Должно найтись.
Где?
Михр-Бидад внимательно поглядел на свои шершавые большие руки. Руки
мужчины, руки труженика. Руки простого человека.

Дым. Дым. Дым.
Дым клубится над холмами, вырываясь из-под котлов священных.
Томруз собрала народ в круглой котловине - не той, где сгинула мощь
персидская, а в другой, с чистым родником посередине, со свежей травой и
цветами.
По левую руку от Томруз уселись на пологом склоне массагеты и
хорезмийцы в рогатых шапках, сугды и бактры в шапках круглых, по правую -
саки заречные и тиграхауда в островерхих колпаках. На склонах котловины
перед Томруз и за нею расположились отряды саков аранхских.
На полянке у родника опустились на колени персы в рваных, но
заботливо отряхнутых одеждах, с поясами, надетыми на шеи в знак
покорности.
Рядом с Томруз, усевшейся на груду персидских щитов, секир и мечей,
накрытых персидскими знаменами, стояла, прямая и бесстрастная, точно идол
на могильном холме, жена Хугавы.
В пяти шагах от этих двух молчаливых и спокойных женщин, неподалеку
от персов, обливалась слезами третья. Райада, дочь Фрады. Род Фрады,
искупая вину старейшины, до последнего взрослого мужчины, до последней
взрослой женщины пал в бою у страшной котловины. Старухи, матери и дети
рода еще не вернулись с берегов Яксарта, и Райада оказалась одна, всем
чужая, среди тысяч саков - мужчин и женщин.
Она уцелела - отсиделась за холмами.
Она не знала, зачем ее сюда привели. Боялась. Неужели убьют? Райада
ни в чем не виновата. Дочь не ответчица за отца. Да и отец чем провинился?
Он из-за дочери старался - хотел, чтобы ей было хорошо. Плохо разве, когда
родители любят детей? Не стреляла в персов? Что тут такого? Не хватило сил
натянуть лук. Она - маленькая сакская женщина.
Томруз кивнула влево.
Четверо могучих саков, кряхтя и пригибаясь от тяжести, вынесли на
лужайку, красную сумку с белым кречетом.
Глаза Райады остекленели.
Она узнала сумку Спаргапы.
Саки нашли ее в персидском обозе.
- Райада! - сказала Томруз. - Ты хотела блестящих побрякушек?
Получай.
Четверо саков подтащили сумку к Райаде, с трудом приподняли и
опрокинули. На Райаду с журчащим звоном хлынул золотой поток.
Браслеты. Кольца. Серьги. Пряжки. Цепи, снятые Спаргапой с воинов
Куруша, убитых у моста. Тяжелая пряжка оцарапала ей лоб, к губам тонкой
струйкой потекла кровь.
Утопая в золоте, ослепленная его холодным блеском, оглушенная
тоскливым звоном его, Райада растерянно раскрыла алый рот.
Говорят, так и сидит она до сих пор в той котловине.
Томруз кивнула направо.
Четверо могучих саков поднесли ей кожаный мешок, наполненный красной
жидкостью.
- Сыны Айраны! - сказала Томруз. - Глядите и запоминайте. И
расскажите там, у себя на родине, о том, что видели сегодня. Может, они
поймут...
Майра развернула пятнистый платок и подала Томруз отрубленную
человеческую голову. Томруз встряхнула голову за волосы, окрашенные хною.
На пленных персов молнией пал ужас.
То была голова Куруша.
Когда-то, собираясь жениться на хозяйке степей, Куруш сказал: "Я,
видно, голову потеряю из-за этой Томруз". Он не ошибся.
- Ты хотел крови? Пей!
И Томруз глубоко, до плеча, погрузила руку с головой Куруша в мех с
персидской кровью.
- И все?! - расхохотался Утана. - Ради этого, Куруш, ты тащился в
такую даль? Сколько шуму было, сколько споров... Сколько людей погубил
напрасно. А ведь мог свернуть себе шею, не выходя из дому. Тихо, без
хлопот. Ха-ха-ха!
Саки закричали. В их крике звучала скорбь о погибших, и ненависть к
тем, кто нарушил их мирную жизнь. И гордость победой. И - предупреждение.
Они сидели усталые, но довольные. Все позади. Тяжелая работа
закончена. Но глаза их говорили - если понадобится, саки сейчас же, даже
не отдохнув, опять возьмутся за эту нелегкую, нежеланную, но нужную
работу.
Оттерев ладони о неприятельское знамя, Томруз вынула из-за пазухи
половинку амулета с разрубленным кречетом, приложила ко лбу и заплакала:
- Спаргапа, сын мой. Бедный Спар. Где ты? Спаргапа, родной... где ты?
Где бродит твой бесприютный дух? Спар, мой дорогой. Прости свою дряхлую
мать. Не уберегла я тебя. Не уберегла. Утащила тебя Пятнистая смерть. Не
уберегла...
Она поднялась на груду вражеских секир и мечей, зловеще сверкавших
из-под скрученных ветром разбойничьих стягов, запрокинула голову, подалась
грудью вперед, откинула руки назад в отчаянном порыве.
Как соколиха - крылья в звенящем полете.
Как богиня мщения, что спешит к месту преступления.
Над черными полями, где ржавеют в золе наконечники стрел, развалинами
жилищ, засыпанных пылью, над могилами сыновей, давно истлевших, и над
колыбелями недавно рожденных сыновей тысячи лет звучит, не умолкая,
скорбный и грозный крик матерей:
- Пятнистая смерть! Когда ты сгинешь? Люди, убейте Пятнистую смерть!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23