А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сейчас трудно согласиться с тем значением, которое иной раз придавали некоторым спорам. Люди обычно легче справляются с работой, когда они понимают ее исключительное значение, и не удивительно, что в ряде случаев разгорались страсти. Тот факт, что почти все, кто прибыл в это трудное время, остались там до конца, достаточно наглядно свидетельствует о том чувстве ответственности, которое руководило каждым в отдельности и коллективом в целом.
Однако Кондон, проработав только около шести недель, отказался от должности. Соображения, изложенные им в своем письме об отставке, вряд ли оправдывают его уход. Кондон был знаком с этими краями: он родился в Аламогордо (штат Нью-Мексико), много лет жил на Западе и слушал лекции в Калифорнийском университете. Но по некоторым причинам он не пожелал остаться в Лос-Аламосе. Я никогда не считал, что в его письме изложены истинные причины отъезда. По-моему, им руководило чувство неверия в успех начатой нами работы, неизбежности провала Манхэттенского проекта, и он не хотел быть с ним связанным.
В конце апреля на объекте был проведен ряд совещаний, целью которых было ознакомление вновь прибывших с состоянием знаний в области атомной физики и разработка четкой программы исследований. Одним из главных теоретических вопросов, которые необходимо было решить, был вопрос о времени протекания ядерной реакции при осуществлении взрыва. В этом случае нужно было учитывать два обстоятельства. Сила взрыва зависит от числа нейтронов, высвобождаемых в ходе цепной реакции. Это число возрастает в геометрической прогрессии по мере развития реакции. Развитие же реакции требует времени, в течение которого энергия, уже освобожденная на предыдущих этапах реакции, может вызвать разброс делящегося вещества и оборвать цепную реакцию раньше, чем прореагирует весь делящийся материал, т. е. произойдет взрыв.
В то время в различных мнениях о вероятной продолжительности реакции недостатка не было, но они были лишь… мнениями. Однако в любом случае так или иначе мы были убеждены, что эффективная мощность любой бомбы, которую мы смогли бы создать, должна была быть небольшой по сравнению с ее потенциальной мощностью.
Наиболее простая конструкция бомбы основывалась на использовании для создания критической массы делящегося материала так называемого ствольного метода. По этому методу одна подкритическая масса делящегося материала направлялась как снаряд в направлении другой подкритической массы, игравшей роль мишени, и это мгновенно создавало сверхкритическую массу, которая должна была взорваться. Такой принцип был использован в конструкции бомбы «Малыш», сброшенной на Хиросиму.
Второй предложенный метод был основан на использовании явления, сходящегося внутрь взрыва (имплозии). В этом случае поток газов от взрыва обычного взрывчатого вещества направляется на расположенный внутри делящийся материал и сжимает его до тех пор, пока он не достигнет критической массы. По этому принципу была создана бомба «Толстяк», сброшенная на Нагасаки. Разработка его была связана со значительными трудностями, так как не было опыта, на основе которого его можно было бы разработать. Человеком, от которого больше, чем от кого-либо, зависело развитие теории бомбы имплозионного (взрывного) типа, в то время был С. Н. Неддермейер. Вначале он один верил в эффективность этого метода, несмотря на невысокое мнение о нем его коллег. В конце 1943 г., когда выяснилось, что некоторые ранее неизвестные свойства плутония затрудняют его безопасное использование в бомбе ствольного типа, мы были весьма благодарны Неддермейеру за его упорную веру в осуществимость бомбы взрывного типа и проделанную им работу, явившуюся основой для ее осуществления.
В это время также дискутировался вопрос о возможности создания бомбы, основанной на принципе ядерного синтеза, который был осуществлен впоследствии в водородной бомбе. Но, поскольку было ясно, что любая такая сверхбомба потребовала бы такого большого количества тепла, которое могла выделить только атомная бомба, вопрос о ее создании должен был решаться во вторую очередь. С другой стороны, ее возможности были столь велики, что исследованиями и изучением ее разработки нельзя было пренебрегать (большей частью это было сделано Эдвардом Теллером, который известен как создатель водородной бомбы). Обсуждался вопрос о возможности ее взрыва в атмосфере, но этот вариант представлялся в высшей степени неудобным с точки зрения здравого смысла. Рассматривался вопрос о силе взрыва такой бомбы, но к единому мнению по этому вопросу не пришли. Однако все понимали, что водородная бомба должна создать взрыв огромной разрушительной силы, значительно большей, чем сила взрыва атомной бомбы.
Оппенгеймеру было дано задание собрать бомбу сразу же после получения необходимого материала. Ему было также сообщено, что это вряд ли произойдет раньше 1945 г., но в любом случае он примерно за шесть месяцев до ожидаемого окончательного срока должен быть полностью готов к изготовлению оружия. Поскольку бомба не могла быть испытана до получения достаточного количества делящегося материала, нужно было провести много вспомогательных испытаний с меньшим количеством делящегося материала меньшей чистоты. Эти испытания должны были бы помочь при конструировании бомб оценке их возможной мощи и вероятности успеха.
Вначале Лос-Аламосская лаборатория была чисто исследовательской организацией. Работа в ней носила научный и даже теоретический характер, поэтому на первых порах почти вся ответственность лежала скорее на ученых, чем на инженерах. С течением времени это соотношение изменилось и инженерно-технические работы, также проводимые на высоком научном уровне, приобрели большое значение, поскольку мы стремились убедиться в том, что бомба сработает.
Одной из наших главных задач было точное определение количества нейтронов, необходимых для осуществления реакции деления. Мы имели некоторое представление о том, чему оно равняется для урана-235, хотя и не были в этом уверены, так как наши оценки основывались на измерениях образцов, содержащих большое количество урана-238. Для плутония же это количество было совершенно неизвестно. Мы могли лишь предполагать и надеяться, что оно не сильно отличается от соответствующего количества для урана-235.
Из-за возможных осложнений с производством мы первое время не знали, будет ли в бомбе использован уран-235, плутоний или то и другое вместе. Мы не знали также, в каком виде придет к нам материал: в виде чистого металла или соединения. Следовательно, мы не могли сформулировать технических требований, предъявляемых к механическим свойствам бомбы.
Было совершенно ясно, что после того как мы получим делящийся материал в граммовых или килограммовых количествах, то времени на исследования уже не останется. Почти все химические исследования, как бы они ни были важны, мы должны были проводить с микроскопическими образцами. Кроме того, мы должны были как можно раньше начать баллистические работы, которые представляли собой новую отрасль инженерного искусства и требовали совместной работы не только ученых и инженеров, но и экспертов по взрывчатым веществам и особенно людей, имеющих опыт в артиллерийском деле.
На заседании Военно-политического комитета в мае 1943 г. я попросил подобрать соответствующего руководителя для этой работы. Ни Оппенгеймер, ни я не могли подыскать нужного нам человека. Он должен был хорошо понимать как теоретические основы артиллерийского дела, так и иметь богатый опыт работы с сильновзрывчатыми веществами, широкий круг знакомств, отличную репутацию среди артиллеристов и возможность всегда получить у них поддержку. Он должен был обладать достаточными научными знаниями и уметь работать с учеными. На последних стадиях осуществления проекта он должен был заниматься баллистическими испытаниями, а также планированием и, возможно, фактическим использованием бомбы в военных действиях, поэтому было бы весьма полезно, если бы он был кадровым армейским офицером. Я сказал комитету, что я не знаю в армии никого, кто мог бы отвечать всем этим требованиям.
После некоторого обсуждения Буш поинтересовался, имею ли я возражения против морского офицера, и предложил капитана третьего ранга Уильяма С. Парсонса. Пернелл с радостью одобрил эту кандидатуру.
Парсонс, окончивший в 1922 г. Аннаполисское училище, провел значительную часть своей службы в военно-морской артиллерии и на стрельбах и как раз к тому времени закончил длившуюся несколько лет работу по разработке и испытанию контактного взрывателя. После некоторых препирательств с военно-морским командованием его кандидатура была одобрена, мне было предложено встретиться с ним и решить этот вопрос окончательно.
Вечером на следующий день Парсонс прибыл ко мне. Через несколько минут я понял, что это тот человек, который нам нужен. Во время нашего разговора он мне напомнил о нашей встрече в начале 30-х годов, когда я работал над применением инфракрасных лучей, а он участвовал в разработке радара для военно-морского флота. Я вспомнил, что в свое время на меня произвело впечатление его понимание роли научной теории для вооруженных сил.
Мы договорились о встрече Парсонса с Оппенгеймером, которая состоялась через несколько дней в Вашингтоне. Оппенгеймер был рад этому выбору. Были отданы необходимые приказы, и вскоре Парсонс оказался в Лос-Аламосе.
Встречен он был весьма своеобразно. Из-за ограничений в Лос-Аламос при отсутствии туда деловой командировки и без тщательной проверки благонадежности попасть было очень трудно. Те, кто удовлетворяли этим требованиям, входили через главные ворота, расположенные километрах в трех от центра зоны. Служба безопасности имела специальные инструкции тщательно присматриваться к лицам, одетым в форму и ищущим вход, особенно если их форма в некоторых деталях отклонялась от той, которая предусмотрена уставами. Вся охрана была набрана из армии и имела смутное представление о военно-морской форме.
Парсонс был первым военно-морским офицером, получившим назначение на объект. Он появился у ворот в летней военно-морской форме. Один из часовых тут же позвонил своему начальнику: «Сержант, мы поймали шпиона. К нам пытается пройти один тип, а его форма такая же липа, как трехдолларовая бумажка. У него на погонах полковничьи орлы, а говорит, что он капитан».
Другим случаем опасной путаницы, связанной с военным жаргоном, был следующий эпизод. Как-то из Вашингтона я позвонил полковнику Тайлеру и сообщил ему, что один из высших офицеров, специалист «по огню», с которым нам приходилось иметь дело, прибудет в тот день вечером в аэропорт Санта-Фе. Он располагает очень ограниченным временем и хотел посмотреть Лос-Аламос. Я велел Тайлеру встретить его в аэропорту, отвезти на холм, устроить небольшое совещание с Оппенгеймером и по возможности имитировать небольшой неядерный взрыв в районе испытаний. Поскольку времени у генерала мало, Тайлер принял меры, чтобы его автомобиль смог проехать без задержки. Эти необычные инструкции были переданы офицеру, командовавшему подразделением охраны. Тайлер поехал в аэропорт, где он должен был встретить самолет в два часа пополудни. Однако самолет прибыл с опозданием на два часа. Выскочивший из него генерал заявил, что на сегодня у него назначена еще встреча в Эль-Пасо (штат Техас), и потребовал, чтобы его визит в Лос-Аламос был осуществлен как можно быстрее.
Все шло хорошо до тех пор, пока легковой автомобиль на предельной скорости не промчался мимо будки часового в лесистой части объекта по направлению к району испытаний. И вдруг часовой заорал: «Стой! Черт побери, стой!» За этим приказанием последовало лязганье ружейного затвора. Водитель нажал на тормоза и медленно подвел машину к тому месту, где стоял часовой. По обыкновению, не торопясь, часовой начал просматривать бумаги всех находившихся в машине. Генерал начал проявлять признаки нетерпения. Тогда Тайлер спросил:
— Разве не было приказа пропустить эту машину через пост без остановки?
— Нет, сэр. Мне было сказано, чтобы я пропустил без задержки несколько пожарных, и я ожидал людей в касках. Вы их случайно не видели, сэр? — Мрачное настроение генерала сменилось неудержимым смехом.
Парсонс на протяжении всей своей работы оправдал мои лучшие ожидания. То, что он был кадровым офицером, имевшим большой опыт в разработке контактных взрывателей, сослужило нам неоценимую службу на последних стадиях осуществления проекта, когда мы приступили к последним приготовлениям.
Конэнт посоветовал мне улучшить мои деловые взаимоотношения с учеными Лос-Аламоса, создав комитет, который заслушивал бы результаты их работы независимо от того, смогли бы мы или не смогли извлечь непосредственную пользу из его докладов. «Эти люди, — подчеркнул он, — привыкли к тому, что с их работой время от времени знакомятся комитеты, назначаемые администрацией университетов, и что учреждение такой системы будет встречено с одобрением».
Лично я не считал идею комитета плохой, поскольку я всегда помнил слова очень мудрого и удачливого начальника инженерной службы генерала Джедвина. Когда некоторые из его подчиненных намекнули ему, что нет нужды назначать институт консультантов по реке Миссисипи, поскольку его члены не имеют опыта работы в этой области, а многие офицеры инженерной службы имеют и то и другое, Джедвин ответил: «У меня нет возражений против тех комитетов, которые назначаю я».
Руководствуясь этим соображением, я без колебаний принял решение о создании комитета. Прежде всего он должен был убедить Конэнта и меня, а также членов Военно-политического комитета в том, что программа и организация работ в Лос-Аламосе обоснованы. Члены комитета (комитет состоял из У. К. Льюиса из Массачузетского института технологии (председатель), Э. Л. Роуза из фирмы «Джонс и Лэмсон», Дж. Г. Ван Флекса и Э. Б. Вильсона из Гарвардского университета, Ричарда С. Толмена) были тщательно подобраны, и один из них, на этот раз секретарь, был хорошо знаком с проектом и с моими соображениями по исследуемому вопросу.
Подобное отношение к комитетам может показаться циничным, однако мой опыт свидетельствовал, что оно дает отличные результаты. Так же обстояло дело и в этом случае. Работа комитета принесла большую техническую пользу. Один из его членов указал при рассмотрении конструкции, что прочность ствола совершенно несущественна для успеха, поскольку при взрыве он будет уничтожен. Это замечание, после того как оно было сделано, выглядело совершенно тривиальным, однако до этого оно никому из нас не приходило в голову. В результате мы смогли сократить размеры и вес «Малыша». Таким образом, бомба ствольного типа стала практичной с военной точки зрения уже на ранней стадии ее разработки, работа над ней могла вестись организованно и без спешки.
Комитет внес еще одну рекомендацию, которая была впоследствии принята: Лос-Аламос должен нести ответственность за успешное действие бомбы, следовательно, необходимо разработать специальные методы для очистки плутония после его выделения. Я счел это предложение вполне подходящим для лос-аламосского объекта, так как количество плутония, подлежащего очистке, было очень небольшим, и нам все равно пришлось бы строить специальную установку либо в Ханфорде, либо в Лос-Аламосе. Комитет полностью поддержал мнение Оппенгеймера, с которым я был согласен, о том, что необходимо начинать баллистические исследования. Эти изменения темпа и задач удвоили количество людей в Лос-Аламосе, особенно занятых исследованиями в области баллистики и взрывчатых веществ.
Сектор взрывчатых веществ возглавил Джордж Кистяковский из Гарвардского университета, опытный химик, имевший опыт работы в области сильновзрывчатых веществ. Успех «Толстяка» зависел от конструкции и качества изготовления неядерной взрывчатки. И за то, и за другое Кистяковский нес ответственность. Работа велась в ненормальных для экспериментов условиях и из-за отсутствия времени не было возможности принять обычные меры предосторожности. Хотя опасность несчастных случаев была велика, никто не пострадал.
Для облегчения контроля за работой в Лос-Аламосе Оппенгеймер учредил руководящий совет, состоявший из него самого, начальников отделов и административных лиц, занимающихся общими вопросами. Начальникам отделов подчинялись руководители групп. Совет был осведомлен обо всем, что относилось к проекту и к его осуществлению. Кроме того, был организован консультативный комитет объекта. Этот последний был бельмом на глазу коменданта, который не мог удовлетворить все его требования, но критика часто приводила к улучшению жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42