ли с этим что-нибудь сделать?
Предыдущие выходные прошли под знаком новой мудрости — курсов «Самоанализ в преддверии Миллениума». Шанта, обеднев на двести пятьдесят фунтов, но нагрузившись внутренним духовным богатством, отныне знает: нездоровье пугает ее до смерти, отсюда и выбор профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Их секс — танец единоутробных близнецов, подкрашенный фильтрованной плотью кровью. Их секс бесшумен и осмыслен. Касание, возбуждение и замедленное отступление — каждое движение продумывается и осуществляется в одно и то же мгновение; причина и результат не важны, ведь они на вершине инстинктивного знания.
Кушла поражена. Она не ожидала, что о ней так хорошо позаботятся. Эта женщина деликатна, спокойна и мягка. Девичий секс с ней приятен и нежен: касание без звука; изобретательность без последствий. Кушла хочет научиться этому наслаждению. Она обещает доставить себе немножко удовольствия до третьего разрыва, немножко болтовни, совместных походов по магазинам — тех девичьих радостей, которых она была лишена с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, и первая кровь разделила королеву-мать и принцессу-дочь. Кровь и ее собственные пылкие амбиции. Она немного передохнет после трудного периода, через который ей пришлось пройти по собственной воле. На сей раз она будет осторожнее, станет приглядывать за своим сердцем и прислушиваться, не раздастся ли удар. Теперь она ученая. Наслаждаясь обществом этой женщины, она станет следить за своим сердечным пространством. Будет держать его в чистоте. И в пустоте. А пока ей хорошо. Очень хорошо.
Позже, в душе, Фрэнсис застает Кушлу врасплох: прижав к мокрой кафельной стене, она яростно берет ее. Фрэнсис не желает, чтобы после нежностей в бассейне ее новая любовница подумала, будто она не знает, что делают с девушкой.
36
Встреча с Джошем протекала куда спокойнее, чем долгое вечернее бдение с Джонатаном. Джош временно отрекся от алкоголя. Ему казалось, что это хорошее начало для того, чтобы вернуть свою заблудшую душу на путь истинный. Сначала принц отправился в Ислингтон, но нашел дом запертым и безмолвным. По запаху вины и раскаяния он отыскал новую квартиру Джоша в Кэмдене. Мартин уехал из страны, приняв давнее предложение старого знакомого поработать, а еще больше поразвлечься в Нью-Йорке; он намеревался пробыть там три месяца. Джош мог бы остаться в Ислингтоне, но метастазные отголоски их прошлого с Мартином выгнали его из дома после первой же ночи, проведенной в одиночестве. Он снял меблированную квартиру с одной спальней, красивую квартиру — Джош не унизился бы до уродства даже в самой глубокой депрессии, но в новом жилище было холодно. В своем истовом покаянии Джош предпочел отказаться от центрального отопления, но не от красоты. Мартин оставил длинное письмо на кухонном столе. Письмо обещало шанс начать все сначала, после того как Мартин залечит раны на чужбине, а Джош, сидя дома, осознает подлинный смысл своих поступков. Мартин полагал, что совершает великодушный и достойный жест. И доверительный — ведь он хочет вернуть все, как было. Джош хотел того же — вернуть все, но вместе с Кушлой. И ничего не мог с собой поделать.
Когда Дэвид объявился на пороге квартиры Джоша, произошла небольшая заминка, но, поколебавшись, хозяин все же пригласил его войти. Просьба незнакомца поговорить о Кушле не показалась измученному Джошу такой уж странной; он уже надоел всем друзьям своей историей и потому обрадовался новой паре ушей. Незнакомец — высокий, худой, бледный, красивый, с налетом двусмысленной сексуальности — казался идеальным слушателем. Джош предложил Дэвиду кофе и даже включил отопление, правда, поставил радиаторы на самую маленькую мощность. Джоша не надо было долго упрашивать побеседовать о Кушле. Он с легкостью поверил байке Дэвида, будто тот пришел, чтобы узнать побольше об этой девушке, потому что их общий приятель сказал, что Джош с ней знаком. В тот вечер стоило Джошу уйти, как Сунита закатила пир из сплетни, так что о случившемся знали теперь многие. Его ничуть не удивило, что человек, которого он видел впервые в жизни, краем уха слыхал об этой истории, — Сунита слыла непревзойденной сплетницей.
Они пили горький алжирский кофе, не смягчая его молоком; Дэвид курил и слушал повесть Джоша. Хозяин не попросил гостя дымить у открытого окна. Джош рассудил, что тяготы пассивного курения — еще один шаг к раскаянию, который ему вполне по силам. Он рассказывал о красоте и обаянии Кушлы, о ее многочисленных талантах. О том, как Кушла освещала собой комнату, зароняла искру в беседу, разжигала даже самый сырой ум. Выслушав хвалу сестринским приемчикам, Дэвид осторожно перешел к единственной теме, которая оставалась не вполне проясненной.
Покачивая пустой чашкой — кофейная гуща клубилась рисунком многозначительного будущего — он, как бы между прочим, спросил:
— Э-э, Джош, простите, если задаю слишком личный вопрос, но разве вы не гей?
— Да, — с готовностью подтвердил Джош. — Был. И есть. Но отношения с Кушлой выходят за рамки гендерной сексуальности.
— То есть?
Облеченному миссией принцу повезло с умницей Джошем. Парень в поте лица трудился над этой проблемой с той самой минуты, как на его горизонте появилась Кушла.
— Моя сексуальность не является вопросом выбора. Да и не только моя. Я гей, но не потому, что предпочел такой образ жизни. Это не выбор между «мерседесом» и «БМВ». И я гей не потому, что мне не нравятся женщины. Я гей, потому что я таков, каков есть, и никакой другой. Я еврей, я гей, я не люблю оливки — все это данность.
Дэвид кивнул с улыбкой. В любви Джоша он надеялся отыскать второй ключ, который откроет ему сердце сестры.
— И я не дурак, — Джош взъерошил волосы. — Я понимаю, что внешне она подобна мне, понимаю, что до какой-то степени это была привязанность Нарцисса. Но не только. Кончено, будучи геем, я принимаю все аргументы в пользу привлекательности себе подобного. Но ведь я не люблю всех мужчин, только потому что я сам мужчина. Так же и Кушлу я любил не только потому, что она была женской версией меня самого.
— Вы любили ее?
Закрыв глаза, Джош покатал слово в голове, вдохнул его запах, попробовал на язык. Открыл глаза и кивнул:
— Да. Я любил ее. Не в силу случайности или стечения обстоятельств, но…
Тут даже интеллект Джоша дал сбой, и Дэвид пришпорил его:
— Да?
— Я любил ее, потому что… она… я… Послушайте, не хочу оправдываться, но… думаю, она заставила меня полюбить ее. Это не значит, что я отказываюсь от ответственности. В том, что мои отношения с Мартином разорваны, есть и моя вина. Конечно же, есть. Но Кушла заставила меня полюбить ее. Это не увертка, это правда.
— И вы знаете, как она это сделала?
Джош подошел к раковине, вытряхнул кофейную гущу из фильтра, добавил свежего кофе, воды и поставил кофейник на плиту. И снова помедлил с ответом, опустошая пепельницу Дэвида и заменяя ее чистой.
— По-моему, она просто влюбила меня в себя. — Слова медленно скатывались с языка Джоша, каждое было тщательно обдумано и поставлено на свое место, словно Джош верил, будто сказанное может стать опасным заклинанием, способным вызвать сокрушительную силу Кушлы. — По-моему, она намеренно внушала мне любовь с нашей первой встречи. Или даже раньше. В тот вечер, когда мы с Мартином готовили ужин, я уже знал: что-то случится. Словно она нарочно спроектировала себя по моему вкусу. Знаю, звучит глупо, но именно поэтому все произошло так быстро и так серьезно. Честное слово, я чувствовал — и до сих пор чувствую — что Кушла была той самой, единственной. А я не верю в концепцию единственной настоящей любви. Никогда не верил. Не верю в концепцию Партнера Мечты. И однако, именно это она и сделала. Стала единственной для меня, хотя я этого не хотел и не верил в такое. Думаю, она сотворила себя специально для меня. И тем самым лишила выбора.
Кофейник зафыркал. Джош потянулся, выключил плиту, предоставляя свежему кофеину медленно набирать горечь.
— И секс тоже был сотворен специально для меня. Верно, мне не с чем сравнивать, возможно, у всех девушек-юношей так, но, честно говоря, сомневаюсь. Статистика на этот счет не обнадеживает. Все, что я делал с ней, все мои прикосновения приводили ее в трепет. И вряд ли она притворялась. Взамен все, что она делала со мной, было чудесно, и правильно, и потрясающе. Мы просто-напросто идеально подходили друг другу. Мы срослись друг с другом. Мне не хватит превосходных степеней, чтобы описать то, что с нами происходило, и, поверьте, я не шучу. Это правда. Я искренне верил, что Кушла была создана для меня. Предназначена мне. И потому мне ничего не оставалось, как сойтись с ней.
Принц услышал достаточно. Он понимал, что Джош никогда не забудет Кушлу, что его надежда снова стать единым целым с Мартином — тщетна. Пока Дэвид сам не разберется с Кушлой. Принц покинул элегантную квартиру Джоша, кислый запах сгоревшего кофе висел в воздухе.
Бредя обратно в Стоук Ньюингтон, Дэвид просеивал добытые сведения. Он знал, что Кушла полностью переделала себя для Джонатана, потом для Джоша, а теперь и для Фрэнсис. Он понимал, что она любого способна осчастливить идеалом, и у человека нет иного выбора, как влюбиться в нее. И Джонатан, и Джош были правы: она им идеально подходила — в полном соответствии с ее замыслами. Дэвид доверял своей матери, он понимал, что теперь у Кушлы должно вырасти собственное сердце, по крайней мере, зародиться; новое сердце и представляло основную проблему. В разбитых мужских сердцах раны и обиды обычно зарастают, оставляя в памяти бледный шрам. Мужчина хранит маленький осколок возлюбленной — с любовью или затаенной злостью — и продолжает жить дальше. Но Кушла, став единственной, вросла в желания Джонатана и Джоша. И посеяла в них вечную тоску.
Им никогда не избавиться от Кушлы, пока ее не выпотрошат. Стоит удалить у нее сердце, и тоска влюбленных заглохнет. Ибо Кушла не могла предвидеть, что летучие семена, перенесенные лишенным запаха ветром, прорастут в ней самой маленьким садом желания. И когда Дэвид вырежет ее сердце, когда удалит его твердым и точным движением, он заодно освободит остальных. Возможно, они останутся несчастны, но обретут свободу.
Придется принцу поработать жнецом.
37
С ней я мягка и нежна, еще нежнее — с собой. Я легко устаю, просыпаюсь опустошенной этим союзом и сумбуром моих планов. Я сотворила себя новой, молодой, крепкой, но процесс перерождения все еще идет в моем теле. Я развлекаюсь, выжидая подходящего момента. Поджидаю с мольбой подходящий момент. Я уколола палец о веретено и знаю: скоро случится что-то плохое. Трудно составлять планы, когда наиболее вероятный результат — неизбежная пустота. Я встряхиваюсь и выхожу из дома. Встречаюсь с ней, обедаю с ней, сплю с ней. Она это любит, она любит меня. Наша страсть нова и одновременно стара, как мир, в котором она живет. Мне нравится ее кожа. Но этого мне мало. Я исполню свой план, ибо таков мой долг. Но я знаю, что отныне мне всегда будет мало.
В башне темно, а в моем боку бурлит новая кровь. Я бы уже все бросила, но не знаю, чем еще заняться. Вернуться во дворец? Не могу — после того, как пожила здесь, поиграла в реальность. Кроме того, я не выношу мед; да и дворец пока не готов принять меня. Я вернусь, но на своих условиях. Вот и продолжаю околачиваться вокруг Фрэнсис. В нее приятно падать, ее мягкая женская плоть баюкает мои новые острые углы. У нее теплое тело, а страсть бешеная. Ярость и жалость — подходящее сочетание для женщины. Подходящее сочетание, чтобы насытить мои желания. Желание — вот что я дала Джошу, Джонатану, а Фрэнсис возвращает мне его щедрой рукой. Теплые объятья пополам с раскаленным добела сексом, ее руки то врачуют мою больную спину, то разрывают мое распахнутое тело. Меня обслуживают, меня лелеют. Я передохну здесь немного, мне надо подлечиться.
Суть в том, что эта маленькая сущность — сердце — меня удивляет. Я чувствую, как оно разбухает внутри, трогаю новую поросль кровеносными сосудами и стенками прежде пустой полости. Я бы повернула процесс роста вспять, но не знаю в точности, какое именно волшебство следует применить. Наверняка существует какой-то способ разучиться желать, но меня ему не научили. Думали, что такая наука мне не пригодится. Увы, в моем блестящем образовании, как выяснилось, имеются пробелы. Я родилась с умением разбивать сердца; меня следовало обучить, как разбить свое собственное.
Все свое время я провожу либо в холодной башне, где вырываю очередное сердце, когда оно подрастает до крошечной зрелости; либо в теплом терапевтическом центре, куда я обращаюсь за утешением. Не знаю, понимает ли Фрэнсис, что я выбрала ее. Несомненно, она знает много больше других. А я уже не так сильна, чтобы полностью изолировать ее от правды. К тому же, она проницательнее, чем те двое. Наверное, думает, что это она выбрала меня, что я в ней нуждаюсь. Возможно, так и есть. Разумеется, я нуждаюсь в ее физической мощи. И у нас с этой широкой женщиной есть время — длинные сумерки после раннего солнечного заката тянутся, вбирая в себя и объятья, и поцелуи. Шторы задернуты, на улице темно, но мы оживляем комнату чистым светом насыщенного секса. В нем есть и борьба, и укусы, и царапины, но ни следа не остается на мне. Мы сосем, трогаем, пробуем на вкус, мы едим друг друга; и когда она кончает, я полна. И опустошена. Я оставляю ее в лучшем состоянии, чем она была перед моим приходом. Когда я кончаю вместе с ней, мне становится лучше. Это «лучше» не исчезает сразу. Но когда я возвращаюсь в тишину башни, тоненький стук уже поджидает меня.
Я видела желание в других, наблюдала, как они мучаются от тоски. Я насмехалась и радовалась их страданиям. Теперь я насмехаюсь над собственным страданием, но не радуюсь. Игры с Фрэнсис отвлекают меня от мыслей от Джошуа; моя сексуальная тяга к нему идет на убыль, но сердце мое ничто не в силах отвлечь. Джошуа вызвал к жизни первое сердце, и каждый новый орган вырастает на этой удобренной грядке. Каждое сердце рождается с желанием внутри. Я могу возвратить мою плоть в естественное состояние, но не могу освободиться от желания. Кто-то другой должен положить этому конец. Неужто они все страдают от такой боли? Любовь, конец которой кладет только новая любовь. Постоянная тоска — точно лишний кусочек головоломки, неизвестно куда его вставить, разве что спрятать на груди нового любовника, потом еще более нового, потом новейшего. Жуть. Не удивительно, что они все такие слабые.
Я растерянно жду. Я птица, затихшая перед землетрясением. Чую конец, испытывая страх и облегчение.
Он все ближе и ближе.
38
Принц Дэвид появляется в терапевтическом центре следом за первым клиентом. Принц не записывался на прием, ему нужна лишь пустяковая консультация. В интересах своей миссии он вывихнул большой палец. Намеренно. Простой, но эффектный жест, которому он научился на седьмой неделе занятий по обрядовой медицине: левой рукой выдернуть из сустава большой палец правой руки и оставить его беспомощно болтаться, крепкие мускулы не дадут ему отвалиться. Беспроигрышный номер, если хочешь немедленно обратить на себя внимание.
Он входит в приемную центра, где работает Фрэнсис. Серебряная ловушка для ветра метит его изысканно причесанную голову, возвещая о прибытии принца. Сегодня он не курит. Не самое лучшее начало, когда тебя первым делом отсылают выбросить сигарету. Прекрасный принц — сама элегантность и обворожительная беззаботность. Если, конечно, не смотреть на палец. Дэвид кладет поврежденную руку перед секретаршей на стол — бумаги и ручки разложены строго по правилам фэн-шуй — и спрашивает со страдальческой, но дружелюбной улыбкой:
— Извините за беспокойство, но нельзя ли с этим что-нибудь сделать?
Предыдущие выходные прошли под знаком новой мудрости — курсов «Самоанализ в преддверии Миллениума». Шанта, обеднев на двести пятьдесят фунтов, но нагрузившись внутренним духовным богатством, отныне знает: нездоровье пугает ее до смерти, отсюда и выбор профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24