(Надо ли говорить, что глаза у всех также были незрячи?) При появлении Хайри, Савгора и незнакомца все пятеро одинаково склонили головы набок, прислушиваясь.
В душе Конана вновь холодной скользкой змеей зашевелился ужас: замкнутое полупустое помещение, освещенное лишь неверными отблесками светильников, и – пятеро неподвижных слепцов, чутко прислушивающихся к каждому движению Конана.
«Интересно, – некстати подумал варвар, – а зачем им факелы, коли они слепые? Для меня, что ли, стараются?..»
– Господин Родукар! – опять затараторила Хайри, оставаясь на спиной Конана; зарождающаяся паника в душе киммерийца отступила. – Он пришел! Бог здесь! Я же говорила, что не может такого быть, чтобы наш первенец остался непричащенным!..
Савгор успокаивающе положил руку на ее плечо.
Только сейчас варвар увидел девятого участника этой непонятной встречи: в центре покрытого чистой скатертью стола, в центре колеблющегося круга оранжевого света, совершенно обнаженный, лежал младенец отроду не более недели. Ребенок беспорядочно сучил ногами и руками, весело гукал, пускал пузыри… и с умным видом разглядывал окружающих.
Да: разглядывал. Ребенок был зрячим. Кареглазый малыш смотрел на слепых взрослых.
Конан не успел удивиться этому обстоятельству: лысый в балахоне, которого Хайри назвала Родукаром, повернулся к гостю и нахмурился.
– Прости меня, Всезнающий Бог, – неуверенно сказал он раскатистым басом, – но твои шаги мне почему-то незнакомы. Кто ты? Как твое имя?.. Извини за подобные оскорбительные вопросы, однако я теряюсь, поскольку не знаю того, кто оказывает нам честь своим участием в церемонии причащения…
– Родукар, – испуганно прошептала Хайри, – остерегись, что ты несешь!.. Это же один из Богов!
Конан про себя отметил это «один из Богов». Ага, значит, бог здесь в одиночестве не скучает. Это уже легче: во-первых, можно выдать себя за какое-нибудь новенькое божество, а во-вторых, там, где толпа, там наличествуют разногласия и междоусобицы – пусть даже толпа эта из одних богов состоит. Стало быть, всем скопом эти таинственные боги на меня не кинутся, а сначала десять раз подумают: что за тип, зачем он тут и как бы его, меня то есть, повыгоднее использовать – коль местные смертные самозванца за высшее существо принимают. Ха-ха, храбрость храбростью, но смекалку-то я не потерял! Что ж, будем играть по местным правилам. Да и что эти слепцы неуклюжие могут мне сделать?
Приободрившись немного, Конан медленно, по возможности спокойно, взвешивая каждое слово, ответил:
– Любезный Родукар, имя мое – Конан, и прибыл я сюда по приглашению этой доброй женщины, Хайри, чтобы принять участие в церемонии причащения. – И учтиво поклонился. Скрипнули складки его кожаной куртки.
Услышав этот скрип, Родукар машинально поклонился в ответ.
– Всезнающий Бог по имени Конан, позволь представить тебе, – радостно обратилась к варвару Хайри. – Вот мои родители: достопочтенный ткач Нигум и его жена, моя мать, благочестивая Париан. – Пожилая пара слева негромко, в унисон хлопнула в ладоши. – А вот – родители мужа моего, Савгора: достопочтенный пекарь Лизисе и жена его, моя свекровь, благочестивая Виртида. – Тот же жест повторила пожилая пара справа.
– Спасибо, Всезнающий Бог, что почтил этот дом своим присутствием, – подобострастно пробормотал Нигум. Остальные промолчали.
Конан не придумал ничего лучшего, как вяло тоже хлопнуть ладонями и выдавать из себя:
– Очень рад.
При этом он чувствовал себя полным болваном. Хотя, казалось бы, ничто ему пока не угрожает… Впрочем, он заметил, что лысый Родукар внимательно и в высшей степени неприязненно прислушивается к его словам.
– Может быть, пора начинать? – переминаясь с ноги на ногу, несмело предложил Савгор и тут же стал оправдываться: – А то соседи интересуются, когда же наш малыш станет настоящим человеком. Всезнающий Бог Конан, соблаговоли занять подобающее место…
– Момент, уважаемый Савгор, – вдруг жестко перебил его Родукар. Он повернулся лицом к киммерийцу и, казалось, вглядывался в него слепыми глазами. А потом медленно проговорил: – Согласно древним законам, которые никто не отменял, я, причащающий, имею право на сомнение.
Слова эти, бессмысленные для Конана, потрясли аудиторию. Родители мужа и жены замерли как истуканы, Хайри судорожно всхлипнула. Савгор крепко сжал ее плечо и выдавил из себя:
– Почтенный Родукар, как ты смеешь…
– Законы никто не отменял, – повторил лысый. – А я дорожу своей благородной работой. И ты, Всезнающий Бог, надеюсь, не будешь противиться правилам, которые установлены твоими же братьями?
Не зная, что сказать на это, Конан промолчал. И поступил, как оказалось, мудро: приняв его молчание за согласие, Родукар вынул из широкого рукава тонкое изящное лезвие длиной и шириной не больше мизинца взрослого человека, поднял его над головой и вопросил:
– Кто может сказать, что я держу в руке? Слепой Савгор протянул было руку, чтобы коснуться предмета, но, услышав его движение, Родукар отступил на шаг, в сторону свекра и свекрови.
– Так что же это?
Все настороженно молчали.
Тогда Родукар вновь повернулся к Конану:
– Никто не может сказать, что я держу в руке, пока не дотронется до этого. Такое знание принадлежит только Богам. Итак, Всезнающий Бог, называющий себя Конаном, можешь ли ты сказать, не касаясь, что я вынул из рукава?
«Их боги зрячи, вот в чем заковыка! – вспыхнуло в голове киммерийца. – Ах ты, хитрый лысый пень, сейчас я покажу тебе, кто тут есть бог…»
И, шалея от собственной смелости, Конан проговорил:
– У тебя, любезный мой Родукар, в руке нож. Небольшой, но вполне достаточный для того, чтобы раскровенить нос достопочтенному ткачу Нигуму, если ты сделаешь еще один шаг назад.
Ножик исчез в рукаве столь быстро, как и появился.
– Родукар, не хватит ли? – тихо сказала Хайри. – Если Бог рассердится…
Родукар казался растерянным. Впрочем, он быстро справился с собой и вежливо поклонился Конану:
– Прошу извинить меня за сомнение, Всезнающий Бог, – проговорил он. – Но не мы придумали законы и не нам не следовать им. Любой может присвоить себе звание Бога, но не каждый может выдержать испытание сомнением… Просто я никогда раньше не слышал тебя, хоть и проводил церемонию тридцать восемь раз. Надеюсь, ты не обиделся на меня.
– Закон всегда закон, – осторожно ответил Конан. – И я доволен, что ты чтишь его. – И подумал: «Ах ты, старый лис, не зря ты показал мне именно нож. Если б я не увидел его, то наверняка почувствовал бы между собственных ребер… Однако – еще те боги у этих ребят!»
– Ну, а теперь, когда сомнение разрешилось, – подал голос нетерпеливо топчущийся позади Савгор, – не пора ли начать церемонию?
– Да-да, конечно, – засуетился Родукар. – Извольте занять подобающее Богу место, светлейший Конан. – И он указал рукой на импровизированный трон.
Вжившись в роль бога – была не была, – киммериец с достоинством поднялся на помост уселся на холодное деревянное сидение. Передвинул мешающий меч из-за спины к плечу. Отсюда прекрасно был виден стол и младенец на нем.
– Начнем, – к самому себе обратился Родукар.
* * *
– И началось, – поморщился варвар, заливая горечь воспоминаний терпким вином Симура. – Многое я на свете я повидал, уважаемый мудрец, но такое мне пришлось лицезреть впервые. Этот «причащающий», Родукар плешивый, напоил младенца какой-то пакостью из рожка. Ребенок сначала захныкал, но потом утих: видно, сонным зельем шарлатан его напичкал. А папашка с мамашкой и ихние родители смотре… ну, то есть слушали очень внимательно, будто чудо какое-то происходило.
* * *
Когда младенец уснул, Родукар вынул откуда-то из складок своего балахона тонкую портняжную иголку, в которую уже была вставлена завязанная на узелок на конце нитка. И только тут Конан сообразил, что сейчас произойдет. И до боли в пальцах вцепился в подлокотники кресла – чтобы не закричать от ужаса. Но не смотреть он не мог.
Словно заколдованный, киммериец смотрел, как Родукар, нащупав длинными чуткими пальцами веки младенца, занес над ними зловеще поблескивающую в свете факелов иглу.
Все остальные, кроме Конана, тихо затянули медленный, щемящий душу вой:
В боли рождался,
И в боли становишься ты человеком,
Пуповина матери перерезана,
Пуповина твоя зашита.
Мать твоя страдала, но это было недолго,
Страдаешь и ты, но этот будет недолго…
Игла ткнулось в левое верхнее веко новорожденного, пронзила плоть; натянулась нежная кожа, лопнула, и в сопровождении капли крови иголка вышла с другой стороны. Родукар вытащил иглу, потянул вверх; за иглой последовала обагрившаяся нитка.
Младенец захныкал, но не пошевелился. Капли крови покатились по его пухленьким, розовым щекам.
Семейство запело громче:
Мать твоя зачала тебя в радости,
А родила в страданиях;
Ты становишься человеком в страданиях,
А жить будешь в радости…
Родукар деловито продолжал работу. Игла проткнула левое нижнее веко младенца. Нитка затянулась. И игла вновь ткнулась в верхнее крошечное веко. Балахон истязателя окропился кровью.
* * *
– И так раз за разом, – рассказывал Симуру Конан, монотонно покачиваясь на стуле, прикрыв глаза, сунув руки под ягодицы. – Стежок за стежком, сначала левый глаз, потом правый. Иголка вверх-вниз, вверх-вниз. А я пошевелиться не могу. Смотрю, будто завороженный, как эта сволочь младенцу глаза зашивает. А что сделать? Закричать: не надо, не надо, что ли? А вдруг у них так принято – и неспроста? Вдруг без этого… причащения… человек сразу погибает, или в Серые Равнины отправляется, или, не привели Кром, в Мир Демонов попадает? Кто ж знает, что у них за порядки мировые такие… Только, короче, долго я не выдержал. Когда третий стежок на правом глазе затянулся, я вскочил со своего кресла – бог я или нет? – и заорал…
* * *
На самом деле, Конан только собрался закричать: «Остановитесь, я запрещаю!» – но тут входная дверь без стука распахнулась, и на пороге, в окружении трех слепых воинов возник силуэт невысокого, крепко сбитого человека в сиреневом, сшитом из одного куска материи наряде, похожем на тунику. Оружия при нем не было.
– Дорогу Всезнающему и Всемогущему Богу Адонису! – дружно рявкнули охранники и в унисон брякнули длинными тонкими мечами.
Участники гнусной церемонии испуганно отшатнулись. Конан почувствовал себя более чем неуютно.
– Прибыл сюда я, в присутствии дабы моем таинство причащения новорожденного сына великой страны Дзадишар было по правилам освящено, – размеренно, замогильным голосом проговорил новый персонаж этой сцены, предварительно хлопнув в ладоши. – Ведомо мне, что лекарь искусный, прославленный врач Родукар находится тут, а также младенца родители, а также родители тех, кто его породил, а также…
Тут он запнулся, забыв закрыть рот: взгляд его остановился на восседающем на троне киммерийце.
Повисла пауза. Боги молча смотрели друг на Друга; настоящий – удивленно и остолбенело, поддельный – испуганно и напряженно. Да, Конан оказался прав в своих догадках: бог, названный Адонисом был зрячим. Взор его глубоко посаженных темно-карих, почти черных глаз, прячущихся под кустистыми бровями, приковал северянина к креслу.
Надо отдать должное местному богу: Адонис быстро взял себя в руки, мельком глянул на младенца, уже почти полностью ослепленного, и продолжил тем же гулким голосом/» от которого по коже бежали мурашки:
– Помыслы божьи людям простым не дано угадать. Радуйтесь же, родители новорожденного сына могучей страны Дзадишар! – Он распростер длань над ребенком: – Великую честь мы с братом моим оказали дому сему и в нем проживающим людям: сегодня ваш отпрыск был причащен в присутствии не одного, но двух одновременно Богов! О, взор погружая в грядущее, вижу: ему уготованы слава великая и непобедимого воина лавры! Радуйтесь, радуйтесь, мать и отец героя, чье имя не будет забыто в веках!
– Благословите нас, Боги Всезнающие! – нестройно ответили участники церемонии, а мать ребенка даже прослезилась – то ли от гордости за сына, то ли от благоговения к богам, то ли от страха.
– Благословляю, – милостиво ответил Адонис. – Однако теперь мы с братом моим должны гостеприимное ваше жилище оставить. Мне ведомо: врач Родукар сумеет достойно закончить святой ритуал причащения и нового, славного жителя нашей страны явить горожанам.
Человек в тунике повернулся к замершему на деревянном кресле Конану. Нахмурился, исподтишка вытянул в его сторону указательный палец, потом ткнул тем же пальцем в сторону двери и им же быстро чиркнул себя по горлу. Жест, понятный во всех мирах: «Быстро наружу, не то…»
– Брат мой, Всезнающий Бог, – обратился к киммерийцу Адонис, – должны мы сейчас удалиться, поскольку дела безотложные требуют, чтобы вернулись немедля в Обитель Богов мы. Спеши же, мой брат. Я уверен, что врач Родукар завершит то, что начал, без нас.
Конан подчинился. А что ему оставалось делать? Перед ним стояли трое вооруженных, пусть слепых, но воинов. Северянин в его теперешнем состоянии с ними бы не справился.
Они покинули жилище Савгора и Хайри, оставив ошарашенных неожиданным поворотом событий слепцов в полном оцепенении.
Щурясь от яркого дневного света, Конан спустился по ступеням крыльца, и тут крепкая рука Адониса схватила его за плечо и развернула к себе лицом.
– Урод, ты откуда взялся? Ты кто такой? – яростно не прошептал, но прошипел бог. Макушка Адониса едва доставала киммерийцу до подбородка, но столько власти, столько силы слышалось в его голосе, что Конан растерялся. Растерялся и испугался. Слепые стражники почтительно замерли неподалеку – так, чтобы почтительно не слушать беседу Всевышних, но мигом вмешаться, если почувствуют, что их владыке угрожает опасность.
– Я… Я приплыл сюда… – пролепетал варвар. – Ночью… Я не знал…
– Не знал он, выродок! Тебе разве неизвестно, что вашим можно появляться здесь только на Северном причале и только в конце каждого месяца? Почему у тебя оружие? Тебе разве неизвестно, что оружие в Дзадишаре запрещено? А? Отвечай!
– Я…
– Звать как?
– Конан…
– Тупица ты, а не Конан! Почему я тебя раньше не встречал? Ну ладно. В Обители разберемся, что ты за фрукт. Эй, – вдруг поглядел Адонис куда-то поверх плеча Конана, – а это еще кто такие?
Будь Конан прежним Конаном, он бы на эту детскую уловку не попался. Но Конан нынешний бесхитростно обернулся в ту сторону, куда посмотрел бог. Разумеется, за спиной никого не было. Зато на затылок варвара неожиданно обрушился страшный удар, в глазах вспыхнули тысячи солнц и мир погрузился в бездну.
Последнее, что услышал теряющий сознание северянин, были слова Адониса, обращенные к стражникам:
– Мой брат захворал. Возьмите его и отнесите в нашу Обитель Богов, чтоб там излечиться он мог…
Глава третья
Вот уж не знаю… Но, Митра, тебе же известно, что утром двое слухачей Харакхты сообщили, будто по городу расхаживает кто-то из наших. А поскольку все мы были здесь и поскольку мне так и так нужно было участвовать в причащении, то мы с Иштар и порешили: прогуляюсь-ка до церемонии по улицам, погляжу, как и что. Ну и прогулялся. Каюсь, немного опоздал к началу причащения. Захожу в дом – а там этот тип сидит на моем месте, зенки свои поганые таращит.
– Надеясь, Адонис, никто ничего не заподозрил? – раздался мелодичный женский голосок.
– Конечно, нет, Ашторех. Я разыграл целый спектакль и вытащил этого недоумка из дома раньше, чем они слово успели вякнуть.
– Ладно, – вздохнул мужской хрипловатый голос. – Хватит об этом. Давайте подумаем, что нам делать. Кстати, Сет, ты приказал умертвить стражников, которые тащили сюда этого… этого человека?
– Ясное дело, Митра.
– Добро. Эрлик, так ты уверен, что неизвестный – не с материка?
– Абсолютно, Митра. Я внимательнейшим образом изучил строение его тела и черепа и волосяной покров и с полной уверенностью утверждаю: если где-то в мире и существует такая раса, то живет она в недоступных районах. Великолепно развитая мускулатура, громадный рост, непривычный для обитателей материка цвет волос и глаз, а также…
– Ладно, ладно, Эрлик, хватит. Как же он появился тут?
– Понятия не имею. Голос Адониса:
– Он говорил, что приплыл ночью.
– Откуда?
Едва слышный шорох, по-видимому, вызванный пожатием плечами. Женский голос:
– Не о том думаешь, Митра. Кто он, зачем и откуда – знать нам не обязательно. Главное, что он здесь, и сейчас необходимо решить, как поступить с ним. Я предлагаю немедленно умертвить пришельца – пока он не нарушил все наши планы.
– Тебе бы, Деркэто, только глотки резать. А если это лазутчик и скоро сюда заявятся армии захватчиков? Представляете, как наши причащенные будут воевать со зрячим неприятелем? Нет, прежде чем убивать, надо допросить его, выпытать правду.
– Ты, Харакхта, слишком уж мрачно смотришь на вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
В душе Конана вновь холодной скользкой змеей зашевелился ужас: замкнутое полупустое помещение, освещенное лишь неверными отблесками светильников, и – пятеро неподвижных слепцов, чутко прислушивающихся к каждому движению Конана.
«Интересно, – некстати подумал варвар, – а зачем им факелы, коли они слепые? Для меня, что ли, стараются?..»
– Господин Родукар! – опять затараторила Хайри, оставаясь на спиной Конана; зарождающаяся паника в душе киммерийца отступила. – Он пришел! Бог здесь! Я же говорила, что не может такого быть, чтобы наш первенец остался непричащенным!..
Савгор успокаивающе положил руку на ее плечо.
Только сейчас варвар увидел девятого участника этой непонятной встречи: в центре покрытого чистой скатертью стола, в центре колеблющегося круга оранжевого света, совершенно обнаженный, лежал младенец отроду не более недели. Ребенок беспорядочно сучил ногами и руками, весело гукал, пускал пузыри… и с умным видом разглядывал окружающих.
Да: разглядывал. Ребенок был зрячим. Кареглазый малыш смотрел на слепых взрослых.
Конан не успел удивиться этому обстоятельству: лысый в балахоне, которого Хайри назвала Родукаром, повернулся к гостю и нахмурился.
– Прости меня, Всезнающий Бог, – неуверенно сказал он раскатистым басом, – но твои шаги мне почему-то незнакомы. Кто ты? Как твое имя?.. Извини за подобные оскорбительные вопросы, однако я теряюсь, поскольку не знаю того, кто оказывает нам честь своим участием в церемонии причащения…
– Родукар, – испуганно прошептала Хайри, – остерегись, что ты несешь!.. Это же один из Богов!
Конан про себя отметил это «один из Богов». Ага, значит, бог здесь в одиночестве не скучает. Это уже легче: во-первых, можно выдать себя за какое-нибудь новенькое божество, а во-вторых, там, где толпа, там наличествуют разногласия и междоусобицы – пусть даже толпа эта из одних богов состоит. Стало быть, всем скопом эти таинственные боги на меня не кинутся, а сначала десять раз подумают: что за тип, зачем он тут и как бы его, меня то есть, повыгоднее использовать – коль местные смертные самозванца за высшее существо принимают. Ха-ха, храбрость храбростью, но смекалку-то я не потерял! Что ж, будем играть по местным правилам. Да и что эти слепцы неуклюжие могут мне сделать?
Приободрившись немного, Конан медленно, по возможности спокойно, взвешивая каждое слово, ответил:
– Любезный Родукар, имя мое – Конан, и прибыл я сюда по приглашению этой доброй женщины, Хайри, чтобы принять участие в церемонии причащения. – И учтиво поклонился. Скрипнули складки его кожаной куртки.
Услышав этот скрип, Родукар машинально поклонился в ответ.
– Всезнающий Бог по имени Конан, позволь представить тебе, – радостно обратилась к варвару Хайри. – Вот мои родители: достопочтенный ткач Нигум и его жена, моя мать, благочестивая Париан. – Пожилая пара слева негромко, в унисон хлопнула в ладоши. – А вот – родители мужа моего, Савгора: достопочтенный пекарь Лизисе и жена его, моя свекровь, благочестивая Виртида. – Тот же жест повторила пожилая пара справа.
– Спасибо, Всезнающий Бог, что почтил этот дом своим присутствием, – подобострастно пробормотал Нигум. Остальные промолчали.
Конан не придумал ничего лучшего, как вяло тоже хлопнуть ладонями и выдавать из себя:
– Очень рад.
При этом он чувствовал себя полным болваном. Хотя, казалось бы, ничто ему пока не угрожает… Впрочем, он заметил, что лысый Родукар внимательно и в высшей степени неприязненно прислушивается к его словам.
– Может быть, пора начинать? – переминаясь с ноги на ногу, несмело предложил Савгор и тут же стал оправдываться: – А то соседи интересуются, когда же наш малыш станет настоящим человеком. Всезнающий Бог Конан, соблаговоли занять подобающее место…
– Момент, уважаемый Савгор, – вдруг жестко перебил его Родукар. Он повернулся лицом к киммерийцу и, казалось, вглядывался в него слепыми глазами. А потом медленно проговорил: – Согласно древним законам, которые никто не отменял, я, причащающий, имею право на сомнение.
Слова эти, бессмысленные для Конана, потрясли аудиторию. Родители мужа и жены замерли как истуканы, Хайри судорожно всхлипнула. Савгор крепко сжал ее плечо и выдавил из себя:
– Почтенный Родукар, как ты смеешь…
– Законы никто не отменял, – повторил лысый. – А я дорожу своей благородной работой. И ты, Всезнающий Бог, надеюсь, не будешь противиться правилам, которые установлены твоими же братьями?
Не зная, что сказать на это, Конан промолчал. И поступил, как оказалось, мудро: приняв его молчание за согласие, Родукар вынул из широкого рукава тонкое изящное лезвие длиной и шириной не больше мизинца взрослого человека, поднял его над головой и вопросил:
– Кто может сказать, что я держу в руке? Слепой Савгор протянул было руку, чтобы коснуться предмета, но, услышав его движение, Родукар отступил на шаг, в сторону свекра и свекрови.
– Так что же это?
Все настороженно молчали.
Тогда Родукар вновь повернулся к Конану:
– Никто не может сказать, что я держу в руке, пока не дотронется до этого. Такое знание принадлежит только Богам. Итак, Всезнающий Бог, называющий себя Конаном, можешь ли ты сказать, не касаясь, что я вынул из рукава?
«Их боги зрячи, вот в чем заковыка! – вспыхнуло в голове киммерийца. – Ах ты, хитрый лысый пень, сейчас я покажу тебе, кто тут есть бог…»
И, шалея от собственной смелости, Конан проговорил:
– У тебя, любезный мой Родукар, в руке нож. Небольшой, но вполне достаточный для того, чтобы раскровенить нос достопочтенному ткачу Нигуму, если ты сделаешь еще один шаг назад.
Ножик исчез в рукаве столь быстро, как и появился.
– Родукар, не хватит ли? – тихо сказала Хайри. – Если Бог рассердится…
Родукар казался растерянным. Впрочем, он быстро справился с собой и вежливо поклонился Конану:
– Прошу извинить меня за сомнение, Всезнающий Бог, – проговорил он. – Но не мы придумали законы и не нам не следовать им. Любой может присвоить себе звание Бога, но не каждый может выдержать испытание сомнением… Просто я никогда раньше не слышал тебя, хоть и проводил церемонию тридцать восемь раз. Надеюсь, ты не обиделся на меня.
– Закон всегда закон, – осторожно ответил Конан. – И я доволен, что ты чтишь его. – И подумал: «Ах ты, старый лис, не зря ты показал мне именно нож. Если б я не увидел его, то наверняка почувствовал бы между собственных ребер… Однако – еще те боги у этих ребят!»
– Ну, а теперь, когда сомнение разрешилось, – подал голос нетерпеливо топчущийся позади Савгор, – не пора ли начать церемонию?
– Да-да, конечно, – засуетился Родукар. – Извольте занять подобающее Богу место, светлейший Конан. – И он указал рукой на импровизированный трон.
Вжившись в роль бога – была не была, – киммериец с достоинством поднялся на помост уселся на холодное деревянное сидение. Передвинул мешающий меч из-за спины к плечу. Отсюда прекрасно был виден стол и младенец на нем.
– Начнем, – к самому себе обратился Родукар.
* * *
– И началось, – поморщился варвар, заливая горечь воспоминаний терпким вином Симура. – Многое я на свете я повидал, уважаемый мудрец, но такое мне пришлось лицезреть впервые. Этот «причащающий», Родукар плешивый, напоил младенца какой-то пакостью из рожка. Ребенок сначала захныкал, но потом утих: видно, сонным зельем шарлатан его напичкал. А папашка с мамашкой и ихние родители смотре… ну, то есть слушали очень внимательно, будто чудо какое-то происходило.
* * *
Когда младенец уснул, Родукар вынул откуда-то из складок своего балахона тонкую портняжную иголку, в которую уже была вставлена завязанная на узелок на конце нитка. И только тут Конан сообразил, что сейчас произойдет. И до боли в пальцах вцепился в подлокотники кресла – чтобы не закричать от ужаса. Но не смотреть он не мог.
Словно заколдованный, киммериец смотрел, как Родукар, нащупав длинными чуткими пальцами веки младенца, занес над ними зловеще поблескивающую в свете факелов иглу.
Все остальные, кроме Конана, тихо затянули медленный, щемящий душу вой:
В боли рождался,
И в боли становишься ты человеком,
Пуповина матери перерезана,
Пуповина твоя зашита.
Мать твоя страдала, но это было недолго,
Страдаешь и ты, но этот будет недолго…
Игла ткнулось в левое верхнее веко новорожденного, пронзила плоть; натянулась нежная кожа, лопнула, и в сопровождении капли крови иголка вышла с другой стороны. Родукар вытащил иглу, потянул вверх; за иглой последовала обагрившаяся нитка.
Младенец захныкал, но не пошевелился. Капли крови покатились по его пухленьким, розовым щекам.
Семейство запело громче:
Мать твоя зачала тебя в радости,
А родила в страданиях;
Ты становишься человеком в страданиях,
А жить будешь в радости…
Родукар деловито продолжал работу. Игла проткнула левое нижнее веко младенца. Нитка затянулась. И игла вновь ткнулась в верхнее крошечное веко. Балахон истязателя окропился кровью.
* * *
– И так раз за разом, – рассказывал Симуру Конан, монотонно покачиваясь на стуле, прикрыв глаза, сунув руки под ягодицы. – Стежок за стежком, сначала левый глаз, потом правый. Иголка вверх-вниз, вверх-вниз. А я пошевелиться не могу. Смотрю, будто завороженный, как эта сволочь младенцу глаза зашивает. А что сделать? Закричать: не надо, не надо, что ли? А вдруг у них так принято – и неспроста? Вдруг без этого… причащения… человек сразу погибает, или в Серые Равнины отправляется, или, не привели Кром, в Мир Демонов попадает? Кто ж знает, что у них за порядки мировые такие… Только, короче, долго я не выдержал. Когда третий стежок на правом глазе затянулся, я вскочил со своего кресла – бог я или нет? – и заорал…
* * *
На самом деле, Конан только собрался закричать: «Остановитесь, я запрещаю!» – но тут входная дверь без стука распахнулась, и на пороге, в окружении трех слепых воинов возник силуэт невысокого, крепко сбитого человека в сиреневом, сшитом из одного куска материи наряде, похожем на тунику. Оружия при нем не было.
– Дорогу Всезнающему и Всемогущему Богу Адонису! – дружно рявкнули охранники и в унисон брякнули длинными тонкими мечами.
Участники гнусной церемонии испуганно отшатнулись. Конан почувствовал себя более чем неуютно.
– Прибыл сюда я, в присутствии дабы моем таинство причащения новорожденного сына великой страны Дзадишар было по правилам освящено, – размеренно, замогильным голосом проговорил новый персонаж этой сцены, предварительно хлопнув в ладоши. – Ведомо мне, что лекарь искусный, прославленный врач Родукар находится тут, а также младенца родители, а также родители тех, кто его породил, а также…
Тут он запнулся, забыв закрыть рот: взгляд его остановился на восседающем на троне киммерийце.
Повисла пауза. Боги молча смотрели друг на Друга; настоящий – удивленно и остолбенело, поддельный – испуганно и напряженно. Да, Конан оказался прав в своих догадках: бог, названный Адонисом был зрячим. Взор его глубоко посаженных темно-карих, почти черных глаз, прячущихся под кустистыми бровями, приковал северянина к креслу.
Надо отдать должное местному богу: Адонис быстро взял себя в руки, мельком глянул на младенца, уже почти полностью ослепленного, и продолжил тем же гулким голосом/» от которого по коже бежали мурашки:
– Помыслы божьи людям простым не дано угадать. Радуйтесь же, родители новорожденного сына могучей страны Дзадишар! – Он распростер длань над ребенком: – Великую честь мы с братом моим оказали дому сему и в нем проживающим людям: сегодня ваш отпрыск был причащен в присутствии не одного, но двух одновременно Богов! О, взор погружая в грядущее, вижу: ему уготованы слава великая и непобедимого воина лавры! Радуйтесь, радуйтесь, мать и отец героя, чье имя не будет забыто в веках!
– Благословите нас, Боги Всезнающие! – нестройно ответили участники церемонии, а мать ребенка даже прослезилась – то ли от гордости за сына, то ли от благоговения к богам, то ли от страха.
– Благословляю, – милостиво ответил Адонис. – Однако теперь мы с братом моим должны гостеприимное ваше жилище оставить. Мне ведомо: врач Родукар сумеет достойно закончить святой ритуал причащения и нового, славного жителя нашей страны явить горожанам.
Человек в тунике повернулся к замершему на деревянном кресле Конану. Нахмурился, исподтишка вытянул в его сторону указательный палец, потом ткнул тем же пальцем в сторону двери и им же быстро чиркнул себя по горлу. Жест, понятный во всех мирах: «Быстро наружу, не то…»
– Брат мой, Всезнающий Бог, – обратился к киммерийцу Адонис, – должны мы сейчас удалиться, поскольку дела безотложные требуют, чтобы вернулись немедля в Обитель Богов мы. Спеши же, мой брат. Я уверен, что врач Родукар завершит то, что начал, без нас.
Конан подчинился. А что ему оставалось делать? Перед ним стояли трое вооруженных, пусть слепых, но воинов. Северянин в его теперешнем состоянии с ними бы не справился.
Они покинули жилище Савгора и Хайри, оставив ошарашенных неожиданным поворотом событий слепцов в полном оцепенении.
Щурясь от яркого дневного света, Конан спустился по ступеням крыльца, и тут крепкая рука Адониса схватила его за плечо и развернула к себе лицом.
– Урод, ты откуда взялся? Ты кто такой? – яростно не прошептал, но прошипел бог. Макушка Адониса едва доставала киммерийцу до подбородка, но столько власти, столько силы слышалось в его голосе, что Конан растерялся. Растерялся и испугался. Слепые стражники почтительно замерли неподалеку – так, чтобы почтительно не слушать беседу Всевышних, но мигом вмешаться, если почувствуют, что их владыке угрожает опасность.
– Я… Я приплыл сюда… – пролепетал варвар. – Ночью… Я не знал…
– Не знал он, выродок! Тебе разве неизвестно, что вашим можно появляться здесь только на Северном причале и только в конце каждого месяца? Почему у тебя оружие? Тебе разве неизвестно, что оружие в Дзадишаре запрещено? А? Отвечай!
– Я…
– Звать как?
– Конан…
– Тупица ты, а не Конан! Почему я тебя раньше не встречал? Ну ладно. В Обители разберемся, что ты за фрукт. Эй, – вдруг поглядел Адонис куда-то поверх плеча Конана, – а это еще кто такие?
Будь Конан прежним Конаном, он бы на эту детскую уловку не попался. Но Конан нынешний бесхитростно обернулся в ту сторону, куда посмотрел бог. Разумеется, за спиной никого не было. Зато на затылок варвара неожиданно обрушился страшный удар, в глазах вспыхнули тысячи солнц и мир погрузился в бездну.
Последнее, что услышал теряющий сознание северянин, были слова Адониса, обращенные к стражникам:
– Мой брат захворал. Возьмите его и отнесите в нашу Обитель Богов, чтоб там излечиться он мог…
Глава третья
Вот уж не знаю… Но, Митра, тебе же известно, что утром двое слухачей Харакхты сообщили, будто по городу расхаживает кто-то из наших. А поскольку все мы были здесь и поскольку мне так и так нужно было участвовать в причащении, то мы с Иштар и порешили: прогуляюсь-ка до церемонии по улицам, погляжу, как и что. Ну и прогулялся. Каюсь, немного опоздал к началу причащения. Захожу в дом – а там этот тип сидит на моем месте, зенки свои поганые таращит.
– Надеясь, Адонис, никто ничего не заподозрил? – раздался мелодичный женский голосок.
– Конечно, нет, Ашторех. Я разыграл целый спектакль и вытащил этого недоумка из дома раньше, чем они слово успели вякнуть.
– Ладно, – вздохнул мужской хрипловатый голос. – Хватит об этом. Давайте подумаем, что нам делать. Кстати, Сет, ты приказал умертвить стражников, которые тащили сюда этого… этого человека?
– Ясное дело, Митра.
– Добро. Эрлик, так ты уверен, что неизвестный – не с материка?
– Абсолютно, Митра. Я внимательнейшим образом изучил строение его тела и черепа и волосяной покров и с полной уверенностью утверждаю: если где-то в мире и существует такая раса, то живет она в недоступных районах. Великолепно развитая мускулатура, громадный рост, непривычный для обитателей материка цвет волос и глаз, а также…
– Ладно, ладно, Эрлик, хватит. Как же он появился тут?
– Понятия не имею. Голос Адониса:
– Он говорил, что приплыл ночью.
– Откуда?
Едва слышный шорох, по-видимому, вызванный пожатием плечами. Женский голос:
– Не о том думаешь, Митра. Кто он, зачем и откуда – знать нам не обязательно. Главное, что он здесь, и сейчас необходимо решить, как поступить с ним. Я предлагаю немедленно умертвить пришельца – пока он не нарушил все наши планы.
– Тебе бы, Деркэто, только глотки резать. А если это лазутчик и скоро сюда заявятся армии захватчиков? Представляете, как наши причащенные будут воевать со зрячим неприятелем? Нет, прежде чем убивать, надо допросить его, выпытать правду.
– Ты, Харакхта, слишком уж мрачно смотришь на вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29