Это хорошо известное явление возникает при определенных структурах снежного покрова и соответствующих температурах, но такое научное объяснение не могло успокоить собак. Нанок часто оборачивался и, глядя на нас с укоризной, отказывался выполнять большую часть команд каюра.
Вечером разбили лагерь около нунатака, примерно на 1500 футов ниже перевала. С вершины нунатака можно было грубо наметить маршрут на ближайшие два дня. Топографы решили идти по линии раздела каменной и ледяной стены на запад, пока не дойдут до того тянувшегося на северо-восток ледника, который они видели во время остановки на ленч 20-го. Тогда им казалось, что поверхность его не нарушена вдоль средней линии и он должен привести их обратно к складу — туда, откуда две партии разошлись.
За следующий день топографы продвинулись на 17 миль , иногда поднимаясь выше, иногда теряя высоту, петляя между множеством нунатаков в стороне от хребта и казавшимися наиболее опасными трещиноватыми склонами. 25-го они разбили лагерь под юго-западным краем столовой горы, которую во время полетов мы всегда называли Плоской вершиной. Эта квадратная гора лежала на слиянии трех ледников, ее крутые скалистые бока поднимались на 1000— 3000 футов над долиной. Восхождение наверх от палатки заняло два часа, причем на коротком участке понадобилось вырубить ступени. Вершина оказалась слабоволнистой плоскостью, покрытой раздробленными морозом валунами. Удержавшись от соблазна наполнить карманы кусками породы, они спустились вниз по крутому ущелью за десять минут с большим ущербом для штанов защитной одежды.
В следующие два дня топографы достигли ледника, ведущего к складу, который они забрали, оставив в нем только рационы на пять дней, чтобы покрыть возможную экстренную потребность геологической партии. В авиалагере они застали Гордона Хэслопа и Джорджа Лоу, которых я вызвал с «Остером», чтобы оказать поддержку партии, следующей на машинах. Эти двое располагали массой новостей и были в курсе всех местных слухов; последние всегда очень интересуют партии, работающие в поле и вынужденно сосредоточенные только на ведущейся ими работе.
От Хэслопа и Лоу топографы узнали, что накануне Ион Стивенсон таинственно явился с гор на лыжах. Приемник геологической партии перестал работать, и они не слышали ни слова из передачи, отзывавшей всех на базу. Не слышали они ничего и о прилете «Остера». И вот, работая у вершины пика, милях в десяти от авиалагеря, геологи с изумлением увидели, как далеко внизу по леднику взлетает «Остер». Тотчас же они решили расследовать, что бы это значило. Иона доставили на самолете назад, к Тэффи Уильямсу и собачьей упряжке в горах. Никто из них не знал, где находится партия топографов; геологи думали, что у нее тоже полностью отказало радио. Ион и Тэффи направились к месту встречи — складу у начала ледника, намереваясь оставить там записку.
Топографы узнали здесь от них о «прудовом сорняке», который обнаружили в замерзшем озере ниже лагеря. Это был большой лист, похожий на водоросль, вмерзший а лед. Пришлось принять меры к сохранению кусков этого неизвестного растения, существование которого, как они думали, в Антарктиде раньше не отмечалось.
Утром 28 октября небо было затянуто низкими облаками, но к полудню основание облаков поднялось до уровня чуть ниже высоких вершин, и Дэвид Стреттон решил лететь вверх по леднику и завернуть назад геологическую партию, продолжавшую с трудом пробиваться к складу на высоте 2800 футов . Гордон с трудом поднялся со взлетной полосы, которую солнце основательно видоизменило за последние две недели: гладкая снежная поверхность замерзшего озера растаяла и обнажила мелкие ледяные гребешки. Спустя четверть часа самолет появился над Ионом и Тэффи, что оказалось для них весьма некстати: он отвлек их внимание от дороги, и они вместе с собаками и санями сорвались с крутого снежного откоса высотой около 200 футов , шедшего от соседнего нунатака. Клубок собак и людей вместе с санями скатился вниз по склону и остановился в нескольких ярдах от его конца. В тот же момент рядом приземлился «Остер», и Дэвид Стреттон успел подбежать и помочь поставить сани на полозья. Оба прилетевшие на самолете нашли, что это, конечно, высшее спортивное достижение сезона.
Но партия на собаках сменялась последней. Через пять минут, сообщив Иону и Тэффи об отзыве всех партий, Гордон отрулил, чтобы взять разбег в сторону нунатаков. Это давало ему то преимущество, что он видел горизонт и избегал белой тьмы посередине ледника. Тэффи Уильяме стоял как веха впереди в 50 ярдах . Но самолет шел вверх по склону, и притом с двумя людьми на борту, и не все получилось так, как надо. Об этом в дневнике Дэвида Стреттона записано:
«…скоро стало ясно, что „Остер“ не сможет набрать достаточную высоту, чтобы пройти над гребнем снега и льда рядом с нунатаком. Так и вышло: мы нанесли несколько сильных скользящих ударов по этому холму, а потом скользнули вниз, в ложбину, по ту сторону возвышения. К несчастью, ложбина эта была недостаточно глубокой и длинной, чтобы можно было набрать взлетную скорость и овладеть управлением. Самолет скакал по неровностям и зарывался в ложбину, образованную ветром рядом с нунатаком, на переднем конце которой вздымалась 200-футовая ледяная стена. Тут Гордон принял единственное возможное решение — выключить двигатель, и самолет запрыгал по голой ледяной поверхности, к счастью, на не очень крутом склоне на стороне ложбины, идущей параллельно скалистой стене. Нам казалось, что снижение скорости тянется бесконечно долгое время, и, когда она все же уменьшилась, прямо перед нами возник валун. Повернуть круто влево значило спуститься на каменную осыпь в 10 ярдах от нас, повернуть круто вправо значило подняться по боку ложбинки от ветра. Гордон избрал последнее, и в тот момент, когда мы сделали резкий бросок вверх по склону, хвостовая лыжа заклинилась в маленькой трещине, прорытой талой водой, и оторвалась, сразу затормозив наше движение…»
К счастью, сидевшие в самолете не пострадали, ко находившиеся за гребнем позади них Ион Стивенсон и Тэффи Уильяме очень встревожились: они видели, как самолет ударился о гребень, а потом исчез, и ничего больше не было ни видно, ни слышно. Взбежав на верх склона, они с облегчением убедились, что самолет цел, но висит, как муха, в ненадежном положении на крутой стенке ложбинки.
Хорошо, что условия радиосвязи были благоприятные и, пользуясь передатчиком «Остера», Гордон смог переговорить с базой — и договориться о том, чтобы Питер Уэстон прилетел на «Оттере» с запасными частями. Раньше чем партия из четырех человек с собаками отправилась в авиалагерь, она надежно привязала «Остер» к кольям и разметила посадочную полосу для «Оттера». Погода стала портиться, и скоро видимость снизилась до нескольких ярдов, но через три часа группа прибыла в лагерь и успокоила Кена Блейклока и Джорджа Лоу, которые не имели никакой возможности узнать, что случилось.
На следующий день, 29 октября, Кен Блейклок и Дэвид Стреттон вышли с «черно-коричневыми», чтобы перехватить партию, следующую на машинах, у «ледяной стены» и обсудить дальнейшие действия. Кен с Роем Хомардом отправились назад, оставив нам Дэвида.
Когда «Остер» починили, авиалагерь закрылся, но сперва «Оттер» перебросил Иона и Кена с двумя собачьими упряжками в Саут-Айс. Затем, вернувшись в авиалагерь с Алланом Роджерсом и Фредом Моррисом, он забрал из склада все запасы и значительный груз образцов породы, чтобы доставить их в Шеклтон. Когда будут окончательно оценены результаты проведенных топографических и геологических работ, они покажут, что совместная операция воздушной и наземной партий была успешной.
Глава 13
Маршрут Шеклтон — Саут-Айс
В то время как геологи и топографы, отправившиеся на собачьих упряжках, работали в горах хребта Шеклтона, партия, следовавшая на машинах, медленно, но упорно продвигалась на юг по тому участку, который, как потом оказалось, представлял собой самую худшую часть всего нашего трансконтинентального перехода. Я всегда предполагал, что взобраться из Шеклтона на ледяную поверхность внутреннего плато будет трудно, но практические задачи, которые пришлось решать, далеко превзошли по сложности все наши ожидания.
Выйдя из Шеклтона вечером 8 октября, мы прошли всего 6 миль , но базу-то во всяком случае уже покинули и наутро никакие дела, возникающие в последнюю минуту, не могли нас задержать. Надеждам на быстрое продвижение не суждено было сбыться: всего в полутора милях от лагеря произошли первые неполадки. Верхний направляющий ролик гусеничной цепи «Уквела» Рея Хомарда отломился и заклинился между цепью и звездочкой, согнув при этом ось последней. К 11 часам вечера мы почти окончили снятие и надевание гусеницы, но это был только временный ремонт, и к полудню следующего дня огорченный Рой уже находился в пути, направляясь назад, на базу. Он говорил, что выпрямит ось и потом догонит нас.
На третий день, продолжая двигаться по волнистой поверхности шельфового ледника, я въехал на необычно неровный, поднимающийся кверху склон и заподозрил, что здесь есть трещины. Вблизи вершины стало совершенно ясно, что моя машина, взбираясь наверх, пересекает целый ряд трещин, но мне оставалось только настойчиво продолжать путь в надежде, что я достигну твердого снега у двух скрещенных флагов, которые стали видны над гребнем. Эти флаги были поставлены Кеном Блейклоком и Райно Голдсмитом, чтобы отметить первую группу широких, заполненных снегом трещин-ущелий, и мы стали обследовать открытые разрывы на краях каждой трещины, прежде чем решить, можно ли безопасно пускать через нее другие машины.
В то время никто из нас не имел представления о том, какой толщины должна быть снеговая перемычка, чтобы выдержать «Уизел», сноу-кэт или сани. В последующие недели это предстояло узнать, и если мы сначала несколько легкомысленно шли на риск, то потом, наоборот, стали проявлять бесконечное терпение и тщательно оценивать положение, основываясь на прежних ошибках.
Приближаясь к «Лагерю при угловом флаге», где партия на собачьих упряжках повернула на юг, наши машины вошли в пространную область небольших трещин, скрытых под снегом. Всего в четырех милях к востоку находился широкий пояс разломов вдоль подошвы южных холмов Тачдаун. Помня, что я видел с воздуха во время многих полетов, я подумал, что нам везет, поскольку мы пересекаем эту область со столь малыми затруднениями, так как по существу она состояла из серии трещин с перемычками и открытых дыр, прикрытых снежным ковром.
Машины шли на хорошей скорости — 8 миль в час , и «Уизелы» подскакивали на бугристой поверхности; черве каждые несколько ярдов появлялись узкие щели там, где гусеницы проламывали перемычки через небольшие трещины. Мы осматривали эти трещины периодически, и они всякий раз оказывались узкими и безвредными, но рост нашего чувства уверенности скоро приостановился. Видимость все ухудшалась, и я говорил себе, что по-настоящему следовало бы остановиться; неожиданно ярдах в тридцати впереди и вправо появилась небольшая темная яма. Я смотрел на нее, пытаясь определить, есть ли какая-нибудь связь между ямой и белым гребнем, видневшимся немного дальше впереди, как вдруг мой «Уизел» неприятно качнулся, опускаясь вниз, затем одно мгновение продолжал двигаться вперед и резко остановился, а буксируемые сани с грузом в 2, 5 тонны наклонились вбок над проломившейся перемычкой через трещину.
Всего за несколько минут до этого происшествия другие машины шли вплотную за мной, и я вылез, полагая, что они рядом и помогут мне, однако, оглядевшись, обнаружил, что они в четверти мили позади меня и тоже в трудном положении. Вернувшись назад на лыжах, я увидел, что перемычка, через которую моя машина проехала благополучно, под «Уизелом» Дэвида Пратта провалилась. К счастью, на большой скорости и «Уизел» и сани проскочили через трещину, оставив позади зияющее отверстие шириной 5 футов . После некоторой дискуссии Джоффри Пратт переехал через трещину на своем сноу-кэте со всем сейсмическим оборудованием, и обе машины пошли за мной к моему «Уизелу». К слову сказать, как-то вечером в начале сеанса радиосвязи с базой Джоффри представился так: «Алло, Шеклтон, говорит „Путаница“». С этого момента сейсмический сноу-кэт, который он провел через весь континент, всегда называли «Путаницей».
Здесь и там по ходу моих гусениц открылись небольшие отверстия, и, пока я их осматривал, «Уизел» Дэвида занесло в сторону, а одна его гусеница провалилась в трещину, которой я даже не заметил. К числу наших главных трудностей относилось и то, что невозможно было различить на поверхности, где проходят трещины, потому что слабые углубления, обычно предупреждающие о них, были покрыты настом, придававшим всему участку гладкий, надежный вид.
Когда возникла наша первая спасательная проблема, мы помянули добрым словом Роя Хомарда, который, помня о своем гренландском опыте, заранее прикрепил металлические кронштейны с боков на всех «Уизелах». Мы пропустили трос от сноу-кэта через верх «Уизела» и закрепили его скобами на кронштейнах; затем с помощью троса придали «Уизелу» нормальное вертикальное положение, причем провалившаяся гусеница продолжала висеть над бездной. Наконец моя машина, которую уже вывели из ее менее трудного положения, отбуксировала передний конец «Уизела» немного в сторону, так что Дэвид мог переехать трещину на одной гусенице, покоившейся на твердом снегу. К часу ночи мы сумели извлечь мои опустившиеся в трещину сани и радировали Джону Льюису в Шеклтон просьбу прислать на следующий день «Остер». Ясно было, что после трех почти катастрофических происшествий на протяжении 300 ярдов пора выбираться из этого района, а чтобы это сделать в безопасных условиях, требовалась воздушная разведка. Экспедиция нуждалась в людях, и я просил также Роя снова присоединиться к нам.,
На следующий день в ожидании самолета я ушел на лыжах вперед по линии нашего курса и обнаружил непрерывный ряд больших и малых трещин, причем самыми опасными были те, что имели характерную овальную форму и были почти полностью прикрыты тонким слоем снега. Осмотр одной открытой скважины обнаружил громадную трещину-ущелье, образовавшуюся от соединения многих трещин, идущих в различных направлениях. Хотя ни у одной из них не было разрывов по краям, но тщательное обследование поверхности обнаружило бесчисленное множество мелких чашеобразных углублений, оказавшихся перекрытиями над широкими отрезками трещин.
Утром к нам прибыли Джон Льюис и Рой Хомард. «Остер» ориентировался по нашему маяку и приземлился на отмеченной флажками полосе 100 ярдов длиной. Нам с трудом удалось найти надежный участок, и даже на такой короткой дорожке самолет при посадке пересек под прямым углом восемь трещин.
Летая над этим районом с Джоном, я увидел, что экспедиция направляется на очень плохой участок и что наш единственно возможный план действий состоит в отходе назад, к складу на 50-й миле, чтобы потом идти прямо на запад около четырех миль через самую узкую часть трещиноватого района и только потом снова повернуть на юг.
В нашем лагере все время был слышен шум от движения льда под нами. Из одной трещины слышалось металлическое стаккато ломающегося льда, заставившее нас сравнить его с шумом, какой производили бы два человека, сооружающие там, в темной глубине, металлическую будку. Другая трещина, примерно в пяти футах от наших палаток, была еще более шумной, как будто там работали котельщики. Мы заметили, что ночью лишь изредка вдруг раздавался треск; с восходом солнца грохот быстро усиливался, достигая в середине дня крещендо, затем постепенно уменьшался и прекращался к концу дня.
Теперь пришлось свернуть лагерь, повернуть сани кругом, соединить машины в цепочку, пользуясь для этого спасательными териленовыми канатами с крепостью на разрыв в 15 тонн, и отступить к складу. Так как нас со всех сторон окружали трещины, то задача эта требовала много времени и труда, связанного с бесконечным зондированием поверхности, чтобы определить надежные участки, где у машин было бы достаточно простора для маневрирования. Наконец приготовления благополучно закончились, и мы приступили к нашей первой попытке вести машины связанными вместе наподобие альпинистов, совершающих восхождение на гору. От задка каждого «Уизела» двойной трос из стальной проволоки, пропущенный под прицепленные сзади сани, присоединялся к 65-футовому трехдюймовому териленовому канату, прикрепленному к передку следующей машины. Он служил спасательным канатом для трактора, если бы тот провалился в трещину, а также позволял ведущей машине помочь той, что позади, если у последней не хватало мощности выбраться из трудного места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40