И хорошо, что ее живопись со временем так потемнела. Когда она совсем потемнеет, скрывшись из наших глаз, - тогда блудный сын встанет с колен и откроет лицо.
Опять все тает. Начинай сначала. А так было спокойно - зима. В нас есть что-то от медведей, ложащихся в спячку, на долгий дрейф.
- Но будить сонного человека не советую!
Сидит и рассуждает, что бы он делал и как жил, если б у него было пять жен. А у него и одной нету.
Жизнь человека - как статуя: как бы она ни ветвилась, ее можно описать и поставить одним взглядом.
- Куцепалый!
Кошка умильно мяукает на дверную ручку - открыть.
- Каждая могила стоит четыре пятьдесят. Вырыть и возвести холмик.
Свет такой слабый в бараке, что хочется заболеть. Кашляни - и вылетят зубы. Догадываюсь, как завтра с утра я стану удивляться бессилию этого вечера...
Не пойму - то дым бежит по стене или тень от дыма?
III
- Вставай, земляк! Страна колеса подала!
(В тюрьме - перед этапом)
...Цыганка с картами, глаза упрямые,
Монисто древнее да нитка бус...
Хотел судьбу пытать с бубновой дамою,
Да снова выпал мне пиковый туз!
Зачем же ты, моя судьба несчастная,
Опять ведешь меня дорогой слез?
Колючка ржавая, решетка частая,
Вагон столыпинский да стук колес...
- Прошел Крым и Рым.
- Вся отрицаловка.
- Общество - это интересная, жизнерадостная среда!
- Человеку нравится, когда ему молчаливо поддакивают.
- Не говорит "прости", но подразумевает...
- Не знаешь, кому сказать "здравствуйте", а кому - "здорово".
- Здорово, Валек, - говорю.
- А меня, - отвечает, - уже не Вальком звать.
- Живет сам на сам.
- Он такой изоляционный, что с ним никто не пьет.
- Я говорю тому вору, который заболел: ну что будем делать?
- Жить - надо? Курить - надо?
- Жизнь надо толкать.
- Жизнь - это трогательная комбинация.
- Эх, жизнь-пересылка!..
- Все хотел до матери доехать. Четыре, говорит, раза ехал напрасно. Только бы, говорит, до матери. В пятый раз поеду.
- Приехал - снял полоску.
(Со спеца: особый режим - "полосатики", "зебры".)
- Я сижу следственный, а Вася - за сухаря.
- Значит, чтобы и вам подогрев не шел. А нас - как хотите: хотите грейте, хотите - нет, это ваше личное дело...
- Обстановка - будь-будь!
- Устроился я-тебе-дам!
- Пардон, хлопцы!
- Было нас пять человек. Все - интеллигенты, за исключением меня...
- Конечно - разница! Он - солдат, домашняк, а я - бродяга, без никому.
- Видно, нам суждено жить в шуме и крике...
Стояли и лаяли друг на друга, многократно варьируя слова "козел" и "кобель".
- Ты со мной не киськайся - я тебе не ребенок!
- Вы воба для меня одинаковые псы!
- Просто по своей скромности я не решаюсь вас послать на три буквы.
- Я человек надрывистый!
- Заделаю я ему чесотку! Будет соломой укрываться, зубами чухаться.
- Как я ему дам по скулятине!..
- Не обманет - ограбит. И я там крысятничал. Жить-то надо!
- Нам было легче: мы рвали, как волки.
- Как ни говори, а все же за счет этого пьешь.
- Так разодета, что две недели пить можно, если ее ограбить.
- Кто не рискует - тот в тюрьме не сидит.
- Днем ножи точить - ночью на работу ходить.
- ...Да что вы - никого пальцем не тронул! Исключительно - игрой!
(Вариант "Господина Прохарчина")
Русские скупцы не так копят деньги, как фантазируют вокруг них. Порфирий Головлев, Плю-шкин, пушкинский Скупой Рыцарь - все это очень русские натуры. Они больше воображают, сидя на сундуке. Они заводятся по мелочам, а на серьезные потери и выгоды смотрят сквозь пальцы.
- У меня была мания - разбогатеть.
- Деньги такой соблазн, что от них никто не отказывается.
- Для девчонки тоже нужно деньги иметь: она телепатически чувствует, есть что в кармане или нет.
- Старуха копила деньги пацану на мотоцикл.
- А денег мне не надо, - говорю. - Я сам золото.
- Вот выйду на волю, овладею черной магией...
- Корень зарыт в том, кому как повезет...
Воспоминания о роскошной жизни:
- Питаюсь одними шпротами, ем угрей!..
- А в магазине - что хочешь, только живой воды нет. Лишь бы - твои деньги.
- Батоны в пупырьях. Консервы "Крабы": черви такие белые - в бумажках.
- Экспресс обтекаемой формы.
- Портфель из чистокровной кожи!
- Люди с большой буквы.
- Им дана вся свобода жизни!..
- А в тот бокал поллитра влазит!
- В Ленинграде все дома - архитектурные! Заходи в любой подъезд и любуйся на голых ангелов.
- Вынимаю белый батон, чтоб меня расстреляли, вынимаю поллитру...
- Шампанское там между прочим мелькало.
- Пьяницы цокаются: за ваше! за наше!
- Увеселяющий напиток.
- Пьяный я добрый, и она любила, когда я пьяный.
- А у меня мысль развивается, когда я сильно выпью.
- Лежишь - как на Луне: блаженство!..
- Вытаскивают меня на улицу, а улица у меня - как мельница, и люди по ней на головах ходят и ногами машут - овечью шерсть стригут.
...И в таком разбитом виде иду на вокзал. Фуражку на глаза и иду, на грани отключения, и мозги мои уже где-то там...
- Был бы я президентом, я бы для людей устроил такой закон: 60 лет пей, 40 опохмеляйся и - конец!
- Нет, без работы нельзя. Интересу нет.
- А я и работал, и пил.
- Один плачет, другой смеется, третий чего-то боится. Кто что вспомнит. Бывали чудные мгновенья. Как бы тебе сказать? - дуреешь. Совсем дуреешь. Отключаешься!
(Курение плана)
- Да я специально выпил - чтоб разговаривать с вами достойно!..
(Встреча с начальством)
- Я говорил несвязно, но мысль свою удерживал. Вы, говорю, господа, меня не гипнотизируйте!..
Искусство рассказывания в значительной мере держится на постепенности вхождения в частности и детали. Речь должна быть медленной, глубокомысленной, рассеченной паузами на предметно-весомые отрезки.
Мало сказать:
- Иду в баню.
Лучше растянуть, углубиться:
- Иду - в баню. Беру... (что беру?) мыло. (Да? подумал-помолчал еще секунду.) Полотенце. (С усилием, с каким-то восторгом.) Мочалку!!
И все слушают - завороженные. Жаль, не всегда хватает самоуверенности в произнесении слов. Сбиваешься на скороговорку - в урон рассказу. Важно хотя бы простое членение, вроде:
- Баба. Кацапка. Такие вот титьки. Тамара.
Также - закон композиции. Начало должно быть вкрадчивым. Удар кинжалом наносится в конце первой главы.
Еще речь должна быть душистой или лучистой. Чтобы к ней хотелось еще и еще вернуться. Чтобы фраза дышала тайным восторгом, азартом. Чтобы, читая, хотелось еще в нее поиграть.
Вот и вернулось все на свои следы, и снова метет февралем, заворачивая бушлаты, и, кажется, в десятый раз принимается таять, и сеять, и опять мести и крутить. Но кто-нибудь хлопнет дверью и объявит прокуренным голосом:
- Март.
Сыро, веско, непререкаемо так припечатает:
- Март.
И все повеселеют.
И кошка сидит на снегу, угревшись, и слушает свои животные токи.
14 марта 1968.
- Сердце бывало стучит, как скорострельный пулемет. А сейчас - как рыба: тук, тук...
- Я был молодой, физически здоровый, ничего не боялся.
- У тебя еще в штанах кудахчет!
- А он, сука, дубаря секанул утречком!
- Баба выбей окна.
- Дед освободился особо опасным рецидивистом.
(Дед - кличка)
- Кую пиковый туз!
- Бей в глаз - делай клоуна!
(Прибаутка в драке)
- Невыносимые наши удары им отразить было нечем!
- Прижали нас к карбид-заводу...
- Пурды-пурды.
(Иностранный язык)
Точные определения:
- Бюст Пушкина во весь рост.
- Три богатыря: Минин и Пожарский.
- Я достиг своего фиаско!
- Голова не болит ни грамма.
- Человека два медсестры.
- Во-первых, три причины.
- До кости мозгов!
- Вся автобиография жизни.
- Продукты не принимают за исключением деньги.
- Я получил сумму в разрезе 120 рублей.
- У тебя буржуазная жила в голове.
- Воет, как кобыла.
- Он, сука, длинный, как заяц.
(И я подумал, что зайцы в самом деле непропорционально длинны.)
- И всякий человек для него - Коля.
(О сумасшедшем)
- Все одеты в шляпах.
- Стоит мне поговорить с человеком полчаса - и я о нем составлю беспринциндентную резимю.
- Этот неморально устойчивый человек.
- При наличии отсутствия энергии.
- Все это иллюзорный обман.
- А я стою - как вон та бухгалтерия.
- Стоит повар - будка: 40 на 90.
- У меня невменяемость на 45%.
- Сторублевая Катя.
- Чтобы из этого не получился какой-нибудь Сыктывкар.
- На мне - хаки-брюки, хаки-бушлат, хаки-шапка.
(В побеге)
- Трава против нервной системы.
- Солидные хлопцы - Пушкин и Гете...
- Четыре языка знает: немецкий, французский и английский этот самый.
- Смотрю: сидит баба-капитан.
- Судьиха.
- Девушка из Баку.
- Молодая баба с 42-го года.
- Чан-кай-ше.
(Чайхана)
- Итальянский танец кампанелла.
- Где-то в Харькове или в Одессе - вот в этих местах...
- Командировочка не доходя реки Индигирка.
- Каком песня - таким мотив.
И после каждого стишка в альбоме было написано слово: "Конец".
Постоянные эпитеты:
- Тупой, как валенок.
- Темный, как махорка.
- Псы кудлатые! Козлы вонючие!
- Окозлел.
- Ты не лошадей!
- Силаускас!
(В подражание литовскому)
- На выкинштейн.
- Голый васер.
- Что ты вертишься, как змей на огне?
- Бесхребетный полузмей.
- Калики-моргалики.
- Устал, как конь.
- Я работал, как лев, возле этого деда.
- Морская колбаса.
(Треска)
- Ну, мне хаванину принесли. Покушать то есть.
- Пустой шараш-монтаж, ловить нечего.
- Обрыв Петрович, драп-марш.
- Бессвязный дурак.
- Прокаженная морда.
- Полкаши в папахах.
- Укроп Помидорович.
- Асфальт Бетонович.
- Ломом подпоясанный.
- Студент Прохладная Жизнь.
- Фуцан, дико воспитанный, - ни украсть, ни покараулить.
С нарастающим вдохновением:
- Я им говорю
ну что?!
Блядво.
Педерастня.
Гондовня.
Но иногда слово повергает меня в отчаянье. Уж на что кошка отвлеченное существо, так он и кошке ласковым голосом норовит сказать пакость:
- Ну иди сюда, проститутка.
Слова его, прилепляясь к вещам, превращаются в язвы. Он заражает ими все, к чему ни притронется. Назвать вещь значит для него - обругать.
Иерархия навыворот:
- Вы примите, пожалуйста, книжонки и я этот стульчик возьму.
Эту печку складывали с такой матерной бранью, что, постояв полгода, она разваливалась. Вещи, когда их делаешь, не любят ругани.
Мужчина ругается, чтобы обругать, оскорбить. Женщина ругается, для того чтобы произнести - губами - непотребное слово.
- Да ты хоть выругайся - проще будет!
Не легче, а проще. Свой брат. Средство фамильярной общины. Ругань как создание дома, уюта, семейной атмосферы. Ругань - как тело души.
Бедный эстонец. Попав в лагерь, он принял русскую ругань за норму языка. В больнице у старичка вышел конфуз.
- Ну как здоровьице?
- Куево, доктор.
Католик-поляк - надзирателю: - Ты меня не тревожь, чтобы я в праздник свой не ругался!
- Я еще плакать не умел по-русски.
Пропавших коров обычно кличут какими-то мыкающими, по-утробному взывающими голосами. Чувствуется попытка найти с гулёной общий язык.
Иностранные слова в русском языке. Аэроплан, электричество. Стыдиться ли нам этих слов, тем более чураться ли их? Не в том дело, что вошли, но в том, что, войдя и прижившись, отозвались для русского уха полнее и многозвучнее иных исконных. Простенький, доморощен-ный, общеупотребительный теперь "самолет" меньше говорит нашему сознанию, нежели заимствованный "аэроплан". Ну что такое самолет? В ряду подобий - самокат, самовар, самогон - наименее яркое слово, ничего не говорящее, кроме сообщения пустой голове: сам летает. В сочетании "ковер-самолет" еще куда ни шло, а так - не слово, обглодыш. И как значителен рядом по смыслу аэроплан! Это - целая эра плана, европа плавания, парящие, распластанные крылья и закрученный вихрем винт-аэро; мы понимаем его чужеродность, на этом неестественном аэ глотку свихнешь - и все-таки, раскорячив пасть, из нёба-неба исторгнешь, выдавишь горлопана во внешний воздух, в смерч. И - айра (тарайра!), вихляясь, подтанцовывая плечами, дрожание планок, хрупкость конструкции (аппарат аэроплан), на переборках, растяжках, и крепкость и пустота каркаса, дребезг в тверди, стрекотание, заглатывание воздухом, облаком, соплом - и на арапа - раплан.
Электричество. Опять это выворачивающее, растягивающее рот до ушей, заезжее - Э, пере-ходящее в наше плавное еле-еле, или-или, скользит, пока не встретится ктри - включатель, взрыв, щелканье, зажглась тонкая проволока - трик-трак, ич-ич (птичий щебет), - и это сочетание начальной мягкости с внезапной яркостью спички, с искусственной химией, на спинах количеств вступает в строй всевозможных "э" - энергий, эпох, экономик (сюда, сюда электричество).
Эти непроизвольные ассоциации уха сродни народной этимологии, однако не настолько буквальны и не так наивны; случайно перекликаясь, они вправляют чужое слово в родимый ряд, приращивают и прививают, - цветет.
Получилось: калоши (галоши) более в духе русского языка, чем мокроступы. Они точнее: тут и около, и ложь, и ложка, и лошадь, и шел голышом. Более дальняя связь у К. Чуковского калош с крокодилом тоже возможна и законна: и те и другие водятся в воде, ползают по грязи, мокрая, прикинувшаяся подошвой невидаль.
Дирижабль - в первую голову жаба. Потом: дери, держи, жиры и жиды. Был - дилижанс, а стал - дирижабль.
Но мне почему-то еще в дирижабле слышится Симферополь.
"Лесенка" Маяковского, помимо очевидных ритмических и архитектурных проекций, двигав-ших рукою строителя, вызвана к жизни стремлением вдохнуть энергию в текст путем его особого, бросающегося в глаза, экспонирования. Любая речь, в принципе, расположенная подобным оборазом, читается с нажимом и начинает походить на стихи. Но от этого непрестанного нажимания она в конце концов устает.
В "Записках охотника" Тургенева об охоте почти ничего не рассказывается. Охота нужна, чтобы барин встретился с мужиком. Где им еще было встретиться? То же делал Некрасов. Охотник тогда заменял спецкорреспондента: вылазка в жизнь. До него контакт ограничивался встречами на постоялом дворе, и все совершалось под звон колокольчика. С ямщиками тоже беседовали. Но сколько можно путешествовать из Петербурга в Москву и обратно? Барин вылез из коляски и взял ружьецо. Ситуацию предвосхитил Пушкин в "Барышне-крестьянке".
Попался томик Лескова. Очень нравится его взлохмаченная и рыщущая, как собака, в разные стороны фраза. Она почти полуграмотна и торчит. "Наш ротмистр был прекрасный человек, но нервяк, вспыльчивый и горячка". Такая корявость! - "против всяких законов архитектоники и экономии в постройке рассказа" ("Интересные мужчины").
У Лескова в "Головане" высказана мысль, об которую обломают зубы любители изображений с натуры. Мне-то она кажется крайне важной.
"Я боюсь, что совсем не сумею нарисовать его портрета именно потому, что очень хорошо и ясно его вижу".
Именно потому! А еще рекомендуют рисовать то, что хорошо знаешь.
В этой фразе - гроб всякой преднамеренной точности и, может быть, основа общей психологии творчества, работающего, в сущности, всегда на незнакомом материале, который поражает и будит воображение. Оно-то, воображение, встав на дыбы, и натыкается на "сходство с натурой". То, что слишком знакомо, не удивляет и поэтому не поддается копированию. Искусство всегда для начала действительность превращает в экзотику, а потом уже берется ее изображать.
Танцуя отсюда, Лесков создает своей речью в первую очередь ощущение растерянности и неумения рассказать о случившемся и тычет слова как попало, с грубой неуклюжестью, надеясь, что эта мечущаяся в слепом недоумении речь в конце концов ненароком напорется на предмет и тот оживет и воспрянет в ее косноязычии - в "стремительной и густой дисгармонии". Как описать самоубийство, чтобы оно в итоге не было бы протокольным отчетом, но передавало бы весь ужас и бессмыслицу события? По-видимому, для начала следует избавиться от самой задачи описать его в точности. И вот он, отступя, растопыривает слова, как пальцы, и машет ими, так что в результате это открещиванье от рассказа становится лучшим способом ввести нас в курс и ухватить совершившееся беспомощным нагромождением речи, даже и не пытающейся ничего изображать:
"Очень трудно излагать такие происшествия перед спокойными слушателями, когда и сам уже не волнуешься пережитыми впечатлениями. Теперь, когда надо рассказать то, до чего дошло дело, то я чувствую, что это решительно невозможно передать в той живости и, так сказать, в той компактности, быстроте и каком-то натиске событий, которые друг друга гнали, толкали, мостились одно на другое, и все это для того, чтобы глянуть с какой-то высоты на человеческое малоумие и снова разлиться где-то в природе".
Отказался воспроизвести - и этим воспроизвел.
Удивительно слышать по радио "Славное море - священный Байкал" или "По диким степям Забайкалья ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26