Ватузи разводят только курдючных овец, а прядение шерсти им неизвестно.
Люди общительны и дружелюбны, что свидетельствует о разумном управлении местной администрации. Пожалуй, единственной неприятной чертой этого путешествия было ужасное состояние самой дороги – во многих местах она проходила по заболоченным участкам, которые приходилось преодолевать ползком на животе, толкая перед собой велосипед.
С самого начала нашего пребывания на озере меня удивляло почти полное отсутствие бегемотов, обычно населяющих любой африканский водоем. Это выглядело особенно странным с учетом того, что берега Бангвеоло, казалось бы, должны удовлетворять запросы самого привередливого бегемота – песчаные пляжи, тростники, обильные пастбища. И лишь случайно, в разговорах с местными жителями, выяснилась причина, показавшаясь мне довольно интересной, хотя и похожей на сказку.
Ватузи рассказали, что в озере обитает какой-то зверь. Он меньше бегемота, но невероятно силен. Нападая на плывущих толстокожих, он разрывает их на куски и пожирает. Таинственный зверь никогда не выходит на сушу, так как никто не видел его следов; лишь очень немногим охотникам удавалось заметить его в водах озера. Впоследствии, обсудим эти сведения с Карлом Гагенбеком, я пришел к убеждению, что в Бангвеоло сохранился какой-то хищный вид древнего ящера. Гагенбек, получивший подобные сообщения из нескольких независимых источников, был чрезвычайно заинтригован и даже снарядил на озеро специальную экспедицию. К сожалению, она вернулась ни с чем – обнаружить неведомого пожирателя бегемотов не удалось.
В форт Розберри я прибыл вечером того же дня, и меня тепло встретили комиссар Хьюз и его сестра, отважная охотница, сопровождавшая брата как в служебных поездках, так и в походах за слонами. Хьюз был еще совсем молодым человеком, и чувствовалось, что он смущен предстоящими ему обязанностями в отношении меня. Впрочем,. все разрешилось уже на следующее утро. Опрос носильщиков, бывших со мной в день той злосчастной охоты, показал, что человек погиб по своей собственной вине. Все подозрения были сняты, и дело закрыли. По решению Хьюза, высказанному в виде дружеского совета, я заплатил пять фунтов вдове погибшего (для сравнения укажу, что овца стоила четыре шиллинга). Надо заметить, что горевала она недолго и уже через три дня стала женой одного аскари из гарнизона форта.
Вернувшись в наш лагерь у Казомы, я обнаружил, что Хэмминг отбыл на охоту, вооружившись моим 600-м калибром. В ожидании друга и оружия я вел мирную и деятельную жизнь – по утрам, пока было не слишком жарко, благоустраивал и укреплял наше жилье, потом читал, дописывал дневник, а вечером отправлялся за антилопами, чтобы люди не грустили без свежего мяса. как всегда, половина добычи шла на пользу жителей деревни.
Хэмминг возвратился через неделю, с пустыми руками и ужасно раздосадованный. он горел желанием повторить попытку, и мы решили, что отправимся за слонами оба, но в разные стороны. В субботу, 17 августа, наши караваны одновременно вышли из лагеря.
Никаких известий о слонах пока не поступало, а все встреченные следы были многолетней давности. первая ночь застала меня у истоков Капары – одной из впадавших в Бангвеоло рек.
Как всегда во время сухого сезона, я пустился в дорогу налегке, без палатки и кровати. Постель состояла из нескольких охапок травы и пары тонких одеял, а сверху навешивалась противомоскитная сетка. В тот вечер я задержался на вечерней охоте, и лагерь пришлось устраивать уже в темноте. Расчистив кустарник, мы разожгли костры. Моя постель находилась на краю поляны, а перед ней полукругом улеглись носильщики. После ужина все скоро заснули.
В два часа ночи меня разбудил громкий лай Бобзи. Вскочив, я увидел, что костер почти погас. Бобзи, вздыбив шерсть, металась от тлеющих углей к краю поляны и обратно. Быстро растолкав спящих людей, я велел поскорее раздуть огонь, так как не сомневался, что поблизости бродит какой-то хищник. Мы всматривались и вслушивались в темноту, но ничего не видели, и ни один звук, кроме стрекотания цикад, не доносился из леса.
Калулу, мой бой, проследив за действиями Бобзи, уверенно заявил: «Раз такая маленькая собачка не боится отбегать далеко от костра, значит, зверь не страшнее гиены». Он зевнул, обернулся, чтобы подбросить ветку в огонь, и в ту же секунду издал душераздирающий визг – раньше я думал, что лишь свинья в последний миг своей жизни может исторгнуть такие звуки. И было отчего: огромный черногривый лев, одним прыжком вымахнув на поляну, очутился среди нас. Он замер, прижав уши и оскалив клыки, ослепленный светом костра, а бесстрашная Бобзи носилась вокруг зверя, заливаясь яростным лаем. Видимо, лев не рассчитал прыжок, к тому же его смутили крики, лай и огонь. Прежде чем я успел вскинуть винтовку, он звучно фыркнул, круто повернулся и исчез во мраке.
Оглянувшись, я с изумлением обнаружил, что нахожусь в одиночестве. Оказалось, носильщики в мгновение ока взлетели на единственное дерево, росшее посреди лагеря, и теперь качались на ветках, как спелые сливы. Вдоволь повосхищавшись богатым урожаем, я велел всем плодам падать на землю, а сам сел у костра с винтовкой в руках. Просидев два часа, я не заметил ничего подозрительного. Бобзи тоже успокоилась, и поскольку до рассвета оставалось не больше часа, я рассудил, что новых тревог, скорее всего, не последует, подбросил в костер несколько сучьев, залез под сетку и уснул.
Но выспаться в эту ночь не удалось. Через полчаса я снова проснулся от сильного толчка, сбросившего меня на землю. Вокруг творилось что-то невообразимое. Опять лай, крики, мелькание теней – и все это в сером утреннем полумраке, на фоне пляшущих языков костра. Больше мы уже не ложились.
Восстановить картину происшедшего удалось лишь с рассветом. Следы показали, что к краю поляны подкралась львица. Убедившись, что кругом тихо, она прыгнула на немня, но в тот же миг была замечена и атакована храброй маленькой Бобзи. Видимо, это и спасло мою жизнь: чуть отклонившись в сторону, львица не успела вонзить в меня зубы, а лишь задела лапой, сорвав сетку и одеяло. Испуганная поднявшейся суматохой, она не решилась повторить нападение и удрала.
Продолжать охоту в таких условиях было невозможно. Я не мог днем разыскивать слонов, а по ночам караулить лагерь. Хуже всего было то, что львы действовали бесшумно, не подавая голоса – это означало, что они голодны. Раскатистый львиный рык, хотя и наводит ужас на все живое, свидетельствует прежде всего о сытости и благодушном настроении зверя – в той мере, а какой это возможно для льва. А глубокая тишина – всегда признак целенаправленной охоты, и дичью в данном случае являлись мы.
С той памятной ночи все носильщики преклонялись перед Бобзи, спасшей жизнь по крайней мере двоим – мне и Калулу. Я тоже очень гордился своей бесстрашной собачкой, но собственные нервы на ближайшую неделю пришли в полное расстройство. Моей впечатлительности могла бы позавидовать юная барышня – от малейшего шороха я вздрагивал, испуганно озирался и жался к огню. А поскольку свежих слоновьих следов мы так и не увидели, я решил возвращаться в лагерь.
Хэмминга все еще не было. Через день он прислал весточку, где сообщал, что с ним все благополучно и ему удалось подстрелить буйвола. Это вывело меня из бездействия, и наутро я опять покинул лагерь, чтобы попытать счастья в юго-западном направлении.
В этот раз успех сопутствовал мне с самого начала. Не прошло и получаса, как я увидел в сотне метров трех канн – в предрассветной дымке они показались мне огромными, как слоны. Соскочив с велосипеда, я снял притороченное к раме ружье и первым же выстрелом свалил одну антилопу. Тушу быстро разделали и, отправив половину мяса в деревню Казомы, двинулись дальше. Мое настроение заметно улучшилось, так как первая удача всегда предвещает успешную охоту.
Действительно, еще до полудня я увидел свежие следы крупного слона. Вскоре они соединились со следами небольшого стада, и после недолгого преследования мы увидели слонов. Они паслись на открытой местности не более чем в двухстах метрах от нас. Взобравшись на дерево, я рассмотрел животных в бинокль и убедился, что двое из них – старые самцы с большими бивнями. Остальные восемь были еще очень молоды и не представляли интереса. Спустившись с дерева, я в сопровождении оруженосца направился к слонам. Прячась за кустами, мы подобрались к ним на полсотни шагов и остановились под прикрытием большого термитника – как всегда, он подвернулся очень кстати. Подходить ближе было опасно.
К этому времени слоны переместились, и группа молодняка заслонила старых самцов. Оставалось только ждать. Я сел на землю. Рядом, на корточках, примостился Кабомо. Сегодня был его дебют в высоком звании оруженосца – до этого дня он исполнял обязанности старшего боя.
Прошло несколько минут, и вдруг из-за ближних кустов вышла слониха, повернулась к нам и остановилась, расправив уши и высоко задрав голову. серая колонна хобота покачивалась из стороны в сторону, но ветер дул к нам, и слониха ничего не почуяла. Мы сохраняли полную неподвижность. Зрение у слонов довольно слабое, и старая дама, пробуравив нас подозрительным взглядом, удалилась обратно. Какие-то сомнения у нее, видимо, оставались, судя по резким и возбужденным взмахам хвоста, но отсутствие запаха решило дело в нашу пользу.
Выглянув из-за термитника, я увидел, что слоны разбрелись в стороны, и оба старых самца пасутся невдалеке от нас. Позиция была самая выгодная, и я быстро сделал четыре выстрела – по два в каждое животное, успев перезарядить винтовку еще до того, как стадо охватила тревога. Один слон, убитый наповал, рухнул сразу. Второй сделал пару шагов и остановился. Стреляя на открытой местности, а не в зарослях, я видел, куда вошли пули, и знал, что жить ему оставалось недолго. Между тем другие слоны, трубя, носились вокруг, как стадо овец, потерявшее барана-вожака. В это время я случайно поглядел на Кабомо – и вовремя. Впервые оказавшись посреди стада возбужденных слонов, оглушенный их криками – непривычному человеку они всегда кажутся исполненными непримиримой ярости – и до полусмерти перепуганный зрелищем огромных животных, бедный парень потерял всякий контроль над собой. Его лицо перекосил страх, тело напряглось, еще секунда – и он бросится наутек. Свободной рукой я быстро отвесил ему пару пощечин, заключив их крепким щелчком по носу. Лечение помогло: Кабомо обмяк и, глубоко вздохнув, присел на траву. Пока что, скрываясь за термитником, мы были в безопасности – слоны не увидели и не почуяли нас. Но заметив бегущего человека, животные сразу поймут, откуда пришла беда, и из растерянность сменится яростью. Я спастись от атакующего стада слонов невозможно.
Тем временем молодые самцы, пометавшись по саванне, начали успокаиваться. Такое положение дел меня устраивало, и я разрядил в воздух одновременно оба ствола. Грохот двойного выстрела побудил, наконец, одного из них к решительным действиям – приняв на себя роль вожака, он затрубил и бросился прочь. За ним последовали остальные. В этот момент колени старого слона надломились и, грузно опустившись на землю, он испустил дух.
Перезарядив ружье, я вышел их укрытия, но тут послышался громкий треск, и на сцене появилась наша приятельница – слониха. Было очевидно, что она сильно разгневана возникшей суматохой и настроена воинственно. Окинув взглядом мертвых самцов, слониха остановилась, затрубила и нанесла несколько быстрых ударов бивнями по кустам. Сломанные ветки и листва посыпались на землю, А кабомо опять затрясся, прижавшись к термитнику. Я стоял, вскинув ружье, и ждал дальнейшего развития событий. Лицензия уже была исчерпана, к тому же охота на слоних запрещена сама по себе. Но если животное перейдет в наступление – выбора не будет – термитник слишком крут, и мы не успеем вкарабкаться на безопасную высоту. Лучше уплатить штраф, чем стать кровавой грязью под ногами толстокожего. В этот миг я вспомнил носильщика, убитого три недели назад.
Но все обошлось миром. Потоптавшись на месте, слониха повернулась и затрусила в сторону. До половины скрытая кустарником, с растопыренными огромными ушами, высоко поднятым хоботом и задранным хвостом, они удивительно напоминала какой-то причудливый двухмачтовый парусник. По дороге ей попалось небольшое дерево, и слониха, не останавливаясь, расщепил ствол ударом бивня, словно показывая, как она обошлась бы с нами, будь у нее побольше свободного времени.
Теперь можно было возвращаться уже не с пустыми руками. Четыре полновесных бивня – очень неплохой результат для однодневной охоты. Я велел известить жителей соседних деревень, и скоро целые толпы сбежались к убитым слонам, чтобы забрать мясо. Небольшую часть мы взяли с собой.
В нашем лагере у Казомы обычно хватало и всякой другой дичи – мясо антилоп или цесарок гораздо вкуснее слонятины. Но последнее время нас стали донимать непрошенные нахлебники, чье соседство было совсем небезопасно. дело в том, что мы заготавливали часть мяса впрок, провяливая его на солнце. Слуги развешивали длинные ломти на ветвях большого тамариндового дерева, росшего посреди лагеря, и для всех окрестных леопардов это дерево выглядело чем-то вроде рождественской елки с подарками. По ночам, а иногда и средь бела дня, они совершали воровские визиты в лагерь. С потерей части запасов можно было бы примириться, но очень действовала на нервы постоянная мысль о возможной встрече с пятнистым убийцей. Надо сказать, что в большинстве районов Африки леопард внушает туземцам гораздо больший страх, чем лев, хотя фактически это и не оправдано: от нападений львов люди погибают намного чаще.
Итак, вернувшись в лагерь, я основательно нашпиговал стрихнином большие куски слоновьего мяса и разбросал их вокруг колючей изгороди. Утром обнаружилось, что леопарды и гиены обрадовались ядовитому угощению, как манне небесной, и сожрали все до последнего кусочка. И как ни удивительно – без всякого ущерба для здоровье! Я остался в дураках, а впоследствии имел случай убедиться, что львы также невосприимчивы к действию стрихнина.
В ожидании Хэмминга большую часть времени я я поводил на озере. В нем водилась масса рыбы. Особенно хорошо клевала щука. В качестве наживки использовались кусочки мяса, и Калулу, сидя в лодке с короткой удочкой в руках, вытаскивал полуметровых рыбин одну за другой с механическим постоянством. Казалось, они выстроились в очередь под днищем лодки. Однажды мне довелось рыбачить со старшим братом Казомы, и разговоре случайно выяснилось, что он был хорошо знаком с Ливингстоном. Отважный первопроходец Африки известен в этих краях под именем «Ингрези» (Англичанин).
Наскучив продолжительным сидением на одной месте, я совершил небольшое водное путешествие к миссис Лукомба. Святые отцы приняли меня ласково, как блудного сына, и вручили на прощание пакет с сахаром, чему я очень обрадовался – наш запас кончился уже две недели назад, а меда здесь не было.
Жители селения, расположенного неподалеку от миссии, попытались заняться выращиванием бананов и теперь на все лады проклинали слонов. Толстокожие регулярно навещали плантацию, вытаптывая то немногое, что не успевали съесть. Как раз накануне моего приходы слоны – их было трое – уничтожили полсотни саженцев в течение одной ночи. Люди пробовали окружить банановые посадки рвом, но это помогло ненадолго. Хитроумные обжоры несколькими ударами могучих ног обрушивали край рва и, сгладив таким образом откос, спускались вниз. Затем, действуя бивнями и хоботом, они взрыхляли и сгребали землю с другой стенки рва, пока не получался достаточно пологий склон, по которому можно было подняться наверх.
К сожалению, я уже не мог помочь этим людям – лицензия позволяла убить на территории округа не более трех слонов. Вернувшись в лагерь, я застал там страшно разочарованного Хэмминга. Ему по-прежнему не везло. Он ранил большого слона, но тот оказался на редкость проворным, и догнать его не удалось. На обратном пути Хэмминг едва спасся от рассвирепевшей слонихи – она напала на него, и он, отпрыгнув в сторону, запутался в зарослях вьюнков и упал, выронив ружье. Слониха промчалась в нескольких шагах, но, к счастью, не стало его разыскивать. Передохнув пару дней, мой друг решил сделать еще одну попытку; он уже начал подозревать всех окрестных слонов в некоем заговоре, направленном лично против него. Я снова остался в лагере и вскоре свалился в очередном приступе лихорадки. Хэмминг вернулся через две недели с пустыми руками и кипя от негодования. Мне к тому времени стало полегче, и мы решили перебраться на восточный берег озера. Любопытно, что в водах Бангвеоло нет не только бегемотов, но и крокодилов – туземцы часто и безбоязненно купаются на мелководье, и я не раз следовал их примеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Люди общительны и дружелюбны, что свидетельствует о разумном управлении местной администрации. Пожалуй, единственной неприятной чертой этого путешествия было ужасное состояние самой дороги – во многих местах она проходила по заболоченным участкам, которые приходилось преодолевать ползком на животе, толкая перед собой велосипед.
С самого начала нашего пребывания на озере меня удивляло почти полное отсутствие бегемотов, обычно населяющих любой африканский водоем. Это выглядело особенно странным с учетом того, что берега Бангвеоло, казалось бы, должны удовлетворять запросы самого привередливого бегемота – песчаные пляжи, тростники, обильные пастбища. И лишь случайно, в разговорах с местными жителями, выяснилась причина, показавшаясь мне довольно интересной, хотя и похожей на сказку.
Ватузи рассказали, что в озере обитает какой-то зверь. Он меньше бегемота, но невероятно силен. Нападая на плывущих толстокожих, он разрывает их на куски и пожирает. Таинственный зверь никогда не выходит на сушу, так как никто не видел его следов; лишь очень немногим охотникам удавалось заметить его в водах озера. Впоследствии, обсудим эти сведения с Карлом Гагенбеком, я пришел к убеждению, что в Бангвеоло сохранился какой-то хищный вид древнего ящера. Гагенбек, получивший подобные сообщения из нескольких независимых источников, был чрезвычайно заинтригован и даже снарядил на озеро специальную экспедицию. К сожалению, она вернулась ни с чем – обнаружить неведомого пожирателя бегемотов не удалось.
В форт Розберри я прибыл вечером того же дня, и меня тепло встретили комиссар Хьюз и его сестра, отважная охотница, сопровождавшая брата как в служебных поездках, так и в походах за слонами. Хьюз был еще совсем молодым человеком, и чувствовалось, что он смущен предстоящими ему обязанностями в отношении меня. Впрочем,. все разрешилось уже на следующее утро. Опрос носильщиков, бывших со мной в день той злосчастной охоты, показал, что человек погиб по своей собственной вине. Все подозрения были сняты, и дело закрыли. По решению Хьюза, высказанному в виде дружеского совета, я заплатил пять фунтов вдове погибшего (для сравнения укажу, что овца стоила четыре шиллинга). Надо заметить, что горевала она недолго и уже через три дня стала женой одного аскари из гарнизона форта.
Вернувшись в наш лагерь у Казомы, я обнаружил, что Хэмминг отбыл на охоту, вооружившись моим 600-м калибром. В ожидании друга и оружия я вел мирную и деятельную жизнь – по утрам, пока было не слишком жарко, благоустраивал и укреплял наше жилье, потом читал, дописывал дневник, а вечером отправлялся за антилопами, чтобы люди не грустили без свежего мяса. как всегда, половина добычи шла на пользу жителей деревни.
Хэмминг возвратился через неделю, с пустыми руками и ужасно раздосадованный. он горел желанием повторить попытку, и мы решили, что отправимся за слонами оба, но в разные стороны. В субботу, 17 августа, наши караваны одновременно вышли из лагеря.
Никаких известий о слонах пока не поступало, а все встреченные следы были многолетней давности. первая ночь застала меня у истоков Капары – одной из впадавших в Бангвеоло рек.
Как всегда во время сухого сезона, я пустился в дорогу налегке, без палатки и кровати. Постель состояла из нескольких охапок травы и пары тонких одеял, а сверху навешивалась противомоскитная сетка. В тот вечер я задержался на вечерней охоте, и лагерь пришлось устраивать уже в темноте. Расчистив кустарник, мы разожгли костры. Моя постель находилась на краю поляны, а перед ней полукругом улеглись носильщики. После ужина все скоро заснули.
В два часа ночи меня разбудил громкий лай Бобзи. Вскочив, я увидел, что костер почти погас. Бобзи, вздыбив шерсть, металась от тлеющих углей к краю поляны и обратно. Быстро растолкав спящих людей, я велел поскорее раздуть огонь, так как не сомневался, что поблизости бродит какой-то хищник. Мы всматривались и вслушивались в темноту, но ничего не видели, и ни один звук, кроме стрекотания цикад, не доносился из леса.
Калулу, мой бой, проследив за действиями Бобзи, уверенно заявил: «Раз такая маленькая собачка не боится отбегать далеко от костра, значит, зверь не страшнее гиены». Он зевнул, обернулся, чтобы подбросить ветку в огонь, и в ту же секунду издал душераздирающий визг – раньше я думал, что лишь свинья в последний миг своей жизни может исторгнуть такие звуки. И было отчего: огромный черногривый лев, одним прыжком вымахнув на поляну, очутился среди нас. Он замер, прижав уши и оскалив клыки, ослепленный светом костра, а бесстрашная Бобзи носилась вокруг зверя, заливаясь яростным лаем. Видимо, лев не рассчитал прыжок, к тому же его смутили крики, лай и огонь. Прежде чем я успел вскинуть винтовку, он звучно фыркнул, круто повернулся и исчез во мраке.
Оглянувшись, я с изумлением обнаружил, что нахожусь в одиночестве. Оказалось, носильщики в мгновение ока взлетели на единственное дерево, росшее посреди лагеря, и теперь качались на ветках, как спелые сливы. Вдоволь повосхищавшись богатым урожаем, я велел всем плодам падать на землю, а сам сел у костра с винтовкой в руках. Просидев два часа, я не заметил ничего подозрительного. Бобзи тоже успокоилась, и поскольку до рассвета оставалось не больше часа, я рассудил, что новых тревог, скорее всего, не последует, подбросил в костер несколько сучьев, залез под сетку и уснул.
Но выспаться в эту ночь не удалось. Через полчаса я снова проснулся от сильного толчка, сбросившего меня на землю. Вокруг творилось что-то невообразимое. Опять лай, крики, мелькание теней – и все это в сером утреннем полумраке, на фоне пляшущих языков костра. Больше мы уже не ложились.
Восстановить картину происшедшего удалось лишь с рассветом. Следы показали, что к краю поляны подкралась львица. Убедившись, что кругом тихо, она прыгнула на немня, но в тот же миг была замечена и атакована храброй маленькой Бобзи. Видимо, это и спасло мою жизнь: чуть отклонившись в сторону, львица не успела вонзить в меня зубы, а лишь задела лапой, сорвав сетку и одеяло. Испуганная поднявшейся суматохой, она не решилась повторить нападение и удрала.
Продолжать охоту в таких условиях было невозможно. Я не мог днем разыскивать слонов, а по ночам караулить лагерь. Хуже всего было то, что львы действовали бесшумно, не подавая голоса – это означало, что они голодны. Раскатистый львиный рык, хотя и наводит ужас на все живое, свидетельствует прежде всего о сытости и благодушном настроении зверя – в той мере, а какой это возможно для льва. А глубокая тишина – всегда признак целенаправленной охоты, и дичью в данном случае являлись мы.
С той памятной ночи все носильщики преклонялись перед Бобзи, спасшей жизнь по крайней мере двоим – мне и Калулу. Я тоже очень гордился своей бесстрашной собачкой, но собственные нервы на ближайшую неделю пришли в полное расстройство. Моей впечатлительности могла бы позавидовать юная барышня – от малейшего шороха я вздрагивал, испуганно озирался и жался к огню. А поскольку свежих слоновьих следов мы так и не увидели, я решил возвращаться в лагерь.
Хэмминга все еще не было. Через день он прислал весточку, где сообщал, что с ним все благополучно и ему удалось подстрелить буйвола. Это вывело меня из бездействия, и наутро я опять покинул лагерь, чтобы попытать счастья в юго-западном направлении.
В этот раз успех сопутствовал мне с самого начала. Не прошло и получаса, как я увидел в сотне метров трех канн – в предрассветной дымке они показались мне огромными, как слоны. Соскочив с велосипеда, я снял притороченное к раме ружье и первым же выстрелом свалил одну антилопу. Тушу быстро разделали и, отправив половину мяса в деревню Казомы, двинулись дальше. Мое настроение заметно улучшилось, так как первая удача всегда предвещает успешную охоту.
Действительно, еще до полудня я увидел свежие следы крупного слона. Вскоре они соединились со следами небольшого стада, и после недолгого преследования мы увидели слонов. Они паслись на открытой местности не более чем в двухстах метрах от нас. Взобравшись на дерево, я рассмотрел животных в бинокль и убедился, что двое из них – старые самцы с большими бивнями. Остальные восемь были еще очень молоды и не представляли интереса. Спустившись с дерева, я в сопровождении оруженосца направился к слонам. Прячась за кустами, мы подобрались к ним на полсотни шагов и остановились под прикрытием большого термитника – как всегда, он подвернулся очень кстати. Подходить ближе было опасно.
К этому времени слоны переместились, и группа молодняка заслонила старых самцов. Оставалось только ждать. Я сел на землю. Рядом, на корточках, примостился Кабомо. Сегодня был его дебют в высоком звании оруженосца – до этого дня он исполнял обязанности старшего боя.
Прошло несколько минут, и вдруг из-за ближних кустов вышла слониха, повернулась к нам и остановилась, расправив уши и высоко задрав голову. серая колонна хобота покачивалась из стороны в сторону, но ветер дул к нам, и слониха ничего не почуяла. Мы сохраняли полную неподвижность. Зрение у слонов довольно слабое, и старая дама, пробуравив нас подозрительным взглядом, удалилась обратно. Какие-то сомнения у нее, видимо, оставались, судя по резким и возбужденным взмахам хвоста, но отсутствие запаха решило дело в нашу пользу.
Выглянув из-за термитника, я увидел, что слоны разбрелись в стороны, и оба старых самца пасутся невдалеке от нас. Позиция была самая выгодная, и я быстро сделал четыре выстрела – по два в каждое животное, успев перезарядить винтовку еще до того, как стадо охватила тревога. Один слон, убитый наповал, рухнул сразу. Второй сделал пару шагов и остановился. Стреляя на открытой местности, а не в зарослях, я видел, куда вошли пули, и знал, что жить ему оставалось недолго. Между тем другие слоны, трубя, носились вокруг, как стадо овец, потерявшее барана-вожака. В это время я случайно поглядел на Кабомо – и вовремя. Впервые оказавшись посреди стада возбужденных слонов, оглушенный их криками – непривычному человеку они всегда кажутся исполненными непримиримой ярости – и до полусмерти перепуганный зрелищем огромных животных, бедный парень потерял всякий контроль над собой. Его лицо перекосил страх, тело напряглось, еще секунда – и он бросится наутек. Свободной рукой я быстро отвесил ему пару пощечин, заключив их крепким щелчком по носу. Лечение помогло: Кабомо обмяк и, глубоко вздохнув, присел на траву. Пока что, скрываясь за термитником, мы были в безопасности – слоны не увидели и не почуяли нас. Но заметив бегущего человека, животные сразу поймут, откуда пришла беда, и из растерянность сменится яростью. Я спастись от атакующего стада слонов невозможно.
Тем временем молодые самцы, пометавшись по саванне, начали успокаиваться. Такое положение дел меня устраивало, и я разрядил в воздух одновременно оба ствола. Грохот двойного выстрела побудил, наконец, одного из них к решительным действиям – приняв на себя роль вожака, он затрубил и бросился прочь. За ним последовали остальные. В этот момент колени старого слона надломились и, грузно опустившись на землю, он испустил дух.
Перезарядив ружье, я вышел их укрытия, но тут послышался громкий треск, и на сцене появилась наша приятельница – слониха. Было очевидно, что она сильно разгневана возникшей суматохой и настроена воинственно. Окинув взглядом мертвых самцов, слониха остановилась, затрубила и нанесла несколько быстрых ударов бивнями по кустам. Сломанные ветки и листва посыпались на землю, А кабомо опять затрясся, прижавшись к термитнику. Я стоял, вскинув ружье, и ждал дальнейшего развития событий. Лицензия уже была исчерпана, к тому же охота на слоних запрещена сама по себе. Но если животное перейдет в наступление – выбора не будет – термитник слишком крут, и мы не успеем вкарабкаться на безопасную высоту. Лучше уплатить штраф, чем стать кровавой грязью под ногами толстокожего. В этот миг я вспомнил носильщика, убитого три недели назад.
Но все обошлось миром. Потоптавшись на месте, слониха повернулась и затрусила в сторону. До половины скрытая кустарником, с растопыренными огромными ушами, высоко поднятым хоботом и задранным хвостом, они удивительно напоминала какой-то причудливый двухмачтовый парусник. По дороге ей попалось небольшое дерево, и слониха, не останавливаясь, расщепил ствол ударом бивня, словно показывая, как она обошлась бы с нами, будь у нее побольше свободного времени.
Теперь можно было возвращаться уже не с пустыми руками. Четыре полновесных бивня – очень неплохой результат для однодневной охоты. Я велел известить жителей соседних деревень, и скоро целые толпы сбежались к убитым слонам, чтобы забрать мясо. Небольшую часть мы взяли с собой.
В нашем лагере у Казомы обычно хватало и всякой другой дичи – мясо антилоп или цесарок гораздо вкуснее слонятины. Но последнее время нас стали донимать непрошенные нахлебники, чье соседство было совсем небезопасно. дело в том, что мы заготавливали часть мяса впрок, провяливая его на солнце. Слуги развешивали длинные ломти на ветвях большого тамариндового дерева, росшего посреди лагеря, и для всех окрестных леопардов это дерево выглядело чем-то вроде рождественской елки с подарками. По ночам, а иногда и средь бела дня, они совершали воровские визиты в лагерь. С потерей части запасов можно было бы примириться, но очень действовала на нервы постоянная мысль о возможной встрече с пятнистым убийцей. Надо сказать, что в большинстве районов Африки леопард внушает туземцам гораздо больший страх, чем лев, хотя фактически это и не оправдано: от нападений львов люди погибают намного чаще.
Итак, вернувшись в лагерь, я основательно нашпиговал стрихнином большие куски слоновьего мяса и разбросал их вокруг колючей изгороди. Утром обнаружилось, что леопарды и гиены обрадовались ядовитому угощению, как манне небесной, и сожрали все до последнего кусочка. И как ни удивительно – без всякого ущерба для здоровье! Я остался в дураках, а впоследствии имел случай убедиться, что львы также невосприимчивы к действию стрихнина.
В ожидании Хэмминга большую часть времени я я поводил на озере. В нем водилась масса рыбы. Особенно хорошо клевала щука. В качестве наживки использовались кусочки мяса, и Калулу, сидя в лодке с короткой удочкой в руках, вытаскивал полуметровых рыбин одну за другой с механическим постоянством. Казалось, они выстроились в очередь под днищем лодки. Однажды мне довелось рыбачить со старшим братом Казомы, и разговоре случайно выяснилось, что он был хорошо знаком с Ливингстоном. Отважный первопроходец Африки известен в этих краях под именем «Ингрези» (Англичанин).
Наскучив продолжительным сидением на одной месте, я совершил небольшое водное путешествие к миссис Лукомба. Святые отцы приняли меня ласково, как блудного сына, и вручили на прощание пакет с сахаром, чему я очень обрадовался – наш запас кончился уже две недели назад, а меда здесь не было.
Жители селения, расположенного неподалеку от миссии, попытались заняться выращиванием бананов и теперь на все лады проклинали слонов. Толстокожие регулярно навещали плантацию, вытаптывая то немногое, что не успевали съесть. Как раз накануне моего приходы слоны – их было трое – уничтожили полсотни саженцев в течение одной ночи. Люди пробовали окружить банановые посадки рвом, но это помогло ненадолго. Хитроумные обжоры несколькими ударами могучих ног обрушивали край рва и, сгладив таким образом откос, спускались вниз. Затем, действуя бивнями и хоботом, они взрыхляли и сгребали землю с другой стенки рва, пока не получался достаточно пологий склон, по которому можно было подняться наверх.
К сожалению, я уже не мог помочь этим людям – лицензия позволяла убить на территории округа не более трех слонов. Вернувшись в лагерь, я застал там страшно разочарованного Хэмминга. Ему по-прежнему не везло. Он ранил большого слона, но тот оказался на редкость проворным, и догнать его не удалось. На обратном пути Хэмминг едва спасся от рассвирепевшей слонихи – она напала на него, и он, отпрыгнув в сторону, запутался в зарослях вьюнков и упал, выронив ружье. Слониха промчалась в нескольких шагах, но, к счастью, не стало его разыскивать. Передохнув пару дней, мой друг решил сделать еще одну попытку; он уже начал подозревать всех окрестных слонов в некоем заговоре, направленном лично против него. Я снова остался в лагере и вскоре свалился в очередном приступе лихорадки. Хэмминг вернулся через две недели с пустыми руками и кипя от негодования. Мне к тому времени стало полегче, и мы решили перебраться на восточный берег озера. Любопытно, что в водах Бангвеоло нет не только бегемотов, но и крокодилов – туземцы часто и безбоязненно купаются на мелководье, и я не раз следовал их примеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29