Тихонов и сам бы сейчас не объяснил, куда и зачем идет. А какая-то
сила вела его по следам ночной трагедии, заставляла вглядываться в
причудливое переплетение собачьих и машинных следов, ярко и образно
представлять себе, что происходило несколько часов назад.
Вот четкие, прямые строчки бега и прыжков. Это первая волна
бронесобак мчалась к намеченной цели. Вот широкие дорожки с крупными
рубцами - следы бронетранспортеров. Вот лихорадочное метанье собачьих
отпечатков. То там, то тут оно обрывалось и заканчивалось буро-зелеными
пятнами крови. Вокруг таких пятен - человеческие следы, отпечатки
протекторов машины, куда грузили собачьи трупы.
Петр Иванович резко остановился: в калейдоскопе следов он заметил
странное переплетение больших и маленьких отпечатков. Словно тут бежало
животное с лапами разной величины. Самка с детенышем! Он, не раздумывая,
двинулся по этому следу. Судя по всему, самка, увидев бронетранспортеры
издали, успела шмыгнуть в темноту, и сейчас след вел круто в сторону от
места побоища. Внезапно истоптанный снег кончился, начался участок
чернозема, прихваченного морозом. Петр Иванович напряг все свое внимание и
с трудом нашел еле заметные отпечатки лап. След снова вывел на полосу
чистого снега, потом опять пропал на полосе чернозема. Но охотник теперь
не выпускал его из виду.
Похоже, пуля все же достала самку: на снегу цепочка бурых пятен.
Ясно, собака где-то недалеко. Но, поглощенный следом, ружье с плеча
Тихонов не снимал. Он просто не думал о том, что эта бронесобака сейчас
может лежать в какой-нибудь лощине и собирать силы для последнего, но
неотвратимого прыжка.
Да, самка была готова к этому прыжку. Готова была хоть немного
отомстить двуногим за свою рану. Но и эти остатки сил отнимал голодный
щенок, яростно сосавший пустые соски, пытаясь выдавить из них еще хоть
каплю молока.
Пуля пробила ее тело насквозь, и через рану постепенно ушла вместе с
кровью и жизненная сила. Но собака не отгоняла щенка: на это тоже нужны
усилия, а их оставалось все меньше и меньше. Собака не успела сделать то,
к чему так готовилась. Когда послышался скрип быстрых шагов и на фоне
серого утреннего неба появилась темная, высокая фигура человека, она уже
была мертва. Смерть опередила месть.
Щенок еще не успел заметить гибели матери и продолжал сдавливать
остывающие соски. Он почувствовал неладное, но голод был сильнее. Поэтому
и появление человека прошло мимо его внимания. Зато охотник, увидев
неподвижное тело, залегшее в готовности к прыжку, широко раскрытые, полные
ненависти глаза, резко остановился, скинул с плеча ружье. Но тут же
опустил ствол вниз, сообразив, что собака уже никогда не сможет прыгнуть.
А еще он увидел серо-коричневого, с белой полоской на голове щенка,
сосавшего мертвую мать. Случай был настолько удобный, что на раздумье
просто не оставалось времени.
Охотник быстро вытащил холщовую сумку из кармана куртки, осторожно
шагнул к щенку. Тот, наконец, почувствовал постороннего. Перестал сосать,
повернул в его сторону голову. Оскалил небольшие, тоже уже отливающие
сталью зубы, зарычал. Но что-то темное упало на него сверху, рвануло,
перевернуло, подняло куда-то в тряскую высь. Потеряв полную ориентировку,
перепуганный щенок заскулил, затих.
Охотник шел быстро, не оглядываясь по сторонам. Он направлялся не в
сторону деревни или свалки, а к трассе. Туда, где гудели машины и можно
было остановить попутку или автобус до города. Он спешил: встреча с
кем-либо из людей сейчас в его планы не входила.
Щенок начал шевелиться, повизгивать, толкать носом в спину охотника.
Тот успокивающе произнес:
- Не шуми. Потерпи немного. Скоро мы будем дома. Еще немного
осталось. Не бойся, я тебя никому не отдам!

- Куда ж тебя устроить? - вслух размышлял Петр Иванович, наблюдая,
как осторожно все обнюхивает в кроличьем загоне, обтянутом металлической
сеткой, серо-коричневый, коротколапый, вислоухий щенок.
Пока ехал домой, об этом не думал. Только здесь, в сарае, куда зашел,
не показываясь домашним и стараясь избежать встреч со знакомыми, понял
серьезность проблемы. Ведь зубы щенка могут прогрызть все, что он захочет.
По крайней мере, в его сарае. Впрочем, то взрослые псы, а щенок?
Словно услышав размышления охотника, щенок ткнулся носом в сетку,
раскрыл рот, и Петр Иванович услышал легкий скрежет. Нет, он не перекусил
проволоку. Может, потому, что голодный и обессиленный? А когда поест?
Щенок поднял голову, и словно холодок прошел по сердцу человека. На него
смотрели уже знакомые маленькие серые бляшки. В них не было ненависти
взрослой собаки, но и тепла тоже не замечалось. Щенок негромко зарычал и
тявкнул. Повизжал, снова тявкнул. Смысл был понятен: есть хочу!
- Чем же тебя покормить? - вздохнул Петр Иванович. - Легко рассуждать
теоретически, а вот как это осуществить практически? Раз сосешь, значит
нужна собака, кормящая кутят. Но где ее взять? И опять же, станешь ли ты
сосать молоко у обычной собаки? И подпустит ли она тебя к себе?
Щенок смотрел на него, словно прислушиваясь. Снова зарычал и тявкнул,
звучно щелкнул маленькими зубками: мол, шевелись, а то я рассержусь!
- Ого! - охотник уважительно посмотрел на пленника. - А ты, брат,
шутить не любишь! Ладно, подожди, что-нибудь придумаю.
Вышел из сарая, закрыл его на замок, быстро зашагал к своему
пятиэтажному дому. Дети еще не пришли из школы. Жена на работе. Это
хорошо. Быстро проверил наличие продуктов, заглянул в холодильник. Взял
пакет молока. Вылил в ковшик, нагрел. Нашел бутылку, перелил туда молоко.
Но где взять соску? Обыскал всю квартиру. Пусто.
- Вот еще проблема! - рассердился Петр Иванович. И вспомнил, что
этажом выше живет семья, где есть грудной малыш. Отправился к соседям.
Странная просьба вызвала у молодой мамаши и ее свекрови любопытство и
целую серию полуироничных вопросов. Но Тихонов, поглощенный сложной
проблемой будущего кормления, даже не обратил на это внимание, отделавшись
невнятными фразами.
Бегом вернулся в квартиру, надел соску на бутылку и так же быстро
зашагал к сараю. Уже подходя, услышал настойчивый визг, тявканье, легкий
скрежет. Щенок метался по загону, тряс зубами проволоку сетки. Появление
человека вызвало новый прилив тявканья и визга. В маленьких глазках горела
злость и нетерпение. Зайти внутрь Петр Иванович не решился, перегнулся
через барьер, протянул бутылку щенку. Тот сходу схватил соску, рванул на
себя и сорвал с горлышка. Молоко хлынуло на землю. Охотник тут же отдернул
назад бутылку с остатками молока и выругался:
- Глупая псина! Одно слово - дикарь!
Щенок ткнулся носом в остатки молочной лужи, быстро впитывавшейся в
подстилку. Лизнул и тут же начал сосать, но было поздно, молоко ушло.
Поднял голову и затявкал, завизжал на человека. Охотник почесал затылок:
хочешь не хочешь, а входить надо. И кормить там. А если начнет кусаться?
Этим зубам ничего не стоит прокусить сапоги. И бить нельзя, иначе никакого
приручения не получится. Подумал, подумал и все же шагнул в загон.
Щенок опрометью метнулся в угол. Сердито засверкал стальными бляшками
глаз, зарычал, затявкал. Охотник, искоса поглядывая на него, наклонился,
подобрал соску, надел на бутылку, присел на корточки, протянул щенку:
- На, ешь! Хватит злиться.
Щенок рычал, тявкал, но уже больше смотрел на бутылку, чем на
человека. Он был слишком голоден, чтобы сейчас думать о враге на двух
лапах. Наконец решился, сделал шажок, другой, не прекращая рычать и
тявкать. Человек не шевелился, продолжал уговаривать:
- Ешь, дурачок! Хочешь же, я вижу! Не бойся!
Еще шажок, еще. Клац! Щелкнули зубы на соске. В последнюю долю
секунды Петр Иванович удержался, не отдернул руку. Не спуская глаз с
человека, щенок жадно, взахлеб, сосал. Охотник облегченно вздохнул:
первая, пусть маленькая, но победа. И ласково сказал:
- Не спеши. Я еще налью.
- Ты где пропадал? - спросила жена, придя с работы.
- Ездил в деревню, где собаки прорвались, - нехотя пояснил Петр
Иванович. - Вместе со Смирновым.
- А почему он мне звонит, тебя ищет?
Озабоченный думами о щенке, оставленном в сарае, Петр Иванович
пропустил ее вопрос мимо ушей и буркнул:
- Ладно! Я ему сейчас позвоню.
Смирнов словно ждал звонка.
- Слушай, Петро! Ты куда пропал? Мы на "уазике" все поле проехали,
тебя искали. Думали, какая-нибудь отбившаяся в сторону псина напала и
поранила.
- Я прошел по следам собак, а оттуда вышел на трассу.
- Так надо предупреждать, а то так инфаркт можно заработать, -
сердито выговаривал Смирнов. Но потом сменил гнев на милость: - Слушай,
Петро! Завтра все шишки области и города да важные персоны из Москвы будут
решать, что делать с собаками и свалкой.
- Ну?! - чувство тревоги охватило Петра Ивановича. - Ты там будешь?
- Буду. Пригласили.
- Выступишь?
- Придется. Я все ж за охотничье хозяйство отвечаю. И за борьбу с
бродячими собаками - тоже, - не очень охотно ответил Смирнов и вдруг
оживился. - Слушай, Петро! А почему бы тебе со мной туда не пойти!?
- Как это? С какого боку? - растерялся Тихонов. - Что я там буду
делать? Не пустят.
- Пустят. Я тебя своим замом, экспертом по собачьим проблемам
представлю. Встанешь, скажешь о своей идее, насчет кормежки собак.
Мысль-то дельная!
- Так это ты и сам сможешь сказать, - разочарованно произнес Петр
Иванович. - Меня и слушать не станут.
- Ну вот что, Петро, - сердито оборвал его Смирнов. - Брось
капризничать! Короче, завтра в восемь тридцать жду около Дома Советов. И
не вздумай опоздать или не явиться! Все! - в трубке послышались короткие
гудки.
Тихонов недоуменно пожал плечами, посмотрел на трубку и положил ее на
аппарат. В прихожую заглянула жена в халате и с копной бигуди на голове:
- Петь, ты чего ругаешься?
- Тебе показалось, - рассеянно ответил Тихонов и пошел на кухню.
Нагрел молока, налил в две бутылки, надел куртку и вышел из квартиры.
Екнуло сердце: а вдруг прогрыз и удрал?! Шагнул ближе и услышал легкий
скрежет и повизгивание. Облегченно вздохнул: здесь! Открыл дверь, зашел
внутрь, и снова екнуло сердце. Неприятный холодок пробежал между
лопатками. Перед ним в темноте светились два серебристых огонька.
- Ну и глазищи у тебя, парень, - пробормотал Петр Иванович.
придерживая правой рукой бутылки, а левой отыскивая на стояке двери кнопку
выключателя. Бледный свет обнажил и щенка, и загон. Тот шарахнулся в угол
и тявкнул. Петр Иванович раздумывать не стал, шагнул в загон и, присев,
поманил щенка одной из бутылок:
- На, подкрепись немного. Небось, проголодался?

Это собрание-совещание всех заинтересованных лиц только начиналось
чинно-благопристойно, а потом весь регламент нарушился, разгорелся
яростный, бескомпромиссный спор. В сущности, кроме представителей общества
охраны животных, никто не оспаривал вопрос о том, что бронесобаки опасны и
для людей, и для домашних животных. Их роль в природе непонятна и
сомнительна. Зато четко видна ненависть к человеку, борьба с его
действиями. А раз так, то этот метастаз природы надо уничтожить в
зародыше, пока он не расползся за пределы свалки.
Осмысленной подготовкой и организацией прорыв напугал многих, а
ученых обеспокоил и застал врасплох. Теперь все понимали: за бетонным
забором скапливается грозная сила - сотни голодных и разъяренных псов.
Оставлять их в нынешнем состоянии просто опасно.
Городские власти предлагали все решить как можно быстрее: отловить
десяток-другой для научных исследований и зоопарков, а остальных
уничтожить в ближайшее время.
Ученые считали необходимым все же повременить, дать возможность еще
немного понаблюдать за бронесобаками в их естественных условиях. Полагали,
голод вот-вот начнет обессиливать собак и сокращать их численность. А
оставшихся тогда не составит труда выловить.
Представители армии заняли нейтралитет. Молчали. Для них и то и
другое подходило. В первом случае можно было провести боевую операцию по
всем правилам военного искусства в практически боевых условиях, когда
каждый солдат может реально получить травму, а то и погибнуть по
собственной неосторожности или невнимательности. Во втором случае можно
было, опять же в условиях, максимально приближенных к боевым, проверить
организацию караульной службы, систему боевых и тревожных групп,
отражающих прорывы противника.
Петр Иванович сидел мрачный, темнее тучи. Его душа кипела от
негодования: о чем они спорят?! Совсем обалдели от страха перед собаками!
Ему очень хотелось выступить, но не хватило смелости встать и попросить
слова в таком солидном собрании.
Смирнов, сидевший рядом, видел его мучения. Незаметно написал
записку, украдкой передал сидевшим впереди и теперь ждал реакции
президиума. Прошло минут пятнадцать, но никто не вызывал Тихонова. Смирнов
начал тревожиться и раздумывать: а не написать ли вторую записку? С
трибуны сошел очередной оратор - какой-то начальник. И тут
председательствующий сказал:
- Товарищи! Слово просит представитель охотобщества Тихонов Петр
Иванович. Как сказано в записке, он участник первой серьезной стычки с
бронесобаками на свалке. Дадим ему слово?
Кровь ударила в лицо Тихонова. Оглянулся на Смирнова:
- Твоя работа, Николаич?!
Тот не успел ответить - в зале послышались выкрики: пусть говорит!
Павел Николаевич подтолкнул Тихонова:
- Иди, иди! Люди ждут!
Пунцовый от смущения Петр Иванович вышел на трибуну. Окинул взглядом
притихший зал, поймал сотни любопытных глаз и вдруг вспомнил те глаза, что
видел утром в сарае. Смущение исчезло, и он заговорил, с каждым словом
теряя скованность:
- Товарищи! Так просто все и не скажешь. Я не оратор. Но... - он
запнулся, услышал подбадривающие возгласы. - Но никто из выступавших не
сказал самого важного. А оно в том, что природа ничего не создает против
человека или для человека. Мы лишь занимаем определенную экологическую
нишу, которую постоянно стремимся расширить и, заодно, выбраться из нее.
Но тем самым мы влияем на обстановку в других экологических нишах!
Появление бронесобак - лишь косвенный ответ на действия человека. Просто
эти животные, выброшенные людьми из своей и человеческой ниши, пытаются
приспособиться к изменившимся условиям. Уничтожать собак или нет, - такая
постановка вопроса неправильная!
В зале прокатился шум. Петр Иванович повысил голос:
- Да, неправильная! Посудите сами, до чего мы додумались! Огородили
бетонной стеной свалку, превратили ее в концлагерь для собак. А прекратив
завоз мусора, мы лишили их корма! Ученые очень много говорили об изучении
образа жизни бронесобак, а что они узнали за эти три месяца? Даже не
знают, чем они питаются!
Кто-то зааплодировал. Кто-то свистнул. Председательствующий сердито
сказал Тихонову:
- Товарищ, говорите по существу. Не раздражайте зал!
- Извините, - смутился Петр Иванович, повернулся к залу.
- Я скажу так: если бы завоз мусора не прекращался - не было бы
никаких прорывов. А отдельных агрессивных особей всегда можно и нужно
уничтожать. Так же, как мы производим отстрел бешеных собак и кошек. И
еще... - Тихонов сделал паузу: говорить или нет? Отчаянно махнул рукой:
будь что будет! - И еще, товарищи. Вы видели их глаза? Это глаза
отчуждения и ненависти. Надо восстановить в этих глазах дружелюбие,
вернуть эти глаза, нам, людям! Ведь приручение животного мира мы начали с
них, с собак. Так зачем же их первых и отталкивать от себя?! Лично я уже
сделал первую попытку.
- Каким образом? - послышался выкрик, и наступила тишина. Люди ждали.
Петр Иванович набрал побольше воздуха в легкие и... нырнул:
- У меня дома - бронещенок. Я пытаюсь его приручать.
Гул удивления прокатился по залу. В разных местах возникли вихри
яростных споров. Но Петр Иванович уже спустился с трибуны. Дело сделано,
бояться поздно.
К нему подбежал Смирнов:
- Петро,ты серьезно?!
- Да, Николаич.
- Где ты его взял?! Они же не подпускают человека, нападают первыми!
- изумился Смирнов.
Вокруг начала собираться толпа. Петр Иванович окинул взглядом лица
любопытных, улыбнулся.
1 2 3 4 5