Затем, поглядев наверх, слон убеждается, что на ветвях осталось куда больше мапунда.
Поднявшися на задние ноги, ему удается дотянуться хоботом до нижних ветвей и обобрать их, но много ли там? Не больше тридцати-сорока фунтов – так, легкая закуска. Самые спелые, подрумяненные солнцем плоды висят на недосягаемой высоте. Как быть? И вот слон отступает на несколько шагов, разбегается и с размаха ударяет лбом в ствол. От страшного толчка огромное дерево содрогается до самых корней, и все спелые мапунда срываются в веток. А слон, стоя под дождем сладких плодов, с удовлетворенным видом покачивает головой. Теперь остается подобрать угощение, и можно отправляться на поиски следующего дерева. Впоследствии мой друг Мак-Нейл рассказывал, что в Восточной Африке слоны точно таким же образом добывают плоды манго.
Старый самец, которого я преследовал, имел фору примерно в тридцать часов, но не сумел использовать свое преимущество. Мы догнали слона и подкрались как раз в тот момент, когда он пересекал небольшую прогалину в джунглях. Мне удалось сделать два точных выстрела, и слон, не издав ни звука, повалился на бок.
Последние дни дождь лили как из ведра, но вот наконец проглянуло солнце. Идя напрямик, по компасу, мы натолкнулись на деревню, где я стал свидетелем очень любопытного обряда, который можно назвать «праздником созревания» – он устраивается, когда одна из девушек достигает половой зрелости. После появления несомненных признаков виновницу торжества укладывают на деревенской площади, накрыв пестрой циновкой из пальмовых волокон. Все женское население деревни движется вокруг нее в медленном танце, поочередно сменяясь, и так продолжается до конца кровотечения. Девушка лежит неподвижно; они не должна ни есть, ни пить от восхода до заката. Только с наступлением темноты женщины отведут ее, с головы до ног закутанную в покрывало, к реке, где она сможет умыться и утолить жажду. И я могу заверить читателя, что это нелегкое испытание даже для юной негритянки – пролежать весь день под палящим солнцем, не имея возможности освежить пересохший рот глотком воды.
Миссионеры, естественно, всячески искореняют подобные обычаи, и потому туземцы стараются проводить эти праздники в тайне от белых. Но мы пришли в деревню слишком внезапно, а прерывать обряд строжайше запрещено. Желая вознаградить людей за оказанное мне доверие, я сообщил им, где находится туша убитого слона. Мужчины помчались за мясом, а мы пошли дальше.
Уже на подходе к миссии меня опять одолела лихорадка, так что дружеский прием и сочувствие, оказанные мне преподобным м-ром Каннингэмом и его супругой, были как нельзя кстати.
Здание Калунда-Хилл построены на высоком холме. Это очень разумно, так как на открытой местности москиты не поднимаются выше нескольких метров. Я провел там два дня, отдыхая и набираясь сил. единственным не совсем приятным обстоятельством являлся религиозный пыл м-ра Каннингэма. Бывший столяр, он совсем недавно получил духовное звание и стал миссионером, и теперь со страстью новичка надоедал мне длинными проповедями о тернистом пути к спасению. Насколько я смог уяснить, некоторые шансы спастись оставались лишь у него самого и – в меньшей степени – у его паствы.
Надо заметить, что это был исключительный случай. В своих странствиях по Африке я встречался со многими миссионерами, и почти никто их них не пытался говорить со мной на религиозные темы.
Во время пребывания в Калунда-Хилл мы пережили великолепнейшую грозу, самую величественную и красочную из всех, когда-либо виденных мною. Тот день был необыкновенно жаркий и душный, и все обрадовались, увидев, что небо затягивают темные облака. Вскоре свет померк, словно наступили сумерки; иссиня-черные тучи, сомкнувшись, заслонили солнце. Через минуту громовой удар потряс горы, и началось! Я вышел на веранду. Зрелище было незабываемое. Сверкающие столбы молний падали один за другим, и гром перекатывался от горизонта до горизонта, не умолкая ни на миг. Часть туч шла почти над самой землей, ниже вершин холма, и их темная поверхность озарялась ослепительным мертвенно-белым светом. казалось, что мы на острове, затерянном среди волнующегося призрачного моря.
Это гроза вознаградила меня за все проповеди преподобного Каннингэма. Наутро мы двинулись дальше. По дороге я на нял пару носильщиков – ва'лунда. Оба парня обещали не покидать караван в течение двух месяцев.
Как-то ночью я увидел необычайно реалистичный сон: будто ва'лунда напали на наш лагерь, разграбили и сожгли его дотла. Все это выглядело настолько правдоподобно, что я решил поскорее вернуться в Макондо. К тому же лихорадка по-прежнему не оставляла меня, и преследование слонов было бы сейчас не по силам.
Идя вдоль берега Лондоиши, мы увидели большое стадо буйволов. Свежее мясо у нас кончилось несколько дней назад, и мне давно хотелось испытать действие 600-го калибра на другой дичи, кроме слонов. Схватив двустволку, я стал подкрадываться к стаду.
Местность была открытой, и животные заметили меня слишком рано. Громко мыча, буйволы устремились к кустам. Бросившись за ними, я обогнул высокий термитник, и тут чуть не столкнулся со старым быком – он обходил его с другой стороны.
Буйвол, видимо, не собирался нападать, и встреча была для него столь же неожиданной, как и для меня. НО размышлять не приходилось. Не целясь, я почти в упор разрядил в него один из стволов, и пуля попала в шею.
Это была очень наглядная картина действия крупного калибра на ближней дистанции! Удар силой в четыре тонны подбросил огромного быка вверх и развернул кругом. он умер, прежде чем коснулся земли, и теперь лежал почти у моих ног, хвостом ко мне.
Позднее я установил, что сокрушительный эффект 600-го калибра не менее очевиден при охоте на носорога – первое же попадание в любую часть тела надежно останавливает даже атакующее животное.
Восхищенные носильщики столпились вокруг и рассматривали убитого буйвола. Эти моментом воспользовались оба ва'лунда, нанятые мной накануне – попросту говоря, удрали. Поразительные люди! Их никто не принуждал, они добровольно предложили свои услуги и дезертировали, как только возникла нужда в их помощи.
После того, как буйвола разделали, я поручил Вильзони с несколькими людьми, двигаясь ускоренным маршем, доставить голову с рогами в наш лагерь у Чипавы. Сам я из-за лихорадки мог делать не больше десяти-пятнадцати километров в день.
К моему удивлению, Вильзони снова предстал передо мной через двое суток, чтобы сообщить радостное извести: в лагере хозяйничают львы – людоеды. Они загрызли женщину из соседней деревни, а потом двух мужчин, пытавшихся отнять у зверей их несчастную жертву. Никто из наших людей пока не пострадал, но львы за одну ночь передушили всех коз – около двадцати голов – и всех кур в нашем лагере.
Нужно было спешить. По пути нам довелось пережить небольшое приключение, связанное не со львами, а с племенем ва'лунда.
До лагеря оставался всего, когда мы подошли к деревне вождя Магенды. В миссии Калунда-Хилл мне не удалось добыть почти никакого продовольствия, и я решил попытаться купить его здесь. При приближении каравана женщины и дети скрылись в лесу, а мужчины, против обыкновения, остались на месте. Это был дурной признак. Тем не менее мы вошли в деревню, делая вид, что не замечаем ружей, там и сям небрежно прислоненных к хижинам. хозяева сидели рядом и молча смотрели на нас.
Подойдя к Магенде, я велел поставить рядом с ним стул, сел и заговорил с вождем о покупке какой-нибудь пищи. Отвечал он нехотя, и было очевидно, что мысли его заняты совсем другим. Мой дружелюбный и спокойный тон ввел вождя в заблуждение. решив, что ему удалось усыпить мою бдительность, он внезапно схватился за мушкет. Никогда не видел более изумленного выражения, чем было у Магенды, внезапно растянувшегося на земле от крепкой затрещины. Мушкет лежал рядом, и я наступил на него ногой. испуганные столь быстрым и энергичным отпором, остальные воители замерли на своих местах.
В этой потасовке особенно отличился малыш Кабинда. Пока я обменивался любезностями с вождем, карлик заметил, что двое ва'лунда, взяв ружья, тихонько двинулись к лесу. Кабинда не растерялся. Схватив дробовик с патронами 303-го калибра, он кинулся за беглецами. Не знаю, как это ему удалось, но вскоре нашим глазам предстало удивительное зрелище: маленький Кабинда с кровожадной миной на физиономии конвоирует ко мне двух понурых здоровенных парней. Самым забавным было то, что Кабинда захватил двух вооруженных противников, сам будучи практически безоружным – выстрелить из дробовика пулевым патроном 303-го калибра так же трудно, как метнуть бумеранг из рогатки.
По законам ва'лунда за пленников полагался выкуп. Вождь привел Кабинде четырех коз, но мой практичный помощник тут же обменял их на ситец.
25 ноября мы добрались до лагеря. Было сыро и зябко. Хэмминг все еще не вернулся. Наша живность пошла на закуску львам, и между хижинами уже успела вырасти молодая травка.
мы соорудили махан, и по ночам, если позволяло самочувствие, я сидел в засаде. Львы неоднократно подавали голос, но не показывались. И вот однажды вечером, человек, ходивший за водой, прибежал обратно с криком: «Тау!» («лев» на языке баротсе). Я бросился в хижину за винтовкой. Задержавшись у двери, чтобы предупредить остальных людей, я оглянулся и увидел громадного густогривого льва – сопровождаемый львицей, он неторопливой рысцой трусил по лагерю, посматривая по сторонам. Через две секунды я снова появился в дверях, и как раз в тот момент, когда щелкнул затвор винтовки, звери прибавили шагу и скрылись в зарослях. Начатое было преследование пришлось отложить из-за быстро спускавшейся темноты.
Обозленный неудачей, я вернулся вы лагерь, и едва успел взять кружку с чаем, как где-то совсем рядом послышалось низкое раскатистое ворчание. Видимо, львы шли за мной по пятам.
Велев принести одну из купленных в дороге коз, я привязал ее к дереву в десяти шагах от хижины, а сам сел внутри с винтовкой в руках, слегка притворив дверь. Судя по поведению козы, львы были неподалеку, но так и не показались.
Утром выяснилось, что большую часть ночи оба зверя провели за углом хижины, в трех шагах от меня. На влажной земле виднелись четкие отпечатки их тел. Пролежав несколько часов совершенно неподвижно и беззвучно, львы так и не решились взять приманку и ушли. больше они нас не беспокоили.
Но жизнь была тяжелой и без львов. Дожди лили по-прежнему; стены и крыша протекали, и нередко на полк собирался двухдюймовый слой воды. Как-то раз Кабинда готовил мне ванну (эту походную ванну из прорезиненного брезента на складывающейся раме я брал во все путешествия). Налив туда горячей воды, Кабинда не стал утруждаться и ходить к реке за холодной, а взял черпак и принялся плескать в ванну воду из большой лужи на полу хижины. Застав его за этим занятием, я заметил, что вода слишком грязная. «Конечно, господин, – ответил, нимало не смутившись, мой хитроумный карлик, – это грязная вода, но ведь ты не собираешься ее пить. Вода взбаламученного дождями Макондо тоже грязная и даже очень грязная – а ты пьешь ее каждый день.»
Чтобы скоротать время в ожидании Хэмминга, я каждый день ходил на охоту, но без особых успехов. Дожди, лихорадка – редкий день обходился без приступа – и плохое питание основательно пошатнули мое здоровье, и я начал впадать в меланхолию. Сигареты давно уже кончились, и приходилось курить зеленые листья местного табака, просушив их перед огнем или на солнце, а затем в искрошенном виде набивая трубку. Этот зеленый табак кажется поначалу не очень приятным, но к его своеобразному вкусу быстро привыкаешь, и происходит удивительная метаморфоза: курить после него европейские или американские сорта становится совершенно невозможно. К счастью, почти во всех деревнях жители выращивают табак для собственных нужд, и его можно купить в любом районе Африки. Негры не только курят, но и нюхают табак, но я никогда не видел, чтобы они пользовались им для жевания.
Вскоре на лагерь обрушилась новая напасть – странствующие красные муравьи. Об этих существах, называемых «мпази» в Центральной Африке или «сиафу» в Восточной, следует рассказать подробнее.
Муравьи движутся колонной. Ширина ее не более десяти сантиметров, но длина может достигать километра и двух. В средней части колонны идут «рабочие», величиной примерно с европейского муравья, но отличающиеся от него тем, что не имеют глаз. По краям маршируют «солдаты» – они вдвое крупнее, с большой головой и мощными челюстями. Ужасная армия бесшумно и быстро движется через джунгли, сохраняя строй, пока на пути не возникает какое-нибудь препятствие. В последнем случае поверхность почвы как бы вскипает, мгновенно покрываясь сплошным блестящим рыже-красным ковром из насекомых, и если препятствие было живым существом, то оно обречено. Жить ему осталось считанные минуты, и когда армия пройдет дальше, на земле будет лежать чистый, белый, досуха объеденный скелет. Такая участь ждет каждого – от замешкавшейся землеройки до буйвола, заснувшего на пути муравьев. Вместе с тем, если путь свободен, «мпази» не отклоняются в сторону и рыщут в поисках добычи. Можно стоять в трех футах от этой живой реки и быть при этом в относительной безопасности. Когда над лагерем разносится крик: «Мпази!» – нельзя терять ни минуты. Человека, облепленного муравьями, ждет злая смерть, особенно если он один. С посторонней помощью иногда удается спастись, если моментально скинуть всю одежду и предоставить друзьям и слугам быстро стряхивать и обирать муравьев с голого тела.
Имеется лишь одно действенное средство, способное защитить от нападения полчищ «мпази» – рицинус. По неведомым причинам муравьи не желают иметь с ним ничего общего, и если выложить круг из свежесорванных листьев рицинуса, то можно стоять в центре, глядя, как река насекомых обтекает вас с обеих сторон. Жаль только, что в самый нужный момент этого растения обычно не оказывается под рукой!
Колонный проклятых муравьев дважды проходили через наш лагерь, выбирая для своих визитов ночные часы. Каждый раз, заслышав крик часового, мы выбегали их хижин и до утра сидели в лесу у костра, под проливным дождем, пока последний муравей не исчезал в траве. А ночь под дождем во время приступа лихорадки не способствует хорошему самочувствию.
Я устроил небольшой охотничий лагерь на берегу Манинги, возле «слоновьего водопоя». Толстокожие обычно пьют в одном и том же месте, даже если берега реки доступны на всем протяжении. К водопою от слоновьих троп в зарослях ведет хорошо утоптанная дорога двухметровой ширины. Как-то раз, возвращаясь оттуда к деревне, я встретил в лесу группу охотников из племени мамбунда. Они были вооружены старыми мушкетами, но в дополнение к ним оснастились некоторыми традиционными африканскими средствами, очень заинтересовавшими меня.
Увидев у каждого из людей палочку с мелкими пилообразными зазубринами, я спросил, для чего она служит. Как ни удивительно, оказалось, что это... манок для слонов, вроде берестяной трубы, используемой в Европе и Америке при охоте на оленей! Подкрадываясь к стаду, охотники поочередно «играют» на этом своеобразном инструменте, проводя зазубринами взад-вперед отрезком сухого бамбука. Раздается звук, очень похожий на урчание слонов, и животные, слыша его, продолжают спокойно пастись.
Кроме того, охотники имели при себе некое снадобье, приготовляемой из многих составных частей – туда входили моча антилопы, сок каких-то плодов с неизвестным мне названием и что-то еще. Мамбунда уверяли, что человек, намазавшись этим составом, может спокойно бродить посреди слоновьего стада – не попадаясь, конечно, на глаза животным; откуда бы ни дул ветер, слоны не почуют запаха врага.
Мне очень хотелось получить образцы этих остроумных туземных обитателей, но охотники наотрез отказались продать деревянный манок или калебас с зельем, хотя я всячески соблазнял их дорогими подарками.
В начале декабря к нам а лагерь явились посланцы вождя Калеги. Им требовалась военная помощь – кто-то из соседних вождей угрожал их деревне. Тщетно уверял я депутатов, что не могу, не имею права вмешиваться в племенные раздоры – они стояли на своем: когда-то я победил их, принял выкуп за пленных, и теперь они находятся под моей защитой и покровительством. Не зная, как выпутаться из столь щекотливого положения, я долго ломал голову и наконец нашел выход. В лагере была старая винтовка системы Мартини-Метфорд. Вынув из нее затвор, я вручил гонцам грозное европейское оружие и даже прибавил для большего впечатления несколько патронов с дробью. Я велел передать винтовку моему чернокожему другу и одновременно сообщить вражескому вождю, что я, Чиамби, посылаю пока – вместо себя самого – свое оружие моему брату, вождю Калеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Поднявшися на задние ноги, ему удается дотянуться хоботом до нижних ветвей и обобрать их, но много ли там? Не больше тридцати-сорока фунтов – так, легкая закуска. Самые спелые, подрумяненные солнцем плоды висят на недосягаемой высоте. Как быть? И вот слон отступает на несколько шагов, разбегается и с размаха ударяет лбом в ствол. От страшного толчка огромное дерево содрогается до самых корней, и все спелые мапунда срываются в веток. А слон, стоя под дождем сладких плодов, с удовлетворенным видом покачивает головой. Теперь остается подобрать угощение, и можно отправляться на поиски следующего дерева. Впоследствии мой друг Мак-Нейл рассказывал, что в Восточной Африке слоны точно таким же образом добывают плоды манго.
Старый самец, которого я преследовал, имел фору примерно в тридцать часов, но не сумел использовать свое преимущество. Мы догнали слона и подкрались как раз в тот момент, когда он пересекал небольшую прогалину в джунглях. Мне удалось сделать два точных выстрела, и слон, не издав ни звука, повалился на бок.
Последние дни дождь лили как из ведра, но вот наконец проглянуло солнце. Идя напрямик, по компасу, мы натолкнулись на деревню, где я стал свидетелем очень любопытного обряда, который можно назвать «праздником созревания» – он устраивается, когда одна из девушек достигает половой зрелости. После появления несомненных признаков виновницу торжества укладывают на деревенской площади, накрыв пестрой циновкой из пальмовых волокон. Все женское население деревни движется вокруг нее в медленном танце, поочередно сменяясь, и так продолжается до конца кровотечения. Девушка лежит неподвижно; они не должна ни есть, ни пить от восхода до заката. Только с наступлением темноты женщины отведут ее, с головы до ног закутанную в покрывало, к реке, где она сможет умыться и утолить жажду. И я могу заверить читателя, что это нелегкое испытание даже для юной негритянки – пролежать весь день под палящим солнцем, не имея возможности освежить пересохший рот глотком воды.
Миссионеры, естественно, всячески искореняют подобные обычаи, и потому туземцы стараются проводить эти праздники в тайне от белых. Но мы пришли в деревню слишком внезапно, а прерывать обряд строжайше запрещено. Желая вознаградить людей за оказанное мне доверие, я сообщил им, где находится туша убитого слона. Мужчины помчались за мясом, а мы пошли дальше.
Уже на подходе к миссии меня опять одолела лихорадка, так что дружеский прием и сочувствие, оказанные мне преподобным м-ром Каннингэмом и его супругой, были как нельзя кстати.
Здание Калунда-Хилл построены на высоком холме. Это очень разумно, так как на открытой местности москиты не поднимаются выше нескольких метров. Я провел там два дня, отдыхая и набираясь сил. единственным не совсем приятным обстоятельством являлся религиозный пыл м-ра Каннингэма. Бывший столяр, он совсем недавно получил духовное звание и стал миссионером, и теперь со страстью новичка надоедал мне длинными проповедями о тернистом пути к спасению. Насколько я смог уяснить, некоторые шансы спастись оставались лишь у него самого и – в меньшей степени – у его паствы.
Надо заметить, что это был исключительный случай. В своих странствиях по Африке я встречался со многими миссионерами, и почти никто их них не пытался говорить со мной на религиозные темы.
Во время пребывания в Калунда-Хилл мы пережили великолепнейшую грозу, самую величественную и красочную из всех, когда-либо виденных мною. Тот день был необыкновенно жаркий и душный, и все обрадовались, увидев, что небо затягивают темные облака. Вскоре свет померк, словно наступили сумерки; иссиня-черные тучи, сомкнувшись, заслонили солнце. Через минуту громовой удар потряс горы, и началось! Я вышел на веранду. Зрелище было незабываемое. Сверкающие столбы молний падали один за другим, и гром перекатывался от горизонта до горизонта, не умолкая ни на миг. Часть туч шла почти над самой землей, ниже вершин холма, и их темная поверхность озарялась ослепительным мертвенно-белым светом. казалось, что мы на острове, затерянном среди волнующегося призрачного моря.
Это гроза вознаградила меня за все проповеди преподобного Каннингэма. Наутро мы двинулись дальше. По дороге я на нял пару носильщиков – ва'лунда. Оба парня обещали не покидать караван в течение двух месяцев.
Как-то ночью я увидел необычайно реалистичный сон: будто ва'лунда напали на наш лагерь, разграбили и сожгли его дотла. Все это выглядело настолько правдоподобно, что я решил поскорее вернуться в Макондо. К тому же лихорадка по-прежнему не оставляла меня, и преследование слонов было бы сейчас не по силам.
Идя вдоль берега Лондоиши, мы увидели большое стадо буйволов. Свежее мясо у нас кончилось несколько дней назад, и мне давно хотелось испытать действие 600-го калибра на другой дичи, кроме слонов. Схватив двустволку, я стал подкрадываться к стаду.
Местность была открытой, и животные заметили меня слишком рано. Громко мыча, буйволы устремились к кустам. Бросившись за ними, я обогнул высокий термитник, и тут чуть не столкнулся со старым быком – он обходил его с другой стороны.
Буйвол, видимо, не собирался нападать, и встреча была для него столь же неожиданной, как и для меня. НО размышлять не приходилось. Не целясь, я почти в упор разрядил в него один из стволов, и пуля попала в шею.
Это была очень наглядная картина действия крупного калибра на ближней дистанции! Удар силой в четыре тонны подбросил огромного быка вверх и развернул кругом. он умер, прежде чем коснулся земли, и теперь лежал почти у моих ног, хвостом ко мне.
Позднее я установил, что сокрушительный эффект 600-го калибра не менее очевиден при охоте на носорога – первое же попадание в любую часть тела надежно останавливает даже атакующее животное.
Восхищенные носильщики столпились вокруг и рассматривали убитого буйвола. Эти моментом воспользовались оба ва'лунда, нанятые мной накануне – попросту говоря, удрали. Поразительные люди! Их никто не принуждал, они добровольно предложили свои услуги и дезертировали, как только возникла нужда в их помощи.
После того, как буйвола разделали, я поручил Вильзони с несколькими людьми, двигаясь ускоренным маршем, доставить голову с рогами в наш лагерь у Чипавы. Сам я из-за лихорадки мог делать не больше десяти-пятнадцати километров в день.
К моему удивлению, Вильзони снова предстал передо мной через двое суток, чтобы сообщить радостное извести: в лагере хозяйничают львы – людоеды. Они загрызли женщину из соседней деревни, а потом двух мужчин, пытавшихся отнять у зверей их несчастную жертву. Никто из наших людей пока не пострадал, но львы за одну ночь передушили всех коз – около двадцати голов – и всех кур в нашем лагере.
Нужно было спешить. По пути нам довелось пережить небольшое приключение, связанное не со львами, а с племенем ва'лунда.
До лагеря оставался всего, когда мы подошли к деревне вождя Магенды. В миссии Калунда-Хилл мне не удалось добыть почти никакого продовольствия, и я решил попытаться купить его здесь. При приближении каравана женщины и дети скрылись в лесу, а мужчины, против обыкновения, остались на месте. Это был дурной признак. Тем не менее мы вошли в деревню, делая вид, что не замечаем ружей, там и сям небрежно прислоненных к хижинам. хозяева сидели рядом и молча смотрели на нас.
Подойдя к Магенде, я велел поставить рядом с ним стул, сел и заговорил с вождем о покупке какой-нибудь пищи. Отвечал он нехотя, и было очевидно, что мысли его заняты совсем другим. Мой дружелюбный и спокойный тон ввел вождя в заблуждение. решив, что ему удалось усыпить мою бдительность, он внезапно схватился за мушкет. Никогда не видел более изумленного выражения, чем было у Магенды, внезапно растянувшегося на земле от крепкой затрещины. Мушкет лежал рядом, и я наступил на него ногой. испуганные столь быстрым и энергичным отпором, остальные воители замерли на своих местах.
В этой потасовке особенно отличился малыш Кабинда. Пока я обменивался любезностями с вождем, карлик заметил, что двое ва'лунда, взяв ружья, тихонько двинулись к лесу. Кабинда не растерялся. Схватив дробовик с патронами 303-го калибра, он кинулся за беглецами. Не знаю, как это ему удалось, но вскоре нашим глазам предстало удивительное зрелище: маленький Кабинда с кровожадной миной на физиономии конвоирует ко мне двух понурых здоровенных парней. Самым забавным было то, что Кабинда захватил двух вооруженных противников, сам будучи практически безоружным – выстрелить из дробовика пулевым патроном 303-го калибра так же трудно, как метнуть бумеранг из рогатки.
По законам ва'лунда за пленников полагался выкуп. Вождь привел Кабинде четырех коз, но мой практичный помощник тут же обменял их на ситец.
25 ноября мы добрались до лагеря. Было сыро и зябко. Хэмминг все еще не вернулся. Наша живность пошла на закуску львам, и между хижинами уже успела вырасти молодая травка.
мы соорудили махан, и по ночам, если позволяло самочувствие, я сидел в засаде. Львы неоднократно подавали голос, но не показывались. И вот однажды вечером, человек, ходивший за водой, прибежал обратно с криком: «Тау!» («лев» на языке баротсе). Я бросился в хижину за винтовкой. Задержавшись у двери, чтобы предупредить остальных людей, я оглянулся и увидел громадного густогривого льва – сопровождаемый львицей, он неторопливой рысцой трусил по лагерю, посматривая по сторонам. Через две секунды я снова появился в дверях, и как раз в тот момент, когда щелкнул затвор винтовки, звери прибавили шагу и скрылись в зарослях. Начатое было преследование пришлось отложить из-за быстро спускавшейся темноты.
Обозленный неудачей, я вернулся вы лагерь, и едва успел взять кружку с чаем, как где-то совсем рядом послышалось низкое раскатистое ворчание. Видимо, львы шли за мной по пятам.
Велев принести одну из купленных в дороге коз, я привязал ее к дереву в десяти шагах от хижины, а сам сел внутри с винтовкой в руках, слегка притворив дверь. Судя по поведению козы, львы были неподалеку, но так и не показались.
Утром выяснилось, что большую часть ночи оба зверя провели за углом хижины, в трех шагах от меня. На влажной земле виднелись четкие отпечатки их тел. Пролежав несколько часов совершенно неподвижно и беззвучно, львы так и не решились взять приманку и ушли. больше они нас не беспокоили.
Но жизнь была тяжелой и без львов. Дожди лили по-прежнему; стены и крыша протекали, и нередко на полк собирался двухдюймовый слой воды. Как-то раз Кабинда готовил мне ванну (эту походную ванну из прорезиненного брезента на складывающейся раме я брал во все путешествия). Налив туда горячей воды, Кабинда не стал утруждаться и ходить к реке за холодной, а взял черпак и принялся плескать в ванну воду из большой лужи на полу хижины. Застав его за этим занятием, я заметил, что вода слишком грязная. «Конечно, господин, – ответил, нимало не смутившись, мой хитроумный карлик, – это грязная вода, но ведь ты не собираешься ее пить. Вода взбаламученного дождями Макондо тоже грязная и даже очень грязная – а ты пьешь ее каждый день.»
Чтобы скоротать время в ожидании Хэмминга, я каждый день ходил на охоту, но без особых успехов. Дожди, лихорадка – редкий день обходился без приступа – и плохое питание основательно пошатнули мое здоровье, и я начал впадать в меланхолию. Сигареты давно уже кончились, и приходилось курить зеленые листья местного табака, просушив их перед огнем или на солнце, а затем в искрошенном виде набивая трубку. Этот зеленый табак кажется поначалу не очень приятным, но к его своеобразному вкусу быстро привыкаешь, и происходит удивительная метаморфоза: курить после него европейские или американские сорта становится совершенно невозможно. К счастью, почти во всех деревнях жители выращивают табак для собственных нужд, и его можно купить в любом районе Африки. Негры не только курят, но и нюхают табак, но я никогда не видел, чтобы они пользовались им для жевания.
Вскоре на лагерь обрушилась новая напасть – странствующие красные муравьи. Об этих существах, называемых «мпази» в Центральной Африке или «сиафу» в Восточной, следует рассказать подробнее.
Муравьи движутся колонной. Ширина ее не более десяти сантиметров, но длина может достигать километра и двух. В средней части колонны идут «рабочие», величиной примерно с европейского муравья, но отличающиеся от него тем, что не имеют глаз. По краям маршируют «солдаты» – они вдвое крупнее, с большой головой и мощными челюстями. Ужасная армия бесшумно и быстро движется через джунгли, сохраняя строй, пока на пути не возникает какое-нибудь препятствие. В последнем случае поверхность почвы как бы вскипает, мгновенно покрываясь сплошным блестящим рыже-красным ковром из насекомых, и если препятствие было живым существом, то оно обречено. Жить ему осталось считанные минуты, и когда армия пройдет дальше, на земле будет лежать чистый, белый, досуха объеденный скелет. Такая участь ждет каждого – от замешкавшейся землеройки до буйвола, заснувшего на пути муравьев. Вместе с тем, если путь свободен, «мпази» не отклоняются в сторону и рыщут в поисках добычи. Можно стоять в трех футах от этой живой реки и быть при этом в относительной безопасности. Когда над лагерем разносится крик: «Мпази!» – нельзя терять ни минуты. Человека, облепленного муравьями, ждет злая смерть, особенно если он один. С посторонней помощью иногда удается спастись, если моментально скинуть всю одежду и предоставить друзьям и слугам быстро стряхивать и обирать муравьев с голого тела.
Имеется лишь одно действенное средство, способное защитить от нападения полчищ «мпази» – рицинус. По неведомым причинам муравьи не желают иметь с ним ничего общего, и если выложить круг из свежесорванных листьев рицинуса, то можно стоять в центре, глядя, как река насекомых обтекает вас с обеих сторон. Жаль только, что в самый нужный момент этого растения обычно не оказывается под рукой!
Колонный проклятых муравьев дважды проходили через наш лагерь, выбирая для своих визитов ночные часы. Каждый раз, заслышав крик часового, мы выбегали их хижин и до утра сидели в лесу у костра, под проливным дождем, пока последний муравей не исчезал в траве. А ночь под дождем во время приступа лихорадки не способствует хорошему самочувствию.
Я устроил небольшой охотничий лагерь на берегу Манинги, возле «слоновьего водопоя». Толстокожие обычно пьют в одном и том же месте, даже если берега реки доступны на всем протяжении. К водопою от слоновьих троп в зарослях ведет хорошо утоптанная дорога двухметровой ширины. Как-то раз, возвращаясь оттуда к деревне, я встретил в лесу группу охотников из племени мамбунда. Они были вооружены старыми мушкетами, но в дополнение к ним оснастились некоторыми традиционными африканскими средствами, очень заинтересовавшими меня.
Увидев у каждого из людей палочку с мелкими пилообразными зазубринами, я спросил, для чего она служит. Как ни удивительно, оказалось, что это... манок для слонов, вроде берестяной трубы, используемой в Европе и Америке при охоте на оленей! Подкрадываясь к стаду, охотники поочередно «играют» на этом своеобразном инструменте, проводя зазубринами взад-вперед отрезком сухого бамбука. Раздается звук, очень похожий на урчание слонов, и животные, слыша его, продолжают спокойно пастись.
Кроме того, охотники имели при себе некое снадобье, приготовляемой из многих составных частей – туда входили моча антилопы, сок каких-то плодов с неизвестным мне названием и что-то еще. Мамбунда уверяли, что человек, намазавшись этим составом, может спокойно бродить посреди слоновьего стада – не попадаясь, конечно, на глаза животным; откуда бы ни дул ветер, слоны не почуют запаха врага.
Мне очень хотелось получить образцы этих остроумных туземных обитателей, но охотники наотрез отказались продать деревянный манок или калебас с зельем, хотя я всячески соблазнял их дорогими подарками.
В начале декабря к нам а лагерь явились посланцы вождя Калеги. Им требовалась военная помощь – кто-то из соседних вождей угрожал их деревне. Тщетно уверял я депутатов, что не могу, не имею права вмешиваться в племенные раздоры – они стояли на своем: когда-то я победил их, принял выкуп за пленных, и теперь они находятся под моей защитой и покровительством. Не зная, как выпутаться из столь щекотливого положения, я долго ломал голову и наконец нашел выход. В лагере была старая винтовка системы Мартини-Метфорд. Вынув из нее затвор, я вручил гонцам грозное европейское оружие и даже прибавил для большего впечатления несколько патронов с дробью. Я велел передать винтовку моему чернокожему другу и одновременно сообщить вражескому вождю, что я, Чиамби, посылаю пока – вместо себя самого – свое оружие моему брату, вождю Калеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29