– И внушаете доверие. Но для полной уверенности… как ваша фамилия?– Пархоменко. Сергей Сергеевич, – представился Приезжий, начиная внутренне яриться.– Не покажете ли еще раз свой служебный мандат?– Мадам, это смешно! – Он достал удостоверение и снова мельком показал его. – Не хотелось беспокоить пожилую женщину, поэтому я пришел сам, но если у вас мания бдительности, вас вызовут на Петровку. И мы поговорим там!– Нельзя ли поближе, голубчик? – невозмутимо проговорила мадам.Приезжий поднес удостоверение к глазам Праховой. Та сноровисто придержала его рукой, попробовала ногтем фотографию и хихикнула:– Документик фальшивый.Приезжий выдернул удостоверение, отступил.– Вы меня оскорбляете при исполнении служебных обязанностей! – рявкнул он.– Всем вы хороши, вот только манеры, манеры… Настя, телефон!Тотчас под левой рукой хозяйки возник аппарат.– Я ведь могу легко проверить, – она опустила ладонь на трубку.Не хотелось Приезжему устраивать побоище с двумя бабами, ох, не хотелось. Чутье подсказывало ему, что Прахова что-то знает, чего угрозыску не сообщила. Однако какую игру ведет старуха сейчас?– Мадам, – пригасив тяжелыми веками полыхание кавказских глаз, произнес он умиротворяюще, – вы только отнимаете у меня драгоценное время!Прахова, пристально наблюдая за гостем, на ощупь набрала 02.– А ну прекрати свои штучки, старая стерва! – скинув все личины, волчьим приисковым голосом приказал он.И двинулся к Праховой, готовый уже ко всему ради поставленной задачи… Но только не к тому, чтобы увидеть нацеленный на него пистолет.Крайнее изумление Приезжего и победительное торжество Праховой заполнили наступившее молчание. Но вот она насладилась эффектной сценой и нарушила паузу:– Сядьте на место, голубчик, и поговорим о деле. Миркин работал на меня.– О-о-о!.. – произнес Приезжий, веря и не веря.– Люблю отчаянных молодых людей, – причмокнула Прахова. – Доля риска разнообразит жизнь.Зазвонил будильник, Приезжий вздрогнул.– Садитесь, садитесь, это гомеопатия.Он сел, настороженно следя, как старуха, отложив пистолет, принимала свои крупинки.– Вы верите в гомеопатию?– Извините, мадам, я верю только в себя и в наличные деньги.– Стало быть, и в меня не верите?– Я показал вам удостоверение, которое вы сочли фальшивым. Вы мне – пистолет. Этого достаточно для обоюдного доверия?– Возможно, вы считаете, что милиция выпросила в музее бельгийский браунинг, всю эту обстановку и меня в придачу и решила перед арестом устроить вам маленький розыгрыш? Ай-яй, такие умные глаза и такие глупые мысли…Приезжий рассмеялся:– Уговорили… Мадам, я у ваших ног!– Очень мило. Кстати, меня зовут Антонина Валериановна. А вас как величать, «товарищ Пархоменко»?– Что в имени тебе моем? Как сказал какой-то поэт. По-моему, дело сказал… Зовите Володей.Параллельно светской болтовне ум Приезжего впивался в новую загадку: кто она? перекупщица или матрасница? От этого зависела цена.Матрасниками называют ту разновидность купцов, которые просто скупают и накапливают, накапливают – ради самого накопительства.Пожалуй, матрасница, думалось ему. Только нетипичная. Матрасник – скряга, лишней копейки не потратит, порой только что не нищенствует. Прахова же явно жила припеваючи.– Володя… Владимир… – раздумчиво пробовала Прахова на язык. – Лучше Вольдемар, согласны?– Как вам больше нравится.– Вы когда-нибудь бывали у Бориса? Не помню, чтобы я вас видела.«Вольдемар» уже не имел нужды скрытничать:– Мы с ним не были знакомы.– А-а, значит, кто-то был между?– Да, болтался один – с дырявой головой.– Эти длинные цепочки, Вольдемар, довольно опасны. Всегда найдется слабое звено.– От посредников не избавишься, Антонина Валериановна. Нас с вами напрямую свел только случай.– Будем надеяться, счастливый. Хотите кофе?Приезжий хотел. И Настиными заботами был вскорости доставлен сияющий кофейник и все прочее для услаждения души. Атмосфера установилась почти семейная.– Вам у меня нравится?– Немного непривычно, – признался «Вольдемар», – Особенно потолки.– Да, голубчик, четыре метра двадцать сантиметров. Дом строил мой отец, когда-то семья занимала весь этаж. С семнадцатого – лишь эту квартиру, а потом нас еще уплотнили. Вы небось и не слышали подобного слова?– М-м…– Теперь – лишь одна комната. Последний бастион, который и обороняем вдвоем с Настей.– Ей можно доверять?– О, абсолютно! Настя прекрасного происхождения. Ее отец был денщиком у атамана Дутова. Единственная родная душа. А у вас – семья, родители?– Никого. От прошлого – только пепел.– Бедный! Еще чашечку?.. И возьмите печенья.Печенья Приезжий взял, но занимало его другое:– Антонина Валериановна, давно вы это… по золоту?– После третьего мужа остались кое-какие знакомые, вот и занялась. Вы удивлены? Но не носки же мне вязать, как вы полагаете? – задорно тряхнула она головой.– Да, видно, не по вашей части… Честное слово, жаль, что поздно родился. С какой женщиной я мог быть знаком!– Без лести, Вольдемар, без лести! – погрозила Прахова пухлым пальцем, весьма, впрочем, довольная. – Что было, то прошло… Ах, Боже мой, как давно я в последний раз была в Париже!.. Но я еще там поживу! – как бы с угрозой кому-то повысила она голос. – Погуляю по Елисейским полям, подышу парижским воздухом!Приезжий опешил. Или старуха «того»? Она в Париже – бред собачий. Ему вспомнился Чистодел, грязная пивная. Пора бы тут закругляться, если Прахова действительно собирается взять товар.Хозяйка будто угадала его мысли:– Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейчас, – навеки? А?– Как-то не задумывался…Где тут задумаешься? Взял товар – отдал товар – деньги хозяину – парное себе – в любой миг жди напасти – готовься бежать или драться насмерть. Навеки – не навеки? Велика разница!– Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увижу – а вы тем более, – как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высоте – те, у кого что-то есть!«Ну, понесло старуху!»Приезжий счел, что раскусил ее вполне – «парижская матрасница». Но отчасти Прахова выступала и «купчихой»: вольные расходы нет-нет да и вынуждали расстаться с увесистым мешочком – но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы.И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для «стажировки» в Столешников.Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и воображение. И вот – приход Вольдемара. Возрождение и – не исключено – даже новые горизонты!Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнутое радушие, и стремление приручить звероватого незнакомца.Однако он напрасно опасался, что старуху «понесло». Изложив свое политическое кредо, она решительно поднялась:– Ну-с, приступим к делу. Металл с собой?– Да.– Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте.Приезжий снял кожаный пояс-мешок:– Два кэгэ триста.– Знаю. Деньги были приготовлены.Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистодела. Недурно.За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих.Приезжему уже не терпелось уйти.– Пора расставаться, Антонина Валериановна, – сказал он, едва завидя ее.– Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погорели.– Погорел?.. – свел он брови. – Я пока ни на чем не горел.– Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность.– А, черт!..– Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей.– Не сказали, за что?– Такие вещи полагается знать самому, дорогой, – справедливо возразила Прахова.Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.– Надо смываться. Может быть, что за домом следят?– Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.– Думаете, она справится?– Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.Помолчали.– Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.– Какой Александр Федорович?– Да Керенский же. Господи! – с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.– А как он ушел?– В дамском платье. Надо знать родную историю! …Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.– Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала… а то, мол, придушу любимого племянника.– Какая кровожадность! – оживилась Прахова. – И что же?– Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!– M-м… нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?– Борис взвешивал дома металл?– Как же иначе?– Тогда на весах найдут шлих.– Ай-я-яй!– Я хотел предотвратить.– Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантливо. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер.– Продать может?– Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника… Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?..– Если выберусь цел, я о нем подумаю. – Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло.
* * * С немалыми предосторожностями и уловками добрался Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто.В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабанщик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу.Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что ведено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затягивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел закоченел настолько, что презрел начальственное приказание. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении – в теплые недра метро.Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровождающих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся буквой «М».Здесь Приезжий взял Чистодела за локоть и повлек в безлюдный затишливый уголок.– Да куда ж вы делись?! Я всякое терпение потерял! Чуть не околел на морозе! Остался, как вошь без хозяина!.. – запричитал, заобижался, закапризничал Чистодел.Приезжий дал ему выговориться, отогреться и обрести способность порадоваться возвращению бесстрашного, отчаянного, мудрого товарища. Несколько ласковых фраз уверили Чистодела, что Приезжий никак не мог явиться раньше, выше головы занятый множеством хлопот.– Но дело выгорело – купца я нашел.Барабанщик преисполнился восхищения:– Да как же вам пофартило?– Секрет фирмы. А мужик что надо, возьмет товар, как у Миркина брал.– Кто ж он? – жадно спросил Чистодел– Экий шустрый! Много будешь знать – скоро состаришься. Пошли, примем на прощанье, грамм по триста – и в разные стороны.С физиономии барабанщика сползло радостное выражение.– Стало быть, меня побоку? – возмутился он. – Так, да? То был Чистодел лучший друг, а теперь под зад коленом?– Закон жизни, дорогой. Связь закоротилась, лишние руки кому нужны?– А мой парное? Я тут с вами бегал, сколько страху натерпелся. Это все за спасибо?!– Парное за мной. Доеду до места – вышлю. Тебе ведь до востребования? Координаты помню.Вроде и пообещал, но небрежно так, чтобы отделаться.– Пришлете вы, так я и поверил! – озлился Чистодел.– Слушай, мне некогда, встреча с купцом через два часа.– Вот и я с вами. Получу свое с товара – тогда до свидания.– Нельзя! Спугнешь ты мне купца, я обещал быть один.Для страховки Чистодел ухватил Приезжего за рукав.– Ничего не спугну, постою где-нибудь сбочку!Тот изобразил колебание:– Прямо не знаю… Ну, ладно, пожалею тебя, инвалида. Двигаем в Расторгуево.– Куда?!– Станция Расторгуево. На электричке.Чистодела сотряс озноб: то ли последняя порция холода выходила, то ли предчувствие пробрало. С сомнением вглядывался он в опасного своего спутника.– Вот я и говорю, – посочувствовал тот, – чего ты на ночь глядя потащишься?– Нет уж, я с вами, – решился все же барабанщик.Приезжий спрятал в воротник довольную усмешку.
* * * Когда Пал Палыч, вытянув из Миркина сведения о Чистоделе, прямо с допроса передал их Мише Токареву, тот рьяно взялся за дело.На первый взгляд, чего проще: доступ к райсобесовским архивам – не проблема. Однако собесовские телефоны отзывались сонными гудками: пусто у нас тут, братец, отстань.Коротким смерчем пронесся тогда Миша по соответствующим службам, получил адрес собесовского начальника и устремился в Марьину рощу с намерением хоть из постели его вытряхнуть, но добиться проку.И снова фортуна отвернулась. В квартире царило молодое веселье: «У папы встреча ветеранов, а мама пошла в гости». Мишу не спрашивали, кто он да что, где состоится встреча, понятия не имели, но на вопрос, скоро ли отец вернется, замялись:– Он как когда… по обстоятельствам.И, видя, что Миша не понял, объяснили наиболее доходчивым жестом – щелчком по горлу.Заманчивая перспектива – получить среди ночи на руки пьяного ветерана! Не всегда Токарев применял этот принцип на практике, но помнил его твердо: кипятиться попусту вредно и глупо. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». И имеют право чокнуться за живых и мертвых, а если переберут, не нам их судить.…С утра пораньше Токарев торчал у запертых дверей Киевского райсобеса, включавшего территорию, где Миркин приметил Чистодела в тапочках. Вчера служащие вслед за начальником разбежались пораньше; неплохо бы сегодня явиться вовремя.Ага, кажется, первая ласточка. Зав или замзав: строгий взор, бесформенное пальто и начищенные ботинки.– Вам чего, гражданин?Удостоверение Петровки поставило его по стойке «смирно»:– Немедленно будет исполнено!Дальше, как говаривают оперативники, «было уже просто». «Просто» заключалось в том, чтобы поднять по картотеке всех Сергеевых, естественно, Петров Ивановичей. Из них отобрать тех, кто получает пенсию по болезни или травме и проживает в районе Плотникова переулка.Часа через полтора, наглотавшись бумажной пыли, Токарев облюбовал пятерых Сергеевых. Оставалось еще раз сделать «просто»: уговорить зава бросить все дела и вместе объехать кандидатов в Чистоделы.Зав уговорился, из Управления дали машину, объезд начался. Одного опасался Токарев – что Чистодел не был Сергеевым, а получало его корреспонденцию подставное лицо. Но авось до подобного уровня конспирации не додумался.(По счастью, тогда не развился еще промысел, предлагаемый ныне в объявлениях: «Сдам в аренду абонентский ящик. Конфиденциально»).Все посещаемые Сергеевы словно поджидали кого – сидели по домам, у всех накопились к собесу претензии и просьбы. Зав разрывался между их нуждами и нетерпением оперативника. Миша продолжал твердить себе, что кипятиться попусту… и т. д.Четвертое посещение пролило бальзам на его душу. Полоса невезения кончилась.– Мы из райсобеса, – зачастил зав. – Сергеев Петр Иванович здесь живет?– Живет – слишком громко, – усмехнулась молоденькая соседка. – Бывает. Отсыпается после пьянок. В таких пределах.– Он – инвалид, и у него трудовая травма?– Раз в жизни заставили работать, конечно, с непривычки надорвался… А вообще-то у него ярко выраженный синдром Тита, – состроила она глазки Токареву.Миша заинтересовался:– Синдром… ага, это сумма признаков определенной болезни. Вы медик?– Совершенно верно.– При какой же болезни этот синдром Тита?– А это, знаете… «Тит, иди молотить! – живот болит. – Тит, иди кашу есть! – А где моя большая ложка?»Зав вдруг по-детски прыснул и долго не мог уняться.– Вы плохо относитесь к нашему подопечному, – констатировал Токарев. – Он дома?– Нет. Позвонил вчера, что поздно вернется и чтоб засов не задвигали. Но по сию пору не явился.– И часто он в загуле? – осторожно поинтересовался Токарев.Вероятно, слишком осторожно, потому что девушка внимательно осмотрела Мишу.– Как соседка я на Петра Ивановича не жалуюсь. И, если человек получает пенсию, он волен расходовать ее, как ему нравится, разве нет?.. Вы правда из собеса?– Мы выборочно обследуем условия жизни… – начал Токарев, замолчал, махнул рукой. – Сдаюсь, – и показал удостоверение.– Что-то случилось? – забеспокоилась она.– Сергеев курит?– Как паровоз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10