Но в 2 часа «Оттер» все еще летел в густом облаке на 87°40' южной широты; на передней кромке крыльев начал намерзать лед, и потеря высоты становилась опасной. Облака все еще окутывали самолет, и рисковать лететь дальше в расчете на улучшение погоды значило затевать азартную игру. Они посовещались несколько минут и очень неохотно приняли решение возвратиться в Саут-Айс.
Теперь у них возникла новая проблема. Лететь в точку на карте, расположенную приблизительно в тысяче миль от них, было рискованно, а лететь обратно 400 миль и поймать маленькое черное пятнышко посреди многих миль пустого пространства после семичасового полета было почти столь же трудно. Больше всего они надеялись на то, что нунатаки Уичавей и хребет Шеклтона, расположенные к северу от Саут-Айса, послужат им указателями положения покинутой станции. Теперь самолет повел Джон Льюис. В 2 часа 45 минут «Оттер» вышел из облака и около двух часов летел на север. Вдруг лица четырех авиаторов одновременно озарили улыбки: прямо впереди показалась наша партия! Но тревоги их еще не кончились.
В 5 часов впереди появилось грозное темное пятно — толстое слоистое облако, пришедшее с севера. Когда самолет приблизился к отчетливо обозначенному краю облака, стало видно, что оно доходит внизу до самой поверхности. Что же им делать? Джон снизился, но скоро выяснилось, что, попав в этот сумрачный слой, он должен будет совершать слепой полет. Они сделали круг и стали обсуждать, что сейчас предпринять. Внезапно прямо под ними показался след машины на снегу. Они помнили, что когда летели из Саут-Айса, то видели только одно место примерно в четверти мили от Саут-Айса, где машины маневрировали, меняя курс. «Полеты по Брэдшоу», или определение своего положения, пользуясь линией железной дороги, помогло в Англии многим самолетам благополучно добраться до своей базы, и благодарный Джон воспользовался представившимся случаем. Не колеблясь, он снизился до высоты 10 футов над землей и понесся над самой «железнодорожной линией», которая через 40 миль привела его в Саут-Айс. Видимость была 100 ярдов , и там, где след машин круто повернул направо, Джон закрыл дроссель, опустил закрылки и приземлился; самолет остановился меньше чем в 10 ярдах от места, откуда он взлетел более семи часов назад.
Четверка вылезла, разочарованная возвращением в исходную точку; самолет закрепили на стоянке и перенесли обратно в домик спальные мешки. Попив горячего, они с удовольствием легли и спали почти до вечера кануна Нового года. Затем снова начали с беспокойством ждать сведений о погоде.
На поверхности со скоростью 10 метров в секунду дул ветер, вздымая густые потоки снега. День был пасмурный, с жестоким морозом, они не смогли даже заправить «Оттер». Поэтому с чистой совестью все занялись подготовкой к встрече Нового года; приготовили обед из четырех блюд: суп, жареное рыбье филе, рагу и фрукты, а после всего кофе. Пили за здоровье королевы, Трансантарктической партии и друг за друга, затем легли спать, намереваясь потом ждать целый день и надеяться, что буря утихнет.
Но следующие три дня продолжал дуть сильный ветер. Они нервничали, а сообщение с базы Скотт, что там такая же плохая погода, было слабым утешением. 4 января ветер стих и погода настолько улучшилась, что заправили самолет, и Питер Уэстон проверил, все ли там в порядке.
Когда весь запас топлива вылили в баки «Оттера», то оказалось, что самолету не хватает еще 25 галлонов , то есть на час полета. Запас на всякий случай, с самого начала очень небольшой, теперь совсем отсутствовал. Четыре 40-галлонные бочки авиационного бензина — все, что оставалось от первоначального запаса в 9000 галлонов , привезенного на «Магга-Дане», — были оставлены в Шеклтоне, когда эвакуировали базу. Тэффи Уильяме поговорил по радио с Элсуэртом. Узнав о создавшейся трудности, майор Джим Ласситер, пилот того самого самолета, который доставил нам почту, вызвался отправиться в Шеклтон, забрать там топливо и перебросить его в Саут-Айс. Это очень любезное предложение было с благодарностью принято, а утром 6 января бочки были доставлены и баки «Оттера» долиты полностью.
Непогода кончилась. Наконец стало похоже на то, что можно будет снова лететь. Надеясь на благоприятный вечерний прогноз погоды, они нагрузили самолет и опять приготовились к взлету. Во время сеанса, в 6 часов, Ральф Лентон смог сообщить им, что над ними чистое небо, и мы едем почти без ветра при хорошей видимости. Через час после этого они говорили со станцией Южный полюс. Ее прогноз тоже был хорошим, и Тэффи передал, что «Оттер» вылетит около половины двенадцатого и они предполагают, что перелет на базу Скотт займет 12 часов.
Снова начались лихорадочные приготовления. Еще раз проверили все аварийное оборудование, наполнили термосы, выкопали лыжи из-под снега. К счастью, подул легкий бриз и понижение температуры улучшило поверхность. В 11 часов 48 минут, на этот раз после более короткого разбега, «Оттер» снова взлетел.
Легли на курс, и, переговорив со станцией Южный полюс,
Тэффи условился, что будет связываться с ней каждые 30 минут, пока самолет не достигнет начала ледника Бирдмора, после этого радиоуправление перейдет в руки базы Скотт. Самолет медленно, но непрерывно набирал высоту, и почти через два часа они увидели наши машины в трех милях слева. Тэффи опять попытался установить с нами связь, и снова Ральф спал, а так как мы не получили сведений от станции Южный полюс, что «Оттер» полетит именно этой ночью, то привета Тэффи никто не услышал.
Попутный ветер помогал пилотам экономить горючее, и в 4 часа четыре пары глаз жадно всматривались вперед, чтобы увидеть первые признаки полюса, которого они рассчитывали достигнуть через полчаса. Но поверхность начала затемняться ледяными кристаллами, образовавшими густую дымку, несколько похожую на шапку из смеси тумана и дыма, повисающую над промышленными городами. В 4 часа 23 минуты утра рамочная антенна «Оттера» приняла сигналы на средней волне от радиомаяка на полюсе, и через пять минут сквозь дымку показались прямо под ними станционные здания. Самый полюс отмечали звездно-полосатый флаг и флаг Объединенных Наций, и, делая круги над станцией и «перелетая из вторника в среду и обратно во вторник», как выразился Джон, они поговорили с лейтенантом Хуком и майором Могессоном. Гордон был в восторге, что снова очутился в «надлежащей четверти земного шара» и принял с базы Скотт приветствие на маори от своего товарища Кивиса. Затем они взяли курс на ледник Бирдмора.
Авиаторы закончили первый этап своего перелета, и теперь их маршрут почти точно совпадал с тем, по которому 47 лет назад шел капитан Скотт. Если все будет хорошо, то за несколько часов они пролетят тот трагический путь, по которому он и его товарищи шли с таким напряжением в течение многих недель.
Через 1 час 40 минут справа возник, как они определили, хребет Доминион. Теперь в поле их зрения стали входить отличительные признаки местности. Впереди на горизонте показались вершины хребта Куин-Александры. В 7 часов самолет летел над истоком ледника Бирдмора, и авиаторы с изумлением глядели на эту странную реку льда, стекавшую извивами с высоты 8000 футов между грозными горами к шельфовому леднику Росса, отстоящему отсюда почти на 150 миль . В Управлении на родине беспокоились об этом полете, и, вспомнив, что все телеграммы оттуда подписывались «Трансполярная» (их телеграфный адрес), Джон послал восторженную каблограмму Комитету с указанием своего положения, которую закончил так: «Все время под гору. Да здравствует Трансполярная».
При чистом небе и ярком солнце «Оттер» снизился, и пилоты любовались великолепным зрелищем, пролетая вдоль ледника. Налево гора Клаудмейкер (делатель облаков) вполне отвечала своему имени: вокруг ее вершины, словно легкий ореол, лежало небольшое облако; были видны гора Хоуп и шельфовый ледник Росса, простиравшийся до горизонта подобно громадному замерзшему озеру.
Теперь в эфире звучали дружеские голоса: база Скотт готовилась к приему. Гордон был в восторге, что он снова на новозеландской территории; попутный ветер позволил им пересмотреть время прибытия и назначить его на 11 часов. Передавая это сообщение, Тэффи воспользовался случаем и заказал «четыре бутылки очень холодного пива».
Самолет гудел и с каждой минутой приближался к концу этого исключительного полета. В половине десятого сквозь легкую дымку прорезалась гора Дисковери, а потом показалась низкая темная черта утеса Минна. Они уже были почти на базе. Миновав конец утеса, самолет пересек залив между возвышенностями Блэк и Уайт, и впереди проступил остров Росса с его двумя вулканами — Эребусом и Террором.
Два американских «Оттера» с базы у залива Мак-Мердо вылетели, чтобы приветствовать их. Оба были до отказа набиты американцами и новозеландцами, которые сидели, по словам Гордона, «так густо, как иглы на дикобразе, и у каждого фотоаппарат, нацеленный на нас». Множество людей махали руками и что-то показывали жестами, но так как самолеты вело на посадку радио двух баз в заливе Мак-Мердо, работавших на разных частотах, то нескромные замечания, которыми летчики спешили обменяться, приходилось транслировать через базу Скотт, и при этой операции оригинальность их выражений несколько потускнела.
При приближении к базе Скотт эскортирующие самолеты пристроились по обе стороны от нашего «Оттера». Радист Тед Гон, не в состоянии вынести то, что придется пропустить встречу авиаторов, в момент приземления возбужденно крикнул в микрофон: «Вот вы уже видите посадочную полосу» — и, оборвав вдруг передачу, понесся на площадку.
Когда наш «Оттер» стал делать круг над базой, новые встречающие американские самолеты — «Дакоты» и «Оттеры» поднялись в воздух, выделывая восторженные приветственные петли. Два американских самолета, ведя наш «Оттер», держались немного впереди, и он снизился почти до земли. Потом, когда «Оттер» с триумфом сел, эскортирующие самолеты с ревом взмыли кверху и присоединились в воздухе к своим, к глубокому огорчению фотографов-энтузиастов, которые оказались за пределами возможностей съемки.
Пробыв в воздухе ровно 11 часов и покрыв расстояние 1430 миль , маленький самолет справился со своей задачей. Когда наши авиаторы выкарабкались на плохо гнущихся ногах, их поглотила дружеская толпа американцев и новозеландцев; все, кто был в заливе Мак-Мердо, явились приветствовать их. Во главе поздравляющих был Эд Хиллари, сам только что прилетевший с полюса; но особенно горячо поздравляли наших Джон Клейдон и Билл Кренфилд, два новозеландских пилота, которые, пожалуй, лучше всех остальных присутствовавших могли оценить трудности этого перелета.
Веселым эпизодом была история с «кружкой Тэффи». В зимние месяцы в Шеклтоне наши регулярные сеансы радиосвязи со станцией Южный полюс создали прочную дружбу между Тэффи и Ральфом, с одной стороны, и радистом станции — с другой. Тэффи знал, что американца должны сменить, и они часто болтали об этом и, между прочим, заключили пари: кто первый, американец или Тэффи, прибудет в залив Мак-Мердо, тот по условиям пари встретит другого стаканом пива. Когда наши четыре авиатора стояли выстроившись, чтобы их фотографировали со всех сторон, из толпы выступил какой-то незнакомый человек, осторожно несший кружку пива, и передал ее Тэффи. Обещание было выполнено.
Наконец «Оттер» благополучно закрепили на стоянке, и наши авиаторы, сопровождаемые всеми американскими и новозеландскими доброжелателями, влезли во все машины или взобрались на них снаружи и двинулись на базу Скотт, где их ждало «очень холодное пиво», заказанное в полете.
Вечером мы (партия, следующая на машинах) узнали от радистов станции Южный полюс, что перелет прошел успешно. Джон Льюис славился своей присказкой, которой он неизменно сопровождал любое хорошее известие. «Здорово, — говорил он, — здорово, чертовски здорово, первый сорт». Мы все были в восторге, что наши летчики добились успеха и наше поздравление было просто и ясно:
«Здорово, чертовски здорово, первый сорт!» И действительно, так оно и было.
Глава 19
От Южного полюса до базы Скотт
24 января 1958 года, ровно через два месяца после нашего выхода из Шеклтона, наш отряд покинул Южный полюс, направляясь на север по другой стороне континента. Расстояние до базы Скотт было 1250 миль , позади нас немного более чем в 900 милях лежал Шеклтон. Мы далеко еще не достигли средней точки нашего похода, но знали, что теперь у нас есть ряд преимуществ: нам нужно было заботиться об уходе за меньшим числом машин, и так как мы бросили последний «Уизел», то были в состоянии увеличить скорость движения; собаки больше не будут ограничивать наш дневной переход 30 милями: их перебрасывали самолетами на базу Скотт; расстояние между пунктами сейсмического зондирования теперь увеличится, а на последних 290 милях от склада «Плато» в зондированиях уже не будет надобности. Наконец, и это было очень важно, Эд Хиллари и его отряды разведали и проложили маршрут и обеспечили все наши нужды в продовольствии и горючем. На протяжении последних 700 миль мы будем в пределах дальности полетов и «Бивера» и «Оттера», которые смогут прилететь с базы Скотт и сбросить все, что нам может понадобиться.
Что касается погоды, то я не ждал температур ниже —40° примерно до середины марта, а наши машины уже эксплуатировались при —50°. Сами мы, судя по опыту зимовки рекогносцировочной партии в Шеклтоне, можем выносить низкую температуру в палатках, как бы ни было это неудобно. Нашей главной заботой поэтому были постоянные сильные ветры и метели или длительные периоды белой тьмы. Они могли нас задержать, и если залив Мак-Мердо замерзнет рано и вынудит судно «Индевр» уйти, то экспедиция должна будет еще раз зимовать на Антарктиде. Мы знали это даже еще до отплытия из Англии, и для Шеклтона и базы Скотт были завезены запасы продовольствия и топлива на добавочный год. Никто из нас не хотел опять здесь зимовать, и уж, конечно, не хотели те, кто провел в Антарктиде два года подряд, но, как Блейклок и я уже раз убедились, это риск, которому подвергается каждый, кто отправляется на этот континент. Если в конце концов лишнюю зимовку можно перенести (и уже переносили), а кости выпали не в вашу пользу, ну что ж, значит, не повезло!
Утром наконец сварка всех сцепок была закончена. Дэвид Пратт и Рой Хомард работали всю ночь напролет. «Путаницу» — единственный сноу-кэт, который мог служить приводом электросварочной машины, — освободили, чтобы Джоффри Пратт мог закончить свою сейсмическую работу. Сначала у него что-то не ладилось с электрическим оборудованием, но вторая попытка оказалась успешной, и выяснилось, что толщина ледяного щита немного меньше 8000 футов . Когда результаты будут надлежащим образом обработаны, то, по-видимому, получится приемлемое совпадение со значением толщины покрова по данным американского сейсмозондирования. Мы были удивлены тем, что на расстоянии в 25 миль толщина льда увеличилась более чем на 500 футов; это указывало на существование какого-то скрытого подо льдами горного хребта.
В пять минут шестого днем мы окончательно распрощались с лейтенантом Хуком и майором Могессоном. Температура была —25° и скорость ветра 11 метров в секунду, когда машины выехали по меридиану 156° восточной долготы в легкую, но общую метель. Проезжая мимо двух мачт с флагами, обозначающих самый полюс, и кольца из бочек вокруг него, машины медленно сделали круг вдоль этого кольца, держась вплотную к бочкам, и потом снова вернулись на свой курс. За две минуты, затраченные на это, мы прошли 24 часа поясного времени и вернулись к тому же часу. Все это время все точки земли, за исключением нескольких ярдов снега около машин, лежали прямо на север от нас.
Интересно было, хотя и немного путало нас, то, что, когда мы повернули на север и легли на свой курс, наши магнитные компасы продолжали показывать, будто машины идут на юг, и водитель должен был помнить: всякое отклонение к востоку на самом деле является отклонением к западу! К нашему удивлению, магнитные компасы продолжали работать довольно хорошо, но мы знали, что по мере продвижения на север с уменьшением расстояния между нами и магнитным полюсом, до которого еще было 1250 миль , наступит время, когда компас фактически станет бесполезным.
На протяжении первых 18 миль через каждую десятую часть мили стояли дорожные флажки, воткнутые в снег американцами, и машины могли следовать по пути, которым пользовались они, а не пахать глубокие колеи по девственному снегу. Сейчас эти флажки очень нам помогали, хотя видимость была настолько ограничена, что, пройдя флаг, лишь немного спустя можно было увидеть следующий. В конце этой линии флажков, отмеченной несколькими бочками из-под топлива, мы изменили курс на 15° и таким образом перешли на меридиан 140° восточной долготы, по которому намеревались идти, чтобы найти след машины Эда Хиллари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40