При этом, как мне стало казаться одно время, кое-какие опера, образно говоря, уже задолжали больше, чем могут отдать. Один наш следователь как-то сказал, что накануне имел интересный разговор с двумя руоповцами, его старыми корешами, которые подошли к нему в коридоре и с шутками-прибаутками спросили, нельзя ли освободить только что задержанного «бизнесмена», при этом один из оперов пообещал десять тысяч долларов за положительное решение вопроса. Они дружно посмеялись, так как следователь спросил: «Как делить будем?», а опер, лучезарно улыбаясь, ответил: «Поровну», ну а следователь попенял ему – ишь, какой хитрый, я буду освобождать, а ты поднесешь чемоданчик; давай хоть учтем коэффициент трудового участия – тебе 10%, мне 90%. Посмеялись еще, а когда расходились, опер через плечо сказал: «Но десять „тонн» в чемоданчике, ты только свистни».
Женя Казанский тоже как-то подходил ко мне по поводу возможности освобождения одного крупного авторитета. Была произнесена такая фраза: «Люди спрашивают – может быть, сделать подарок?» Последовала пауза, и Женя мгновенно сориентировался: «Ну, я им, конечно, сказал: это бессмысленно». «Дюновская» песня «Женька, ты дошутишься, Женька, ты доскачешься...» была как специально про него написана.
Когда ко мне в кабинет вошел третий сотрудник, прибалтийского происхождения, я не могла удержаться от мысли, насколько он мне неприятен, вплоть до щегольских усиков и длинных конечностей. Второй и третий сходу обменялись оскорблениями: по какому-то ничтожному поводу один назвал другого «истеричкой», другой ответил обвинениями в коррупции. Картину довершил сотрудник органа, контролирующего и их, и нас, сообщением о том, что они держат руку на пульсе, проверили всех, кто будет работать по делу (причем я не исключала, что и меня тоже, но, видимо, особого компромата на меня не нашли, почему и проявили доверие), и получается, что один из группы берет от мафии денежки за то, что составляет оборотный капитал РУОПа, – за информацию.
Вот с такой бригадой мне предстояло работать по делу, а я отчетливо сознавала, что без помощи оперов мне даже не вызвать на допрос свидетелей: в мафии дисциплина – не чета гражданской, пока приказа не поступит, никто показаний давать не будет; дело уже пестрело справками следователя – «не явился», «дома никого нет», «местонахождение не установлено»... Может быть, Макиавелли расщелкнул бы задачку такого сотрудничества в мгновение ока, а я оказалась попроще, и враг, конечно, не преминул этим воспользоваться.
Работа началась. Под девизом бессмертного Мюллера «Никому нельзя верить. Мне – можно» ко мне зачастил тот самый опер, который так не понравился мне внешне. «Нам же вместе работать, поэтому давай шампанского за знакомство», – и из рукава, как из цилиндра фокусника, он извлекал бутылку «Спуманте». «У тебя сынишка? А у меня две дочки; красивые девчонки, только глупенькие...» Должна признать – опером он был классным, и я на своей шкуре проверила, что такое вербовка. Короче, не прошло и месяца, как я уже послушно повторяла, что он – жертва предательских интриг мафии, зависти коллег и плюс к тому очень несчастен в личной жизни. А такой гениальный опер, как он, заслуживает большего, чем то, что он имеет в РУОПе, и уж, во всяком случае, безграничного доверия с моей стороны. И, напротив, никакого доверия не заслуживают его гонители (то есть другие члены оперативной бригады).
Куда девалось неприятное впечатление! Работая с ним, я просто наслаждалась тем, как человек видит перспективу, как просчитывает ходы, и насколько он обязателен и исполнителен. Он рассказал мне, как следователь районной прокуратуры освободила Владимирова, а сам он после этого ушел в трехдневный запой, жена обнаружила его на квартире друга «в состоянии тушки», как он выразился, – ведь это была его разработка, и посадить Владимирова было делом его чести. Поэтому он готов был трудиться не покладая рук, лишь бы Владимиров не ушел от ответственности. Меня, правда, удивляло, почему Валентин сам не разберется с Владиком, но Имант мне объяснил, что был бы Владик обыкновенным бандюком – лежал бы он уже в лесу под толстым слоем земли, а с человеком в погонах мафия связываться не хочет, но наказать его надо, поэтому люди Валентина готовы пойти на определенное сотрудничество.
Итак, Владик Владимиров был задержан, потом отпущен. Добрые люди посоветовали мне поговорить с неким бывшим руоповцем, который задерживал Владика. Я нашла этого руоповца, поначалу он вообще ничего не хотел говорить, потом с досадой рассказал, что Владик, оказывается, после покушения на Валентина сам искал выходы на РУОП, поскольку чего-то безумно боялся. Чего боялся, догадаться было нетрудно: пули. Он через знакомых в ГУВД и РУОПе стал просить встречи, обещая сдать информацию о передаче заместителю начальника ГУВД от мафии чемодана с деньгами, а взамен рассчитывая на защиту. Бывший руоповец получил эту информацию, согласился встретиться с Владимировым и поговорить, доложил об этом начальству РУОПа. Те взяли на себя руководство встречей. А затем ситуация вышла из-под его контроля: как он сказал, более бездарной операции он не видел. Когда Владик с посредником вышли на место встречи, из кустов вылетели сотрудники РУОПа, обеспечивающие прикрытие, и Владик, не успев открыть рта, получил тумаков, выплюнул пару зубов и услышал треск собственной ключицы. Естественно, когда его привезли в здание на Литейном, кроме проклятий в адрес тех, кто его задерживал, он ничего не сказал.
Уходя из моего кабинета, бывший руоповец сказал мне: «Зря вы тут суетитесь. Владимирова все равно не осудят». – «Если грамотно взяться за дело – осудят». – «Нет, – сказал он, – и не надейтесь, могу поспорить с вами». И мы поспорили – сначала на ящик коньяка, потом ему стало жалко меня – так он сказал, – и он снизил ставку до бутылки. А на прощание посоветовал спросить у руководителей РУОПа про чемодан денег для заместителя начальника ГУВД. Я спросила. Руководители РУОПа сделали большие глаза и сказали – да, что-то такое слышали, какой-то звон был, но все это оказалось «пулей». Потом мне шепнули, что Владимиров после первого задержания провел ночь в РУОПе, и сторожил его в кабинете Женя Казанский, который с ним разговоры разговаривал и в том числе обсуждал пресловутый чемодан денег, и что Владик, не сдержавшись, кой-чего на эту тему сказал, а Женя, по обыкновению, записал его слова на диктофон. Я прямо спросила про эту запись. Воцарилось короткое молчание, а потом мне было сказано, что эта пленка стерлась, да там ничего особенного и не было.
Я внимательно прочитала показания Владимирова о том, как он провел день 31 июля. По его словам, утром он играл в футбол за кубок ГУВД, матч закончился в два часа дня, потом он поехал домой переодеться, но поскольку во время игры повредил руку, ехал очень медленно. Из дому вместе с женой он поехал в магазин за лаком для пола, а оттуда на новую квартиру, которую скромный сотрудник милиции прикупил на невеликую зарплату (всего лишь расселил трехкомнатную коммуналку на шикарной площади, с окнами в сад, в «сталинском» доме) и в рекордные сроки сделал там евроремонт с перепланировкой и арками, отделанными ракушечником. В конце концов, имеют ведь право сотрудники милиции, служба которых и опасна, и трудна, жить по-человечески! В июле он как раз наблюдал за окончанием ремонта, у него работала целая бригада. Часов в шесть вечера он с женой уехал оттуда и, проезжая по улице, где располагался офис фирмы «Гиацинт», заметил там милицейские машины, кареты «скорой помощи» и счел своим долгом остановиться, подойти к месту происшествия, представиться и спросить, не нужна ли помощь.
Я допускала, что он действительно подъезжал к месту стрельбы, представлялся и спрашивал, не нужна ли помощь. Объяснение этому было – пользуясь милицейским удостоверением, проверить, как обстоят дела с выполнением заказанного ему убийства. Ведь если он сидел за рулем темного «BMW», он уехал с места, не зная, достигнута ли цель? Позже мне пришло в голову еще одно объяснение того, зачем Владик вскоре после убийства терся у «Гиацинта».
Это объяснение засветилось у меня в мозгу после того, как Имант сообщил мне, что нашлись два свидетеля из «гиацинтовых», которые видели водителя темного «BMW» и готовы его опознать. Будь я на месте Владика и сознавая реальную опасность того, что меня могут опознать, я бы вернулась туда уже под своей собственной личиной работника милиции и помозолила глаза, чтобы потом сказать: «Меня опознали потому, что охранники „Гиацинта» видели меня на месте происшествия!» На этот счет у меня имелся контраргумент – оба свидетеля уехали с места происшествия вместе с задержанным Артамоновым, а Владик, по его версии, появился там позже, так что видеть его они не могли. (Забегая вперед, скажу, что наличием этого контраргумента я поделилась с одним только членом следственно-оперативной бригады – Женей Казанским. Планируя сложные следственные действия с недюжинным противником, обычно просчитываешь «многоходовку» – если тебе на первый вопрос ответят «да», то допрос пойдет в одном направлении, если «нет», то в другом, и надо будет перестраиваться на ходу, да так, чтобы противник ни на секунду не усомнился в твоей уверенности. Поскольку я собиралась сначала провести опознание Владика охранниками, а потом, в случае положительного результата, предъявить ему обвинение, в организации покушения на Валентина, я решила проиграть на ком-нибудь ситуацию его допроса, Я была больше чем уверена, что Владимиров будет опровергать результаты опознания именно таким путем – что они опознали его потому, что видели на месте происшествия, когда он спрашивал, не нужна ли помощь. Женя внимательно выслушал и одобрил. На допросе после опознания Владимиров и не заикнулся об этом.)
Кроме того, перебрав всех возможных кандидатов на роль человека, сидевшего за рулем «BMW», я снова и снова останавливалась на Владимирове. Только он являлся связующим звеном между всеми участниками покушения с одной стороны, и Хаммером – с другой. И только он – только человек с милицейским удостоверением – мог сидеть за рулем машины, набитой оружием. Если бы вдруг их остановили, Владик, и только он, тут же мог прикрыться своим удостоверением, сказать, например, что везет изъятое оружие, и беспрепятственно уехать. По своей должности в ставке Хаммера именно он должен был быть организатором, а значит, должен был сидеть в машине. Между ним и непосредственными исполнителями не должно было быть еще одного звена: мафия – не аппарат президента, их штаты не раздуты, на лишних людей не тратят денег.
Очень вовремя на меня вышел один сотрудник правоохранительных органов, который сообщил, что за полгода до того Владимиров на своей машине совершил наезд на его машину, причем на место дорожно-транспортного происшествия сразу прибыли крепкие ребята, сопровождавшие Владимирова в дальнейшем и в походах в ГАИ, и номер машины одного из них он переписал. Мы установили этого господина – некоего Фарниева по кличке Геша-борода, и я стала умолять оперов найти его и вызвать ко мне. «Зачем?! Что он может сказать?» – недоумевали они, но я только униженно просила найти Фарниева. Как и раньше, нюх меня не подводил. Когда-то давно я расследовала дело об убийстве жителя Петербурга двумя пылкими южанами, которые «гастролировали» в наших краях с клофелиновым шоу, и в ходе следствия выяснила, что некоторое время спустя после убийства с ограблением южане снимали дачу во Всеволожске. Я стала просить оперов найти мне эту дачу, причем я даже себе не могла объяснить, что это мне дало бы, просто чувствовала, что эта дача нужна. Они тоже упирались, объясняли мне, что дача во Всеволожске – это просто иголка в стоге сена, один из обвиняемых сидит, и несмотря на то, что он вину не признает, у нас навалом других доказательств, и я просто выпендриваюсь. Наконец мы поймали второго убийцу, и он согласился показать, где эта дача. Хозяйка дачи опознала обоих южан, дала показания о том, что она слышала их разговоры об убийстве и нашла оставленный ими зонтик, который принадлежал убитому.
Так и с Фарниевым – я и сама не знала, что интересного он может рассказать, но чувствовала, что поговорить с ним нужно. Наконец опера сдались, привели мне Гешу, и результат превзошел все ожидания, причем рты открылись даже у оперативников, в присутствии которых Фарниев ничтоже сумняшеся рассказал, что в середине августа он подвез на вокзал Ярика Ходасевича – того самого автоматчика, которого с момента покушения на Валентина никто больше не видел. И Ходасевич сам сообщил ему о том, что он, Артамонов и Антон Ефимов получили от Хаммера задание убить Валентина. Приехали в офис «Гиацинта»; Артамонов и Ефимов прошли в офис с пистолетом, а Ходасевич стоял на улице с автоматом. После того, как в офисе началась стрельба и на улицу выбежал Ефимов, Ходасевич выстрелил в него и убил, после чего сел в машину, за рулем которой находился четвертый соучастник, и уехал с места происшествия.
Вообще, конечно, это было беспрецедентное дело – с учетом того, что достаточно много народу дали показания, называя вещи своими именами. Как правило, по таким делам свидетельские показания ограничиваются сведениями о том, что неустановленные люди по непонятным причинам стреляют, кого-то убивают, а из-за чего – никому и в голову не может прийти, и главное – никто ни к кому претензий не имеет.
Надо было приниматься за работу. Поскольку Владик ссылался на то, что в роковую субботу он заезжал в магазин на Лесном проспекте за финским лаком для пола, я попросила Иманта съездить в оба магазина возле станции метро «Лесная» и выяснить, в каком режиме работали в тот день эти магазины и был ли в ассортименте финский лак для пола. На следующий день Имант привез мне справку из одного магазина о том, что 31 июля указанного лака ни в торговом зале, ни на складе не имелось, и справку из другого магазина – «Финнколор» – о том, что лак такой имелся, но 31 июля магазин не работал в связи с проводимой инвентаризацией. Я возликовала: алиби Владимирова рушилось на глазах, но, чтобы перестраховаться, я решила допросить директора магазина. Имант привез ко мне директора, и тот рассказал, что 31 июля он, его заместитель и бухгалтер проводили в магазине инвентаризацию, в связи с чем с утра не торговали. В два часа дня инвентаризацию закончили, бухгалтера отпустили домой, а они с заместителем решили открыть магазин и немножко поторговать. Открыли, постояли в торговом зале около часа-полутора, но поскольку покупателей было очень мало, решили закрыться до понедельника.
Ну что ж, все равно это подрываю алиби Владика. По грубым прикидкам, если в два часа он уехал со стадиона, то, дай Бог, лишь к четырем он мог быть в магазине, а к тому времени магазин уже был закрыт. Мы с Имантом подробно обсудили сложившуюся ситуацию, сошлись на том, что надо провести следственный эксперимент, в ходе которого Владимиров покажет, каким маршрутом и с какой скоростью он ехал, и представили его лицо, когда он узнает, что магазинчик-то, где он якобы покупал лак, именно в то время не работал.
При этом я убедительно попросила Иманта никому из остальных членов следственно-оперативной группы не говорить о том, что мы накопали в магазине. Черт его знает, если кто-то сливает информацию за линию фронта, оппоненты могут подготовиться, чего не хотелось бы. А так кроме нас с Имантом да еще директора магазина, которому тоже объявили о режиме секретности, ни одна живая душа ничего не знала.
На следующий день я с оперативником проехалась по предполагаемому маршруту Владимирова. У меня это заняло ровно два часа. Получалось, что он не успевал. Можно было переходить к решительным действиям, тем более что в запасе имелись еще данные о том, что общий друг Артамонова и Владимирова – Поросятина, имевший нездоровую любовь к серьезному оружию, – при посредстве Владимирова прикупил несколько автоматов, украденных из воинской части, а Владик, как опытный сотрудник спецслужбы, обеспечивал безопасность этой сделки: выбрал место для встречи продавцов и покупателя, следил за тем, чтобы не было «хвоста», деньги за автоматы передавались через него. Продавцы вломили Владимирова по самые уши.
Когда мы взяли Владимирова, я, с учетом скрупулезной подготовки и тщательного расчета, в хорошем темпе провела его опознание, оба свидетеля, за ручку приведенные Имантом в РУОП, уверенно ткнули в него пальцем, за этим последовал допрос и арест. Владик, конечно, не сломался, но в этом специфика работы с бывшими коллегами – если они поумнее, они не колются, прекрасно зная, что не они должны доказывать свою невиновность, а мы их вину.
Дальше было опознание Владимирова как человека Хаммера, привязка его к делам Хаммера и покушению на Валентина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21