Этот кабинет был убежищем отца Лейн, где он находил какой-то отдых после многочисленных дел владельца единственной ежедневной газеты в городе — «Геральд», — которую в 1839 году основал Уильям Александр Нобл, теперь ею совместно владели Лейн и Эдит Грэхем Уэйр.
Вскоре после ее брака с Кентом газету едва не поглотил один нью-йоркский конгломерат, но Эдит пришла на выручку, спасая «Геральд» от вторжения янки. Теперь на доходы от газеты ей приходилось содержать Уилла и себя, поддерживать в порядке поместье Ноблов. Что бы ни случилось, она ни в коем случае не коснется находящегося в доверительном управлении фонда, который ее отец и Эдит совместно основали для Уилла.
В последнее время Лейн замечала, что ее тянет в свою комнату, маленький, уютный рай, куда не доносились звуки из прочих частей дома. Обшитые темными панелями стены и широкая лепнина напоминали об утонченности минувшей эры, как и письменный стол с богатой резьбой и старый персидский ковер. Над камином висел портрет, написанный Гауэром Мэйфилдом, знаменитым художником из Атланты, — портрет юной красивой Селесты Нобл с единственным ребенком, пятилетней Лейн.
Лейн ужасно тосковала по родителям и, видимо, всегда будет тосковать. Хотя их с матерью взгляды совпадаем редко, она обожала Селесту, царственную светскую красавицу Ноблз-Кроссинга. О ее гостеприимных званых вечерах в конце шестидесятых и начале семидесятых годов говорили по всей Алабаме. Может, не будь мать такой расточительной, отец не оказался бы в столь затруднительном положении, когда семейной собственности «Геральд» стала угрожать опасность.
Лейн не только любила отца, но и очень восхищалась им. Билл Нобл был добрым человеком, с сильным характером и отзывчивой душой. Знал почти всех в городе по именам, относился к бедным и богатым с равным уважением. Первым на Магнолия-авеню нанял Джонни Мака для работы во дворе.
Когда Селеста запротестовала против присутствия Джонни Мака, отец Лейн сказал спокойным, но властным тоном: «Кто-то должен пойти навстречу бедному парню. О нем никто не заботится, кроме этого пьяницы Уайли Питерса. Мне неприятно сознавать, что кто-то бывает голодным, и думаю, что Джонни Мак не раз ложился спать с пустым желудком», «Попомни мои слова, Билл Нобл, мы все проклянем тот день, когда ты ввел этого кобеля в нашу жизнь!» — сказала Селеста. И они оказались странным образом пророческими.
Лейн, подслушав этот разговор родителей, поставила себе целью выяснить, что представляет собой этот опасный парень. Она была четырнадцатилетней, охваченной сексуальными побуждениями, которых просто не понимала. Знала только, что всякий раз, когда смотрит на Джонни Мака Кэхилла, ее тело начинает дрожать, а в сознании рождались образы загорелых, мускулистых рук, крепко обнимающих ее, когда он дарил ей самый первый поцелуй.
— Чай готов. Лилли Мэй стояла с серебряным подносом в проеме, двери. Она неуверенно улыбнулась Лейн. «Вы расстроены из-за меня? — безмолвно спросила Лилли Мэй. — И если сердитесь, простите меня за то, что вызвала сюда Джонни Мака».
— Поставь поднос туда. — Лейн указала головой на большой письменный стол красного дерева с изящной резьбой на ящиках. — Налей, пожалуйста, нам обеим по чашке. Потом сядь сюда, рядом со мной, и поговорим.
Робкая улыбка Лилли Мэй стала шире, на бледных щеках образовались складки.
— Он нам нужен, мисс Лейн. Очень нужен. Иначе бы я не стала его вызывать.
Лейн молча кивнула, не зная, как реагировать. Она ни на секунду не сомневалась, что Лилли Мэй действовала из любви и заботы об Уилле и о ней. Но не могла разделять уверенность этой женщины, что Джонни Мак явится их спасителем. Как может человек, некогда столько натворивший в этом городе, испортивший безответственными поступками много жизней, внезапно стать решением их проблем? Если у неприятностей есть имя, то звучит оно Джонни Мак Кэхилл.
Лилли Мэй протянула Лейн чашку с горячим чаем. Без лимона. Без сахара. Без сливок.
— Насколько я понимаю, он, став старше на пятнадцать лет, уже не тот парень, что покинул Ноблз-Кроссинг в ночной темноте, заставив многих думать, что он мертв. Ему тридцать шесть лет. Он стал старше и, пожалуй, намного умнее. И я точно знаю, что деньги у него есть. Он каждый месяц присылал мне чек, а я клала их на сберегательный счет на тот случай, если вам с Уиллом они понадобятся. Если Джонни Мак не предложит нанять за свои деньги хорошего адвоката, мы воспользуемся этими деньгами.
Лейн поставила чашку на столик справа и сжала руки Лилли Мэй.
— Я очень тебя люблю и понимаю, почему ты написала Джонни Маку, но… почему ты думаешь, что он может помочь нам?
Лилли Мэй сжала в ответ руку Лейн и любовно посмотрела ей в глаза.
— Джонни Мак не обманул вас, не воспользовался вашей невинностью, а мы оба знаем, что мог бы. И, покидая город, отказался взять вас с собой. Вы единственная женщина, с которой он обходился особым образом. И насколько я понимаю, он знает, что в долгу перед вами за спасение жизни. Я просто вызвала вашего должника. Лейн выпустила руку Лилли Мэй, откинулась назад в кресло и закрыла глаза.
— Он сказал мне, что очень богат.
Лилли Мэй села в кресло с подголовником напротив Лейн.
— Я так и думала. Иначе бы он не мог присылать мне ежемесячно столько денег.
— Он нанял частного детектива, тот каким-то образом раздобыл настоящее свидетельство Уилла о рождении.
Лейн помассировала виски круговыми движениями указательных пальцев.
— И решил, что отец Уилла — Кент, потому что Шарон так указала в свидетельстве?
— Джонни Мак спросил, кто отец Уилла — он или Кент.
— И что вы сказали ему?
— Правду.
Лилли Мэй испустила долгий вздох облегчения. — Сказали ему все? Как Шарон попросила у вас денег на аборт, как вы хитростью заставили Кента усыновить Уилла?
Лейн взяла чашку с чаем.
— Да. Объяснила, как и почему мы с Кентом поженились и усыновили Уилла, и что до предсмертного признания Шарон Кент считал мальчика своим сыном.
— Понять не могу, с чего моя дочь стала перед смертью набожной и принялась исповедоваться в грехах. — В уголках серых тусклых глаз Лилли Мэй появились слезы. — Я любила мою Шарон. Но видит Бог, она дурно вела себя. Люди, наверное, подумали, что смерть от СПИДа была карой за ее грехи. Только это не Божья кара. Она сама виновата в своей болезни. Если б не пристрастилась к наркотикам, то не умерла бы от этой жуткой заразы.
Лейн молчала. Она была согласна с мыслями Лилли Мэй о никчемной жизни Шарон, но не могла в отличие от нее осуждать родную мать Уилла. В конце концов, Шарон дала ей то, чего она никак не могла получить иным образом, — ребенка Джонни Мака.
— Стало быть, Джонни Мак знает правду. — Лилли Мэй задумчиво посмотрела на Лейн. — А вы не рассказывали ему о жизни с Кентом? Не сказали, какую цену заплатили за жизнь Уилла?
— Нет, не сказала. И не хочу, чтобы ты посвящала его в мои секреты, понимаешь?
— Да, понимаю. Очень хорошо понимаю.
* * *
То, что у двери его встретила бабушка, а не кто-то из слуг, сказало Уиллу, как ей хотелось видеть его. Может, раз он знает, что Кент не был его отцом, не следует думать об Эдит Уэйр как о бабушке. Но как совладать со своими чувствами? Мисс Эдит, как все обращались к ней из уважения к ее положению в обществе, всегда была любящей бабушкой, постоянно расточавшей на него внимание и деньги.
Эдит взяла его за руку, взгляд ее был неуверенным печальным.
— Спасибо, что пришел, Уилл. Я понимаю, что отношения между нами были натянутыми после смерти твоего отца… то есть Кента.
— Да, мэм. Наверно, вас очень потрясло известие, что Кент не мой родной отец.
— Разумеется. Сильно потрясло всех нас, кроме Лейн, всегда знавшей…
— Не говорите ничего дурного о моей матери, — сказал Уилл. Под ложечкой у него засосало. Он не станет слушать, как мисс Эдит обвиняет его мать. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Пусть ему четырнадцать лет и другие считают его ещё ребенком, он знает, что к чему. Знает, что его мать страдала больше всех. Слышал, что говорил ей Кент перед разводом. Знал, как обходился с ней. А теперь, когда Кент погиб, люди считают, что его убила она. Но он знает, что это неправда. Мать никого не способна убить. Разве что в самообороне или защите того, кого любит.
— Хорошо, — ответила Эдит. — Не будем сегодня говорить о Лейн. Сейчас у меня более важная проблема. — Эдит ввела Уилла в холл с мраморным полом и закрыла за ним дверь. — Мэри Марта очень взволнована, никак я; не можем ее утихомирить. Джеки предложила дать ей успокоительное, но моя бедная девочка после смерти Кента принимала слишком много лекарств. А лекарства иногда плохо действуют на нее. Я подумала, что ты сможешь ее успокоить. Ты всю жизнь мог оказывать чудотворное воздействие на Мэри Марту.
— Конечно, я сделаю все, что смогу, но если она все еще в тяжелом состоянии, как в день похорон па… Кента, то вряд ли даже узнает меня.
— После похорон она ни с кем словом не обмолвилась, — сказала Эдит. — До сегодняшнего вечера. Несколько часов она укачивала одну из своих кукол и называла своим ребенком. Потом вдруг отшвырнула куклу, сказала, что это не ее ребенок, что ее ребенок уже большой мальчик. Потом начала звать тебя.
Эдит прослезилась. Когда она закрыла глаза, на ресницах заблестели капельки, на скулы заструилась влага.
— Ты всегда играл с ней в эту вашу игру. Ну, где притворяешься, что ты в самом деле ее ребенок. Я надеялась, что и сейчас поиграешь. — Эдит открыла глаза и взглянула в лицо Уиллу. — А если она скажет что-то… ну, понимаешь, о Кенте…
— Не думаете, что есть смысл вызвать врача? — спросил мальчик. — Не старого дока Моргана, а психиатра, который будет в состоянии оказать ей помощь.
— Если улучшения не наступит, то, конечно, придется прибегнуть к психиатрической помощи. Знаешь, мы показывали ее разным врачам, она даже оставалась в нескольких частных клиниках, но помочь ей не смог никто.
Уилл начал подниматься, потом остановился, заметив, что бабушка осталась в холле.
— Не идете со мной наверх?
— Нет. — Эдит покачала головой. — Думаю, будет лучше всего, есди ты зайдешь к ней один. Она всегда предпочитала, чтобы ты общался только с ней. Но когда будешь уходить, пожалуйста… просто скажи мне, как у нее дела.
Мальчик кивнул:
— Непременно.
Комната Мэри Марты находилась в конце коридора. Мальчик немного постоял у закрытой двери, несколько раз глубоко вздохнул и морально приготовился к тому что обнаружит, войдя в комнату тети. Когда постучал, Джеки Каммингс тут же открыла дверь.
— О, привет, Уилл. — Она отступила, чтобы дать пройти мальчику. — Мисс Эдит сказала, что ты идешь сюда. Надеюсь, тебе удастся успокоить тетю. Видишь, она учинила разгром в комнате, но мисс Эдит не позволила дать ей успокоительного. И, пожалуй, она права. Мы держим Мэри Марту в состоянии одури со дня похорон твоего отца… то есть Кента.
Уилл быстро обежал взглядом комнату. Детская. Приют маленькой девочки. Повсюду разбросанные куклы, валяющееся на полу постельное белье, подушки и книги наводили на мысль, что у маленькой девочки, живущей здесь, был сильный приступ раздражения.
Мэри Марта, забравшись в дальний угол, сверкала глазами и методично вырывала из книги лист за листом. Бумага падала на пол, словно осенние листья с ветвей.
— Никаких сказок на ночь. Никаких сказок на ночь, — твердила она, уничтожая книгу.
Уилл сделал несколько неуверенных шагов в ее сторону. Он сам не знал почему, но между ним и Мэри Мартой существовала какая-то особая связь. Всегда, насколько он помнил. Теперь он думал, что они с инфантильной тетей когда-то привязались друг к другу, потому что он сам был ребенком. Но по мере того как он становился старше, связующие их узы не рвались. Мэри Map та часто называла его мой ребенок, и когда на нее находил один из капризов, его родители позволяли ей лелеять фантазию, что мать его она, а не Лейн.
— Тетя Мэри Марта?
Услышав его голос, она тут же перестала выдирать листы.
— Уилл?
Она стала оглядывать комнату. Когда взгляд упал на него, улыбнулась. Улыбка была слабой, болезненной. Такой же, как тонкая женщина, которая протягивала к нему руки.
— Уилл, это ты?
— Да, мэм. Я. Бабушка сказала, вы неважно себя чувствуете, вот и пришел вас проведать.
— О, мой милый ребенок.
Мэри Марта бросила на пол испорченную книгу и плавно, словно плывущий по воздуху дух, направилась к нему.
Мальчик всегда считал, что его тетя похожа на ангела. Высокая, стройная, тонкокостная. С бледной кожей, рыжевато-белокурыми волосами и светло-карими глазами. Сейчас она выглядела особенно бледной и тонкой. И ниспадающее свободными складками белое платье усиливало эту неземную иллюзию.
Уилл встретился с ней посреди огромной комнаты. Подняв дрожащую руку, Мэри Марта коснулась пальцами его щеки и погладила ее с непередаваемой нежностью.
— Тебя забрали у меня и сказали, что ты умер. Но я знала, что это неправда. Ты мой милый ребенок, уже выросший.
— Да, мэм.
Она продолжала гладить его лицо.
— Я болела. Вот почему не могла о тебе заботиться. Вот почему ты живешь у Лейн.
— Да, мэм.
Мальчик слышал это уже не раз. В одном из своих бредовых состояний Мэри Марта считала, что он ее ребенок. Почему, Уилл не имел понятия. Если кто-то в семье и знал, то не говорил ему. Все утверждали, что не представляют, почему его тетю как будто преследует мысль об утрате несуществовавшего ребенка.
Схватив мальчика за руку, Мэри Марта потянула его, приглашая следовать за ней.
— Говорят, Кент мертв. Но я им не верю. Он бы ни за что не ушел, покинув меня. Он обещал, что никогда меня не покинет.
Как ответить на это? Что можно сказать, чтобы это не было полнейшей ложью и вместе с тем не расстроить ее?
— Вы не устали, тетя Мэри Марта? Не хотите прилечь? Я бы мог посидеть, почитать вам, пока не уснете.
Вы всегда любили, чтобы я читал вам.
— Когда я была маленькой, мне обычно читал Кент. Мэри Марта подвела Уилла к книжным полкам на дальней стене. Теперь книги валялись на полу. Через одни , она перешагнула, на другие наступила.
— Почитай мне «Ганселя и Гретель». — Она взглянула на ряд книг, ища эту волшебную сказку. Не найдя, сразу же повернулась к Уиллу. — Этой книги здесь нет. Кент спрятал ее от меня, да? Иногда он прячет от меня книги, пока я… пока я… — Словно внезапно осознав, что пол завален книгами, Мэри Марта опустилась на колени и стала рыться в них. — Эта сказка мне особенно нравится, когда ее читаешь ты, Уилл. — Схватила тонкую книжку в переплете с разорванным корешком и выпадающими листьями: — Вот она. Кент тоже любит ее больше других.
Уилл помог тете подняться на ноги. Едва взяв ее за талию, понял, что она стала еще более худенькой, чем месяц назад. Лилли Мэй не раз говорила, что его тетя представляет собой кожу да кости. Он подвел Мэри Mapту к кровати. Встретил вопросительный взгляд Джеки, потом глянул на незастеленную кровать и кивнул.
— Дай мне пару минут, чтобы постелить простыни и одеяло.
Джеки стала суетливо собирать разбросанные постельные принадлежности.
Мэри Марта неодобрительно взглянула на нее и печально покачала головой.
— Мама говорит, в наши дни все труднее и труднее найти хорошую прислугу, — сказала она Уиллу вполголоса. — Не Нужно говорить маме, что постель была не готова. Она очень рассердится. Кент говорит, беспокоить папу и маму нельзя. Они очень заняты. У них нет времени для нас. Говорит, мы должны полагаться друг на друга. Кент любит меня больше, чем кого бы то ни было. И я его тоже.
Джеки откашлялась. Уилл увидел, что постель она постелила, лишь покрывало по-прежнему валялось на полу.
— Пойдемте. — Уилл подвел тетю к кровати. Она села на край и улыбнулась ему. — Ложитесь, — сказал он. — Я вас укрою.
— А потом почитай мне. — Уголки ее тонких бледных губ загнулись вверх в легкой печальной улыбке.
Когда она вытянулась на двуспальной кровати с пологом, Уилл набросил розовую верхнюю простыню и такого же цвета одеяло ей до талии. Наклонясь, поцеловал в лоб и потянулся за Книгой, которую она держала в руках. А когда пошел за креслом-качалкой, чтобы поставить его поближе к кровати, Мэри Марта крикнула:
— Не уходи от меня!
— Не ухожу, — успокоил ее Уилл, — я только… Джеки быстро поставила кресло к ночному столику.
— Спасибо, — поблагодарил Уилл. — Думаю, здесь я управлюсь сам. Может, спуститесь, скажете бабушке, что тете Мэри Марте гораздо лучше?
— Хорошо. Но я недолго. Вдруг понадоблюсь.
Уилл сел в кресло-качалку, раскрыл потрепанную книгу о Ганселе и Гретель и начал читать, как у них было заведено, то и дело останавливаясь, чтобы она могла посмотреть иллюстрации. Когда он дочитал сказку, тетя его уже спала с выражением ангельской безмятежности на красивом лице.
Мальчик всю жизнь удивлялся, почему его тетя такая. Почему так часто уносится мыслями в мир фантазий? Почему, когда не в себе, думает, что он ее ребенок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31