– Я как-то читал в газетах «Положение о предварительном заключении». Насколько помню, юмор не запрещался.«Ну-ну… А пальцы свои худые сцепил так, что костяшки побелели. Что-то ты мне не нравишься».И Знаменский сказал с нажимом, доверясь интуиции:– Чем пуще вы изображаете веселье, тем сильнее я подозреваю, что есть что-то, о чем вам не хочется… а то и боязно говорить.Миркин отозвался нервной ухмылкой.– Гражданин следователь, давайте не будем трепать друг другу нервы: всякие неопределенные угрозы и прочее… Застукали вы меня случайно – тряхнули этого дурака из «Ангары», он и накапал. А больше у вас ничего особенного нет, и за мной ничего нет, не о чем и толковать. Если желаете, пожалуйста, о погоде, о жизни, об искусстве.– Хотите «потолковать за жизнь»? Тоже неудобная для вас тема. Три года вы торговали возле Столешникова в газетном киоске. И вдруг стали приемщиком в пункте скупки золота у населения. Как это вдруг переквалифицировались? Нетрудно было?«И во сколько тебе обошлось это место? Чем ты за него заплатил или платишь?»Ответ последовал с заминкой.– Рассуждая логически – раз я здесь, стало быть, оказалось трудно. Не справился. Не оправдал доверия.Всплеск настороженности Пал Палыч облек внешне в форму досадливо-равнодушную:– Чьего доверия?– Полагаю, вы знакомы с основами философии, – меланхолически протянул Миркин. – Я тоже в свое время любил брошюрки читать. Так вот ученые пишут, что любая истина относительна. Другими словами, ничего до конца узнать нельзя, всегда что-нибудь останется темным.Знаменский положенными словами занес ответ в протокол, захлопнул папку и, обогнув стол, встал напротив Миркина. Тот тоже поднялся, но чувствовал, что разговор еще не завершен.– Намерен дать вам совет.– Дружеский, разумеется, – хмыкнул Миркин, снова сероглазый.– Полезный. Когда мне намекают, что не шибко умен или кишка тонка, я, знаете, не обижаюсь. Но – беру на заметку. Намекать позволяют себе люди: а) просто глупые; б) без меры самонадеянные; в) надеющиеся на сильных покровителей. Запомнили квалификацию? И каждый из них при этом упускает из виду, что задевает в моем лице организацию, которая – если взъярится – всякую тьму высветит и всякую истину добудет, наплевав на ваши основы философии!Тирада не содержала лукавства. Она в общем-то соответствовала действительности – при условии, если организация взъярится. Яриться же против Миркина смешно.Пал Палыч отпустил его с миром, досадуя, скорее, на Мишу Токарева, который не вооружил следователя увесистыми фактами.«Где же хваленая въедливость? Или я его переоценил? Или он меня – вообразив, что я на голом месте способен провести гениальный допрос».В проходной тюрьмы Знаменский отметил время: четверть пятого. Уже пять минут ждет Миркина под часами «Наташа, страдающая от безденежья».Мифическая Наташа была мужского пола, средних лет, среднего роста и среднего же умственного уровня. Между приятелей известная под кличкой Чистодел.Он топтался под часами, пока не лопнуло терпенье. Борис обычно не опаздывал. Может, приболел? Чистодел двинул к телефонной будке.– Миркина, пожалуйста. – Не расслышав ответа, повторил: – Товарища Миркина я прошу…Он слушал, белесые бровки панически прыгали вверх-вниз.– Как – арестовали, за что?!Прахова рассказала. Дельно, обстоятельно. Помянула просьбу следователя позвонить и осведомилась, надо ли его ставить в известность, что Борисом интересовался… кстати, как вас по имени-отчеству?Тут Чистодел торопливо заверил, что позвонит сам, трясущейся рукой записал продиктованный номер и, к разочарованию Праховой, повесил трубку.А назавтра, когда над городом разливался великолепный закат, он маялся у окна в холле респектабельной гостиницы, ожидая Приезжего – так нейтрально велел себя именовать рискованный, опасный человек, периодически появлявшийся в серенькой жизни Чистодела. И короткие эти встречи нагоняли на Чистодела одновременно страх и восторг и поднимали в собственных глазах на геройскую почти высоту.Но сегодня… Ох, как не с руки ему встречаться с Приезжим!Однако тот уже надвигается кошачьей своей походкой, уже рядом. Чистодел поздоровался и опустился мешковатым задом на заграничный, неестественной длины диван – неровен час ноги откажут.Приезжий сел рядом, оттенив неказистость собеседника.– Ну?– Лажа… – шепнул Чистодел.– Точнее.– В общем… не могу я товар взять.Приезжий мимолетно улыбнулся струившейся мимо девице.– Ты меня из Магадана вызвал шутки шутить?– Да чтоб я сдох… Какие шутки! Человек, на которого я работал, сгорел.– Приятно слышать. Ты тоже дымишься? – Приезжий поправил галстук, маскируя цепкий и стремительный огляд вокруг. Нет, в холле было «не мусорно».– Я дымлюсь?! Да ни в жизнь! До меня им не добраться! – он сплюнул через левое плечо, но в тоне была убежденность.– Тогда другого купца найди! – приказал Приезжий.– Где его враз сыщешь… не семечки же… Недели бы хоть три…– У меня командировка на четыре дня.– За четыре дня – безнадега.Чистоделу капельку полегчало. Показалось – труднейший рубеж позади. На секундочку показалось.Приезжий заслонился от холла пестрым журналом с ближайшего столика и ударил в уши Чистодела свистящим угрожающим шепотом:– Ты понимаешь, шкура, что ты наделал?! Ты меня вызвал – я прилетел. Я же не пустой! Во мне два кило. Что я теперь должен, как беременная сука, с товаром в брюхе мотаться, да? Нет уж, не выйдет! Бери, рассчитывайся, а дальше забота не моя!Заячье сердце Чистодела застучало с перебоями.– Да клянусь, если б я мог… Я на свои никогда не работал… У меня таких башлей в помине нет!– Добудь!Ай, до чего унизительно совсем терять себя и говорить, что добыть-то не у кого, – разве что на опохмелку. Но с Приезжим не похитришь, и Чистодел покаянно признался:– Негде мне взять…Лицо Приезжего отразило безграничное презрение.– Я, ей-богу, не виноват, – заерзал Чистодел. – Он сделал заказ, я вам передал… и вдруг такая лажа… Были бы свои башли…Приезжий кинул журнал.– Ты что все – «башли», «лажа». Музыкант, что ли? Лабух?– Да так… Немножко себе на барабане стучу.– Где?– Ну, ребята знакомые есть, зовут иногда на похороны подхалтурить. «Лабать жмурика» называется.– Столичный коммерсант! Торгую золотом и немного стучу.Чистодел, не расслышав издевательской интонации, наивно пояснил:– Так то – бизнес, а это – на бутылку.– А твой купец на чем доигрался? На кларнете и трубе?– Не… – засмеялся Чистодел и опять ошибся, посчитав, что атмосфера разрядилась.– Ах, тебе еще смешно, падла?! – осатанел Приезжий. – Мне люди товар доверили. Им твои лажи – пустой звук. Я должен вернуться – и деньги на бочку, иначе лучше самому либо под трактор, либо в прорубь! Понял, какие у меня тылы?!Нет, не понял. Напугался – да. А понять где ему, выросшему в арбатских переулках и совершавшему экскурсии не далее Кунцевского и Востряковского кладбища? Да и как понять?С нормальной точки зрения, приисковый быт – нечто чудовищное. В подобных хибарках и сараюшках (в печати звучно называемых «бидонвилями») жить нельзя. А уж лютыми сибирскими зимами – спаси и сохрани! Медведям в берлогах стократ теплей и уютней.И сколько бы ни шло отсюда опечатанного и охраняемого автоматчиками «золотого запаса», сами добытчики остаются несчастной рванью. Главное утешение, главная забота – бутылка. А подчас в ней вопрос жизни и смерти, тут уж мороз судья.К кражам добываемого золота отношение у всех простое. Однажды, к примеру, приземлился самолет без опознавательных знаков, главный инженер прииска загрузил в него пуды «желтого металла» и улетел в неизвестном направлении. Для приличия объявили всесоюзный розыск, хотя в Союзе его никто никогда найти не чаял.Чего же ждать от маленького труженика? Платят ему за каторжную работу копейки, а кругом перекупщики, у них спиртное и мосты «на материк». И без колебания всаживал он в трубы, по которым гонится порода, самодельные ловушки для золота. Вот тут уж жестоко правила честность. Залезешь в чужую ловушку – поплатишься головой. Споры решались проще, чем на самом «диком Западе».Возможно, жесткая упрощенность нравов передалась еще со времен, когда на золоте вкалывали за пайку зэки. Многие, освободившись, там и остались со своими традициями и задавали тон. А кто позже приезжал в надежде подзаработать, либо сразу заворачивал оглобли, либо научался подчиняться общим порядкам.И в описываемые годы и позже струйки золота всегда текли к неким точкам притяжения и осаждались у богатых и предусмотрительных. Кто знает, не они ли или их дети вынырнули сейчас из подполья, оккупировали здесь и там разные консорциумы и в полном консенсусе с чиновничьей верхушкой принялись отмывать многолетние знаки? (О тех, кто уже без всяких фокусов растащил золотой запас целой страны, мы помолчим – немеет язык).Итак, струйки всегда сочились, сливались в ручейки, но во времена Приезжего посредничать между приисками и «большой землей» было занятием аховым, и брались за него несколько десятков смельчаков. Приезжий не сгущал краски, изображая свои скорые на расправу тылы…Надо было срочно что-то делать. Даже злиться на «столичного коммерсанта» было уже некогда.– Сядь нормально.Чистодел, до того виновато сгорбленный, выпрямился и робко поднял собачьи глаза.– Рассказывай, кто погорел, на чем погорел.– Вроде мужик был крепкий, верный, а вот… вчера взяли… За спекуляцию золотыми вещами.– Как узнал?– Жду его на месте – нету. Отъехал в сторону, звоню из автомата на квартиру. Соседка и рассказывает…– Она тебя знает? – подгонял Приезжий.– Да ни в жизнь! Просто делать старухе нечего, вот и треплется.– А почему за спекуляцию?– Он в золотоскупке оценщиком работал. Там, видно, и влетел.– Что взяли на обыске, неизвестно?– Соседка понятая была, видела. Говорит: брошки-колечки, деньги – не знаю сколько – и весы.Тут Приезжему изменила выдержка.– Весы?! Час от часу не легче!– А чего весы?– А то, что продаст тебя твой крепкий мужик, вот чего!– Да почему?– Деревня ты, барабанщик. Сделают анализ – и сразу видно, что вешали: вещи или песок. Дошло?– Это вы точно – про анализ? – изумился Чистодел.– Досконально. Был у нас показательный суд, один вахлак из старателей вот так же с весами влетел. Притиснут твоего купца, припугнут статьей – и все, не станет он за тебя голову на плаху класть.Чистодел нахмурился, но возразил довольно храбро:– А чего он может сделать? Он про меня ничего не знает!– Ну что-нибудь всегда…– Да чтоб я сдох! Я про него много знаю, а он про меня – во! – и показал неопрятный кукиш.Приезжий поймал кукиш в ладонь, даванул коротко, но Чистоделу и того хватило, чтобы сбить самонадеянность.– Говори, как связь держали.– Виделись только при деле, – Чистодел бережно разлеплял сплющенные пальцы. – Он мне нужен – я ему звоню домой, назначаю время. Встречались на улице в трех уговоренных местах по очереди. Я ему нужен – он пишет на Главный почтамт до востребования.– Значит, фамилию знал!!– А я Сергеев Петр Иваныч. Нас таких в Москве, может, две тысячи, а может, пять. Пойди, сыщи! И внешность у меня обыкновенная.– Общие знакомые есть?– Ни единого человека!– Но кто-то же вас свел?– Кто свел, тот, слава Богу, помер.– Дома у купца хоть раз был?– Не.– На работе?– Дурак я, что ли?– Уж такой ты хитрый.– А чего? – Чистодел уже снова воспрянул.– Ну, если такой хитрый, вот тебе задачка – я, примерно, в Магадане, ты в Москве. Как ты меня найдешь, барабанщик?Чистодел не понял:– Отобью телеграмму до востребования… как обыкновенно: Ковалеву для Димы.– Нельзя телеграмму. Как тогда?– M-м… Тогда, пожалуй что, прости-прощай.– А тебе надо очень. Ты соображай, раз хитрый. Ну-ка?– А приехать можно?– Милости просим. Хоть на два месяца.Чистодел начал увлекаться игрой:– Ага… Тогда в адресный стол, найду Ковалева В. И.– Допустим, в Магадане их пять.– Тогда буду нюхать, от которого Ковалева чем пахнет… Дальше соседей тихонько поспрашаю – у кого, мол, есть такой приятель – иногда навещает, обрисую ваши годы, внешний вид, часто, мол, в столицу летает… На аэродроме девочек прощупаю… Надежда есть – за два-то месяца!Приезжий помолчал, сжав крупный, прямо прорезанный рот. Барабанщику и не снилось, насколько опасна проявленная им сообразительность.– Так… Стало быть, хитрый. А этот твой купец… как его?– Миркин.– Он глупорожденный?– Зачем? Он вполне.– Так почему уверен, что он тебя не найдет? Если обэхээс поможет? Считаешь, ты хитрей всех?Нет, этого Чистодел не считал. Он чувствовал, что Миркин, например, и умней, и изворотливей.– Думаете, могут меня найти?..– Могут найти.Приезжий прикидывал: Миркина взяли по плевой статье. А вот участие в хищениях с приисков – другой коленкор. Потому выдавать Чистодела Миркину – нож острый. Но проклятые весы! Если крепко нажмут… пес его знает, этого Миркина, может, такой же барабанщик.– Страховка нужна, – сказал он. – Не усек? Надо, чтоб твой купец пошел за одну спекуляцию. Тогда ему расчета нет никого закладывать. А пока мы этими весами все, как веревкой, повязаны.Вообразив, что решения проблемы ожидают от него, Чистодел начал напряженно размышлять – то бишь морщить лоб, чесать в затылке, закусывать губу. Да, нужна страховка. Он даже ощутил ответственность за Борю Миркина – надо спасать парня! Тем более парень-то не вредный, добрый парень-то.В процессе «размышлений» возникло и еще одно непривычное чувство: хоть маленького, частичного превосходства над Приезжим. Все-таки провинциал, Москва для него – лес темный. Все-таки держится за меня. Да-а… Так, значит, страховка. Нужна страховка…Приезжий тоже размышлял. В трудные минуты он соображал быстро и находил, как правило, нестандартные решения. Перебрав несколько вариантов, выбрал, по его мнению, лучший. Не самый благоразумный. Даже авантюрный. Вариант наглый, стремительный, рожденный приисковой выучкой и природным коварством.– Значит, говоришь, взяли вчера днем, барабанщик? Авось успеем. Пошли.
* * * В течение последующих часов Чистодел наблюдал за своим спутником с отвисшей челюстью: уму непостижимо, что за человек! Ведь живет (однажды обмолвился) чуть не за полтыщи километров от Колымской трассы. В Магадане-то (который Чистоделу рисовался беспросветным арктическим захолустьем) – и в том бывает наездами. Откуда ж подобные таланты и повадки?!Для начала Приезжему понадобилась уединенная телефонная будка и несколько монет.Он набрал 02 и солидно представился:– Ювелирторг беспокоит. Не подскажете телефончик в отдел экспертиз?Чистодел аж вспотел, стоя рядом «на часах», – Приезжий сам на Петровку нарывается!– Спасибо, записываю. (Это для достоверности: при его занятиях все должно записываться в голове).«НТО зовется», – пробормотал он, крутя следующий номер, и сменил голос. Теперь начальственный басок смягчал некоторый трепет перед серьезным учреждением.– НТО? Это я говорю с секретарем?.. Очень хорошо. Извините, что беспокою, но тут вот какое дело: у нас в золотоскупке забрали весы… по делу Миркина. Так вот следователь Знаменский просил еще разновески привезти… Ну да, с каким экспертом мне связаться?.. Кибрит? Фамилия такая?.. Ага, понял. Хорошая фамилия. А имя-отчество?.. Спасибо, всего доброго.Следующий шаг был тоже прост. При столь редкой фамилии он обошелся Приезжему в плитку шоколада и три-четыре обольстительных улыбки. И – вопреки правилу не выдавать адресов без года и места рождения разыскиваемых – скучающая девица в киоске «Мосгорсправки» аккуратненько написала ему домашний адрес Зинаиды Яновны Кибрит. (На Зиночкину беду в адресных картотеках отсутствовали только данные на оперативных сотрудников милиции и начальство). Прочтя адрес, Приезжий скомкал бумажку, бросил под ноги и махнул проезжавшему такси.– Сразу еду.– Я с вами? – почтительно осведомился Чистодел.– Да, ты при мне. Пригодишься.– Может, вперед покушаем?– Мандраж, что ли?– Да ведь рискованно. Сами на рожон…– Дурак ты, барабанщик. Петлю надо рвать, пока не задушила.
* * * Звериное чутье у Приезжего. Именно о связях Миркина и беседовали сейчас на Петровке. Перед Токаревым стояло двое весов.– Эти изъяты дома, эти – на рабочем месте Миркина. За каждым оценщиком закреплены свои, – объяснял он Зиночке Кибрит.– Не забудьте протоколы изъятия, я должна сослаться на них в акте. Пал Палыч, как он перескочил из газетных киоскеров в скупку?– Пока не признается.– Ювелирные курсы кончил, я проверил, – сообщил Токарев, роясь в бумагах. – Но что любопытно: кончил загодя, до того, как стал торговать газетами.Знаменский секундно поразмыслил.– Ясно.– А мне – нет, – Зиночка ловко упаковывала весы.– Да ведь киоск-то где – в Столешниковом. Очень удобно завести связи с перекупщиками, обрасти клиентурой.– Глупа, – вздохнула Зиночка. – Значит, рабочие весы я проверяю на точность, верно?– Да, – Токарев отыскал требуемые протоколы. – Вдруг обвешивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10