Получилось так, как будто те люди были стерты с лица земли.
Сразу после того как Гарри выстрелил в десять часов сигнальной ракетой, река изогнулась вверх и вправо. Лодка вошла в косом направлении в узкий проток, где деревья на каждом берегу почти сходились над головой. Течение, казалось, усиливалось по мере того, как берега становились выше и водоросли цеплялись за маленькую лодку. По мере того как река сужалась, она, казалось, бежала быстрее, стала глубже, и пахла хуже — зловонием ила и гниющей растительностью. Ветви над головой теперь сплетались вместе так, что река становилась более сырой и темной.
Было невозможно найти просвет в небе, чтобы выстрелить в одиннадцать часов сигнальной ракетой. После того как он сделал это, Гарри почувствовал себя еще более подавленным. Он вел лодку все глубже и глубже в заросли; чувствуя, что его засасывало в эту сырую, темную, гниющую утробу.
Было невозможно найти проводника, который знал этот район хорошо, и они следовали инструкциям, данным Рональдом Чангом, которые были основаны на информации от шамана, который продал ему часы Родди.
Медленная коричневая вода кружилась вокруг лодки. Плавающие обломки ударялись о черные резиновые борта. Насекомые и невидимые существа шуршали в высокой, грубой траве, которая росла на обоих берегах. Однажды они услышали резкий, пронзительный крик, внезапно оборванный.
— Змея ест крысу, — сказал переводчик с усмешкой. Гарри немедленно подумал о Раки. Каждый раз, когда Гарри слушал отказы Раки от ответственности, каждый раз он соглашался с президентом, что «Нэксус» не мог ни на что пожаловаться, что ни один камень не остался неперевернутым, и так далее, Гарри чувствовал непонятную ликующую ноту угрозы в голосе президента — злорадную ноту торжества, которая противоречила его словам. Почему? Гарри удивлялся с возрастающим раздражением. Гарри не мог выносить нерешенных проблем. Он был уверен верить, что всегда было решение, если ты изучал проблему достаточно тщательно, достаточно долго. Лодка теперь входила в мозаику болотистой местности и озер, о которых Гарри был предупрежден. «Хороший знак», — подумал он, когда поглядел вверх на кусты дикого сахарного тростника и столетника, которые росли на обоих берегах. Грязные берега были теперь ниже, чернее и более липкими. Зеленые отбросы держались у кромки воды, вялые, сальные и гниющие, как салат трехдневной давности. Это все пахло отвратительно.
Один раз, Гарри наклонился недостаточно быстро. Качающаяся ветка оставила полоску крови на его левой щеке. «Могло быть хуже, это мог быть мой глаз», — подумал Гарри, когда он наклонялся над кормой и толкал лодку веслом против течения. Еще один раз они оказались в глубоком зеленом туннеле. Это было как бы скольжением вниз по огромной, темной, гнилой глотке, Гарри чувствовал, как растительность смыкалась вокруг него.
Но всегда, как раз когда он был готов повернуть назад, река расширялась, как будто чувствуя его мысли. Угрожающие деревья отступали, становилось легче дышать, и они видели проблески голубого неба. Они остановились под одним из таких просветов над головой, так что Гарри мог выстрелить в полдень сигнальной ракетой.
Примерно десять минут спустя они были остановлены непроницаемой стеной дикого сахарного тростника, перегородившей ручей впереди. Переводчик вздохнул.
— Вода плохих парней, может быть.
Двое мужчин проложили себе путь к левому берегу и своими веслами сбили траву, опутавшую гребной винт, потом продолжили свой путь вверх по течению. Это заняло у них около часа, пока они не достигли относительно чистой воды, где Гарри смог выстрелить в час сигнальной ракетой. Он теперь остался только с двумя сигнальными ракетами. Он ожидал, что вернется на пляж к этому времени. В час тридцать Гарри понял, что лодка не могла идти дальше. Они достигли другого непроницаемого сплетения тростника — нового тупика.
Гарри вернулся — или думал, что он сделал это, — обратно к ручью, который они оставили.
Устало, глядя вверх и щурясь на ветви над головой, он сдул тучу мошки и москитов со своего носа. Ему, вероятно, придется влезть на дерево, чтобы выстрелить в два часа своей сигнальной ракетой. Он интересовался, сможет ли он влезть на высокое дерево. Переводчик мог, вероятно, вскарабкаться наверх достаточно легко, но он действительно не хотел, чтобы переводчик стрелял из сигнального пистолета — там оставалось только две сигнальные ракеты, и Гарри не мог допустить неудачи.
Гарри взглянул налево и открыл рот. Две огромные черные руки рывком раздвинули в стороны стебли столетника и самое ужасное лицо, которое Гарри когда-либо видел, посмотрело на него. Лицо было окрашено в ярко-желтый цвет, глаза и рот были обведены ярко-красным, ярко-красная линия шла вниз по середине лба, и широкий нос был проткнут белым пером. Враждебные черные зрачки пристально смотрели с желтых глазных яблок, исчерченных красными жилками.
Ужасный рот раскрылся и сказал:
— Сигарета?
Дрожащей рукой Гарри бросил пачку «Мальборо», которая была поймана одной из тех огромных рук. Гарри посмотрел на напуганного переводчика.
— Предложи ему больше сигарет, если он проведет нас обратно к реке.
Переводчик прокричал вопросы на щелкающем языке, который звучал, как две палки, ударявшиеся вместе. Он повернулся к Гарри:
— Этот парень — его я понимать — это пареня место. Этот парень его его я иду один раз ты я.
Гарри уже знал, что «иду один раз» означало «уйти недалеко», но это могло означать десять минут или десять часов. Что угодно в пределах одного дня пути, казалось, описывали, как «недалеко». Но что им было терять?
— О'кей. Скажи ему.
Желтое лицо исчезло и стебли столетника выпрямились.
Через несколько минут желтое лицо появился в каноэ, выдолбленном из ствола дерева, прямо впереди лодки. Они последовали за каменной черной спиной, которая, как Гарри заметил, была покрыта маленькими рубцами, вырезанными узорами шкуры крокодила.
Через несколько минут каноэ повернуло налево, вверх по ручью, настолько узкому, что Гарри не осмелился выбрать его. После около двухсот ярдов мучительных поворотов лодка неожиданно выскочила на широкую, молочно-шоколадную рябь, которая, Гарри надеялся, означала, что они вернулись к основному руслу реки.
Так как было около двух часов, переводчик крикнул желтому лицу, чтобы он остановился. Они ждали в протоке, пока не наступило время выстрелить сигнальной ракетой.
Желтое Лицо был явно поражен. Его рот открылся, и его глаза следили за шипящими шарами ослепительного красного света, когда они взлетели в небо.
Дальше, вверх по течению, несколько розовых водяных лилий были видны среди грязи болотистого русла. Жизнь животных неожиданно проявилась снова. Гарри заметил белую цаплю и пару уток. Он мог мельком увидеть рыбу в воде и лягушек на берегу реки. Впереди него туземец спокойно направлял шестом свое каноэ по узким водным путям, между качающимися зарослями рисовой травы. В какую бы сторону Гарри не посмотрел, вид теперь казался неизменным.
Желтое лицо сделал жест вправо. Хотя Гарри не мог ничего увидеть, он слышал домашние звуки: крики детей во время игры, визг свиней, кудахтанье цыплят, голоса женщин, выкликивающих резкие приказания.
Когда лодка сделала поворот направо, Гарри увидел деревню. Дым от кухонных очагов клубился в воздухе; выдолбленные каноэ были привязаны под хижинами на сваях и с тростниковыми крышами; свиньи, собаки и дети играли в тени под хижинами. Женщины с палками размером с бейсбольные биты, колотили сердцевины саговых пальм, и две старые бабки играли с белой птицей.
Двое мужчин теснились около скрытого предмета, который, очевидно, представлял для них огромный интерес. Их тела были изрезаны таким же замысловатым рисунком рубцов, как и у желтого лица, их были так же окрашены яркой охрой. У некоторых были султаны из перьев райских птиц в волосах, у некоторых перья были проткнуты через носы, но на них не было никакой одежды, кроме пояса с полой бутылью из тыквы. Неожиданно, воздух стал сотрясаться от оглушительного крика. Гарри, который уже оставил надежду, с недоверием осознал, что они, возможно, прибыли в то место, которое они искали. Потому что эти мужчины спорили над транзисторным радиоприемником. Желтое лицо выкрикнул приветствие. Видный каждому в деревне, он выпрыгнул из своего каноэ на скалу. Гарри и переводчик перелезли через борт лодки и очутились до подмышек в грязи. Все захохотали. Это было очень удачное начало.
Гарри немедленно раздал сигареты, пока его переводчик искал «Радио Пауи» на том, что явно было новым транзистором.
В тени под хижиной они ели жареную зубатку и блины из саго, скучная еда, которую съели быстро, в молчании. После того все занялись делом. Переводчик объяснил, что белый мужчина хорошо заплатит за любую собственность солдата-филиппинца, который носил часы.
Никто не двигался, но атмосфера изменилась от дружелюбия до осторожности.
Торопливо переводчик объяснил, что ни он, ни Гарри не были родственниками этого мертвого солдата, но что белый мужчина приобрел часы в Куинстауне и теперь хотел купить другие вещи солдата.
Силач встал и поманил к себе двух гостей. Они последовали за ним, взобравшись вверх по шаткой лестнице в хижину. Внутри, в душном тесном пространстве без окон, каменные орудия и топоры стояли около стен и ритуальные маски в белых, ржавых и угольных полосах свисали с балок. Они сели, поджав ноги, на деревянный пол. Позади них мужчины толпились в хижине, зловоние немытых тел было удушающим.
Силач заговорил. Переводчик нервно посмотрел на Гарри:
— Этот паринь говори ты мне пришел в их место, поэтому они возьмут лодку.
Гарри был слегка удивлен, что сохранял свое имущество так долго. Он сказал:
— Передай им, что если они отдадут нам имущество укравшего свинью солдата-канака, мы дадим им еще две лодки.
Переводчик выглядел испуганным.
— Господин, этот паринь говорить все он задержать тебя меня это место, пройти время, две лодки парней, он подойти.
Итак, они были пленниками, за выкуп которых требовали еще две лодки.
Прежде чем Гарри смог дотянуться под своим жакетом-сафари до револьвера засунутого за его пояс, оба — он и переводчик — были схвачены сзади. Они были пойманы в замкнутом пространстве. Гарри знал, что было бы безумием попробовать сделать что-нибудь умное или даже сделать быстрое движение.
С тех пор как он начал свой поиск, он знал, что имелся риск быть захваченным или убитым, но он также знал, что он мог не найти ничего, если бы не искал. Он преподнес дары этому племени, и ему дали пищу, что является верным знаком уважения. Гарри не имел повода держать свой револьвер в руке; фактически, это было бы истолковано, как враждебность.
Оправдывая это, как мог, Гарри позволил захватить себя врасплох.
После того как с двух пленников сняли все, включая их двое часов и револьвер Гарри, их руки и ноги были связаны ротанговыми веревками. Они были затем привязаны за шеи к балкам, стоя вне пределов досягаемости один от другого.
Даже не глянув больше ни на одного из своих пленников, мужчины деревни опустили лестницу, слезли по ней и убрали ее прочь.
Веревка вокруг шеи Гарри была неприятно тугой, и он взмок от пота. Он подумал, что, если бы он попытался двинуться и потерял бы равновесие или сознание, он бы оказался просто повешенным.
Он убеждал себя, что от мертвого Гарри не было бы пользы этим людям и они знали это. Просто они решили показать ему, что они имели серьезные намерения.
— Это часто случается? — спросил Гарри.
— Выкуп родственников, — печально сказал переводчик.
— Ты думаешь, что денежный выкуп — это единственная причина?
— Да, господин. Предположите, что этот парень хотеть убить его, тебя — меня! Они убивают тебя — меня быстро.
— Но если они убьют нас, они не смогут завести двигатель лодки.
Переводчик кивнул.
— Этот парень понимать. — Он начал всхлипывать. Гарри сказал:
— Связь придет искать нас скоро. Вероятно, они уже ищут нас, потому что я не выстрелил в три часа сигнальной ракетой. Они знают, где мы находимся. Я сказал пилоту, что мы направлялись в деревню Малонг.
— Нет, господин. — Переводчик зарыдал сильнее. — Этого парня название не принадлежит этой деревне. — Слово «Малонг», — объяснил он, обозначало тип почвы, и в него входило много, много деревень: «В Малонге», означало «в болоте». — Мы проиграли, господин.
27
Женщины, дрожащие от страха, с бьющимися сердцами, растворились опять в сумраке джунглей, подальше от той отрубленной руки с ее ужасной змеиной татуировкой, прочь от калейдоскопа цветов и шума туземного праздника. Когда они прошли назад около сотни ярдов, Анни, теперь идущая замыкающей, свистнула. Женщины остановились.
Анни сказала:
— По крайней мере теперь мы знаем, где находимся. Это была деревня Катанга, поэтому, если мы обойдем вокруг нее к востоку, мы вернемся к Уильям Пени.
Кэри прошептала:
— Не слишком далеко на восток. Мы не посмеем выйти за пределы слышимости от деревни, потому что это наши координаты.
Они пошли дальше. Каждый треск ветки, каждый шорох, каждый щебет птиц заставляли их трепетать до кончиков пальцев от ужаса. Паника заставила их задыхаться, но страх послал адреналин в их кровеносные сосуды, придавая им новую силу и проворство, когда они пробирались вокруг деревни. Наконец они достигли знакомой узкой тропинки, которая проходила к северу.
Благодарные женщины поспешили по ней, быстрее и быстрее, пока их бесшумные прыжки в джунглях не превратились в бег, потом и в безумную, безудержную гонку. Не заботясь, кого или что они могли встретить на тропинке (все знание джунглей было забыто в панике), они в ужасе неслись вперед. Ни одна не остановилась, чтобы посмотреть, следовала ли женщина позади нее. Анни позади чувствовала себя так, будто ее спина могла в любой момент почувствовать укол стрелы с отравленным наконечником.
Как только они заметили Бирманский мост, они повернули налево, в запретную зону. Они напролом мчались через сырые кусты. Встревоженные длиннохвостые попугаи кричали, птицы били крыльями в тревоге.
— Стой! Пэтти! — кричала Анни, но бегущие оборванные фигуры торопились вперед, пока, в конце концов, не остановились, дрожа, на окраине своего лагеря.
Весь день Сильвана пробыла в чистилище своего изобретения. Неоднократно, она спрашивала себя, как могла она подвергнуть опасности жизни своих подруг? Как могла она подвергнуть опасности свою собственную жизнь? Она могла быть найдена задушенной этим утром под тем деревом. И как могла разборчивая миссис Грэхем извиваться от страсти, надежды и благодарности под грязным, расчетливым маленьким сутенером, которого она знала только несколько дней. Разум Сильваны сердито задавал эти вопросы, но она знала, что предал ее не разум. Она была предана собственным голодным телом.
Услышав звуки шумного возвращения других женщин, она испугалась. Потом пришло чувство непреодолимого облегчения. Она закинула винтовку за спину и быстро соскользнула вниз со сторожевого дерева.
— Что случилось? — мягко сказала она. Рыдая и дрожа, стуча зубами от страха, женщины говорили бессвязно.
— Воды! — Сюзи направилась к ведру.
Они все столпились вокруг ведра, зачерпывая из него ладонями, занятые только утолением своей жажды.
Увидев вопросительное лицо Сильваны, Анни сказала:
— Он мертв.
Глаза Сильваны наполнились слезами. Она знала, что ей следовало радоваться, услышав это, потому что это означало, что они больше не были в непосредственной опасности. Но она чувствовала себя так, будто ее сердце физически сжалось.
Анни сказала мягко:
— Он был вором, Сильвана. Он украл наши часы. У тебя он украл что-то другое.
Когда Анни тихо рассказывала Сильване, что они видели, Сюзи начала кричать.
— Я не могу выносить это проклятое ужасное место. Вы думаете, мы когда-нибудь убежим? Анни сказала:
— Прекрати это, Сюзи! Не время для истерик. Мы не должны думать ни о чем, кроме постройки того плота! Сегодня вечером мы отдыхаем, но как только проснемся, то работаем без перерыва, пока он не будет закончен!
Сюзи заныла:
— Разве мы не могли бы построить плот поменьше и отплыть завтра вечером?
— Нет! — резко сказала Кэри. — Какой смысл проходить через все это, а потом выходить в море на плоту, который слишком мал? Нас смоет с него, как только мы окажемся в бурном море. Это займет только два дня, и мы закончим его, как следует.
Пэтти кивнула.
— Мы выжили здесь в течение четырех месяцев, можем выдержать и еще пару дней.
Сквозь зубовный скрежет, Анни сказала:
— Мы будем работать, пока не свалимся. Мы сосредоточимся на этом проклятом плоте и уедем с этого острова во что бы то ни стало! Сейчас давайте поедим что-нибудь и пойдем спать. Сильвана, тебе придется держать наблюдения как можно дольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Сразу после того как Гарри выстрелил в десять часов сигнальной ракетой, река изогнулась вверх и вправо. Лодка вошла в косом направлении в узкий проток, где деревья на каждом берегу почти сходились над головой. Течение, казалось, усиливалось по мере того, как берега становились выше и водоросли цеплялись за маленькую лодку. По мере того как река сужалась, она, казалось, бежала быстрее, стала глубже, и пахла хуже — зловонием ила и гниющей растительностью. Ветви над головой теперь сплетались вместе так, что река становилась более сырой и темной.
Было невозможно найти просвет в небе, чтобы выстрелить в одиннадцать часов сигнальной ракетой. После того как он сделал это, Гарри почувствовал себя еще более подавленным. Он вел лодку все глубже и глубже в заросли; чувствуя, что его засасывало в эту сырую, темную, гниющую утробу.
Было невозможно найти проводника, который знал этот район хорошо, и они следовали инструкциям, данным Рональдом Чангом, которые были основаны на информации от шамана, который продал ему часы Родди.
Медленная коричневая вода кружилась вокруг лодки. Плавающие обломки ударялись о черные резиновые борта. Насекомые и невидимые существа шуршали в высокой, грубой траве, которая росла на обоих берегах. Однажды они услышали резкий, пронзительный крик, внезапно оборванный.
— Змея ест крысу, — сказал переводчик с усмешкой. Гарри немедленно подумал о Раки. Каждый раз, когда Гарри слушал отказы Раки от ответственности, каждый раз он соглашался с президентом, что «Нэксус» не мог ни на что пожаловаться, что ни один камень не остался неперевернутым, и так далее, Гарри чувствовал непонятную ликующую ноту угрозы в голосе президента — злорадную ноту торжества, которая противоречила его словам. Почему? Гарри удивлялся с возрастающим раздражением. Гарри не мог выносить нерешенных проблем. Он был уверен верить, что всегда было решение, если ты изучал проблему достаточно тщательно, достаточно долго. Лодка теперь входила в мозаику болотистой местности и озер, о которых Гарри был предупрежден. «Хороший знак», — подумал он, когда поглядел вверх на кусты дикого сахарного тростника и столетника, которые росли на обоих берегах. Грязные берега были теперь ниже, чернее и более липкими. Зеленые отбросы держались у кромки воды, вялые, сальные и гниющие, как салат трехдневной давности. Это все пахло отвратительно.
Один раз, Гарри наклонился недостаточно быстро. Качающаяся ветка оставила полоску крови на его левой щеке. «Могло быть хуже, это мог быть мой глаз», — подумал Гарри, когда он наклонялся над кормой и толкал лодку веслом против течения. Еще один раз они оказались в глубоком зеленом туннеле. Это было как бы скольжением вниз по огромной, темной, гнилой глотке, Гарри чувствовал, как растительность смыкалась вокруг него.
Но всегда, как раз когда он был готов повернуть назад, река расширялась, как будто чувствуя его мысли. Угрожающие деревья отступали, становилось легче дышать, и они видели проблески голубого неба. Они остановились под одним из таких просветов над головой, так что Гарри мог выстрелить в полдень сигнальной ракетой.
Примерно десять минут спустя они были остановлены непроницаемой стеной дикого сахарного тростника, перегородившей ручей впереди. Переводчик вздохнул.
— Вода плохих парней, может быть.
Двое мужчин проложили себе путь к левому берегу и своими веслами сбили траву, опутавшую гребной винт, потом продолжили свой путь вверх по течению. Это заняло у них около часа, пока они не достигли относительно чистой воды, где Гарри смог выстрелить в час сигнальной ракетой. Он теперь остался только с двумя сигнальными ракетами. Он ожидал, что вернется на пляж к этому времени. В час тридцать Гарри понял, что лодка не могла идти дальше. Они достигли другого непроницаемого сплетения тростника — нового тупика.
Гарри вернулся — или думал, что он сделал это, — обратно к ручью, который они оставили.
Устало, глядя вверх и щурясь на ветви над головой, он сдул тучу мошки и москитов со своего носа. Ему, вероятно, придется влезть на дерево, чтобы выстрелить в два часа своей сигнальной ракетой. Он интересовался, сможет ли он влезть на высокое дерево. Переводчик мог, вероятно, вскарабкаться наверх достаточно легко, но он действительно не хотел, чтобы переводчик стрелял из сигнального пистолета — там оставалось только две сигнальные ракеты, и Гарри не мог допустить неудачи.
Гарри взглянул налево и открыл рот. Две огромные черные руки рывком раздвинули в стороны стебли столетника и самое ужасное лицо, которое Гарри когда-либо видел, посмотрело на него. Лицо было окрашено в ярко-желтый цвет, глаза и рот были обведены ярко-красным, ярко-красная линия шла вниз по середине лба, и широкий нос был проткнут белым пером. Враждебные черные зрачки пристально смотрели с желтых глазных яблок, исчерченных красными жилками.
Ужасный рот раскрылся и сказал:
— Сигарета?
Дрожащей рукой Гарри бросил пачку «Мальборо», которая была поймана одной из тех огромных рук. Гарри посмотрел на напуганного переводчика.
— Предложи ему больше сигарет, если он проведет нас обратно к реке.
Переводчик прокричал вопросы на щелкающем языке, который звучал, как две палки, ударявшиеся вместе. Он повернулся к Гарри:
— Этот парень — его я понимать — это пареня место. Этот парень его его я иду один раз ты я.
Гарри уже знал, что «иду один раз» означало «уйти недалеко», но это могло означать десять минут или десять часов. Что угодно в пределах одного дня пути, казалось, описывали, как «недалеко». Но что им было терять?
— О'кей. Скажи ему.
Желтое лицо исчезло и стебли столетника выпрямились.
Через несколько минут желтое лицо появился в каноэ, выдолбленном из ствола дерева, прямо впереди лодки. Они последовали за каменной черной спиной, которая, как Гарри заметил, была покрыта маленькими рубцами, вырезанными узорами шкуры крокодила.
Через несколько минут каноэ повернуло налево, вверх по ручью, настолько узкому, что Гарри не осмелился выбрать его. После около двухсот ярдов мучительных поворотов лодка неожиданно выскочила на широкую, молочно-шоколадную рябь, которая, Гарри надеялся, означала, что они вернулись к основному руслу реки.
Так как было около двух часов, переводчик крикнул желтому лицу, чтобы он остановился. Они ждали в протоке, пока не наступило время выстрелить сигнальной ракетой.
Желтое Лицо был явно поражен. Его рот открылся, и его глаза следили за шипящими шарами ослепительного красного света, когда они взлетели в небо.
Дальше, вверх по течению, несколько розовых водяных лилий были видны среди грязи болотистого русла. Жизнь животных неожиданно проявилась снова. Гарри заметил белую цаплю и пару уток. Он мог мельком увидеть рыбу в воде и лягушек на берегу реки. Впереди него туземец спокойно направлял шестом свое каноэ по узким водным путям, между качающимися зарослями рисовой травы. В какую бы сторону Гарри не посмотрел, вид теперь казался неизменным.
Желтое лицо сделал жест вправо. Хотя Гарри не мог ничего увидеть, он слышал домашние звуки: крики детей во время игры, визг свиней, кудахтанье цыплят, голоса женщин, выкликивающих резкие приказания.
Когда лодка сделала поворот направо, Гарри увидел деревню. Дым от кухонных очагов клубился в воздухе; выдолбленные каноэ были привязаны под хижинами на сваях и с тростниковыми крышами; свиньи, собаки и дети играли в тени под хижинами. Женщины с палками размером с бейсбольные биты, колотили сердцевины саговых пальм, и две старые бабки играли с белой птицей.
Двое мужчин теснились около скрытого предмета, который, очевидно, представлял для них огромный интерес. Их тела были изрезаны таким же замысловатым рисунком рубцов, как и у желтого лица, их были так же окрашены яркой охрой. У некоторых были султаны из перьев райских птиц в волосах, у некоторых перья были проткнуты через носы, но на них не было никакой одежды, кроме пояса с полой бутылью из тыквы. Неожиданно, воздух стал сотрясаться от оглушительного крика. Гарри, который уже оставил надежду, с недоверием осознал, что они, возможно, прибыли в то место, которое они искали. Потому что эти мужчины спорили над транзисторным радиоприемником. Желтое лицо выкрикнул приветствие. Видный каждому в деревне, он выпрыгнул из своего каноэ на скалу. Гарри и переводчик перелезли через борт лодки и очутились до подмышек в грязи. Все захохотали. Это было очень удачное начало.
Гарри немедленно раздал сигареты, пока его переводчик искал «Радио Пауи» на том, что явно было новым транзистором.
В тени под хижиной они ели жареную зубатку и блины из саго, скучная еда, которую съели быстро, в молчании. После того все занялись делом. Переводчик объяснил, что белый мужчина хорошо заплатит за любую собственность солдата-филиппинца, который носил часы.
Никто не двигался, но атмосфера изменилась от дружелюбия до осторожности.
Торопливо переводчик объяснил, что ни он, ни Гарри не были родственниками этого мертвого солдата, но что белый мужчина приобрел часы в Куинстауне и теперь хотел купить другие вещи солдата.
Силач встал и поманил к себе двух гостей. Они последовали за ним, взобравшись вверх по шаткой лестнице в хижину. Внутри, в душном тесном пространстве без окон, каменные орудия и топоры стояли около стен и ритуальные маски в белых, ржавых и угольных полосах свисали с балок. Они сели, поджав ноги, на деревянный пол. Позади них мужчины толпились в хижине, зловоние немытых тел было удушающим.
Силач заговорил. Переводчик нервно посмотрел на Гарри:
— Этот паринь говори ты мне пришел в их место, поэтому они возьмут лодку.
Гарри был слегка удивлен, что сохранял свое имущество так долго. Он сказал:
— Передай им, что если они отдадут нам имущество укравшего свинью солдата-канака, мы дадим им еще две лодки.
Переводчик выглядел испуганным.
— Господин, этот паринь говорить все он задержать тебя меня это место, пройти время, две лодки парней, он подойти.
Итак, они были пленниками, за выкуп которых требовали еще две лодки.
Прежде чем Гарри смог дотянуться под своим жакетом-сафари до револьвера засунутого за его пояс, оба — он и переводчик — были схвачены сзади. Они были пойманы в замкнутом пространстве. Гарри знал, что было бы безумием попробовать сделать что-нибудь умное или даже сделать быстрое движение.
С тех пор как он начал свой поиск, он знал, что имелся риск быть захваченным или убитым, но он также знал, что он мог не найти ничего, если бы не искал. Он преподнес дары этому племени, и ему дали пищу, что является верным знаком уважения. Гарри не имел повода держать свой револьвер в руке; фактически, это было бы истолковано, как враждебность.
Оправдывая это, как мог, Гарри позволил захватить себя врасплох.
После того как с двух пленников сняли все, включая их двое часов и револьвер Гарри, их руки и ноги были связаны ротанговыми веревками. Они были затем привязаны за шеи к балкам, стоя вне пределов досягаемости один от другого.
Даже не глянув больше ни на одного из своих пленников, мужчины деревни опустили лестницу, слезли по ней и убрали ее прочь.
Веревка вокруг шеи Гарри была неприятно тугой, и он взмок от пота. Он подумал, что, если бы он попытался двинуться и потерял бы равновесие или сознание, он бы оказался просто повешенным.
Он убеждал себя, что от мертвого Гарри не было бы пользы этим людям и они знали это. Просто они решили показать ему, что они имели серьезные намерения.
— Это часто случается? — спросил Гарри.
— Выкуп родственников, — печально сказал переводчик.
— Ты думаешь, что денежный выкуп — это единственная причина?
— Да, господин. Предположите, что этот парень хотеть убить его, тебя — меня! Они убивают тебя — меня быстро.
— Но если они убьют нас, они не смогут завести двигатель лодки.
Переводчик кивнул.
— Этот парень понимать. — Он начал всхлипывать. Гарри сказал:
— Связь придет искать нас скоро. Вероятно, они уже ищут нас, потому что я не выстрелил в три часа сигнальной ракетой. Они знают, где мы находимся. Я сказал пилоту, что мы направлялись в деревню Малонг.
— Нет, господин. — Переводчик зарыдал сильнее. — Этого парня название не принадлежит этой деревне. — Слово «Малонг», — объяснил он, обозначало тип почвы, и в него входило много, много деревень: «В Малонге», означало «в болоте». — Мы проиграли, господин.
27
Женщины, дрожащие от страха, с бьющимися сердцами, растворились опять в сумраке джунглей, подальше от той отрубленной руки с ее ужасной змеиной татуировкой, прочь от калейдоскопа цветов и шума туземного праздника. Когда они прошли назад около сотни ярдов, Анни, теперь идущая замыкающей, свистнула. Женщины остановились.
Анни сказала:
— По крайней мере теперь мы знаем, где находимся. Это была деревня Катанга, поэтому, если мы обойдем вокруг нее к востоку, мы вернемся к Уильям Пени.
Кэри прошептала:
— Не слишком далеко на восток. Мы не посмеем выйти за пределы слышимости от деревни, потому что это наши координаты.
Они пошли дальше. Каждый треск ветки, каждый шорох, каждый щебет птиц заставляли их трепетать до кончиков пальцев от ужаса. Паника заставила их задыхаться, но страх послал адреналин в их кровеносные сосуды, придавая им новую силу и проворство, когда они пробирались вокруг деревни. Наконец они достигли знакомой узкой тропинки, которая проходила к северу.
Благодарные женщины поспешили по ней, быстрее и быстрее, пока их бесшумные прыжки в джунглях не превратились в бег, потом и в безумную, безудержную гонку. Не заботясь, кого или что они могли встретить на тропинке (все знание джунглей было забыто в панике), они в ужасе неслись вперед. Ни одна не остановилась, чтобы посмотреть, следовала ли женщина позади нее. Анни позади чувствовала себя так, будто ее спина могла в любой момент почувствовать укол стрелы с отравленным наконечником.
Как только они заметили Бирманский мост, они повернули налево, в запретную зону. Они напролом мчались через сырые кусты. Встревоженные длиннохвостые попугаи кричали, птицы били крыльями в тревоге.
— Стой! Пэтти! — кричала Анни, но бегущие оборванные фигуры торопились вперед, пока, в конце концов, не остановились, дрожа, на окраине своего лагеря.
Весь день Сильвана пробыла в чистилище своего изобретения. Неоднократно, она спрашивала себя, как могла она подвергнуть опасности жизни своих подруг? Как могла она подвергнуть опасности свою собственную жизнь? Она могла быть найдена задушенной этим утром под тем деревом. И как могла разборчивая миссис Грэхем извиваться от страсти, надежды и благодарности под грязным, расчетливым маленьким сутенером, которого она знала только несколько дней. Разум Сильваны сердито задавал эти вопросы, но она знала, что предал ее не разум. Она была предана собственным голодным телом.
Услышав звуки шумного возвращения других женщин, она испугалась. Потом пришло чувство непреодолимого облегчения. Она закинула винтовку за спину и быстро соскользнула вниз со сторожевого дерева.
— Что случилось? — мягко сказала она. Рыдая и дрожа, стуча зубами от страха, женщины говорили бессвязно.
— Воды! — Сюзи направилась к ведру.
Они все столпились вокруг ведра, зачерпывая из него ладонями, занятые только утолением своей жажды.
Увидев вопросительное лицо Сильваны, Анни сказала:
— Он мертв.
Глаза Сильваны наполнились слезами. Она знала, что ей следовало радоваться, услышав это, потому что это означало, что они больше не были в непосредственной опасности. Но она чувствовала себя так, будто ее сердце физически сжалось.
Анни сказала мягко:
— Он был вором, Сильвана. Он украл наши часы. У тебя он украл что-то другое.
Когда Анни тихо рассказывала Сильване, что они видели, Сюзи начала кричать.
— Я не могу выносить это проклятое ужасное место. Вы думаете, мы когда-нибудь убежим? Анни сказала:
— Прекрати это, Сюзи! Не время для истерик. Мы не должны думать ни о чем, кроме постройки того плота! Сегодня вечером мы отдыхаем, но как только проснемся, то работаем без перерыва, пока он не будет закончен!
Сюзи заныла:
— Разве мы не могли бы построить плот поменьше и отплыть завтра вечером?
— Нет! — резко сказала Кэри. — Какой смысл проходить через все это, а потом выходить в море на плоту, который слишком мал? Нас смоет с него, как только мы окажемся в бурном море. Это займет только два дня, и мы закончим его, как следует.
Пэтти кивнула.
— Мы выжили здесь в течение четырех месяцев, можем выдержать и еще пару дней.
Сквозь зубовный скрежет, Анни сказала:
— Мы будем работать, пока не свалимся. Мы сосредоточимся на этом проклятом плоте и уедем с этого острова во что бы то ни стало! Сейчас давайте поедим что-нибудь и пойдем спать. Сильвана, тебе придется держать наблюдения как можно дольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77