Активизировались японские, европейские, штатовские и даже китайские и южноамериканские гуманистические организации. Это было уже серьезно — общие убытки выскокотехнологических корпораций составили сумму, количество нулей в которой с ходу мог посчитать не всякий первоклассник. Такие события требовали расследования.
Люди не столь въедливые или менее заинтересованные в разрешении этого вопроса с легкостью списали бы все перечисленные неприятности на ту же Триполийскую конференцию и на этом успокоились. С чистой совестью они перепоручили бы проведение зачисток в лагере гуманистов своим заместителям, помощникам и младшим управленцам.
Но эти люди помнили урок, полученный весной. Только змеиной хитростью им удалось тогда сохранить контроль над ситуацией. Нежелание подобных сюрпризов превратилось в их едва ли не единственную мечту. А потому начались совещания, симпозиумы и сходки, посвященные этой проблеме. Среди иных мест проводились они и в комнате, где в стенах стояли аквариумы, и в помещении с желтоватой резной мебелью.
Разговоры на подобных мероприятиях велись приблизительно в одном и том же ключе.
— Может быть, здесь скрываются чьи-то длинные руки (всемирный заговор, происки конкурентов, работа контор — выбрать по вкусу)? В чем источник такой согласованности действий? Нет ли тут подвоха?
Меры были приняты, немедленные и решительные. Под такое дело разработали новые методики, дали толику денег, ручные ИИ трудились до перегрева плат. Спустя самое короткое время у сотрудника, занимавшегося этим вопросом, на столе лежал наиболее вероятный ответ. А был ли это Шпион, Николас, Юнь Тао или еще кто-нибудь, не суть важно.
И самая первая строчка отчета уже била в набат.
Наблюдается ухудшение наших оборонных мероприятий по линии нейробиологии. Идет отвлечение ресурсов на защиту производства «железа» и прикладного программного обеспечения.
Дальше шли многочисленные уточнения, дополнения и разъяснения. И так как у каждого сотрудника были свои источники информации, то детали существенно расходились. Реакция на эти выводы, которые, впрочем, могли сделать и человеческие аналитики, была двоякой.
Нечего здесь нагнетать панику! Мы что, сами не понимаем, что нейробиология и психология не получают тех ресурсов, что нам хотелось бы? Мы и так выделили им сверх всякой меры! Но кто или что это сделал? Это необходимо выяснять в первую очередь.
Стимулированные сотрудники отошли к своим рабочим местам, и глаза их устали читать ответы ИИ. Пальцы онемели от работы за пультами, а врачи озаботились состоянием их нервных систем. Если получение ответа очень желательно и поиски черной кошки идут круглые сутки — то ее найдут даже в темной комнате. В случае крайней нужды за нее можно выдать кусок темноты.
— Есть. — Первым хвост ответа прищемил дверью индус, оседлавший один из свежеустановленных в Калькуттском университете ИИ. — Вот же этот список. Другого и быть не может!
Бюрократия мыслит всегда одинаково, будь то жестяные мозги или белковые. Если виноватых не обнаружено, а жертва получает выгоду от своих страданий, то именно она все и затеяла. С неизбежностью обратного хода маятника в субсидировании гуманистов обвинили технологов. Это было не только просто, но и изящно.
Приблизительно к тем же выводам пришли и другие независимые центры, их ответы различались только в перечне виновных компаний. Взрыв получился серьезный. Информацию немедленно слили в интернет, прессу и другим любителям за деньги распространить чужие сплетни. И поперла мутная пена: гуманистов тут же в массовом, почти планетарном порядке попробовали обвинить в работе по заказу. Недавно восстановившееся каирское отделение разгромили так, что даже офисного его здания не сохранилось, тбилисское сожгли, сингапурское взорвали, в барселонском арестовали почти всех активистов. Бледная тень этих тяжелых последствий легла на другие ячейки организации, но основные неприятности ждали гуманистов на другом фланге — в их стане под внешним нажимом случились проблемы, так сказать, ближнего и внутреннего плана.
Во-первых, гуманисты не имели монополии на противокомпьютерную риторику, даже зеленые и антиглобалисты, от которых они вели свою родословную, еще не ушли с политического небосклона и хотели получить свой кусок влияния на умы людей. Что уж говорить о более родовитых партиях, распространенных в нескольких государствах с вековой историей, традиционных по самой своей сути? Они вопросами вечности и жестяных мозгов занимались лишь как очередной проблемой, но конкурентов терпеть не желали. Ни одно из этих почтенных обществ не упустило случая боднуть оступившихся гуманистов.
Во-вторых, обострились центробежные порывы в самом движении. Вопрос о продажности нельзя было упрятать в долгий ящик — когда в офис приходят активисты, отдавшие делу немножко трудовых денежек, и кричат «Продажные шкуры!!!», необходимо показательно выкинуть кого-то в окошко. Иначе эти самые активисты офис с чистой совестью разгромят, а секретариату и кассирам пластические операции без наркоза сделают. Еще лучше — найти настоящих виновных. Искали, проверяли, допрашивали.
И самые серьезные нарекания возникли в отношении японских отделений. Там, судя по всему, была прямая смычка корпораций с местными гуманистическими функционерами: всплывали пленки, записи бесед, виновные публично каялись, хватались за ножи с целью показать публике свои кишки и заодно оправдать душу, но им вовремя заламывали руки. Выяснилось это, как ни прискорбно, именно в силу того, что на японские корпорации особого эффекта действия гуманистов не произвели — было несколько вялых пикетов, и сколько-то дураков арестовала полиция. Узкоглазый Прометей приручил местного орла. Те же претензии выдвинули и к китайцам, но там трудно было к чему-либо придраться в силу очень крутых уголовных законов Поднебесной: попытки массовых выступлений кончились расстрелами.
Как бы то ни было, но движение слегка «обкрошилось по краям», усилились в нем разные толкования, крылья, фракции и тому подобные компании своих людей.
Общий итог на одном из бесконечных заседаний в деревянной резной комнате подвел Перун, почти сорвавший к тому времени голос и по щиколотку утонувший в бумагах.
— Пора заканчивать эту бодягу! Подтянуть гайки, усилить дисциплину и держать нос по ветру! Наша идея завелась в умах большого количества народа — и хватит. Но если у нас и дальше будет продолжаться такой распад организации, то мы утратим всякое политическое влияние меньше чем через год!
— Согласен, — присоединился Прокопий, протирая уставшие глаза. — Сектантство надо давить! Нас объединят несколько успешных показательных акций.
— Идеологическое прикрытие этих операций должно быть идеальным, чтобы они соединяли нас, а не раскалывали. — Нижняя челюсть Фрола опять двигалась по совершенно непонятным траекториям, которые коррелировались разве что с подвижками кожи на его лысине.
Прокопий посмотрел на коллегу-оппонента тем долгим запоминающим взглядом, каким офицеры осматривают потенциальных солдат-паникеров.
— Надо, согласен, тут не может быть никаких вопросов. — Политкорректности его голоса в тот момент мог позавидовать сам Ганди.
— Хорошо, но фракционеров надо давить в зародыше! — Перун последний раз хлопнул рукой по столу и оборвал прения по этому вопросу.
Как ни громки были споры на совещаниях гуманистов, в них не было и малой толики того ожесточенного накала страстей, того тихого зубовного скрежета, что сопровождал выяснение отношений в корпоративной среде. Четыре японские и две китайские компании, которые, по общему мнению и подсчету бухгалтерских программ, выиграли больше других от этой сентябрьской заварухи, теперь настойчиво стали приглашать на «стрелку» в ОРКСО. Естественно, те постарались сделать вид, что это их не касается. В данном вопросе у них образовалось трогательное согласие с гуманистами — обе стороны желали показать взаимное отвращение, для чего начали поджигаться здания и в массовом порядке задерживаться активисты.
Но если бы такими простыми мерами можно было бы убедить окружающих в своей невиновности, судебное производство значительно облегчилось. Нажим как со стороны ОРКСО, так и от конкурирующих фирм только усиливался. Журналисты обвинили эти несколько корпораций во всех смертных грехах и заодно возвели в этот статус некоторые обыденные финансовые преступления, совершенные ими. Слишком много людей было заинтересовано в приводе фирм-раскольников на «суд общественности».
Одна из предварительных встреч состоялась на шикарнейшем благотворительном приеме в йокогамском «Песчаном дворце», где давал представление Театр Пыльных Масок — роботы, наряженные в традиционные костюмы, разыгрывали одну из канонически пьес театра Но. Разница было только в масках, вернее, в их отсутствии. Лица, составленные из множества кусочков ржавой жести, которые ежесекундно двигались, создавая новые личины, они крепились к голове электронной куклы сотнями присосок и в случае смерти или бесчестия героя опадали на пол. Да еще кокэн, ассистент, был почти невидим — андроид состоял больше из проволочных рамок. Но основной изыск был не в этом — кто захочет смотреть на очередной механицизм? Роботами, почти как марионетками, управляли живые артисты, разыгрывавшие точно такое же представление под сценой, и знатоки пытались угадать в каждом движении механической руки человечность жеста кукловода.
Один из угловых столиков, почти скрытый от остального зала декоративной скалой, приютил двух вежливых господ. Наверное, из чувства гостеприимства стол огородил своих постояльцев выскользнувшими из пола и потолка твердыми прозрачными лепестками.
Две пары циничных, чуточку усталых глаз смотрели друг на друга.
— Возможно, в это трудно будет поверить, но умышленно такие действия не предпринимались. Это стохастическое явление, таковые происходят регулярно. При желании мы можем найти у вас идентичные процессы. — Собеседнику в классической темно-серой тройке не хотелось оправдываться, и потому он облек свои речи в покровы абсолютной истины.
— Я вас слушаю. — Над парой синих глаз удивленно выгнулись брови, а курительная трубка перекочевала из пальцев в зубы.
— Извольте. Например, ваши действия по расколу гуманистического движения, меры по защите лондонских офисов. Вы не отдавали приказа об этих работах, они начались по собственной инициативе, вернее, по инициативе среднего звена менеджмента. А стоило им начаться, как дальше все пошло по накатанному. — Сарказм обладателя трубки разбился о заранее подготовленный ответ. В радужке его левого глаза заиграла неправильная искорка — он сверял ответ с данными машины.
— Вы хотите сказать, что ни мы, ни вы не контролируем ситуацию? Как бы то ни было — сейчас вас призывают к усилению дисциплины. Мы, честное слово, не хотим настаивать, но если нынешняя ситуация не разрешится, начнётся торговая война. Что еще хуже, в нее втянутся государственные структуры — ведь придется давить гуманистов. Это сулит потрясения и неуверенность на рынке. Я уполномочен говорить только в самых общих чертах, но вам предлагается повысить уровень переговоров. Как максимум в качестве компенсации от вас могут потребовать уступить часть рынка исследований в программировании. Интересы Гонки затрагиваться не будут. — Его брови сочувственно опустились.
Обладатель серой тройки вежливо суховато улыбнулся, и его лицо в этот момент почти ничем не отличалось от маски придворного, под редкий стук барабана и тоскливые протяжные вскрики сосредоточенно шевелившего на сцене веером. Неправильная искорка, почти, правда, незаметная, забилась в глазу с черной радужкой — текст и образы пронеслись на фоне уставленного закусками столика.
— Ваше предложение будет рассмотрено. По истечении суток мы дадим ответ. — Прозрачные створки расступились, выпуская собеседников. Публика оживленно аплодировала, а на сцене вот-вот должна была начаться пьеса о злом духе.
Наверное, это была бы война. Одна из тех сумбурных, вялых торговых войн, которые могут длиться месяцами, развлекая обывателей, снижая доходы развитых стран на десятые доли процента и увольняя тысячи людей в странах третьего мира. Усилия, направленные на её остановку, были значительны, но скорее разрозненны, чем организованны. В обвиняемых корпорациях все были слишком заняты подготовкой к обороне, потому, выбросив по закрытым каналам оправдательные аргументы, сами их почти не расследовали. Шанс отличиться появился у других, не столь заинтересованных организаций.
На фоне вымершего аквариума в кабинете технического директора зеленоградского института из художественно оформленных клочков тумана вылепилось лицо Шпиона.
— Аристарх Осипович! Срочный разговор. Лучше лично. — У него слегка бегали глаза.
— Приходи, говори. — Директор видел слишком много таких взволнованных лиц и все дивился предрассудкам людей, желавших говорить с глазу на глаз, когда основную часть информации передают по тем же каналам связи, от посредничества которых они хотели избавиться.
Две минуты спустя Шпион сидел за ближайшим столиком и сплетал пальцы над пультом.
— Новый ИИ, Бриарей, только дошел до этого. Вся эта неприятность последнего месяца с гуманистами и азиатами — чисто энтропийная интрига. — Он уже взял себя в руки и старался изъясняться максимально кратко.
— Уточни жаргон. — Директор помнил значение слов, но не был в этом уверен.
— Значит, никто из участников не получит выгоды. Все усилия идут на увеличение мировой энтропии.
— Что дело убыточное, и так все знают. Но почему интрига? Кто назвал эту лавину глупости интригой?
— У нас есть заинтересованное лицо — беглец, Deus ex machine. Это — раз. Два — подтвердилось влияние третьего уровня на бифуркационные моменты событий.
— Так, я слушаю.
— Состояние нестабильности в системах отношений. Это как булыжник, поставленный на иголку. — Воздух над столиком осветился новыми образами и ссылкам на философов и программистов. — Что его толкнет, мы не знаем. Предсказать невозможно. Можно отследить и объяснить потом.
— Про такое я в курсе. — Нетерпение или раздражение в голосе директора отсутствовали. Он уже понял важность новости. — Конкретнее. Детали, люди, аргументы в принятии решений.
— Да. — Шпион размял пальцы и продолжил игру на световых струнах. — Самое первое вмешательство — принятие решения гуманистами. Здесь все относительно просто: шла корректировка получаемых ими данных. Подобные вещи проделывали и мы. Но здесь нет стандартных приемов. Подборка шла не в машине гуманистов, а при отборе ими сведений в сети. То есть именно под их замыленный глаз корректировались поисковые программы. Только для них, именно для них. А ведь на этих серверах такая защита!
— Этого мало.
— Естественно. Плюс к этому при их внутренних проверках они начали выявлять внушенные программы, что действуют на психику и повышают агрессивность, — «Долото», «Скрип», «Зажим», в общем, из этой серии. Гуманисты косятся на нас, но мы так качественно этих вещей делать еще не умеем. Когда младшие управленцы в обвиняемых корпорациях принимали решения, вообще пошла ювелирная работа. — И Шпион начал пространный иллюстрированный рассказ, описывающий, как только одна монетка, подкинутая в шестерни мотора, может изменить ход истории. Директору не было приятно слушать эту хронику собственного кошмара, и на середине он оборвал ее, подняв ладонь.
— Под гипотезу новые факты накапливаются постоянно?
— Да.
— Хорошо. Принимаем к сведению. — Аристарх Осипович поднялся из кресла и медленно пошел вдоль аквариумов. — Такое добро надо перепроверить. По уму. Дайте намек европейцам, особенно парижанам. Они должны воспроизвести эту цепь рассуждений, именно цепь рассуждений, а не подтвердить наши аргументы. — Он прислонился лбом к стеклу, закрыл глаза и несколько секунд так стоял. — Проклятие, эти ИИ позволяют увидеть в чернильном пятне все, что ты захочешь! Ладно, это все не важно. Нашего недоношенного механизированного бога пора брать за жабры. Из внешних целей этой я присваиваю красный приоритет. Думаю, за сутки перепроверимся. К этому сроку мы должны подготовить наметки по всеобщей охоте на этого субъекта, начать договариваться с параллельными структурами.
Директор отлепился от стекла, повернулся к Шпиону и пошел к своему антикварному рабочему месту.
— Витя, его надо брать. Все эти ограничения параметров роста, контроль свободных участков сети — это даст результаты через год. И то если нам сказочно подфартит на политическом фронте и мы сможем прижать разную суверенную шелупонь. — Он уселся в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Люди не столь въедливые или менее заинтересованные в разрешении этого вопроса с легкостью списали бы все перечисленные неприятности на ту же Триполийскую конференцию и на этом успокоились. С чистой совестью они перепоручили бы проведение зачисток в лагере гуманистов своим заместителям, помощникам и младшим управленцам.
Но эти люди помнили урок, полученный весной. Только змеиной хитростью им удалось тогда сохранить контроль над ситуацией. Нежелание подобных сюрпризов превратилось в их едва ли не единственную мечту. А потому начались совещания, симпозиумы и сходки, посвященные этой проблеме. Среди иных мест проводились они и в комнате, где в стенах стояли аквариумы, и в помещении с желтоватой резной мебелью.
Разговоры на подобных мероприятиях велись приблизительно в одном и том же ключе.
— Может быть, здесь скрываются чьи-то длинные руки (всемирный заговор, происки конкурентов, работа контор — выбрать по вкусу)? В чем источник такой согласованности действий? Нет ли тут подвоха?
Меры были приняты, немедленные и решительные. Под такое дело разработали новые методики, дали толику денег, ручные ИИ трудились до перегрева плат. Спустя самое короткое время у сотрудника, занимавшегося этим вопросом, на столе лежал наиболее вероятный ответ. А был ли это Шпион, Николас, Юнь Тао или еще кто-нибудь, не суть важно.
И самая первая строчка отчета уже била в набат.
Наблюдается ухудшение наших оборонных мероприятий по линии нейробиологии. Идет отвлечение ресурсов на защиту производства «железа» и прикладного программного обеспечения.
Дальше шли многочисленные уточнения, дополнения и разъяснения. И так как у каждого сотрудника были свои источники информации, то детали существенно расходились. Реакция на эти выводы, которые, впрочем, могли сделать и человеческие аналитики, была двоякой.
Нечего здесь нагнетать панику! Мы что, сами не понимаем, что нейробиология и психология не получают тех ресурсов, что нам хотелось бы? Мы и так выделили им сверх всякой меры! Но кто или что это сделал? Это необходимо выяснять в первую очередь.
Стимулированные сотрудники отошли к своим рабочим местам, и глаза их устали читать ответы ИИ. Пальцы онемели от работы за пультами, а врачи озаботились состоянием их нервных систем. Если получение ответа очень желательно и поиски черной кошки идут круглые сутки — то ее найдут даже в темной комнате. В случае крайней нужды за нее можно выдать кусок темноты.
— Есть. — Первым хвост ответа прищемил дверью индус, оседлавший один из свежеустановленных в Калькуттском университете ИИ. — Вот же этот список. Другого и быть не может!
Бюрократия мыслит всегда одинаково, будь то жестяные мозги или белковые. Если виноватых не обнаружено, а жертва получает выгоду от своих страданий, то именно она все и затеяла. С неизбежностью обратного хода маятника в субсидировании гуманистов обвинили технологов. Это было не только просто, но и изящно.
Приблизительно к тем же выводам пришли и другие независимые центры, их ответы различались только в перечне виновных компаний. Взрыв получился серьезный. Информацию немедленно слили в интернет, прессу и другим любителям за деньги распространить чужие сплетни. И поперла мутная пена: гуманистов тут же в массовом, почти планетарном порядке попробовали обвинить в работе по заказу. Недавно восстановившееся каирское отделение разгромили так, что даже офисного его здания не сохранилось, тбилисское сожгли, сингапурское взорвали, в барселонском арестовали почти всех активистов. Бледная тень этих тяжелых последствий легла на другие ячейки организации, но основные неприятности ждали гуманистов на другом фланге — в их стане под внешним нажимом случились проблемы, так сказать, ближнего и внутреннего плана.
Во-первых, гуманисты не имели монополии на противокомпьютерную риторику, даже зеленые и антиглобалисты, от которых они вели свою родословную, еще не ушли с политического небосклона и хотели получить свой кусок влияния на умы людей. Что уж говорить о более родовитых партиях, распространенных в нескольких государствах с вековой историей, традиционных по самой своей сути? Они вопросами вечности и жестяных мозгов занимались лишь как очередной проблемой, но конкурентов терпеть не желали. Ни одно из этих почтенных обществ не упустило случая боднуть оступившихся гуманистов.
Во-вторых, обострились центробежные порывы в самом движении. Вопрос о продажности нельзя было упрятать в долгий ящик — когда в офис приходят активисты, отдавшие делу немножко трудовых денежек, и кричат «Продажные шкуры!!!», необходимо показательно выкинуть кого-то в окошко. Иначе эти самые активисты офис с чистой совестью разгромят, а секретариату и кассирам пластические операции без наркоза сделают. Еще лучше — найти настоящих виновных. Искали, проверяли, допрашивали.
И самые серьезные нарекания возникли в отношении японских отделений. Там, судя по всему, была прямая смычка корпораций с местными гуманистическими функционерами: всплывали пленки, записи бесед, виновные публично каялись, хватались за ножи с целью показать публике свои кишки и заодно оправдать душу, но им вовремя заламывали руки. Выяснилось это, как ни прискорбно, именно в силу того, что на японские корпорации особого эффекта действия гуманистов не произвели — было несколько вялых пикетов, и сколько-то дураков арестовала полиция. Узкоглазый Прометей приручил местного орла. Те же претензии выдвинули и к китайцам, но там трудно было к чему-либо придраться в силу очень крутых уголовных законов Поднебесной: попытки массовых выступлений кончились расстрелами.
Как бы то ни было, но движение слегка «обкрошилось по краям», усилились в нем разные толкования, крылья, фракции и тому подобные компании своих людей.
Общий итог на одном из бесконечных заседаний в деревянной резной комнате подвел Перун, почти сорвавший к тому времени голос и по щиколотку утонувший в бумагах.
— Пора заканчивать эту бодягу! Подтянуть гайки, усилить дисциплину и держать нос по ветру! Наша идея завелась в умах большого количества народа — и хватит. Но если у нас и дальше будет продолжаться такой распад организации, то мы утратим всякое политическое влияние меньше чем через год!
— Согласен, — присоединился Прокопий, протирая уставшие глаза. — Сектантство надо давить! Нас объединят несколько успешных показательных акций.
— Идеологическое прикрытие этих операций должно быть идеальным, чтобы они соединяли нас, а не раскалывали. — Нижняя челюсть Фрола опять двигалась по совершенно непонятным траекториям, которые коррелировались разве что с подвижками кожи на его лысине.
Прокопий посмотрел на коллегу-оппонента тем долгим запоминающим взглядом, каким офицеры осматривают потенциальных солдат-паникеров.
— Надо, согласен, тут не может быть никаких вопросов. — Политкорректности его голоса в тот момент мог позавидовать сам Ганди.
— Хорошо, но фракционеров надо давить в зародыше! — Перун последний раз хлопнул рукой по столу и оборвал прения по этому вопросу.
Как ни громки были споры на совещаниях гуманистов, в них не было и малой толики того ожесточенного накала страстей, того тихого зубовного скрежета, что сопровождал выяснение отношений в корпоративной среде. Четыре японские и две китайские компании, которые, по общему мнению и подсчету бухгалтерских программ, выиграли больше других от этой сентябрьской заварухи, теперь настойчиво стали приглашать на «стрелку» в ОРКСО. Естественно, те постарались сделать вид, что это их не касается. В данном вопросе у них образовалось трогательное согласие с гуманистами — обе стороны желали показать взаимное отвращение, для чего начали поджигаться здания и в массовом порядке задерживаться активисты.
Но если бы такими простыми мерами можно было бы убедить окружающих в своей невиновности, судебное производство значительно облегчилось. Нажим как со стороны ОРКСО, так и от конкурирующих фирм только усиливался. Журналисты обвинили эти несколько корпораций во всех смертных грехах и заодно возвели в этот статус некоторые обыденные финансовые преступления, совершенные ими. Слишком много людей было заинтересовано в приводе фирм-раскольников на «суд общественности».
Одна из предварительных встреч состоялась на шикарнейшем благотворительном приеме в йокогамском «Песчаном дворце», где давал представление Театр Пыльных Масок — роботы, наряженные в традиционные костюмы, разыгрывали одну из канонически пьес театра Но. Разница было только в масках, вернее, в их отсутствии. Лица, составленные из множества кусочков ржавой жести, которые ежесекундно двигались, создавая новые личины, они крепились к голове электронной куклы сотнями присосок и в случае смерти или бесчестия героя опадали на пол. Да еще кокэн, ассистент, был почти невидим — андроид состоял больше из проволочных рамок. Но основной изыск был не в этом — кто захочет смотреть на очередной механицизм? Роботами, почти как марионетками, управляли живые артисты, разыгрывавшие точно такое же представление под сценой, и знатоки пытались угадать в каждом движении механической руки человечность жеста кукловода.
Один из угловых столиков, почти скрытый от остального зала декоративной скалой, приютил двух вежливых господ. Наверное, из чувства гостеприимства стол огородил своих постояльцев выскользнувшими из пола и потолка твердыми прозрачными лепестками.
Две пары циничных, чуточку усталых глаз смотрели друг на друга.
— Возможно, в это трудно будет поверить, но умышленно такие действия не предпринимались. Это стохастическое явление, таковые происходят регулярно. При желании мы можем найти у вас идентичные процессы. — Собеседнику в классической темно-серой тройке не хотелось оправдываться, и потому он облек свои речи в покровы абсолютной истины.
— Я вас слушаю. — Над парой синих глаз удивленно выгнулись брови, а курительная трубка перекочевала из пальцев в зубы.
— Извольте. Например, ваши действия по расколу гуманистического движения, меры по защите лондонских офисов. Вы не отдавали приказа об этих работах, они начались по собственной инициативе, вернее, по инициативе среднего звена менеджмента. А стоило им начаться, как дальше все пошло по накатанному. — Сарказм обладателя трубки разбился о заранее подготовленный ответ. В радужке его левого глаза заиграла неправильная искорка — он сверял ответ с данными машины.
— Вы хотите сказать, что ни мы, ни вы не контролируем ситуацию? Как бы то ни было — сейчас вас призывают к усилению дисциплины. Мы, честное слово, не хотим настаивать, но если нынешняя ситуация не разрешится, начнётся торговая война. Что еще хуже, в нее втянутся государственные структуры — ведь придется давить гуманистов. Это сулит потрясения и неуверенность на рынке. Я уполномочен говорить только в самых общих чертах, но вам предлагается повысить уровень переговоров. Как максимум в качестве компенсации от вас могут потребовать уступить часть рынка исследований в программировании. Интересы Гонки затрагиваться не будут. — Его брови сочувственно опустились.
Обладатель серой тройки вежливо суховато улыбнулся, и его лицо в этот момент почти ничем не отличалось от маски придворного, под редкий стук барабана и тоскливые протяжные вскрики сосредоточенно шевелившего на сцене веером. Неправильная искорка, почти, правда, незаметная, забилась в глазу с черной радужкой — текст и образы пронеслись на фоне уставленного закусками столика.
— Ваше предложение будет рассмотрено. По истечении суток мы дадим ответ. — Прозрачные створки расступились, выпуская собеседников. Публика оживленно аплодировала, а на сцене вот-вот должна была начаться пьеса о злом духе.
Наверное, это была бы война. Одна из тех сумбурных, вялых торговых войн, которые могут длиться месяцами, развлекая обывателей, снижая доходы развитых стран на десятые доли процента и увольняя тысячи людей в странах третьего мира. Усилия, направленные на её остановку, были значительны, но скорее разрозненны, чем организованны. В обвиняемых корпорациях все были слишком заняты подготовкой к обороне, потому, выбросив по закрытым каналам оправдательные аргументы, сами их почти не расследовали. Шанс отличиться появился у других, не столь заинтересованных организаций.
На фоне вымершего аквариума в кабинете технического директора зеленоградского института из художественно оформленных клочков тумана вылепилось лицо Шпиона.
— Аристарх Осипович! Срочный разговор. Лучше лично. — У него слегка бегали глаза.
— Приходи, говори. — Директор видел слишком много таких взволнованных лиц и все дивился предрассудкам людей, желавших говорить с глазу на глаз, когда основную часть информации передают по тем же каналам связи, от посредничества которых они хотели избавиться.
Две минуты спустя Шпион сидел за ближайшим столиком и сплетал пальцы над пультом.
— Новый ИИ, Бриарей, только дошел до этого. Вся эта неприятность последнего месяца с гуманистами и азиатами — чисто энтропийная интрига. — Он уже взял себя в руки и старался изъясняться максимально кратко.
— Уточни жаргон. — Директор помнил значение слов, но не был в этом уверен.
— Значит, никто из участников не получит выгоды. Все усилия идут на увеличение мировой энтропии.
— Что дело убыточное, и так все знают. Но почему интрига? Кто назвал эту лавину глупости интригой?
— У нас есть заинтересованное лицо — беглец, Deus ex machine. Это — раз. Два — подтвердилось влияние третьего уровня на бифуркационные моменты событий.
— Так, я слушаю.
— Состояние нестабильности в системах отношений. Это как булыжник, поставленный на иголку. — Воздух над столиком осветился новыми образами и ссылкам на философов и программистов. — Что его толкнет, мы не знаем. Предсказать невозможно. Можно отследить и объяснить потом.
— Про такое я в курсе. — Нетерпение или раздражение в голосе директора отсутствовали. Он уже понял важность новости. — Конкретнее. Детали, люди, аргументы в принятии решений.
— Да. — Шпион размял пальцы и продолжил игру на световых струнах. — Самое первое вмешательство — принятие решения гуманистами. Здесь все относительно просто: шла корректировка получаемых ими данных. Подобные вещи проделывали и мы. Но здесь нет стандартных приемов. Подборка шла не в машине гуманистов, а при отборе ими сведений в сети. То есть именно под их замыленный глаз корректировались поисковые программы. Только для них, именно для них. А ведь на этих серверах такая защита!
— Этого мало.
— Естественно. Плюс к этому при их внутренних проверках они начали выявлять внушенные программы, что действуют на психику и повышают агрессивность, — «Долото», «Скрип», «Зажим», в общем, из этой серии. Гуманисты косятся на нас, но мы так качественно этих вещей делать еще не умеем. Когда младшие управленцы в обвиняемых корпорациях принимали решения, вообще пошла ювелирная работа. — И Шпион начал пространный иллюстрированный рассказ, описывающий, как только одна монетка, подкинутая в шестерни мотора, может изменить ход истории. Директору не было приятно слушать эту хронику собственного кошмара, и на середине он оборвал ее, подняв ладонь.
— Под гипотезу новые факты накапливаются постоянно?
— Да.
— Хорошо. Принимаем к сведению. — Аристарх Осипович поднялся из кресла и медленно пошел вдоль аквариумов. — Такое добро надо перепроверить. По уму. Дайте намек европейцам, особенно парижанам. Они должны воспроизвести эту цепь рассуждений, именно цепь рассуждений, а не подтвердить наши аргументы. — Он прислонился лбом к стеклу, закрыл глаза и несколько секунд так стоял. — Проклятие, эти ИИ позволяют увидеть в чернильном пятне все, что ты захочешь! Ладно, это все не важно. Нашего недоношенного механизированного бога пора брать за жабры. Из внешних целей этой я присваиваю красный приоритет. Думаю, за сутки перепроверимся. К этому сроку мы должны подготовить наметки по всеобщей охоте на этого субъекта, начать договариваться с параллельными структурами.
Директор отлепился от стекла, повернулся к Шпиону и пошел к своему антикварному рабочему месту.
— Витя, его надо брать. Все эти ограничения параметров роста, контроль свободных участков сети — это даст результаты через год. И то если нам сказочно подфартит на политическом фронте и мы сможем прижать разную суверенную шелупонь. — Он уселся в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37