Медлить она не имела права.
Светлана не колебалась, не отдавалась воспоминаниям, не позволила себе о чем-то пожалеть и ужаснуться тому, что хочет сделать. Только на секундочку вспомнилось ей то солнечное утро старта, когда она увидела в глазах Алексея Поликарповича обращенный к ней вопрос и услышала: «Света, береги себя».
Если бы она могла теперь ответить… Стиснув зубы, закрыв глаза, Светлана с остервенением рванула рукоятку.
Светлану обожгло нестерпимо горячим, но ни вскрикнуть, ни пошевелить рукой она не успела. Смерть от космического холода была быстрее мысли.
И так же мгновенно превратились в перемороженный лед незащищенные тела луиан.
Чтобы выбраться из-под них, Бурдину и Лобанову пришлось потратить немало времени. Прежде упругие, конечности луиан рассыпались теперь под усилием человеческих рук в белый, точно известковый порошок.
Поднявшись на ноги, конструктор и штурман поняли, кому обязаны своим спасением. Светлана стояла у открытого люка.
Льняная прядь снова упала ей на лицо. Космический холод не дал появиться на нем выражению физической боли. Точно живая, девушка смотрела на своих друзей, суровая и решительная.
Только в уголках ее глаз таилась не то горечь, не то недоумение.
А за спиной Светланы в круглом отверстии люка горели звезды, много звезд – ярких и тусклых, желтых и голубых.
Иван Нестерович расправил онемевшую спину и стал кулаком растирать глаза. Голову разламывало, в висках стучала кровь.
Сколько часов проведено без сна, без отдыха? Сорок, шестьдесят, восемьдесят? Бурдин лег тут же около раскрытого цилиндра и, раскинув руки, уснул.
Игорь добрался до кресла, отдуваясь, запустил руку в карман и вытащил фотографию Оли.
– Плохи наши дела, Олюшка, – заговорил он. – Слабоваты мы оказались, не по зубам нам гравитационная техника. И, согласно законам механики, мчимся мы к черту на кулички, в дьявольское ничто. И не то чтобы твоему жениху было страшновато, но во всяком случае настроение у него не особенно бодрое.
Закончив разговор с фотографией, Лобанов оглянулся на обнаженные части цилиндров гравитационного двигателя. У него пестрило в глазах от сложного сплетения проводов, от многих сотен незнакомых деталей, от бесчисленного количества трубок, катушек…
Вначале, когда пришедшие в себя Бурдин и Лобанов принялись за освоение механизмов корабля, справиться с этим им показалось не так уж трудно, особенно после объяснений Лаоа.
Но чем дальше они углублялись в недра незнакомых конструкций, тем все более запутывались. Пояснения Лаоа были очень элементарными, совершенно недостаточными. Тут требовалось глубокое знание теории, которая на Земле только разрабатывалась.
Не хватало Светланы.
– Понимаешь, Олюшка, – снова заговорил Игорь, – такая, значит, история… не сберегли мы Светлану Владимировну, а теперь и завязли. А меньше всего у дела твой покорный слуга – штурман Лобанов. Это ему следовало открыть люк.
Самое страшное заключалось в том, что нельзя было терять времени. Неуправляемый корабль все дальше уносился в космос.
Бурдин не мог сказать, остается ли скорость постоянной, хотя ускорения не чувствовал; корабль как бы висел в пространстве. Иван Нестерович рассчитывал на худшее. Но если это так, то пока удастся как-нибудь освоить управление кораблем, не то что Земля, но и Солнце навсегда затеряется в море звезд.
Отдохнув, Иван Нестерович, наверное, уже в сотый раз открыл записи Светланы… Если бы они пояснялись текстом! Светлана записывала пояснения Лаоа языком таких формул, разобраться в которых конструктору Бурдину оказалось не под силу.
Пока он понял только одно: в двигателе происходило расщепление электронов при помощи ядерного топлива. Луиане научились искусно управлять термоядерной реакцией и замедлять ее. Цепная реакция деления атомов урана позволила людям получить термоядерную реакцию, во много раз более мощную. А луиане использовали реакцию соединения ядер тяжелого водорода для получения гравитационной энергии. Они создали совершенные аппараты, излучающие сверхмощные потоки нейтронов.
Эти аппараты могли, вероятно, и поглощать нейтроны на большом расстоянии. Таким способом, по-видимому, луиане остановили атомный распад в двигателе «СССР-118». Но это лишь принцип действия. Мало узнать, как получаются гравитоны, надо уметь их использовать.
Отчаявшись, Иван Нестерович сделал попытку наугад поработать с клавиатурой кнопок. Он, как начинающая машинистка, нацеливался пальцем то на одну, то на другую кнопку: эксперимент мог привести к неожиданным последствиям, мог кончиться катастрофой, но иного выхода не оставалось. Впрочем, двигатель никак не реагировал на действия людей. Бурдин догадывался, в чем тут дело: сложный по конструкции двигатель луиан должен иметь чрезвычайно простое управление. Все агрегаты на корабле непременно связаны общей автоматической системой. Вмешательство луиан в работу уже включенного двигателя до предела ничтожное.
Однако поймать секрет простоты куда труднее, чем разгадать сложное управление более примитивной машины.
Утомившись, Бурдин и Лобанов бродили по кораблю в поисках пищи. Чудесная оранжерея вымерзла. После того, как люк закрыли и температура в корабле поднялась до нормальной, деревья сбросили листву и быстро высохли. Попробовали сохранить оттаявшие на ветвях плоды, но черные баклажаны гнили.
Другие найденные запасы были скудны. Вскоре Бурдину с Лобановым пришлось все туже затягивать пояса.
… Уран остался далеко позади, но в корабле сохранилась нормальная сила тяжести. Несомненно, здесь действовало специальное малое гравитационное поле, предусмотренное луианами для сверхдальних многолетних полетов.
«Да, не очень-то приятно двадцать пять лет подряд то и дело висеть в кабине вверх ногами, без тяжести, – подумал Бурдин. – В будущем и нам без этого малого поля не прожить».
Иногда они надевали космические костюмы и выходили из корабля взглянуть на Солнце. Оно стало совсем крошечным, чуть побольше самой яркой звезды. Еще пятнадцать-двадцать часов полета – и оно станет обычной звездой, звезда эта начнет тускнеть и… исчезнет.
Игорь оказался более стойким, чем Иван Нестерович. Когда голод донимал особенно сильно, он поудобнее устраивался в кресле вынимал фотографию Оли и принимался размышлять вполголоса.
– И вот что меня удивляет, – говорил он, – вселенная возмутительно велика, можно лететь всю жизнь и не встретить ни одной закусочной. Но у меня такое ощущение, будто мы мчимся над земной поверхностью. Мои мысли остаются на Земле.
– Не можешь ли ты мысленно зайти в ресторан нашего завода, – предложил Иван Нестерович, – и пообедать за двоих?
– Я это проделывал уже неоднократно, – грустно отозвался штурман, – и не за двоих. Если бы мысленные обеды откладывались в желудке, я бы уже скончался от заворота кишок.
Когда раздался стук в оболочку машинного зала, Лобанов, не открывая глаз, сказал: «Войдите!», а внутренне похолодел.
Стучать могли только метеориты. Сейчас последует удар, от которого содрогнется корабль, стены лопнут и… гибель…
Крик Бурдина: «Алешка!» – заставил штурмана открыть глаза. Он подумал, что продолжает спать или бредит. В прозрачную оболочку смотрело лицо профессора Чернова. Игорь вскочил, тараща глаза и отчаянно мотая головой, боясь, что вот сейчас исчезнет, растворится во мгле прильнувшая к оболочке человеческая фигура. Штурмана бросило в жар. Даже настоящее столкновение с метеоритом не поразило бы его сильнее. Он метнулся к оболочке, ударился в нее всей грудью, задышал так, словно взобрался на сотый этаж.
Сомнений не было: профессор Чернов, одетый в космический костюм, находился за прозрачной стеной. Бурдин и Лобанов не сразу поняли его знаки. Алексей Поликарпович просил впустить его в корабль. Бурдин восторженно кричал, Игорь тоже кричал, оба забыли, что остаются неуслышанными.
А дальше, в пространстве, виднелся ракетоплан, тускло освещенный неверным светом звезд.
Бурдин и Лобанов, на ходу натягивая космические костюмы, поспешили в тамбур. Распахнули люк. Чернова втянули за руки, повели внутрь корабля. Помогая профессору снять скафандр, Игорь едва не снял с ним и его голову. Сбросили космические костюмы, расцеловались. Алексей Поликарпович настороженно посмотрел вокруг себя.
– А… где же Светлана Владимировна? – спросил он.
Штурман отвел глаза в сторону, Иван Нестерович опустил голову. Они провели профессора в оранжерею. Там среди деревьев с голой щетиной ветвей возвышался холмик из красноватой земли Луиады.
Алексей Поликарпович молча, не дрогнув ни одним мускулом лица, выслушал рассказ Бурдина. Прикрыв глаза ладонью, он постоял над холмиком.
– Нам нельзя больше терять времени, – глухо произнес он.
– Горючее на исходе… Нас ждут в ракетоплане.
– Может быть, мы попытаемся разобраться в механизмах этого корабля, Алексей? Здесь имеются самые диковинные штуки, которые имеют отношение к твоей гравитационной теории.
– А если не удастся? Седых категорически запретил рисковать.
Чернов направился к выходу из оранжереи. Поднимаясь по лесенке, он оступился и ударился лицом о перекладинку, но не почувствовал боли и даже не стер кровь, выступившую на губах.
В тамбуре Алексей Поликарпович повернулся к Бурдину:
– Она ничего не просила… передать мне?
Бурдин вытащил из кармана пакет с металлическими листками и протянул его профессору. Тот узнал почерк Светланы.
– Нам не удалось разобраться во всем этом, – сказал Иван Нестерович. – Светлана Владимировна много говорила о твоих теоретических работах, она выпытала у Лаоа все, что могло пригодиться тебе.
– Лаоа?
– Да, это был наш союзник и друг среди луиан.
Игорь распахнул люк тамбура, и люди покинули корабль.
Спустя несколько минут они были уже в ракетоплане «СССР-120».
– Коробов! – крикнул Бурдин, принимая в объятия своего друга и помощника. – Я был уверен, что ты не усидишь в Жерковске. Но разве ты не взял с собой штурмана?
– Мы полетели вдвоем, – ответил Коробов. – Путь предстоял немалый; пришлось экономить горючее.
Ракетоплан начал разворачиваться. Бурдин, Лобанов, Чернов не сводили глаз с космического корабля луиан. Овальное металлическое тело быстро уменьшалось. Там осталась Светлана.
Корабль уносил ее в межзвездные глубины, в бесконечное ничто.
А когда он исчез, прямо по курсу ракетоплана показалась крупная лучистая звезда – Солнце.
Конструктор взглянул на застывшее лицо Чернова. Он знал, какое горе опустошает душу его старого товарища. Но, вглядевшись в упрямый изгиб бровей, Бурдин почувствовал: никаким горем такого человека не сломишь.
Потянулись долгие часы, сутки, недели обратного пути. У главного конструктора было достаточно времени, чтобы заново пережить все случившееся.
Он отправился в погоню за астероидом 117-03, движимый желанием сделать свой ракетоплан еще совершеннее. Но вместо астероида встретился корабль с Луиады, а вместо секрета новой жаропрочной кристаллической структуры – секрет гравитационной энергии. Судьба приоткрыла занавес и позволила Бурдину заглянуть в будущее.
Замечательная техника луиан ошеломила его, смешала мысли.
Но секрет остался секретом. Главный конструктор оказался не в состоянии освоить гравитационный двигатель, хотя и понимал его суть.
Техника будущего поколения попала в руки Саибы и его сообщников, но они, изгнанники своей планеты, – существа без настоящего и будущего, а для Земли – уже прошлое. Тайну гравитонов открыли подлинные хозяева Луиады.
Но борьба за гравитационную энергию уже начата учеными Земли. На грани ее открытия стоит профессор Чернов. И разве не ради этого пожертвовала собой Светлана Подгорных?
Время тянулось невыносимо медленно. Все чаще беседовали Бурдин и Чернов, обсуждая наблюдения Бурдина и записи Светланы. Старые друзья жаждали одного – скорее вернуться к своей работе, продолжать вечную и неутомимую борьбу за покорение космического пространства. Они верили в свои силы, верили в безостановочное движение человеческого разума.
Солнечный диск медленно увеличивался в размерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Светлана не колебалась, не отдавалась воспоминаниям, не позволила себе о чем-то пожалеть и ужаснуться тому, что хочет сделать. Только на секундочку вспомнилось ей то солнечное утро старта, когда она увидела в глазах Алексея Поликарповича обращенный к ней вопрос и услышала: «Света, береги себя».
Если бы она могла теперь ответить… Стиснув зубы, закрыв глаза, Светлана с остервенением рванула рукоятку.
Светлану обожгло нестерпимо горячим, но ни вскрикнуть, ни пошевелить рукой она не успела. Смерть от космического холода была быстрее мысли.
И так же мгновенно превратились в перемороженный лед незащищенные тела луиан.
Чтобы выбраться из-под них, Бурдину и Лобанову пришлось потратить немало времени. Прежде упругие, конечности луиан рассыпались теперь под усилием человеческих рук в белый, точно известковый порошок.
Поднявшись на ноги, конструктор и штурман поняли, кому обязаны своим спасением. Светлана стояла у открытого люка.
Льняная прядь снова упала ей на лицо. Космический холод не дал появиться на нем выражению физической боли. Точно живая, девушка смотрела на своих друзей, суровая и решительная.
Только в уголках ее глаз таилась не то горечь, не то недоумение.
А за спиной Светланы в круглом отверстии люка горели звезды, много звезд – ярких и тусклых, желтых и голубых.
Иван Нестерович расправил онемевшую спину и стал кулаком растирать глаза. Голову разламывало, в висках стучала кровь.
Сколько часов проведено без сна, без отдыха? Сорок, шестьдесят, восемьдесят? Бурдин лег тут же около раскрытого цилиндра и, раскинув руки, уснул.
Игорь добрался до кресла, отдуваясь, запустил руку в карман и вытащил фотографию Оли.
– Плохи наши дела, Олюшка, – заговорил он. – Слабоваты мы оказались, не по зубам нам гравитационная техника. И, согласно законам механики, мчимся мы к черту на кулички, в дьявольское ничто. И не то чтобы твоему жениху было страшновато, но во всяком случае настроение у него не особенно бодрое.
Закончив разговор с фотографией, Лобанов оглянулся на обнаженные части цилиндров гравитационного двигателя. У него пестрило в глазах от сложного сплетения проводов, от многих сотен незнакомых деталей, от бесчисленного количества трубок, катушек…
Вначале, когда пришедшие в себя Бурдин и Лобанов принялись за освоение механизмов корабля, справиться с этим им показалось не так уж трудно, особенно после объяснений Лаоа.
Но чем дальше они углублялись в недра незнакомых конструкций, тем все более запутывались. Пояснения Лаоа были очень элементарными, совершенно недостаточными. Тут требовалось глубокое знание теории, которая на Земле только разрабатывалась.
Не хватало Светланы.
– Понимаешь, Олюшка, – снова заговорил Игорь, – такая, значит, история… не сберегли мы Светлану Владимировну, а теперь и завязли. А меньше всего у дела твой покорный слуга – штурман Лобанов. Это ему следовало открыть люк.
Самое страшное заключалось в том, что нельзя было терять времени. Неуправляемый корабль все дальше уносился в космос.
Бурдин не мог сказать, остается ли скорость постоянной, хотя ускорения не чувствовал; корабль как бы висел в пространстве. Иван Нестерович рассчитывал на худшее. Но если это так, то пока удастся как-нибудь освоить управление кораблем, не то что Земля, но и Солнце навсегда затеряется в море звезд.
Отдохнув, Иван Нестерович, наверное, уже в сотый раз открыл записи Светланы… Если бы они пояснялись текстом! Светлана записывала пояснения Лаоа языком таких формул, разобраться в которых конструктору Бурдину оказалось не под силу.
Пока он понял только одно: в двигателе происходило расщепление электронов при помощи ядерного топлива. Луиане научились искусно управлять термоядерной реакцией и замедлять ее. Цепная реакция деления атомов урана позволила людям получить термоядерную реакцию, во много раз более мощную. А луиане использовали реакцию соединения ядер тяжелого водорода для получения гравитационной энергии. Они создали совершенные аппараты, излучающие сверхмощные потоки нейтронов.
Эти аппараты могли, вероятно, и поглощать нейтроны на большом расстоянии. Таким способом, по-видимому, луиане остановили атомный распад в двигателе «СССР-118». Но это лишь принцип действия. Мало узнать, как получаются гравитоны, надо уметь их использовать.
Отчаявшись, Иван Нестерович сделал попытку наугад поработать с клавиатурой кнопок. Он, как начинающая машинистка, нацеливался пальцем то на одну, то на другую кнопку: эксперимент мог привести к неожиданным последствиям, мог кончиться катастрофой, но иного выхода не оставалось. Впрочем, двигатель никак не реагировал на действия людей. Бурдин догадывался, в чем тут дело: сложный по конструкции двигатель луиан должен иметь чрезвычайно простое управление. Все агрегаты на корабле непременно связаны общей автоматической системой. Вмешательство луиан в работу уже включенного двигателя до предела ничтожное.
Однако поймать секрет простоты куда труднее, чем разгадать сложное управление более примитивной машины.
Утомившись, Бурдин и Лобанов бродили по кораблю в поисках пищи. Чудесная оранжерея вымерзла. После того, как люк закрыли и температура в корабле поднялась до нормальной, деревья сбросили листву и быстро высохли. Попробовали сохранить оттаявшие на ветвях плоды, но черные баклажаны гнили.
Другие найденные запасы были скудны. Вскоре Бурдину с Лобановым пришлось все туже затягивать пояса.
… Уран остался далеко позади, но в корабле сохранилась нормальная сила тяжести. Несомненно, здесь действовало специальное малое гравитационное поле, предусмотренное луианами для сверхдальних многолетних полетов.
«Да, не очень-то приятно двадцать пять лет подряд то и дело висеть в кабине вверх ногами, без тяжести, – подумал Бурдин. – В будущем и нам без этого малого поля не прожить».
Иногда они надевали космические костюмы и выходили из корабля взглянуть на Солнце. Оно стало совсем крошечным, чуть побольше самой яркой звезды. Еще пятнадцать-двадцать часов полета – и оно станет обычной звездой, звезда эта начнет тускнеть и… исчезнет.
Игорь оказался более стойким, чем Иван Нестерович. Когда голод донимал особенно сильно, он поудобнее устраивался в кресле вынимал фотографию Оли и принимался размышлять вполголоса.
– И вот что меня удивляет, – говорил он, – вселенная возмутительно велика, можно лететь всю жизнь и не встретить ни одной закусочной. Но у меня такое ощущение, будто мы мчимся над земной поверхностью. Мои мысли остаются на Земле.
– Не можешь ли ты мысленно зайти в ресторан нашего завода, – предложил Иван Нестерович, – и пообедать за двоих?
– Я это проделывал уже неоднократно, – грустно отозвался штурман, – и не за двоих. Если бы мысленные обеды откладывались в желудке, я бы уже скончался от заворота кишок.
Когда раздался стук в оболочку машинного зала, Лобанов, не открывая глаз, сказал: «Войдите!», а внутренне похолодел.
Стучать могли только метеориты. Сейчас последует удар, от которого содрогнется корабль, стены лопнут и… гибель…
Крик Бурдина: «Алешка!» – заставил штурмана открыть глаза. Он подумал, что продолжает спать или бредит. В прозрачную оболочку смотрело лицо профессора Чернова. Игорь вскочил, тараща глаза и отчаянно мотая головой, боясь, что вот сейчас исчезнет, растворится во мгле прильнувшая к оболочке человеческая фигура. Штурмана бросило в жар. Даже настоящее столкновение с метеоритом не поразило бы его сильнее. Он метнулся к оболочке, ударился в нее всей грудью, задышал так, словно взобрался на сотый этаж.
Сомнений не было: профессор Чернов, одетый в космический костюм, находился за прозрачной стеной. Бурдин и Лобанов не сразу поняли его знаки. Алексей Поликарпович просил впустить его в корабль. Бурдин восторженно кричал, Игорь тоже кричал, оба забыли, что остаются неуслышанными.
А дальше, в пространстве, виднелся ракетоплан, тускло освещенный неверным светом звезд.
Бурдин и Лобанов, на ходу натягивая космические костюмы, поспешили в тамбур. Распахнули люк. Чернова втянули за руки, повели внутрь корабля. Помогая профессору снять скафандр, Игорь едва не снял с ним и его голову. Сбросили космические костюмы, расцеловались. Алексей Поликарпович настороженно посмотрел вокруг себя.
– А… где же Светлана Владимировна? – спросил он.
Штурман отвел глаза в сторону, Иван Нестерович опустил голову. Они провели профессора в оранжерею. Там среди деревьев с голой щетиной ветвей возвышался холмик из красноватой земли Луиады.
Алексей Поликарпович молча, не дрогнув ни одним мускулом лица, выслушал рассказ Бурдина. Прикрыв глаза ладонью, он постоял над холмиком.
– Нам нельзя больше терять времени, – глухо произнес он.
– Горючее на исходе… Нас ждут в ракетоплане.
– Может быть, мы попытаемся разобраться в механизмах этого корабля, Алексей? Здесь имеются самые диковинные штуки, которые имеют отношение к твоей гравитационной теории.
– А если не удастся? Седых категорически запретил рисковать.
Чернов направился к выходу из оранжереи. Поднимаясь по лесенке, он оступился и ударился лицом о перекладинку, но не почувствовал боли и даже не стер кровь, выступившую на губах.
В тамбуре Алексей Поликарпович повернулся к Бурдину:
– Она ничего не просила… передать мне?
Бурдин вытащил из кармана пакет с металлическими листками и протянул его профессору. Тот узнал почерк Светланы.
– Нам не удалось разобраться во всем этом, – сказал Иван Нестерович. – Светлана Владимировна много говорила о твоих теоретических работах, она выпытала у Лаоа все, что могло пригодиться тебе.
– Лаоа?
– Да, это был наш союзник и друг среди луиан.
Игорь распахнул люк тамбура, и люди покинули корабль.
Спустя несколько минут они были уже в ракетоплане «СССР-120».
– Коробов! – крикнул Бурдин, принимая в объятия своего друга и помощника. – Я был уверен, что ты не усидишь в Жерковске. Но разве ты не взял с собой штурмана?
– Мы полетели вдвоем, – ответил Коробов. – Путь предстоял немалый; пришлось экономить горючее.
Ракетоплан начал разворачиваться. Бурдин, Лобанов, Чернов не сводили глаз с космического корабля луиан. Овальное металлическое тело быстро уменьшалось. Там осталась Светлана.
Корабль уносил ее в межзвездные глубины, в бесконечное ничто.
А когда он исчез, прямо по курсу ракетоплана показалась крупная лучистая звезда – Солнце.
Конструктор взглянул на застывшее лицо Чернова. Он знал, какое горе опустошает душу его старого товарища. Но, вглядевшись в упрямый изгиб бровей, Бурдин почувствовал: никаким горем такого человека не сломишь.
Потянулись долгие часы, сутки, недели обратного пути. У главного конструктора было достаточно времени, чтобы заново пережить все случившееся.
Он отправился в погоню за астероидом 117-03, движимый желанием сделать свой ракетоплан еще совершеннее. Но вместо астероида встретился корабль с Луиады, а вместо секрета новой жаропрочной кристаллической структуры – секрет гравитационной энергии. Судьба приоткрыла занавес и позволила Бурдину заглянуть в будущее.
Замечательная техника луиан ошеломила его, смешала мысли.
Но секрет остался секретом. Главный конструктор оказался не в состоянии освоить гравитационный двигатель, хотя и понимал его суть.
Техника будущего поколения попала в руки Саибы и его сообщников, но они, изгнанники своей планеты, – существа без настоящего и будущего, а для Земли – уже прошлое. Тайну гравитонов открыли подлинные хозяева Луиады.
Но борьба за гравитационную энергию уже начата учеными Земли. На грани ее открытия стоит профессор Чернов. И разве не ради этого пожертвовала собой Светлана Подгорных?
Время тянулось невыносимо медленно. Все чаще беседовали Бурдин и Чернов, обсуждая наблюдения Бурдина и записи Светланы. Старые друзья жаждали одного – скорее вернуться к своей работе, продолжать вечную и неутомимую борьбу за покорение космического пространства. Они верили в свои силы, верили в безостановочное движение человеческого разума.
Солнечный диск медленно увеличивался в размерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16