— Давай. Не хочу стать грязным паразитом!
Я ждала, сердце щемило. Каждый его удар отдавался именем: Джейми, Джейми, Джейми. Что же теперь с тобой будет?
— Умно, — бормочет мужчина. Непохоже, что он обращается ко мне. — Искательница, небось… У, Ищейка проклятая! Ловушка, значит. Как они узнали? — Нож исчезает, но его место тут же занимает рука, твердая, как металл.
Он так крепко сжимает мне горло, что я едва могу вздохнуть.
— Где остальные? — Он усиливает хватку.
— Я одна! — хриплю я. Нельзя, чтобы он нашел Джей ми. Что Джейми будет делать без меня? Джейми хочет есть!
Я бью его локтем в живот — как больно! Пресс у него железный, совсем как руки. Странно. Такие мышцы бывают у работяг и качков, а среди паразитов ни тех, ни других не наблюдается.
А ему хоть бы хны, даже дыхание не сбилось. В отчаянии со всей силы бью пяткой по ноге. Удар застает его врасплох, и он теряет равновесие. Я вырываюсь, но он успевает схватить мой мешок, и снова притягивает меня к себе. Его рука опять сдавливает мне горло.
— Что то больно шустрая для этих миролюбивых паразитов…
Его слова — бессмыслица. Я считала, они все одинаковые, но, оказывается, есть среди них и психи.
Я извиваюсь и царапаюсь — как бы высвободиться? Вонзаю ногти в его руку, но хватка на шее становится лишь крепче.
— Я убью тебя, я не шучу. Будешь знать, как воровать тела.
— Давай, ну…
Он вдруг охает, и я гадаю, не задела ли его снова. Новых синяков у меня вроде нет…
Он отпускает руку и хватает меня за волосы. Ах, вот в чем дело: собирается перерезать мне горло! Я напрягаюсь и жду. Вот вот опустится нож.
Но рука ослабляет хватку, и его пальцы, шершавые и теплые, начинают нащупывать что то на моей шее, сзади.
— Невозможно, — выдыхает он.
Что то с глухим стуком падает на пол. Он выронил нож? Я пытаюсь придумать, как бы его поднять. Может, упасть? Рука на моей шее слишком расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился нож.
Вдруг он резко меня разворачивает. Что то щелкает, и свет ударяет мне в левый глаз. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его правая рука покрепче захватывает мои волосы. Свет перепрыгивает к правому глазу.
— Не верю, — шепчет он, — ты человек…
Ладони обхватывают мое лицо, я пытаюсь освободиться, но его губы крепко прижимаются к моим.
На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь чмокали в щеки и лоб, когда то давно. Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю почувствовать поцелуй — слишком много паники, ужаса, адреналина.
Я резко вскидываю колено.
Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под руку и бросаюсь к открытому черному входу. Я смогу обогнать его — даже с моим грузом. У меня есть фора, он все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, — если не оставить следов, в темноте ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо. Жаль только, батончики пропали.
— Подожди! — кричит он. «Заткнись!» — думаю я, но молчу.
Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе:
— Я не один из них! «Такя и поверила!»
Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше говорил, что я бегаю, как гепард. Когда то давно, еще до конца света, я была самой быстрой в команде, чемпионкой штата по легкой атлетике.
— Послушай! — кричит он изо всех сил. — Смотри! Я докажу. Остановись, посмотри на меня!
«Это вряд ли».
Я скатываюсь в овраг и мчусь через кустарник.
— Я не знал, что кто то еще остался! Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить! — Его голос раздается совсем рядом. — Прости, что поцеловал тебя! Это было глупо! Просто я так долго был один!
— Заткнись, — я произношу негромко, но знаю, что он слышит. Он близко. Меня еще в жизни никто не догонял. Я поднажимаю.
Он тяжело дышит, но ускоряется вместе со мной.
Что то большое налетает сзади, сбивая с ног. Я чувствую во рту вкус земли, и тут меня придавливает чем то тяжелым — я едва могу дышать.
— По… дожди… дай… отдышусь, — пыхтит он.
Он сползает и переворачивает меня лицом к себе. Садится на меня верхом, зажав мне руки ногами. Давит мою еду. Я рычу и пытаюсь выгнуться.
— Смотри, вот, сейчас покажу! — твердит он. Он достает из заднего кармана какой то цилиндрик и крутит кончик. Цилиндрик выстреливает лучом света.
Он светит фонариком себе в лицо.
В свете фонаря кожа отдает желтизной. Я вижу выступающие скулы, узкий нос и резко очерченный прямоугольник подбородка. Губы, достаточно полные для мужских, растянуты в улыбке. Брови и ресницы выгорели на солнце.
Но он показывает мне другое.
Его глаза, в свете фонаря — лучистая жидкая охра — настоящие, в них светится человечность. Свет фонаря перепрыгивает из правого зрачка в левый.
— Смотри! Видишь? Я такой же, как ты.
— Покажи шею. — В моем голосе недоверие. Лучше я буду думать, что это какой то подвох. Я не понимаю, в чем смысл, но тут что то не так. Надежды больше нет.
Уголки его рта опускаются.
— Ну… Разве недостаточно глаз? Ты же видела, я не один из них.
— Тогда почему ты не хочешь показать мне шею?
— Потому что у меня там шрам, — признается он.
Я снова изгибаюсь, пытаюсь выползти, и его рука пригвождает мое плечо.
— Сам нанес, для маскировки, — объясняет он. — У меня же нет таких шикарных волос, как у некоторых. Думаю, получилось похоже. Правда, больно было — жуть.
— Слезь с меня.
Он медлит, а затем легким движением поднимается на ноги, протягивает мне руку ладонью вверх.
— Пожалуйста, не убегай. И чур не лягаться.
Я не двигаюсь с места: если попробую убежать, он меня поймает.
— Кто ты? — интересуюсь я шепотом. Он улыбается:
— Меня зовут Джаред Хоу. Я уже больше двух лет ни с кем не разговаривал… наверное, выгляжукак сумасшедший, уж прости. А тебя как зовут?
— Мелани, — шепчу я.
— Мелани, — повторяет он. — Если б ты только знала, как я рад тебя видеть.
Я пристально смотрю на него, не выпуская из рук мешок. Он медленно протягивает руку. И я за нее берусь.
И только когда мои пальцы с готовностью обхватывают его запястье, я понимаю, что верю ему.
Он помогает мне встать, но не убирает руку.
— И что теперь? — настороженно спрашиваю я.
— Ну, задерживаться тут нельзя. Зайдешь со мной в дом? Я забыл свой мешок. С холодильником ты меня опередила.
Якачаю головой.
Кажется, он вдруг понимает, что я на грани, вот вот сломаюсь.
— Тогда подожди меня, ладно? — почти умоляет он. — Я мигом. Только наберу нам еды.
— Нам?
— Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу? Я не хочу, чтобы он меня отпускал.
— Я… — Неужели я не доверюсь другому человеческому существу? Мы семья, часть вымирающего братства. — Я спешу. Мне далеко идти и… Джейми уже заждался.
— Так ты не одна? — понимает он. На его лице отражается замешательство.
— С братом. Ему всего десять, и он очень боится, когда я ухожу. Мне полночи до него добираться. Наверное, думает, что меня поймали. Он очень голоден. — Словно в подтверждение мой желудок громко ворчит.
Улыбка Джареда возвращается, теперь она еще лучистее.
— Подвезти?
— Подвезти? — эхом повторяю я.
Давай договоримся. Ты подождешь, пока я наберу еды, а я отвезу тебя, куда скажешь, на моем джипе. На машине быстрее, чем своим ходом, даже такой бегунье, как ты.
— У тебя есть машина?
— Еще бы. А ты думала, я пешком сюда пришел? Я думаю о шести долгих часах пути и хмурюсь.
— Глазом не успеешь моргнуть, как вернешься к брату, — обещает он. — Только никуда не уходи, ладно?
Якиваю.
— И, пожалуйста, поешь. Я не хочу, чтобы твое урчание нас выдало. — Он улыбается, и в уголках глаз собирается сеточка морщинок. Мое сердце ухает куда то вниз, и я понимаю, что если понадобится, я буду ждать его всю ночь до утра.
Он все еще держит мою руку, но наконец медленно, не сводя с меня глаз, ее отпускает. Отступает на несколько шагов и останавливается.
— Только больше так не бей, пожалуйста, — умоляет он, касаясь моего подбородка, и снова меня целует.
На этот раз я чувствую поцелуй. Его губы мягче рук и горячие — жарче, чем раскаленный воздух вечерней пустыни. Засосало под ложечкой — трудно дышать. Руки непроизвольно тянутся к нему. Я прикасаюсь к теплой коже щеки, к жесткой щетине на шее. Пальцы проводят по вспухшей складочке на коже… рубец… чуть ниже линии волос.
Я захожусь криком.
Я проснулась вся в поту. В полусне пальцы ощупывали тонкую полоску шрама на шее у позвоночника, оставшуюся после внедрения: едва заметное бледно розовое пятнышко. Снадобья Целителя делали свое дело.
Грубый шрам Джареда никого не обманет.
Я зажгла ночник и подождала, пока выровняется дыхание. Адреналин струился по венам: сон казался таким реальным!
Новый сон, но по сути неотличимый от других, мучивших меня уже не первый месяц. Нет, не сон. Воспоминание.
Мои губы до сих пор чувствовали прикосновение горячих губ Джареда. Руки раскинулись, не спрашивая разрешения, шаря по смятой постели, ища и не находя, пока, наконец, не сдались, беспомощно упав на кровать. Сердце ныло.
Я моргнула, стряхивая нечаянную слезу. Сколько еще я продержусь? Как вообще кто то выживает в этом мире, в этих телах, чья память не желает оставаться в прошлом? Чьи эмоции так сильны, что мне не с чем их сравнить!
Сон все не шел. На следующий день я буду совсем разбита, но еще много часов пройдет, прежде я успокоюсь. Лучше уж выполнить свой долг и покончить с этим. Может, хоть тогда я избавлюсь от неподобающих мыслей.
Я заправила постель и побрела к компьютеру, одиноко стоящему на голом столе. Несколько секунд загорался экран, еще несколько секунд… и вот почтовая программа открыта. Адрес Искательницы просто найти — в моем списке всего четыре контакта: Искательница, Целитель, мой новый работодатель и его жена, она же — моя Утешительница.
«Мой носитель, Мелани Страйдер, была не одна, — напечатала я, не утруждая себя приветствием. — Его зовут Джейми Страйдер, ее брат».
На краткий миг я ужаснулась ее контролю. Прошло столько времени, а я даже не подозревала о существовании мальчика — и не потому, что он ничего не значил для нее, а потому, что она защищала его пуще других секретов. Были ли у нее другие важные тайны? Настолько священные, что она берегла их даже от моих снов? Неужели она так сильна? Мои пальцы дрожали, вбивая остальную информацию.
«Судя по всему, подросток лет тринадцати. Они разбили временную стоянку — вероятно, где то к северу от города Кейв Крик в Аризоне. Впрочем, это было несколько лет назад, но на всякий случай можно свериться с картой. Если узнаю что то новое, сообщу, как обычно».
Я отправила письмо. И едва оно ушло, меня накрыла волна ужаса.
Только не Джейми!
Ее голос столь отчетливо прозвучал у меня в голове, словно я сама произнесла что то вслух. Меня пробила дрожь… и тут же охватило нестерпимое желание снова написать Искательнице, извиниться, сказать, что это всего лишь глупые сны. Объяснить, что я еще не проснулась, попросить не обращать внимания на сонный бред.
Чужое желание. Я выключила компьютер.
«Ненавижу тебя», — прорычал голос в моей голове.
— Тогда, может, тебе стоит уйти, — выпалила я. От звука моего голоса, отвечающего ей вслух, меня снова пробрала дрожь.
Она впервые с самого внедрения заговорила со мной.
Она совершенно точно становилась сильнее. Как и сны.
Завтра мне все равно придется посетить моего Утешителя. При этой мысли мои глаза наполнились слезами досады и унижения.
Я вернулась в постель, накрыла лицо подушкой и постаралась ни о чем не думать.
Глава 5
Безутешность
— Приветствую вас, Странница! Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
Я стояла на пороге кабинета Утешительницы, не решаясь войти.
Она улыбнулась — едва заметное движение уголков губ. За долгие месяцы я научилась понимать выражения человеческих лиц, различать едва заметное подергивание и сокращение мускулов. Утешительницу явно позабавило мое нежелание войти, и в то же время она была разочарована тем, что моя скованность так и не прошла.
Обреченно вздохнув, я шагнула в небольшую, ярко оформленную комнату и заняла свое обычное место — подальше от нее, в красном кресле.
Она сжала губы.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, я уставилась в открытое окно, разглядывая плывущие по небу облака. Воздух в комнате был со слабым привкусом океанской соли.
— Итак, Странница. Давненько вы ко мне не заглядывали.
Я виновато на нее посмотрела.
— Я вам написала насчет прошлой встречи. Нужно было позаниматься с одним студентом…
— Да, я знаю. — Она снова едва заметно улыбается. — Я получила ваше письмо.
Для своего возраста она была привлекательной — с человеческой точки зрения. Седина ей шла: собранные в свободный хвост длинные пряди не пепельно серые, а белоснежные. И я еще ни у кого не встречала такого интересного изумрудного цвета глаз.
— Простите, — сказала я. Кажется, она ждала ответа.
— Все нормально, я вас понимаю. Вам нелегко сюда приходить. Вы искренне жалеете, что возникла подобная необходимость, и напуганы, потому что с вами это происходит впервые.
Я разглядывала паркет.
— Да, Утешительница.
— Я же просила вас называть меня Кэти.
— Да… Кэти. Она усмехнулась.
— Что, Странница, никак не привыкнете к человеческим именам?
— Нет. Честно говоря, все это сильно смахивает… на капитуляцию.
Я посмотрела на нее. Утешительница медленно кивнула.
— Что ж, в вашем случае это вполне объяснимо. Я снова потупилась, проглотив обидные слова.
— Давайте поменяем тему, — предложила Кэти. — Вы по прежнему получаете удовольствие от своего Призвания?
— По прежнему. — Это было уже проще. — Начался новый семестр. Я боялась, что мне надоест… ну, повторение одного и того же материала… но оказалось, что это не так. Старые истории каждый раз звучат по разному.
— Курт хорошо о вас отзывается. Говорит, что ваш курс один из самых востребованных в университете.
Мои щеки загорелись от похвалы.
— Приятно слышать. Как ваш супруг?
— У Курта все замечательно, спасибо. Наши носители в превосходной для их лет форме. Думаю, у нас впереди еще долгая жизнь.
Мне стало любопытно, останется ли она в этом мире, переселится ли в другого человеческого носителя, когда придет время, или отбудет. Но затрагивать некоторые щекотливые темы было ни к чему, и поэтому я сказала:
— Мне нравится преподавать. Должно быть, это как то связано с моим Призванием в качестве Водоросли, почти не пришлось переучиваться. Я так благодарна Курту…
— Это им с вами повезло. — Кэти тепло улыбнулась. — Вы знаете, как сложно заполучить профессора истории, который побывал хотя бы на двух планетах учебной программы? Вам же довелось жить почти на каждой. Да к тому же на самом Истоке! Любая школа на этой планете вас с руками оторвет. Курт собирается загрузить вас так, чтобы даже времени на мысли о переходе в другое место не оставалось.
— Почетного профессора истории, — поправила я. Кэти улыбнулась, а затем тяжело вздохнула — улыбка медленно угасла.
— Вы так давно ко мне не заглядывали… я уж было подумала, что проблемы решились сами собой. А потом я вдруг поняла: может, вы не приходите, потому что становится все хуже.
Я молчала, разглядывая свои руки.
Светло коричневая кожа — бронзовый загар, который никогда не сходил, неважно, проводила я время на солнце или нет. Над левым запястьем одна темная веснушка. Ногти коротко подстрижены. Мне не нравились длинные ногти. Они неприятно царапали кожу. Пальцы у меня были и без того такими тонкими и длинными, что с длинными ногтями выглядели странно… даже для человека.
Утешительница подождала немного и спросила:
— Интересно, мои догадки верны?
— Кэти. — Я медленно выговорила ее имя. Еле слышно. — Почему вы оставили человеческое имя? Чтобы чувствовать… единение? Я про носителя? — Мне хотелось спросить и о выборе Курта, но это был слишком личный вопрос даже для супруги: задавать его нужно было самому Курту. Я, наверное, и так проявила бестактность, но Кэти рассмеялась.
— Ну, конечно же, нет. Разве я вам не рассказывала? Хм. Может, и нет: моя работа слушать, а не говорить. Большинству Душ, с которыми я общалась, не требовалась такая поддержка, как вам. Знаете ли, я ведь прибыла на Землю в составе одной из первых партий, когда люди еще и понятия о нас не имели…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Я ждала, сердце щемило. Каждый его удар отдавался именем: Джейми, Джейми, Джейми. Что же теперь с тобой будет?
— Умно, — бормочет мужчина. Непохоже, что он обращается ко мне. — Искательница, небось… У, Ищейка проклятая! Ловушка, значит. Как они узнали? — Нож исчезает, но его место тут же занимает рука, твердая, как металл.
Он так крепко сжимает мне горло, что я едва могу вздохнуть.
— Где остальные? — Он усиливает хватку.
— Я одна! — хриплю я. Нельзя, чтобы он нашел Джей ми. Что Джейми будет делать без меня? Джейми хочет есть!
Я бью его локтем в живот — как больно! Пресс у него железный, совсем как руки. Странно. Такие мышцы бывают у работяг и качков, а среди паразитов ни тех, ни других не наблюдается.
А ему хоть бы хны, даже дыхание не сбилось. В отчаянии со всей силы бью пяткой по ноге. Удар застает его врасплох, и он теряет равновесие. Я вырываюсь, но он успевает схватить мой мешок, и снова притягивает меня к себе. Его рука опять сдавливает мне горло.
— Что то больно шустрая для этих миролюбивых паразитов…
Его слова — бессмыслица. Я считала, они все одинаковые, но, оказывается, есть среди них и психи.
Я извиваюсь и царапаюсь — как бы высвободиться? Вонзаю ногти в его руку, но хватка на шее становится лишь крепче.
— Я убью тебя, я не шучу. Будешь знать, как воровать тела.
— Давай, ну…
Он вдруг охает, и я гадаю, не задела ли его снова. Новых синяков у меня вроде нет…
Он отпускает руку и хватает меня за волосы. Ах, вот в чем дело: собирается перерезать мне горло! Я напрягаюсь и жду. Вот вот опустится нож.
Но рука ослабляет хватку, и его пальцы, шершавые и теплые, начинают нащупывать что то на моей шее, сзади.
— Невозможно, — выдыхает он.
Что то с глухим стуком падает на пол. Он выронил нож? Я пытаюсь придумать, как бы его поднять. Может, упасть? Рука на моей шее слишком расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился нож.
Вдруг он резко меня разворачивает. Что то щелкает, и свет ударяет мне в левый глаз. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его правая рука покрепче захватывает мои волосы. Свет перепрыгивает к правому глазу.
— Не верю, — шепчет он, — ты человек…
Ладони обхватывают мое лицо, я пытаюсь освободиться, но его губы крепко прижимаются к моим.
На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь чмокали в щеки и лоб, когда то давно. Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю почувствовать поцелуй — слишком много паники, ужаса, адреналина.
Я резко вскидываю колено.
Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под руку и бросаюсь к открытому черному входу. Я смогу обогнать его — даже с моим грузом. У меня есть фора, он все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, — если не оставить следов, в темноте ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо. Жаль только, батончики пропали.
— Подожди! — кричит он. «Заткнись!» — думаю я, но молчу.
Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе:
— Я не один из них! «Такя и поверила!»
Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше говорил, что я бегаю, как гепард. Когда то давно, еще до конца света, я была самой быстрой в команде, чемпионкой штата по легкой атлетике.
— Послушай! — кричит он изо всех сил. — Смотри! Я докажу. Остановись, посмотри на меня!
«Это вряд ли».
Я скатываюсь в овраг и мчусь через кустарник.
— Я не знал, что кто то еще остался! Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить! — Его голос раздается совсем рядом. — Прости, что поцеловал тебя! Это было глупо! Просто я так долго был один!
— Заткнись, — я произношу негромко, но знаю, что он слышит. Он близко. Меня еще в жизни никто не догонял. Я поднажимаю.
Он тяжело дышит, но ускоряется вместе со мной.
Что то большое налетает сзади, сбивая с ног. Я чувствую во рту вкус земли, и тут меня придавливает чем то тяжелым — я едва могу дышать.
— По… дожди… дай… отдышусь, — пыхтит он.
Он сползает и переворачивает меня лицом к себе. Садится на меня верхом, зажав мне руки ногами. Давит мою еду. Я рычу и пытаюсь выгнуться.
— Смотри, вот, сейчас покажу! — твердит он. Он достает из заднего кармана какой то цилиндрик и крутит кончик. Цилиндрик выстреливает лучом света.
Он светит фонариком себе в лицо.
В свете фонаря кожа отдает желтизной. Я вижу выступающие скулы, узкий нос и резко очерченный прямоугольник подбородка. Губы, достаточно полные для мужских, растянуты в улыбке. Брови и ресницы выгорели на солнце.
Но он показывает мне другое.
Его глаза, в свете фонаря — лучистая жидкая охра — настоящие, в них светится человечность. Свет фонаря перепрыгивает из правого зрачка в левый.
— Смотри! Видишь? Я такой же, как ты.
— Покажи шею. — В моем голосе недоверие. Лучше я буду думать, что это какой то подвох. Я не понимаю, в чем смысл, но тут что то не так. Надежды больше нет.
Уголки его рта опускаются.
— Ну… Разве недостаточно глаз? Ты же видела, я не один из них.
— Тогда почему ты не хочешь показать мне шею?
— Потому что у меня там шрам, — признается он.
Я снова изгибаюсь, пытаюсь выползти, и его рука пригвождает мое плечо.
— Сам нанес, для маскировки, — объясняет он. — У меня же нет таких шикарных волос, как у некоторых. Думаю, получилось похоже. Правда, больно было — жуть.
— Слезь с меня.
Он медлит, а затем легким движением поднимается на ноги, протягивает мне руку ладонью вверх.
— Пожалуйста, не убегай. И чур не лягаться.
Я не двигаюсь с места: если попробую убежать, он меня поймает.
— Кто ты? — интересуюсь я шепотом. Он улыбается:
— Меня зовут Джаред Хоу. Я уже больше двух лет ни с кем не разговаривал… наверное, выгляжукак сумасшедший, уж прости. А тебя как зовут?
— Мелани, — шепчу я.
— Мелани, — повторяет он. — Если б ты только знала, как я рад тебя видеть.
Я пристально смотрю на него, не выпуская из рук мешок. Он медленно протягивает руку. И я за нее берусь.
И только когда мои пальцы с готовностью обхватывают его запястье, я понимаю, что верю ему.
Он помогает мне встать, но не убирает руку.
— И что теперь? — настороженно спрашиваю я.
— Ну, задерживаться тут нельзя. Зайдешь со мной в дом? Я забыл свой мешок. С холодильником ты меня опередила.
Якачаю головой.
Кажется, он вдруг понимает, что я на грани, вот вот сломаюсь.
— Тогда подожди меня, ладно? — почти умоляет он. — Я мигом. Только наберу нам еды.
— Нам?
— Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу? Я не хочу, чтобы он меня отпускал.
— Я… — Неужели я не доверюсь другому человеческому существу? Мы семья, часть вымирающего братства. — Я спешу. Мне далеко идти и… Джейми уже заждался.
— Так ты не одна? — понимает он. На его лице отражается замешательство.
— С братом. Ему всего десять, и он очень боится, когда я ухожу. Мне полночи до него добираться. Наверное, думает, что меня поймали. Он очень голоден. — Словно в подтверждение мой желудок громко ворчит.
Улыбка Джареда возвращается, теперь она еще лучистее.
— Подвезти?
— Подвезти? — эхом повторяю я.
Давай договоримся. Ты подождешь, пока я наберу еды, а я отвезу тебя, куда скажешь, на моем джипе. На машине быстрее, чем своим ходом, даже такой бегунье, как ты.
— У тебя есть машина?
— Еще бы. А ты думала, я пешком сюда пришел? Я думаю о шести долгих часах пути и хмурюсь.
— Глазом не успеешь моргнуть, как вернешься к брату, — обещает он. — Только никуда не уходи, ладно?
Якиваю.
— И, пожалуйста, поешь. Я не хочу, чтобы твое урчание нас выдало. — Он улыбается, и в уголках глаз собирается сеточка морщинок. Мое сердце ухает куда то вниз, и я понимаю, что если понадобится, я буду ждать его всю ночь до утра.
Он все еще держит мою руку, но наконец медленно, не сводя с меня глаз, ее отпускает. Отступает на несколько шагов и останавливается.
— Только больше так не бей, пожалуйста, — умоляет он, касаясь моего подбородка, и снова меня целует.
На этот раз я чувствую поцелуй. Его губы мягче рук и горячие — жарче, чем раскаленный воздух вечерней пустыни. Засосало под ложечкой — трудно дышать. Руки непроизвольно тянутся к нему. Я прикасаюсь к теплой коже щеки, к жесткой щетине на шее. Пальцы проводят по вспухшей складочке на коже… рубец… чуть ниже линии волос.
Я захожусь криком.
Я проснулась вся в поту. В полусне пальцы ощупывали тонкую полоску шрама на шее у позвоночника, оставшуюся после внедрения: едва заметное бледно розовое пятнышко. Снадобья Целителя делали свое дело.
Грубый шрам Джареда никого не обманет.
Я зажгла ночник и подождала, пока выровняется дыхание. Адреналин струился по венам: сон казался таким реальным!
Новый сон, но по сути неотличимый от других, мучивших меня уже не первый месяц. Нет, не сон. Воспоминание.
Мои губы до сих пор чувствовали прикосновение горячих губ Джареда. Руки раскинулись, не спрашивая разрешения, шаря по смятой постели, ища и не находя, пока, наконец, не сдались, беспомощно упав на кровать. Сердце ныло.
Я моргнула, стряхивая нечаянную слезу. Сколько еще я продержусь? Как вообще кто то выживает в этом мире, в этих телах, чья память не желает оставаться в прошлом? Чьи эмоции так сильны, что мне не с чем их сравнить!
Сон все не шел. На следующий день я буду совсем разбита, но еще много часов пройдет, прежде я успокоюсь. Лучше уж выполнить свой долг и покончить с этим. Может, хоть тогда я избавлюсь от неподобающих мыслей.
Я заправила постель и побрела к компьютеру, одиноко стоящему на голом столе. Несколько секунд загорался экран, еще несколько секунд… и вот почтовая программа открыта. Адрес Искательницы просто найти — в моем списке всего четыре контакта: Искательница, Целитель, мой новый работодатель и его жена, она же — моя Утешительница.
«Мой носитель, Мелани Страйдер, была не одна, — напечатала я, не утруждая себя приветствием. — Его зовут Джейми Страйдер, ее брат».
На краткий миг я ужаснулась ее контролю. Прошло столько времени, а я даже не подозревала о существовании мальчика — и не потому, что он ничего не значил для нее, а потому, что она защищала его пуще других секретов. Были ли у нее другие важные тайны? Настолько священные, что она берегла их даже от моих снов? Неужели она так сильна? Мои пальцы дрожали, вбивая остальную информацию.
«Судя по всему, подросток лет тринадцати. Они разбили временную стоянку — вероятно, где то к северу от города Кейв Крик в Аризоне. Впрочем, это было несколько лет назад, но на всякий случай можно свериться с картой. Если узнаю что то новое, сообщу, как обычно».
Я отправила письмо. И едва оно ушло, меня накрыла волна ужаса.
Только не Джейми!
Ее голос столь отчетливо прозвучал у меня в голове, словно я сама произнесла что то вслух. Меня пробила дрожь… и тут же охватило нестерпимое желание снова написать Искательнице, извиниться, сказать, что это всего лишь глупые сны. Объяснить, что я еще не проснулась, попросить не обращать внимания на сонный бред.
Чужое желание. Я выключила компьютер.
«Ненавижу тебя», — прорычал голос в моей голове.
— Тогда, может, тебе стоит уйти, — выпалила я. От звука моего голоса, отвечающего ей вслух, меня снова пробрала дрожь.
Она впервые с самого внедрения заговорила со мной.
Она совершенно точно становилась сильнее. Как и сны.
Завтра мне все равно придется посетить моего Утешителя. При этой мысли мои глаза наполнились слезами досады и унижения.
Я вернулась в постель, накрыла лицо подушкой и постаралась ни о чем не думать.
Глава 5
Безутешность
— Приветствую вас, Странница! Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
Я стояла на пороге кабинета Утешительницы, не решаясь войти.
Она улыбнулась — едва заметное движение уголков губ. За долгие месяцы я научилась понимать выражения человеческих лиц, различать едва заметное подергивание и сокращение мускулов. Утешительницу явно позабавило мое нежелание войти, и в то же время она была разочарована тем, что моя скованность так и не прошла.
Обреченно вздохнув, я шагнула в небольшую, ярко оформленную комнату и заняла свое обычное место — подальше от нее, в красном кресле.
Она сжала губы.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, я уставилась в открытое окно, разглядывая плывущие по небу облака. Воздух в комнате был со слабым привкусом океанской соли.
— Итак, Странница. Давненько вы ко мне не заглядывали.
Я виновато на нее посмотрела.
— Я вам написала насчет прошлой встречи. Нужно было позаниматься с одним студентом…
— Да, я знаю. — Она снова едва заметно улыбается. — Я получила ваше письмо.
Для своего возраста она была привлекательной — с человеческой точки зрения. Седина ей шла: собранные в свободный хвост длинные пряди не пепельно серые, а белоснежные. И я еще ни у кого не встречала такого интересного изумрудного цвета глаз.
— Простите, — сказала я. Кажется, она ждала ответа.
— Все нормально, я вас понимаю. Вам нелегко сюда приходить. Вы искренне жалеете, что возникла подобная необходимость, и напуганы, потому что с вами это происходит впервые.
Я разглядывала паркет.
— Да, Утешительница.
— Я же просила вас называть меня Кэти.
— Да… Кэти. Она усмехнулась.
— Что, Странница, никак не привыкнете к человеческим именам?
— Нет. Честно говоря, все это сильно смахивает… на капитуляцию.
Я посмотрела на нее. Утешительница медленно кивнула.
— Что ж, в вашем случае это вполне объяснимо. Я снова потупилась, проглотив обидные слова.
— Давайте поменяем тему, — предложила Кэти. — Вы по прежнему получаете удовольствие от своего Призвания?
— По прежнему. — Это было уже проще. — Начался новый семестр. Я боялась, что мне надоест… ну, повторение одного и того же материала… но оказалось, что это не так. Старые истории каждый раз звучат по разному.
— Курт хорошо о вас отзывается. Говорит, что ваш курс один из самых востребованных в университете.
Мои щеки загорелись от похвалы.
— Приятно слышать. Как ваш супруг?
— У Курта все замечательно, спасибо. Наши носители в превосходной для их лет форме. Думаю, у нас впереди еще долгая жизнь.
Мне стало любопытно, останется ли она в этом мире, переселится ли в другого человеческого носителя, когда придет время, или отбудет. Но затрагивать некоторые щекотливые темы было ни к чему, и поэтому я сказала:
— Мне нравится преподавать. Должно быть, это как то связано с моим Призванием в качестве Водоросли, почти не пришлось переучиваться. Я так благодарна Курту…
— Это им с вами повезло. — Кэти тепло улыбнулась. — Вы знаете, как сложно заполучить профессора истории, который побывал хотя бы на двух планетах учебной программы? Вам же довелось жить почти на каждой. Да к тому же на самом Истоке! Любая школа на этой планете вас с руками оторвет. Курт собирается загрузить вас так, чтобы даже времени на мысли о переходе в другое место не оставалось.
— Почетного профессора истории, — поправила я. Кэти улыбнулась, а затем тяжело вздохнула — улыбка медленно угасла.
— Вы так давно ко мне не заглядывали… я уж было подумала, что проблемы решились сами собой. А потом я вдруг поняла: может, вы не приходите, потому что становится все хуже.
Я молчала, разглядывая свои руки.
Светло коричневая кожа — бронзовый загар, который никогда не сходил, неважно, проводила я время на солнце или нет. Над левым запястьем одна темная веснушка. Ногти коротко подстрижены. Мне не нравились длинные ногти. Они неприятно царапали кожу. Пальцы у меня были и без того такими тонкими и длинными, что с длинными ногтями выглядели странно… даже для человека.
Утешительница подождала немного и спросила:
— Интересно, мои догадки верны?
— Кэти. — Я медленно выговорила ее имя. Еле слышно. — Почему вы оставили человеческое имя? Чтобы чувствовать… единение? Я про носителя? — Мне хотелось спросить и о выборе Курта, но это был слишком личный вопрос даже для супруги: задавать его нужно было самому Курту. Я, наверное, и так проявила бестактность, но Кэти рассмеялась.
— Ну, конечно же, нет. Разве я вам не рассказывала? Хм. Может, и нет: моя работа слушать, а не говорить. Большинству Душ, с которыми я общалась, не требовалась такая поддержка, как вам. Знаете ли, я ведь прибыла на Землю в составе одной из первых партий, когда люди еще и понятия о нас не имели…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10