Я обратил внимание присутствующих на мнение генерала Маршалла, что в числе возможных целей следует рассмотреть порты, расположенные на западном побережье Японии, ввиду их крайней важности для коммуникаций, связывающих Японию с материком. Генерал Норстэд обещал собравшимся любую необходимую поддержку в деле разработки операций, снабжении ориентирами, картами и прочей информацией. После этого мы с Норстэдом отбыли, оставив Фарелла полномочным руководителем комитета. В дальнейшем о работе комитета меня постоянно информировал Фарелл или кто-нибудь еще из сотрудников проекта, чаще всего Нейман, с которым я обсуждал возникавшие у нас научные и технические проблемы.
Уже на первом заседании этого комитета были установлены некоторые основные условия операции: требуемая максимальная дальность полета самолета Б—29 в нагруженном состоянии, необходимость визуального бомбометания, желательные метеорологические условия в районе цели, ожидаемые мощность взрыва и масштаб разрушений и, наконец, необходимость иметь при каждом вылете не меньше трех целей на выбор.
Одна из сложнейших задач состояла в попытке определить или хотя бы грубо оценить взрывную силу бомбы. Точность при такой оценке играла очень большую роль, так как от нее сильно зависела эффективность использования бомбы. Величина взрывной силы целиком зависела от высоты, на которой будет произведен взрыв. Если высота взрыва будет больше или меньше определенной величины, разрушительное действие бомбы уменьшится. Если в результате ошибки высота точки взрыва окажется значительно больше оптимальной, все наши усилия могут вылиться в эффективное пиротехническое представление, практически безвредное для объекта. Было подсчитано, что если ошибка по высоте будет порядка 40 процентов в сторону ее уменьшения или 14 процентов в сторону увеличения, площадь зоны серьезных разрушений сократится на 25 процентов.
В ранний период по соображениям, учитывающим действие радиоактивных выпадений и прямой радиации взрыва, отдавалось предпочтение взрыву на максимально возможной высоте. Я всегда настаивал на том, чтобы свести к минимуму число жертв от действия радиоактивных осадков и прямой радиации. После испытания в Аламогордо, когда выяснилось, что взрыв может быть произведен на высоте нескольких сот метров над землей, я уже меньше беспокоился о действии радиоактивных осадков, опасность от которых существенна лишь при взрыве на небольшой высоте.
Однако до этого испытания мы не знали еще истинного масштаба взрыва, и поэтому наши расчеты основывались на обычных методах. Для бомбы типа «Малыш» расчетная мощность взрыва, выраженная в соответствующем количестве тринитротолуола, лежала между 5 и 15 тысячами тонн. Для такой мощности взрыва наиболее эффективной была бы высота 500—800 метров. Для «Толстяка» предполагаемая высота взрыва лежала между 225 и 500 метрами. Мы могли лишь надеяться, что точность определения высоты, особенно для бомбы взрывного типа, после испытания можно повысить. Такая неопределенность приводила к тому, что мы должны были иметь четыре различных взрывателя, рассчитанных на четыре различные высоты взрыва. К тому времени каждый из нас, работников проекта, уже свыкся с такой неизбежной неточностью данных. Действительно, прошло всего три дня, и Оппенгеймер сообщил мне, что мощность «Толстяка» определена неправильно, и поэтому выводы комитета нуждаются в исправлении. По его расчетам, максимальная высота, на которую следовало заготовить взрыватели для этого типа бомбы, вдвое больше минимальной. Для «Малыша» минимальная и наиболее вероятная высота составляла две трети максимальной.
Необходимость визуального бомбометания для точного поражения цели считалась очень важной, поэтому было признано целесообразным проводить операцию только при лепной погоде.
Комитет также рекомендовал послать в район каждой из трех целей по три разведывательных самолета с тем, чтобы в последний час полета до цели можно было окончательно выбрать одну из них. В том случае, если самолет с бомбой на борту, достигнув цели, найдет визуальное бомбометание невозможным, он должен был возвратиться, не сбрасывая бомбы. Бомбометание с помощью радара предусматривалось только на случай, если самолет почему-либо не сможет доставить бомбу обратно. Предполагалось особенно тщательно наблюдать за радаром и обстановкой полета, с тем чтобы в случае необходимости выбрать наилучший способ бомбометания.
План, основанный на визуальном бомбометании, и вытекающие из него возможные отсрочки требовали, чтобы конструкция бомбы предусматривала возможность ее хранения в состоянии боевой готовности в течение минимум трех недель. Это условие уже тогда нам было не страшно, а впоследствии мы вообще забыли о нем, так как получили возможность иметь данные о благоприятной погоде за 48 часов.
По общему мнению, если самолет в удовлетворительном техническом состоянии был бы вынужден возвратиться обратно на базу с бомбой на борту, он смог совершить нормальную посадку. Подобные посадки многократно отрабатывались на тренировках с макетами бомб, причем некоторые из этих бомб были начинены сильновзрывчатым веществом.
Если по непредвиденным обстоятельствам придется освобождаться от груза в воздухе, рекомендовалось соблюдать крайнюю осторожность. Ни при каких обстоятельствах не разрешалось сбрасывать бомбу в районе территорий, занимаемых американскими войсками. Перед самым отлетом намечалось провести точный и конкретный инструктаж бомбардира на случай любых непредвиденных обстоятельств.
Тщательное планирование и опыт, накопленный военно-воздушными силами во время налетов в Европе, когда самолетам приходилось нести бомбы весом до 800 килограммов, позволяли ожидать, что полет до цели пройдет благополучно, если будут соблюдены все предусмотренные меры предосторожности. Обсуждение возможного радиобиологического воздействия взрыва указывало, однако, что самолетам не следует находиться ближе четырех километров от места взрыва. Для предотвращения опасности какого-либо воздействия взрыва на команду самолета было установлено минимальное допустимое расстояние в восемь километров. Всем самолетам запрещалось пролетать в непосредственной близости от радиоактивного облака.
На третьем заседании Комитета по выбору цели его членам объявили о принятом Арнольдом и мною решении сосредоточить все руководство непосредственным применением бомбы в Вашингтоне. Это было вызвано необходимостью, так как некоторые представители военно-воздушных сил, входившие в состав комитета, казалось, потеряли чувство реальности и полагали, что с новым оружием можно обращаться как и со всяким другим. Они настаивали на передаче бомбы, как только она будет готова, в распоряжение командира соответствующего соединения, который может иметь полную свободу действий, за исключением выбора цели.
Я и генерал Арнольд были уверены в том, что такое в высшей степени ответственное и сложное дело не допускает подобной бесконтрольности и что едва ли такую свободу одобрят Стимсон и Маршалл, хотя разговора на эту тему с ними не было. По моему мнению, боевое применение атомного оружия должно направляться из Вашингтона скорее всего генералом Маршаллом, причем военный министр должен знать о каждом шаге и принимать участие в утверждении всех планов. Естественно, президент страны также должен принимать участие в управлении этой операцией, в частности, в оценке и одобрении планов, подготовленных Военным министерством.
Что касается Объединенной группы начальников штабов США и Англии, то к тому моменту уже было ясно, что они не будут участвовать в проведении операции и влиять на ее выполнение. Одним из мотивов такого решения было требование сохранения максимальной секретности. Не менее важным фактором было также неверие адмирала Леги в осуществимость проекта или хотя бы в эффективность бомбы. Такая позиция Леги сильно затруднила бы принятие соответствующих решений Объединенной группой начальников штабов.
Когда я посетил его за шесть или семь месяцев до описываемого момента с целью ознакомить его с отчетом по проекту, он сначала долго рассказывал мне о своем большом опыте работы по взрывчатым веществам в военно-морском флоте, а потом заявил, что ничего сверхъестественного из нашей работы все равно не выйдет, так как еще ни один из новых видов оружия, изобретенных во время войны, не смог оказать решающего влияния на ту же войну. На его взглядах не могла не сказаться выраженная им еще в начале 1944 г. уверенность в том, что Япония будет быстро поставлена на колени совместными действиями военно-морских и военно-воздушных сил.
Во всяком случае, как он сам откровенно признавался уже после окончания войны, он никогда не верил в практическую ценность атомной бомбы. Леги, как и другие начальники штабов, а также фельдмаршал Уилсон из Объединенной группы начальников штабов Англии, знали в общих чертах наши планы, хотя и не были официально ознакомлены с ними во всех деталях.
Мою решимость сосредоточить контроль за операцией в Вашингтоне поддерживал генерал Арнольд, который стремился удержать в своих руках руководство стратегической авиацией. Для этого он не отпускал своего начальника штаба Норстэда из Вашингтона, где он мог контролировать его действия. Такое положение не менялось вплоть до того момента, когда Спаатс незадолго до применения бомбы был переброшен на остров Гуам. Но, насколько мне известно, никто из посвященных лиц, конечно, не сомневался, что управление самой операцией будет осуществляться из Вашингтона.
Комитет наметил, а я утвердил в качестве целей следующие объекты:
1) арсенал в городе Кокура, крупнейший в Японии центр военного производства и снабжения самым различным военным снаряжением. Он занимал площадь 44 тысячи квадратных метров. Вплотную к нему примыкали железнодорожные депо, машиностроительные заводы и электростанции;
2) Хиросима — крупный центр по переброске морем японских сухопутных войск и пункт формирования морского конвоя. Это город, в котором размещался штаб местных сухопутных войск, а также контингент в 25 тысяч солдат. Вдоль восточной границы города располагались железнодорожные депо, армейские склады и порты, где происходила погрузка войск на суда. К главной части города примыкало несколько крупных промышленных объектов;
3) Ниигата — порт в Японском море, в последнее время приобретавший большое значение. В нем имелись алюминиевый завод и очень крупный металлургический комбинат, а также нефтеперегонные заводы и порт заправки танкеров;
4) Киото — культурно-промышленный центр с населением около миллиона человек. В прошлом столица Японии. В последнее время в этот город были эвакуированы многие отрасли промышленности и большое количество населения из разрушенных городов. Большая площадь, занимаемая этим городом, позволяла ожидать, что область разрушений окажется внутри его территории, а это поможет определить разрушительную силу бомбы.
Включение Киото в список намеченных целей для атомной бомбардировки вызвало резкое возражение Стимсона. Его доводы основывались на том, что это древняя столица Японии, исторический город, место, имеющее для японцев громадное религиозное значение. Он сам побывал там в свою бытность генерал-губернатором Филиппин, и этот город потряс его своими памятниками древней культуры.
В доказательство своей правоты я приводил следующие аргументы: население Киото больше миллиона человек. Ни один город Японии с таким населением не может не играть важной роли в военном производстве, даже если в нем всего несколько заводов. Японская экономика в большой степени основана на использовании как раз мелких предприятий, ставших во время войны поставщиками огромного количества военного снаряжения. Я указал, что в Киото около 2,5 квадратных километров занято под известные и еще 2 квадратных километра под неизвестные нам промышленные предприятия. Промышленность, имевшаяся до войны, целиком переведена на военные рельсы и выпускает среди другой продукции механический инструмент, точные приборы для артиллерии и авиации, радиотехническое оборудование, средства управления артиллерийским огнем, прицелы и тому подобное. Промышленные кварталы занимают район площадью 7,5 квадратных километров, тогда как вся застроенная часть города занимает площадь 15—20 квадратных километров.
После непродолжительного спора Стимсон заявил, что остается при своем мнении. Во время дискуссии он развивал свои взгляды на то, что, принимая подобные решения, нам следует исходить из той исторической роли, которую США должны будут играть после войны, поэтому (он был твердо убежден в этом) не следует допускать ничего такого, что помешает США играть эту роль.
Тем не менее, Киото сохранял для меня притягательность в основном из-за его большой площади, допускающей оценку мощности бомбы. Хиросима с этой точки зрения нас не вполне устраивала. Я, как и члены Комитета по выбору цели, был твердо убежден, что Киото — одна из важнейших в военном отношении целей. Поэтому я продолжал свои попытки склонить Стимсона на свою сторону, однако он был непреклонен. Когда он вылетел в Потсдам, Гаррисон телеграфировал ему о том, что я все еще настаиваю на Киото. И снова Стимсон возразил. На следующий день пришла еще одна телеграмма от него, где он сообщал об обсуждении этого вопроса с Трумэном. Президент поддержал Стимсона. После этого о Киото не было разговоров.
Дальнейшие события доказали всю дальновидность Стимсона. Однако, по-моему, он не предвидел, что большая часть обвинений, которых он так тщательно стремился избежать, будет исходить от американских граждан. После быстрого и отчасти внезапного окончания войны я испытал чувство облегчения по поводу своего поражения в этом споре, позволившего сильно уменьшить число жертв японского народа. После того как города-мишени были выбраны, Штабу военно-воздушных сил армии, расположенному на острове Гуам, был послан приказ не подвергать их бомбардировке без разрешения Военного министерства.
Недель шесть спустя, после того как Стимсон отказался утвердить Киото в качестве цели, я вдруг осознал, что военно-воздушные силы могут вычеркнуть его из списка городов, закрытых для бомбардировок, и поделился этой мыслью с Арнольдом. Он немедленно распорядился оставить Киото в этом списке; об этом было также извещено командование воздушных сил, базирующихся на Окинаву. Таким образом, если бы мы не рекомендовали Киото в качестве цели для атомной бомбардировки, этот город с большой вероятностью был бы подвергнут серьезным разрушениям, а может быть, и полностью уничтожен до того, как война окончилась.
Глава двадцатая Тиниан
К концу 1944 г. план наших будущих действий стал более определенным, и мы приступили к организации тактической базы, с которой самолеты Б—29 должны были отправиться в сторону Японии. Надо было вводить в курс дела командующих группировками театра военных действий и обеспечить их содействие. Необходимость в этом стала особенно очевидной, когда до меня стали доходить слухи, что адмирал Нимиц интересуется, чем собирается заниматься 509-й авиаполк на порученном ему участке театра военных действий. Каким-то образом ему стало известно, что это подразделение будет действовать в центральном районе Тихого океана, однако цель действий была ему неизвестна. Чтобы избежать осложнений, я попросил адмирала Пернелла послать капитана второго ранга Эшуорса на остров Гуам, рассказать Нимицу о наших планах и заручиться поддержкой флота. Эшуорс отправился в эту поездку с письмом адмирала Кинга, в котором указывалось на важность его миссии и выражалось требование, чтобы о цели операции были оповещены не более чем два офицера.
Когда Эшуорс явился в штаб Нимица, он сначала попал к вице-адмиралу Макморрису, который настаивал, чтобы письмо было доложено ему, поскольку-де он есть второе «Я» адмирала и должен знать все, чем занимается адмирал. Однако Эшуорс твердо отказал ему в этом.
Узнав впоследствии об этом разговоре, Нимиц в качестве второго посвященного лица выбрал Макморриса. Впоследствии по специальному запросу Нимица в курс дела был введен также капитан первого ранга Хилл, заведовавший у Нимица артиллерийской частью. С помощью последнего в дальнейшем осуществлялась вся наша связь с Нимицем. Непосредственно перед отлетом Эшуорса я получил разрешение Маршалла довести наши планы до сведения генерал-лейтенанта Хармона, командующего 20-й воздушной армией на Тихом океане, а также двух его офицеров, поскольку, как стало ясно, наши действия будут разворачиваться в зоне действия его армии. Арнольд просил сделать это генерала Норстэда во время посещения им Тихоокеанского театра военных действий в январе 1945 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Уже на первом заседании этого комитета были установлены некоторые основные условия операции: требуемая максимальная дальность полета самолета Б—29 в нагруженном состоянии, необходимость визуального бомбометания, желательные метеорологические условия в районе цели, ожидаемые мощность взрыва и масштаб разрушений и, наконец, необходимость иметь при каждом вылете не меньше трех целей на выбор.
Одна из сложнейших задач состояла в попытке определить или хотя бы грубо оценить взрывную силу бомбы. Точность при такой оценке играла очень большую роль, так как от нее сильно зависела эффективность использования бомбы. Величина взрывной силы целиком зависела от высоты, на которой будет произведен взрыв. Если высота взрыва будет больше или меньше определенной величины, разрушительное действие бомбы уменьшится. Если в результате ошибки высота точки взрыва окажется значительно больше оптимальной, все наши усилия могут вылиться в эффективное пиротехническое представление, практически безвредное для объекта. Было подсчитано, что если ошибка по высоте будет порядка 40 процентов в сторону ее уменьшения или 14 процентов в сторону увеличения, площадь зоны серьезных разрушений сократится на 25 процентов.
В ранний период по соображениям, учитывающим действие радиоактивных выпадений и прямой радиации взрыва, отдавалось предпочтение взрыву на максимально возможной высоте. Я всегда настаивал на том, чтобы свести к минимуму число жертв от действия радиоактивных осадков и прямой радиации. После испытания в Аламогордо, когда выяснилось, что взрыв может быть произведен на высоте нескольких сот метров над землей, я уже меньше беспокоился о действии радиоактивных осадков, опасность от которых существенна лишь при взрыве на небольшой высоте.
Однако до этого испытания мы не знали еще истинного масштаба взрыва, и поэтому наши расчеты основывались на обычных методах. Для бомбы типа «Малыш» расчетная мощность взрыва, выраженная в соответствующем количестве тринитротолуола, лежала между 5 и 15 тысячами тонн. Для такой мощности взрыва наиболее эффективной была бы высота 500—800 метров. Для «Толстяка» предполагаемая высота взрыва лежала между 225 и 500 метрами. Мы могли лишь надеяться, что точность определения высоты, особенно для бомбы взрывного типа, после испытания можно повысить. Такая неопределенность приводила к тому, что мы должны были иметь четыре различных взрывателя, рассчитанных на четыре различные высоты взрыва. К тому времени каждый из нас, работников проекта, уже свыкся с такой неизбежной неточностью данных. Действительно, прошло всего три дня, и Оппенгеймер сообщил мне, что мощность «Толстяка» определена неправильно, и поэтому выводы комитета нуждаются в исправлении. По его расчетам, максимальная высота, на которую следовало заготовить взрыватели для этого типа бомбы, вдвое больше минимальной. Для «Малыша» минимальная и наиболее вероятная высота составляла две трети максимальной.
Необходимость визуального бомбометания для точного поражения цели считалась очень важной, поэтому было признано целесообразным проводить операцию только при лепной погоде.
Комитет также рекомендовал послать в район каждой из трех целей по три разведывательных самолета с тем, чтобы в последний час полета до цели можно было окончательно выбрать одну из них. В том случае, если самолет с бомбой на борту, достигнув цели, найдет визуальное бомбометание невозможным, он должен был возвратиться, не сбрасывая бомбы. Бомбометание с помощью радара предусматривалось только на случай, если самолет почему-либо не сможет доставить бомбу обратно. Предполагалось особенно тщательно наблюдать за радаром и обстановкой полета, с тем чтобы в случае необходимости выбрать наилучший способ бомбометания.
План, основанный на визуальном бомбометании, и вытекающие из него возможные отсрочки требовали, чтобы конструкция бомбы предусматривала возможность ее хранения в состоянии боевой готовности в течение минимум трех недель. Это условие уже тогда нам было не страшно, а впоследствии мы вообще забыли о нем, так как получили возможность иметь данные о благоприятной погоде за 48 часов.
По общему мнению, если самолет в удовлетворительном техническом состоянии был бы вынужден возвратиться обратно на базу с бомбой на борту, он смог совершить нормальную посадку. Подобные посадки многократно отрабатывались на тренировках с макетами бомб, причем некоторые из этих бомб были начинены сильновзрывчатым веществом.
Если по непредвиденным обстоятельствам придется освобождаться от груза в воздухе, рекомендовалось соблюдать крайнюю осторожность. Ни при каких обстоятельствах не разрешалось сбрасывать бомбу в районе территорий, занимаемых американскими войсками. Перед самым отлетом намечалось провести точный и конкретный инструктаж бомбардира на случай любых непредвиденных обстоятельств.
Тщательное планирование и опыт, накопленный военно-воздушными силами во время налетов в Европе, когда самолетам приходилось нести бомбы весом до 800 килограммов, позволяли ожидать, что полет до цели пройдет благополучно, если будут соблюдены все предусмотренные меры предосторожности. Обсуждение возможного радиобиологического воздействия взрыва указывало, однако, что самолетам не следует находиться ближе четырех километров от места взрыва. Для предотвращения опасности какого-либо воздействия взрыва на команду самолета было установлено минимальное допустимое расстояние в восемь километров. Всем самолетам запрещалось пролетать в непосредственной близости от радиоактивного облака.
На третьем заседании Комитета по выбору цели его членам объявили о принятом Арнольдом и мною решении сосредоточить все руководство непосредственным применением бомбы в Вашингтоне. Это было вызвано необходимостью, так как некоторые представители военно-воздушных сил, входившие в состав комитета, казалось, потеряли чувство реальности и полагали, что с новым оружием можно обращаться как и со всяким другим. Они настаивали на передаче бомбы, как только она будет готова, в распоряжение командира соответствующего соединения, который может иметь полную свободу действий, за исключением выбора цели.
Я и генерал Арнольд были уверены в том, что такое в высшей степени ответственное и сложное дело не допускает подобной бесконтрольности и что едва ли такую свободу одобрят Стимсон и Маршалл, хотя разговора на эту тему с ними не было. По моему мнению, боевое применение атомного оружия должно направляться из Вашингтона скорее всего генералом Маршаллом, причем военный министр должен знать о каждом шаге и принимать участие в утверждении всех планов. Естественно, президент страны также должен принимать участие в управлении этой операцией, в частности, в оценке и одобрении планов, подготовленных Военным министерством.
Что касается Объединенной группы начальников штабов США и Англии, то к тому моменту уже было ясно, что они не будут участвовать в проведении операции и влиять на ее выполнение. Одним из мотивов такого решения было требование сохранения максимальной секретности. Не менее важным фактором было также неверие адмирала Леги в осуществимость проекта или хотя бы в эффективность бомбы. Такая позиция Леги сильно затруднила бы принятие соответствующих решений Объединенной группой начальников штабов.
Когда я посетил его за шесть или семь месяцев до описываемого момента с целью ознакомить его с отчетом по проекту, он сначала долго рассказывал мне о своем большом опыте работы по взрывчатым веществам в военно-морском флоте, а потом заявил, что ничего сверхъестественного из нашей работы все равно не выйдет, так как еще ни один из новых видов оружия, изобретенных во время войны, не смог оказать решающего влияния на ту же войну. На его взглядах не могла не сказаться выраженная им еще в начале 1944 г. уверенность в том, что Япония будет быстро поставлена на колени совместными действиями военно-морских и военно-воздушных сил.
Во всяком случае, как он сам откровенно признавался уже после окончания войны, он никогда не верил в практическую ценность атомной бомбы. Леги, как и другие начальники штабов, а также фельдмаршал Уилсон из Объединенной группы начальников штабов Англии, знали в общих чертах наши планы, хотя и не были официально ознакомлены с ними во всех деталях.
Мою решимость сосредоточить контроль за операцией в Вашингтоне поддерживал генерал Арнольд, который стремился удержать в своих руках руководство стратегической авиацией. Для этого он не отпускал своего начальника штаба Норстэда из Вашингтона, где он мог контролировать его действия. Такое положение не менялось вплоть до того момента, когда Спаатс незадолго до применения бомбы был переброшен на остров Гуам. Но, насколько мне известно, никто из посвященных лиц, конечно, не сомневался, что управление самой операцией будет осуществляться из Вашингтона.
Комитет наметил, а я утвердил в качестве целей следующие объекты:
1) арсенал в городе Кокура, крупнейший в Японии центр военного производства и снабжения самым различным военным снаряжением. Он занимал площадь 44 тысячи квадратных метров. Вплотную к нему примыкали железнодорожные депо, машиностроительные заводы и электростанции;
2) Хиросима — крупный центр по переброске морем японских сухопутных войск и пункт формирования морского конвоя. Это город, в котором размещался штаб местных сухопутных войск, а также контингент в 25 тысяч солдат. Вдоль восточной границы города располагались железнодорожные депо, армейские склады и порты, где происходила погрузка войск на суда. К главной части города примыкало несколько крупных промышленных объектов;
3) Ниигата — порт в Японском море, в последнее время приобретавший большое значение. В нем имелись алюминиевый завод и очень крупный металлургический комбинат, а также нефтеперегонные заводы и порт заправки танкеров;
4) Киото — культурно-промышленный центр с населением около миллиона человек. В прошлом столица Японии. В последнее время в этот город были эвакуированы многие отрасли промышленности и большое количество населения из разрушенных городов. Большая площадь, занимаемая этим городом, позволяла ожидать, что область разрушений окажется внутри его территории, а это поможет определить разрушительную силу бомбы.
Включение Киото в список намеченных целей для атомной бомбардировки вызвало резкое возражение Стимсона. Его доводы основывались на том, что это древняя столица Японии, исторический город, место, имеющее для японцев громадное религиозное значение. Он сам побывал там в свою бытность генерал-губернатором Филиппин, и этот город потряс его своими памятниками древней культуры.
В доказательство своей правоты я приводил следующие аргументы: население Киото больше миллиона человек. Ни один город Японии с таким населением не может не играть важной роли в военном производстве, даже если в нем всего несколько заводов. Японская экономика в большой степени основана на использовании как раз мелких предприятий, ставших во время войны поставщиками огромного количества военного снаряжения. Я указал, что в Киото около 2,5 квадратных километров занято под известные и еще 2 квадратных километра под неизвестные нам промышленные предприятия. Промышленность, имевшаяся до войны, целиком переведена на военные рельсы и выпускает среди другой продукции механический инструмент, точные приборы для артиллерии и авиации, радиотехническое оборудование, средства управления артиллерийским огнем, прицелы и тому подобное. Промышленные кварталы занимают район площадью 7,5 квадратных километров, тогда как вся застроенная часть города занимает площадь 15—20 квадратных километров.
После непродолжительного спора Стимсон заявил, что остается при своем мнении. Во время дискуссии он развивал свои взгляды на то, что, принимая подобные решения, нам следует исходить из той исторической роли, которую США должны будут играть после войны, поэтому (он был твердо убежден в этом) не следует допускать ничего такого, что помешает США играть эту роль.
Тем не менее, Киото сохранял для меня притягательность в основном из-за его большой площади, допускающей оценку мощности бомбы. Хиросима с этой точки зрения нас не вполне устраивала. Я, как и члены Комитета по выбору цели, был твердо убежден, что Киото — одна из важнейших в военном отношении целей. Поэтому я продолжал свои попытки склонить Стимсона на свою сторону, однако он был непреклонен. Когда он вылетел в Потсдам, Гаррисон телеграфировал ему о том, что я все еще настаиваю на Киото. И снова Стимсон возразил. На следующий день пришла еще одна телеграмма от него, где он сообщал об обсуждении этого вопроса с Трумэном. Президент поддержал Стимсона. После этого о Киото не было разговоров.
Дальнейшие события доказали всю дальновидность Стимсона. Однако, по-моему, он не предвидел, что большая часть обвинений, которых он так тщательно стремился избежать, будет исходить от американских граждан. После быстрого и отчасти внезапного окончания войны я испытал чувство облегчения по поводу своего поражения в этом споре, позволившего сильно уменьшить число жертв японского народа. После того как города-мишени были выбраны, Штабу военно-воздушных сил армии, расположенному на острове Гуам, был послан приказ не подвергать их бомбардировке без разрешения Военного министерства.
Недель шесть спустя, после того как Стимсон отказался утвердить Киото в качестве цели, я вдруг осознал, что военно-воздушные силы могут вычеркнуть его из списка городов, закрытых для бомбардировок, и поделился этой мыслью с Арнольдом. Он немедленно распорядился оставить Киото в этом списке; об этом было также извещено командование воздушных сил, базирующихся на Окинаву. Таким образом, если бы мы не рекомендовали Киото в качестве цели для атомной бомбардировки, этот город с большой вероятностью был бы подвергнут серьезным разрушениям, а может быть, и полностью уничтожен до того, как война окончилась.
Глава двадцатая Тиниан
К концу 1944 г. план наших будущих действий стал более определенным, и мы приступили к организации тактической базы, с которой самолеты Б—29 должны были отправиться в сторону Японии. Надо было вводить в курс дела командующих группировками театра военных действий и обеспечить их содействие. Необходимость в этом стала особенно очевидной, когда до меня стали доходить слухи, что адмирал Нимиц интересуется, чем собирается заниматься 509-й авиаполк на порученном ему участке театра военных действий. Каким-то образом ему стало известно, что это подразделение будет действовать в центральном районе Тихого океана, однако цель действий была ему неизвестна. Чтобы избежать осложнений, я попросил адмирала Пернелла послать капитана второго ранга Эшуорса на остров Гуам, рассказать Нимицу о наших планах и заручиться поддержкой флота. Эшуорс отправился в эту поездку с письмом адмирала Кинга, в котором указывалось на важность его миссии и выражалось требование, чтобы о цели операции были оповещены не более чем два офицера.
Когда Эшуорс явился в штаб Нимица, он сначала попал к вице-адмиралу Макморрису, который настаивал, чтобы письмо было доложено ему, поскольку-де он есть второе «Я» адмирала и должен знать все, чем занимается адмирал. Однако Эшуорс твердо отказал ему в этом.
Узнав впоследствии об этом разговоре, Нимиц в качестве второго посвященного лица выбрал Макморриса. Впоследствии по специальному запросу Нимица в курс дела был введен также капитан первого ранга Хилл, заведовавший у Нимица артиллерийской частью. С помощью последнего в дальнейшем осуществлялась вся наша связь с Нимицем. Непосредственно перед отлетом Эшуорса я получил разрешение Маршалла довести наши планы до сведения генерал-лейтенанта Хармона, командующего 20-й воздушной армией на Тихом океане, а также двух его офицеров, поскольку, как стало ясно, наши действия будут разворачиваться в зоне действия его армии. Арнольд просил сделать это генерала Норстэда во время посещения им Тихоокеанского театра военных действий в январе 1945 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42