— Этого знаю, — указал Росов на фотографию руководителей строительства.— Молодого? Не Алексей ли Карцев? Да. Здесь написано.Росов сел рядом с Машей.— Вы с ним знакомы? — поинтересовалась она.— Вроде как с вами. Вез его на летающей лодке. С ним была тогда одна такая молодая, красивая…— Я вижу, вы запоминаете молодых и красивых.— Еще бы, — простодушно усмехнулся Росов. — Мы с ней наорали друг на друга.— Наорали? — удивилась Маша.— Это все Костя. Предупредил каждого из нас, что другой туговат на ухо. Вот мы и выкрикивали любезности.— Любезности? — Маша пожала плечами. И совершенно неожиданно для себя добавила: — Здесь у вас так ревет двигатель, что невольно чувствуешь себя глуховатой.— Кричать не будем, — твердо сказал Росов. — Я вас и так запомню.— Почему?— Кажется, будто давно знаю. Я работу вашу люблю. У меня сестренка учительствует. Двойки ребятам понаставит, а потом идет ко мне, сокрушается. Я всех ее учеников по именам знаю.«Как и я маминых», — подумала Маша, но о своей работе летчику ничего не сказала. Она привыкла молчать о ней.— А я вас действительно давно знаю, — сказала Маша. — Вы знаменитый.Росов, немного смущенный, пренебрежительно махнул рукой.— Чего там! Обыкновенный воздушный извозчик, самый простой человек. А вот знаменитых возить приходилось. Я тогда не знал, что Карцева везу. Вернее, не знал, что он придумал этакое. Я его тогда же в клубе острова Дикого услышал. Раздолбали его там здорово. А он мне все-таки понравился. И вот добился своего. Таких я люблю. Край теперь меняется. Мы с вами в Голые скалы летим. А не будь его замысла — кто бы стал в Голых скалах металлургические гиганты строить, город закладывать, школу для новых маленьких жителей открывать? Я за эту школу, пожалуй, Карцеву особо благодарен.— Почему?— Так уж, — неопределенно ответил Росов и встал. — Пойду Костю сменю. Заходите к нам. Ребята будут рады.Росов ушел. Маша стала думать о нем. Ну что они сказали друг другу? Ничего. А оба уже чувствуют, что давно знакомы. Когда можно сказать, что знаешь человека? Если уверен, как он поступит в том или другом случае. Может она сказать, как поступит Росов? Пожалуй, да. Вообрази самое трудное положение, в которое попал Росов, и сразу ясно, как он поступит. А если представить себе не такое уж трудное положение? Трудное не для него, а для нее?.. Маша смутилась от допроса, который сама себе учинила, и рассердилась. Столько времени рвалась к Амасу, хотела лететь к нему на крыльях, а теперь, когда летит, думает не о нем… а об экипаже самолета.«Об экипаже самолета!» — Маше показалась смешной эта не очень хитрая формулировка.Читать Маша не могла. Вернулась в свое кресло, заставила себя сидеть в нем. Пыталась уснуть, не позволяя себе пойти к летчикам. Но все-таки пошла.Росов вел корабль. «Воздушные мушкетеры» были рады гостье. Перед кабиной пилотов находилась еще одна кабина с койками в два этажа и столом штурмана. Грузный Портос был занят прокладыванием курса, — только отсалютовал рукой. Костя и Мухтар усадили Машу на нижнюю койку, спустили сверху подвесной стол и стали угощать ее свежекопченым омулем. Маше казалось, что она никогда ничего вкуснее не ела. В приоткрытую дверь была видна широкая спина Росова, сидевшего за рычагами управления.Маше хотелось пройти туда, и она сказала:— Интересно бы посмотреть самолет.Бортмеханик Мухтар принял это на свой счет и тотчас решил вести гостью в машинное отделение. Маше ничего не оставалось делать, как подчиниться.Они прошли через салон, где два пассажира играли в шахматы, а трое смотрели, потом между двумя рядами занятых кресел, наконец через буфет со столиками.Мухтар открыл своим ключом освинцованную дверь, и они вошли в машинное отделение.— Святая святых, не дышите! — возвестил Мухтар. — Атомная силовая станция!В просторной кабине, примыкая к задней стене, стоял ряд машин уменьшающегося диаметра, связанных общим валом. Маша улыбнулась и сказала, что эти машины походят на игрушечных матрешек: они могли бы войти одна в другую.Мухтар приосанился и снисходительно заметил:— Придется прослушать маленькую лекцию. Пригодится. Другим рассказывать будете. Про атомную энергию немного знаете?Маша кивнула головой.— Атомный реактор у нас в хвостовой части, за этой стеной. В ней несколько слоев свинца, бетона, бария… Не бойтесь, надежно защищает от радиации.— Реактор, конечно, с использованием быстрых нейтронов?Мухтар уважительно посмотрел на девушку:— Правильно. Подаете надежды. Там действительно легкий урановый реактор без торможения нейтронов. Но главное не в этом! Двигатель реактивный. Отверстие в хвосте, наверное, видели? Энергия есть, но какие газы назад выбрасывать?— Нагретый воздух, — подсказала Маша.Мухтар наклонил голову и сощурил без того узкие глаза.— Думаете захватить наружный воздух, пропустить его через реактор и выбросить сзади? Так просто не выйдет. В реактивной камере, где ураном нагревается воздух, огромное давление. Как подать туда свежий воздух?— Сжижить воздух холодильной машиной, — подсказала Маша.Мухтар сначала онемел от удивления, потом сказал:— Можно подумать, что вы бортмеханик атомного самолета, а не я.— Покажите, где засасывается наружный воздух? — попросила Маша.— Нашу силовую станцию окружает кольцевая воронка. Воздух с огромной скоростью влетает в нее и по трубопроводам идет в этот турбокомпрессор. — Мухтар похлопал по кожуху самой большой из сидящих на общем валу машин. — В турбокомпрессоре воздух очень сильно сжимается и, конечно, нагревается.— Сжатый воздух, очевидно, охлаждается в крыльях?— И это верно. Холодный, но по-прежнему сжатый воздух идет на лопатки вот этой турбины…— Турбодетандера, — поправила Маша. — На лопатках он расширяется, снижает давление и температуру и в конце концов становится жидким…— Центробежный насосик подает жидкий воздух в урановый реактор, — подхватил Мухтар. — Воздух охлаждает реактор, а сам нагревается почти до полутора тысяч градусов и вылетает с огромной скоростью через хвостовое отверстие. Тем и создается реактивная сила тяги.— Но часть горячего воздуха вы, конечно, направляете в газовую турбину, которая приводит в движение турбокомпрессор?— Разрешите сдать вам вахту? — спросил Мухтар, застыв в церемонном поклоне.Маша рассмеялась.— А для взлета у вас запас жидкого воздуха в баллоне. Атомного же горючего хватит для полета вокруг земного шара много раз.Мухтар признался, что не осмеливается еще что-нибудь показать столь просвещенной пассажирке и просит позволения с почетом проводить ее до кресла. Маша вздохнула, но согласилась.Во время перелета Маша все же говорила еще раз с Росовым и пообещала Дмитрию Ивановичу вместе с ним осмотреть строительство в Голых скалах.Еще на аэродроме Маше передали распоряжение академика лететь к нему в Проливы. У нее оставалось время, и она нашла Росова. Вдвоем с ним они отправились с аэродрома на стройку. Маша поражена была пейзажем Голых скал. Освещенные прожекторами стройки утесы, сверху белые, с боков черные — на обрывах снег не держался, — они казались перенесенными сюда с мертвой Луны.Маша сказала об этом Дмитрию. Она уже так звала Росова.— Знаете, Маша, — сказал летчик. — Мне захотелось полететь на Луну. Буду глядеть на лунные горы, о вас вспомню.— Для этого вовсе не надо лететь на Луну, — улыбнулась Маша.С утесов, на которые забралась Маша с Росовым, были видны рассыпанные по тундре огни. Электричество вытесняло полярную ночь.— Здесь будет металлургический комбинат, — объяснял Маше Росов. — Говорят, к некоторым скалам тут молоток может пристать, не отдерешь. Какой-то геолог Омулев будто бы это открыл. Прямо хоть монумент ему здесь ставь. И самое интересное то, что завод будет работать не на коксе, а на атомной энергии. Тут и залежи есть. Вы, наверное, ребятишкам об этом не рассказываете. В физике-то, признайтесь, не очень маракуете?— Нет, я физик, — тихо сказала Маша.— Вот бы не подумал. Физику мальчишки любят. А девочки к физике, по-моему, мало расположены.Маша пожала плечами.У подножья утеса остановились нарты. Маше захотелось посмотреть оленей.Внизу их встретил старик в кухлянке.— Очень здравствуй, незнакомый человек! Это что, жена будет?— Жена будет ли — не знаю, а вот завод здесь у вас будет, — смеясь, сказал Росов.— Наша тундра, наш завод, — закивал головой старик. — Наши люди помогают. Раньше за оленями ходили. Теперь сталевары будут. Женщины тоже нужны. Не жена? — Старик присмотрелся к Маше. — Зачем не жена? Хорей держать умеешь? — и он показал Маше шест, которым управляют оленями.Маша отрицательно покачала головой— Я в тундре одну вашу женщину знал. Настоящий человек. Хорей знала, машину знала. И ты жену учи, — обратился старик уже к Росову.Молодые люди, простившись со стариком, пошли к огням тундры. Некоторое время молчали. Оба, быть может, думали о словах старика. И каждый по-своему. Маша — о переменах в тундре, а Росов…Он неожиданно взял Машу за руку:— Старик-то, может, правду сказал.У Маши заколотилось сердце. Нет женщины, у которой не дрогнет оно при этом.— В тундре нельзя одной жить. Старый закон. А я больше все тут, над тундрой да над морем летаю. Как, Маша, а?Голос этого огромного мужчины звучал робко. Маше стало жаль его. Она растерялась. Она воображала, что знает, как Росов поступит в любом положении, а такого положения не учла. И меньше всего знала, как поступит сама.Девушка молчала, а Росов не торопил ее. Он боялся, что она начнет говорить.Конечно, можно было сказать, что они мало знают друг друга, что им надо познакомиться поближе, сказать все это помягче.Маша шла с опущенной головой. Ей не хотелось так говорить. Но не принять же в самом деле это сумасшедшее предложение? Вот ведь какой он, оказывается, человек. Сердце нараспашку.— Я заеду к вам сюда, в школу, — сказал Росов.— Меня здесь не будет, — тихо проговорила Маша.— Почему? — удивился Росов.— Полечу в Проливы.Росов понял это по-своему. Он хотел притянуть к себе Машу за плечи, но она отодвинулась.— За это спасибо, Машенька. Ценю, что с нами опять хотите. Только теперь не подвезешь. В Проливы особый пропуск требуется.Маша решила, что самое лучшее — это показать сейчас пропуск и рассеять некоторые недоразумения.Удивленный Росов долго рассматривал пропуск на имя доктора физико-математических наук Марии Сергеевны Веселовой, заместительницы академика Овесяна по руководству специальной лабораторией в Проливах. Окаменевшее лицо летчика наливалось краской стыда. Он вернул пропуск Маше и сказал сдержанно:— Предъявите начальству в аэропорту. Меня за глупости простите. Пойду самолет готовить.И он пошел от Маши, не говоря больше ни слова. Маше хотелось побежать за ним, остановить, но она словно приросла к снегу. Что-то уходило от нее, хорошее, ясное……Маша была единственной пассажиркой самолета в этом рейсе от Голых скал до Проливов.Всю дорогу Маша думала о необыкновенном своем приключении. И, как ни странно, она совсем не думала о близкой встрече с Амасом Иосифовичем.Когда самолет стал крениться, Маша спохватилась, что они уже прилетели, и вошла в кабину летчиков. Аубеков и Костя лежали на верхних койках. Штурман сидел за своим столом, не поднимая головы. Дверь в кабину управления, как обычно, была открыта. Маша увидела широкую спину летчика, напряженную сильную шею, высоко подстриженный затылок. Пилот вел машину на посадку и всецело был этим поглощен. Маша тихо прикрыла дверь, никем не замеченная.Через несколько минут самолет приземлился. «Воздушные мушкетеры» вышли проводить свою «знатную» пассажирку, но были совсем не шумными, очень вежливыми.Командир корабля не появился. Маша очень обиделась, очень!Она вышла из самолета и сразу попала в объятия к Овесяну. Академик усадил Машу в вездеход, закрыл пологом, сам устроился рядом.— Используем опыт строительства мола, — с жаром объяснил он. — Ведем работу прямо со льда. Сейчас вы увидите контуры наших сооружений. Размах — космический.Маша не смотрела вперед, где должна была увидеть эти «контуры», — ей хотелось оглянуться. Глава одиннадцатая. НОВЫМ ПУТЕМ По коридору ледокола почти бежала Галя, на ходу стряхивая снег с меховой куртки. Постучала в каюту Алексея и порывисто распахнула дверь.Алексей сидел, склонившись над столом, из репродуктора слышались шорохи и голоса. Галя застыла на пороге.— Почему же трубы не выходят, если вы прогрели их током? — кричал Алексей. — Почему, говорю, не выходят? Нельзя послать к вам Денисюка. Не может он разорваться. У него тоже кранов не хватает. Простите, тут у меня другой вызов. — Алексей переключил какие-то рычажки. — Что? Опять срыв? Глубина больше, чем предполагали?.. Нет, и не думайте лезть в воду, к водолазным работам возвращаться не будем. Собирайте трубы на льду, а не под водой! Спускайте готовым блоком…Алексей выключил аппаратуру, оглянулся и, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, улыбнулся Гале. Под глазами у него были темные круги.— Как хорошо, что ты приехала! Что-нибудь срочное? Опять срыв? Отовсюду сообщают, что срыв.— Почему ты думаешь, что произошло что-нибудь? — спросила Галя, протягивая руку. — Здравствуй, Алеша!..Зазвонил телефон. Алексей снял трубку правой рукой, левую протянул Гале.— Колонну вездеходов я уже направил к вам. Вы задерживаете сводку о замораживании. С меня Ходов ее требует. Хорошо, я буду ждать, — Алексей повернулся к Гале. — Почему думаю? Ты зашла ко мне не как всегда… не переоделась, — и он улыбнулся.Галя опустила голову.— А я думала, что ты никогда не замечаешь.Алексей встал.— Это верно, Галя. Я не замечал… не замечал, — добавил он с особым ударением.Галя вспыхнула.— Что, Алеша, трудно? — совсем о другом спросила она.— Трудно, Галя, очень трудно… Садись, рассказывай, что там у вас случилось? Так плохо идет работа на опытном участке!.. Никак не ладится, расползается все… Василий Васильевич и тот нервничает, все напоминает, что никогда не верил в новый метод.— У нас ничего не случилось, Алеша. Мы просто закончили разведку грунтов дна.— Как закончили? — удивился Алексей.— Спешили, работали без сна, чтобы перейти в твое распоряжение. Нас трое, вездеход… Мы сможем помочь в наиболее трудном месте на опытном участке. Так решил наш комитет комсомола.— Спасибо, Галя, — сказал Алексей, пристально глядя на девушку. — Дай я помогу тебе снять куртку. Здесь тепло… А тебе в последний месяц и погреться было негде.— Как у тебя хорошо! — Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. — Знаешь, я часто представляла тебя в этой каюте. Вот и не удержалась, — она виновато улыбнулась, — прибежала… Скажи, очень плохо на участке?— Да, плохо. Мы отстаем от всего строительства. Трудно с вытаскиванием и переброской труб. Но в то же время отказ от подводных работ оправдал себя.— И что же теперь?— Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.— Кого-то? — спросила Галя.— Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.— Почему меня?— Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно!Алеша усадил Галю перед собой на стул, все так же пристально глядя на нее, но не замечая ее состояния.— Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу толком объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!Алеша рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи и от избытка внезапно нахлынувших сил встряхнул ее.Галя слабо сопротивлялась:— Алешка! Ключицу сломаешь.— Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже— тем лучше! Большему научимся… — Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. — Разные с женщинами могут быть отношения. Я горжусь, необыкновенные они у нас с тобой, а вот с Женей…Галя нахмурилась, но Алеша продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:— Может быть, так и должно быть. Любовь — я твердо в это верил, — она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо задевающие за душу слова придумывать, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?Галя сидела с низко опущенной головой.— Люблю, — тихо проговорила она.— Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это…Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко Взор надменный и отдал поклон.Обратясь к кавалеру, намеренно резко Ты сказала: «И этот влюблен».И сейчас же в ответ что-то грянули струны, Исступленно запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным…— Забыл дальше… — и Алеша развел руками.— Любимые стихи не учат, — сказала Галя. — Захочешь — не забудешь.— Пожалуй, — согласился Алеша. — А ты кого любишь?Галя даже вздрогнула.— Когда-нибудь прочту… любимое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48