Когда появится Основная Светоносность, то чрезвычайно важным будет то, насколько мы были способны покоиться в природе ума, насколько мы были способны объединить свою абсолютную природу и свою повседневную жизнь, и насколько мы были способны очистить свое обычное состояние до состояния первозданной чистоты.
ВСТРЕЧА МАТЕРИ С ДИТЕМ
Есть способ полностью подготовиться к тому, чтобы узнать появление Основной Светоносности в момент смерти. Это делается посредством самого высшего уровня медитации (как я объяснил в главе X, «Внутренняя сущность»), окончательного результата практики Дзогчен. Это называется «союзом двух светоносностей» или также «встречей Матери-Светоносности с Дитем-Светоносностью».
Матерью-Светоносностью мы называем Основную Светоносность. Это основная, внутренне присущая всему природа всего, что лежит в основе нашего существования и в полной своей славе проявляется в момент смерти.
Дитя-Светоносность, называемая также Светоносность Пути, это природа нашего ума, которую, если мастер ознакомил нас с ней и она нами узнана, мы затем можем постепенно стабилизировать в медитации и все полнее и полнее включить в наши действия в жизни. Когда это включение абсолютно, то узнавание всецело и происходит сознавание.
Даже хотя Основная Светоносность является присущей нам природой и природой всего, мы ее не узнаем, и она остается как бы сокрытой. Я люблю сравнивать Дитя-Светоносность с ключом, который дает нам мастер, чтобы помочь открыть дверь к узнаванию Основной Светоносности в любое время, когда возникнет такая возможность.
Представьте, что вам нужно встретить какую-то женщину с самолета. Если вы не знаете, как она выглядит, то можете стоять в аэропорту, а она пройдет мимо вас, и вы ее пропустите. Если у вас есть ее точная фотография, и вы создадите в своем уме ее аналогичный образ, то узнаете ее, когда она приблизится.
Как только вы были ознакомлены с природой ума и узнали ее, у вас есть ключ к тому, чтобы узнать ее снова. Но точно так же, как в нашем примере вам нужно было бы держать фотографию при себе и то и дело посматривать на нее, чтобы наверняка узнать ту, кого вы встречаете, так вам и нужно продолжать углублять и стабилизировать регулярной практикой свое узнавание природы ума. Тогда это узнавание столь укоренится в вас, станет столь неотъемлемой вашей частью, что вам больше уже не нужна фотография; когда вы увидите ее, то узнавание будет непроизвольным и мгновенным. Таким образом, после длительной практики узнавания природы ума, когда в момент смерти появится Основная Светоносность, вы сможете узнать ее и слиться с ней – так же инстинктивно, по словам мастеров прошлого, как маленький ребенок, радостно бегущий на колени своей матери, как старые друзья, встречающие друг друга, или как река, втекающая в море.
Однако это очень трудно. Единственный способ обеспечить такое узнавание – посредством стабилизирования и совершенствования практики слияния этих двух светоносностей сейчас, пока мы еще живы. Это возможно только в течение жизни, исполненной обучения и стремления. Как сказал мой мастер Дуджом Ринпоче, если мы не начнем практику в слиянии двух светоносностей немедленно и не будем ее все время выполнять, начиная с настоящего момента, то нельзя сказать, что узнавание произойдет естественно при смерти.
Как именно производится это слияние двух светоносностей? Это – глубокая и продвинутая практика, и здесь не место подробно описывать ее. Единственное, что можно сказать: когда мастер знакомит нас с природой ума, это похоже на возвращение нам зрения, потому что мы были слепы к Основной Светоносности, которая есть во всем. Мастер пробуждает в нас глаз мудрости, которым мы начинаем ясно видеть эту истинную природу всего, что бы ни возникало, светоносность – Ясный Свет – природу всех наших мыслей и эмоций. Представьте, что наше узнавание природы ума, после стабилизации и совершенствования практики, становится подобным устойчиво сияющему солнцу. Мысли и эмоции продолжают возникать; они подобны волнам тьмы. Но каждый раз, когда эти волны докатываются до света, они тут же исчезают.
По мере того, как мы более и более развиваем эту способность узнавания, она становится частью нашего видения повседневной жизни. Когда мы способны внести сознавание нашей абсолютной природы в наш повседневный опыт, увеличиваются возможности нашего действительного узнавания Основной Светоносности в момент смерти.
Доказательством истинного владения этим ключом будет то, как мы рассматриваем свои мысли и эмоции при их возникновении: можем ли мы непосредственно проникать в них с Видом и узнавать присущую им светоносную природу, или же мы будем их затмевать своими инстинктивными привычными реакциями.
Если основа нашего обычного ума полностью очищена, это похоже на то, словно мы разрушили хранилище своей кармы и тем уничтожили запас кармы для будущих повторных рождений. Однако, если мы не смогли полностью очистить свой ум, то в этом хранилище кармы все же будут остатки прошлых привычек и кармических склонностей. Когда возникнут подходящие условия, они проявятся, подвигая нас в будущие рождения.
ДЛИТЕЛЬНОСТЬ ОСНОВНОЙ СВЕТОНОСНОСТИ
Основная Светоносность появляется: для практикующего она длится на столько долго, на сколько он может покоиться, не отвлекаясь, в состоянии природы ума. Однако для большинства людей она длится не долее щелчка пальцев, а для некоторых, как говорят мастера, «столько времени, сколько требуется для принятия пищи». Многие вообще не узнают Основной Светоносности, и вместо того погружаются в состояние бессознательности, которое может длиться до трех с половиной дней. Именно тогда сознание окончательно покидает тело.
Это привело к возникновению в Тибете обычая, чтобы тела не касались и не беспокоили его три дня после смерти. Это особенно важно в случае смерти практиковавшего, который мог слиться с Основной Светоносностью и покоиться в состоянии природы ума. Я помню, как в Тибете все очень старались сохранять тихую и мирную атмосферу вокруг тела, особенно в случае смерти великого мастера или практикующего, чтобы не вызвать ни малейшего беспокойства.
Но даже тело обычного человека часто не перемещали до истечения трех дней, потому что не известно, сознающий это человек или нет, и нет уверенности, когда его сознание отделилось от тела. Считается, что, если к телу притронуться в каком-то месте – если, например, сделать инъекцию – то сознание может быть притянуто к этому месту. Тогда сознание умершего может уйти из тела не через родничок, а через ближайшее к этому месту отверстие, и принять неблагоприятное рождение.
Некоторые мастера больше, чем другие, настаивают на том, чтобы тело не трогали три дня. Чандрал Ринпоче, тибетский мастер, близкий к дзен-буддизму, который живет в Индии и Непале, сказал однажды каким-то людям, которые жаловались, что в жару труп может начать пахнуть: «Вам же не нужно будет его есть или пытаться продать».
Таким образом, строго говоря, вскрытия или кремации лучше делать по истечении этого трехдневного периода. Однако в наше время, поскольку может быть неосуществимо или невозможно сохранение тела так долго без его перемещения, следует как минимум выполнить практику пхова прежде, чем тела коснутся или хоть как-то его переместят.
СМЕРТЬ МАСТЕРА
Человек, выполняющий практику и сознающий, продолжает пребывать в состоянии узнавания природы ума в момент смерти, и пробуждается в Основную Светоносность при ее появлении. Такой человек может находиться в этом состоянии даже несколько дней. Некоторые практикующие и мастера умирают, сидя прямо, в позе медитации, а другие – в «позе спящего льва». Кроме их совершенной позы могут быть и другие признаки того, что они покоятся в состоянии Основной Светоносности: на их лице по-прежнему сохраняется определенная окраска кожи и сияние, нос не проваливается внутрь, кожа остается мягкой и упругой, тело не коченеет, глаза, как сообщают, сохраняют нежное и сочувственное сияние, а у сердца по-прежнему остается тепло. Окружающие проявляют большую осторожность, не касаясь тела мастера и сохраняя тишину, пока он не пробудится от этого состояния медитации.
Великий мастер и глава одной из четырех основных школ тибетского буддизма, Гьялванг Кармапа, умер в больнице в Соединенных Штатах в 1981 году. Его постоянная веселость и сострадание необычайно вдохновляли всех окружающих. Главный хирург этой больницы доктор Ранульфо Санчес вспоминает о нем:
Лично я ощущал, что Его Святейшество – человек необычный. Когда он смотрел на тебя, было ощущение, что он что-то искал внутри тебя, будто может видеть тебя насквозь. Я был поражен тем, как он посмотрел на меня и, похоже, понял все, что в этот момент во мне происходило. Его Святейшество влиял практически на всех, кто с ним соприкасался в больнице. Много раз, когда мы чувствовали, что он близок к смерти, он улыбался нам и говорил, что мы неправы, и у него наступало улучшение… Его Святейшество никогда не принимал обезболивающих лекарств. Мы, врачи, осматривали его и сознавали, что боли сильные, и спрашивали: «У вас сегодня сильные боли?» Он отвечал: «Нет». Ближе к концу мы знали, что он чувствует нашу тревогу, и это практически стало его постоянной шуткой. Мы его спрашиваем: «У вас есть боли?», а он улыбается своей чрезвычайно доброй улыбкой и отвечает: «Нет». Все его жизненные показатели были очень низкими. Я сделал ему укол… чтобы он в свои последние минуты мог общаться. Я оставил на несколько минут палату, пока он разговаривал с близкими, которых он заверил, что не собирается умирать в этот день. Когда через пять минут я вернулся, то он сидел, выпрямившись, с широко открытыми глазами, и ясно сказал: «Хелло, как поживаете?» Все его жизненные показатели вернулись в хорошее состояние, и через полчаса он сидел в постели, разговаривал и смеялся. В медицинском смысле это было совершенно неслыханно; все медсестры были бледны, как мел. Одна из них засучила рукав своего халата и показала мне, что у нее вся рука покрылась «гусиной кожей».
Персонал больницы заметил, что в теле Кармапы не проявилось обычных признаков окоченения и разложения, но оно, казалось, продолжало оставаться таким же, как было сразу же после его смерти. Спустя некоторое время заметили, что область около его сердца еще теплая. Доктор Санчес говорит:
Меня вызвали в палату примерно через тридцать шесть часов после его смерти. Я ощупал область прямо над сердцем, и она была по-прежнему теплее, чем окружающие ткани. Для этого нет никакого объяснения с точки зрения медицины.
Некоторые мастера уходят, сидя в медитации, причем их тело продолжает сохранять эту позу. Калу Ринпоче умер в 1989 году в гималайском монастыре, в присутствии нескольких мастеров, врача и медсестры. Его ближайший ученик пишет:
Ринпоче пытался сам сесть прямо, но ему трудно было это сделать. Лама Гьялцен, чувствуя, что, видимо, настало время, и что ему невозможно сесть, что может создать для Ринпоче препятствие, поддержал ему спину, когда он садился. Ринпоче протянул мне руку, и я тоже помог ему сесть. Ринпоче хотел сесть абсолютно прямо, он сказал об этом и показал жестом руки. Врач и медсестра были этим встревожены, и потому Ринпоче немного расслабил свою позу. Но все-таки он принял позу медитации… Ринпоче держал руки в позе медитации, его глаза смотрели вперед взглядом медитации, его губы слегка двигались. Глубокое ощущение мира и счастья окутало нас и разлилось в наших умах. Все мы, присутствовавшие при этом, ощутили, что неописуемое счастье, наполняющее нас, было лишь слабейшим отражением того, что преисполнило ум Ринпоче… Взгляд и веки Ринпоче медленно опустились и дыхание прекратилось.
Я никогда не забуду смерть моего возлюбленного мастера Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро летом 1959 года. В эту последнюю пору своей жизни он старался как можно реже покидать свой монастырь. Мастера всех школ стекались к нему, стремясь получить от него учения, и хранители всех линий ожидали от него указаний, поскольку он был источником их передачи. Монастырь Дзонгсар, где он жил, стал одним из наиболее живых центров духовной деятельности в Тибете, поскольку все великие Ламы то и дело приезжали туда. Его слово было законом в вопросах религии; он был настолько великим мастером, что почти каждый являлся его учеником, настолько, что в его власти было остановить гражданскую войну, пригрозив, что он откажет в своей духовной защите тем, кто сражается на обеих сторонах.
К несчастью, по мере того, как хватка китайских захватчиков крепла, условия в провинции Кхам быстро ухудшались, и даже я, тогда еще маленький, чувствовал надвигающуюся угрозу. В 1955 году мой мастер получил определенные знаки, указавшие, что ему следует покинуть Тибет. Сначала он совершил паломничество по священным городам центрального и южного Тибета, а потом, выполняя глубокое желание своего мастера, отправился в паломничество по святым местам Индии, и я его сопровождал. Все надеялись, что пока мы будем в отъезде, ситуация на востоке улучшится. Но, как я осознал позже, оказалось, что решение моего мастера об отъезде было многими другими Ламами воспринято как знак того, что Тибет обречен, и это позволило им вовремя покинуть страну.
Мой мастер давно был приглашен посетить Сикким, маленькую гималайскую страну и одну из священных земель Падмасамбхавы. Джамьянг Кхьенце был инкарнацией самого почитаемого святого Сиккима, и король Сиккима попросил его учить там и благословить страну своим присутствием. Едва узнав, что он отправился туда, многие мастера явились из Тибета, чтобы воспринять его учения, и привезли с собой редкие тексты и писания, которые в противном случае могли бы не сохраниться. Джамьянг Кхьенце был мастером мастеров, и Дворцовый храм, где он поселился, вновь стал великим духовным центром. В то время, как положение в Тибете становилось все хуже и хуже, вокруг него собиралось все больше и больше Лам.
Говорят, что иногда великие мастера, которые много учат, не живут очень долго; похоже, будто к ним притягиваются всевозможные препятствия, какие только могут быть для духовных учений. Были пророчества, что, если мой мастер откажется учить и как неизвестный отшельник уедет в отдаленные области страны, то он сможет прожить гораздо дольше. Фактически, он попытался это сделать: когда мы отправились в нашу последнюю поездку из Кхама, он оставил все свое имущество и поехал в абсолютной тайне, собираясь не учить, но просто совершать паломничество. Однако, едва узнав его, повсюду люди просили его учить и проводить посвящения. Настолько велико было его сострадание, что он, зная, чем рискует, пожертвовал своей жизнью и продолжал учить.
Таким образом, именно находясь в Сиккиме, Джамьянг Кхьенце заболел; одновременно пришли ужасные известия о том, что Тибет окончательно пал. Все наиболее старшие Ламы, главы линий преемственности, один за другим являлись к нему, и молитвы и ритуалы ради его долголетия шли днем и ночью. В этом участвовали все. Мы все просили его продолжать жить, поскольку столь великий мастер обладает властью решить, когда ему покидать свое тело. Он просто лежал в постели, принимал все наши приношения и смеялся, и сказал со знающей улыбкой: «Ну хорошо, чтобы просто дать вам благоприятный знак, я скажу, что буду жить».
Первое указание, что мой мастер собирается умереть, он дал через Гьялванга Кармапу. Он сказал ему, что завершил ту работу, сделать которую пришел в эту жизнь, и решил покинуть этот мир. Один из ближайших служителей Кхьенце разразился рыданиями, как только Кармана сказал ему об этом, а вскоре и все мы это узнали. Произошло так, что его смерть совершилась сразу после сообщения об оккупации китайцами трех великих тибетских монастырей, Сера, Дрепунг и Гандин. Казалось трагически символическим, что с падением Тибета уходит и это великое существо, воплощение тибетского буддизма.
Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро умер в три часа утра шестого дня пятого месяца по тибетскому календарю. За десять дней до этого, в то время, как мы всю ночь выполняли практику ради его долгой жизни, все вокруг внезапно сотряслось сильнейшим землетрясением. Согласно буддийским сутрам, это знак, возвещающий о скорой смерти просветленного существа.
В течение трех дней после его смерти сохранялась полная тайна, и никому не сообщалось, что Кхьенце умер. Мне просто сказали, что ему стало хуже, и попросили перейти в другую комнату, вместо того, чтобы, как обычно, спать в его комнате. Лама Чокден, ближайший служитель моего мастера и его мастер церемоний, был с ним дольше, чем кто-либо. Это был молчаливый, серьезный и аскетичный человек с пронизывающими глазами и ввалившимися щеками, который вел себя с достоинством и элегантностью, но и со смирением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48