— Он потер подбородок, всерьез задумавшись. — Настоящее оружие против них — информация. Нам нужно узнать о них побольше.
— Мы знаем, что они избегают яркого света.
— В особенности солнечного, — добавила Электра. — И мы знаем, что солнечный свет состоит из самых разных частиц, то есть он намного больше, чем видно невооруженным глазом. Солнце посылает всевозможные излучения: от инфракрасного до ультрафиолетового. Быть может, некоторые формы излучения могут оказаться им вредны, может, даже смертельны.
— Хорошо подмечено. — Дэвид почувствовал прилив оптимизма. — В конце концов нам, может, удастся прикончить этих ублюдков. — Встав, он потянулся за курткой.
— Куда ты собрался? — пришла в ужас Электра.
— В больницу, повидать некоего Джорджа Альфреда Леппингтона.
— Ты не можешь, — запротестовала Бернис. — Только не в темноте.
Дэвид поглядел на часы.
— Сейчас восемь. Это означает, что до рассвета еще добрых девять часов. Если мы так и просидим здесь всю ночь, это будут потерянные девять часов.
— Но твой дядя мог еще не прийти в сознание.
— Думаю, он был без сознания и в тот раз, когда мы с ним говорили. Я полагаю, что-то говорит его устами. И я хочу узнать, что может заставить этих тварей бежать без оглядки.
Электра встала, лицо ее выражало неподдельный ужас.
— Ты не можешь туда ехать. Я тебя не пущу. Джек, выруби его, если он попытается выйти из комнаты.
Рывком встав со стула, Блэк стал перед дверью. Попытаться пройти мимо Блэка все равно что протиснуться между разъяренными слонами.
— Пожалуйста, не ходи, Дэвид, — слабым голосом проговорила Бернис. — Они же ждут внизу.
— Знаю, — мрачно отозвался он. — Но я единственный человек в этом городе, который нужен им как обычный смертный. — Он перевел взгляд с Бернис на Электру, потом глянул на Блэка: — Я им нужен как есть, человек из плоти и крови.
— Это они так говорят, — возразила Электра. — Ты им веришь?
— Ну что ж, можно проверить.
Повисло долгое молчание. Дэвид слышал, как кровь мерными точками поднимается по его шее к мозгу. Впервые в жизни он осознал — так остро осознал, — что в его теле течет кровь. У тела — свои приливы и отливы. В конце концов, человек в своей основе — существо водное, порождение океана. И он носит в себе четыре литра эквивалента этого океана, четыре литра крови в теле.
Электра медленно кивнула.
— Дэвид прав. Он, вероятно, единственный из всех нас, вероятно, единственный человек на планете, которому они не причинят вреда.
— Пока, — буркнул Блэк. — Пока ты не скажешь им, что не собираешься вести в бой это их войско червивых придурков.
— А ты им ведь скажешь, Дэвид? — почти со страхом спросила Бернис. — Ведь скажешь?
Дэвид ответил ей мрачной улыбкой.
— Я вижу себя скромным доктором, а не генералом вампиров.
Электра вернула пусть призрачную, но улыбку.
— Джек, открой, пожалуйста, дверь.
— Электра, подожди. — Прижав к бокам кулаки, Бернис вскочила. — А если они ждут прямо за дверью?
— Когда мы поднимались, я включила сигнализацию. Будем надеяться, инфракрасные сенсоры засекут любого незваного гостя, будь он человек или что другое.
— Верно. — Дэвид натянул кожаные перчатки. — Пожелайте мне удачи... Да, кстати, Электра, у тебя есть что-нибудь, что дает очень яркий свет?
2
В то самое время, когда Дэвид Леппингтон застегивал молнию на куртке в апартаментах Электры на втором этаже «Городского герба», Максимилиан Харт шел по ночному городу. Фонари мигали, когда порыв ветра раз за разом дергал за протянутые по долине электропровода. Надвигалась буря. Много что сломится этой ледяной волной.
Почти перед самым входом в мини-маркет дорогу Максимилиану заступило дюжее трио.
— Да провалиться мне на месте, — с широкой ухмылкой возвестил один. — Разве ты не собираешься поздороваться, а, малыш Макси?
Максимилиан как вкопанный остановился на тротуаре; лицо его было недвижно, как скала, он сам как будто превратился в статую.
— Конечно же, ты нас помнишь, — сказал другой, вынимая изо рта сигарету. — Ты дал нам денег на сигареты и пару бутылок грога. Так ты вернулся с еще новыми деньжонками для старых дружков? — Он приставил тлеющий огонек сигареты почти к самой мочке уха Максимилиана.
Ухмыляясь и поблескивая глазами, они надвигались на него шеренгой.
Он попятился; медленный шаркающий шаг. Один шаг. Остановка. Два шага. Остановка.
— Что случилось с твоей бумажной короной, Макси?
— Не хочешь с нами разговаривать, приятель?
— Да что с тобой?
— Язык проглотил?
— И откуда у тебя такие косые глаза, малыш Макси?
— За мамочкой, что, китаец ухлестывал?
Все трио грубо рассмеялось.
— Да ладно тебе, Макси-малыш, мы же знаем, что у тебя есть деньжата.
— Ага, давай их сюда.
— Или на сей раз мы твою задницу по всему городу пропинаем.
Лицо Максимилиана оставалось бесстрастным. Восточные глаза, которыми наградил его синдром Дауна, глянули вправо, влево. Тротуар был пуст. Ветер гнал по улице картонные поддоны из-под рыбы с картошкой. Целлофановый пакет, прибитый ветром к его ноге, заключил было его икру и голень в хлипкие объятия, но и его подхватил порыв ветра, чтобы взметнуть в ночные небеса.
Один бандит поднес сигарету ему под подбородок. Максимилиан почувствовал жжение тлеющего уголька у кожи, ядовитый привкус табачного дыма. Прямо перед ним маячили три ухмыляющихся лица, казавшиеся такими чуждыми, такими загадочными в своих речах и стремлениях.
Что-то ударило ему под зад.
Он глянул вниз. Оказывается, он допятился до стального ограждения, отделяющего тротуар от проезжей части.
Один из парней поглядел на приятелей.
— Плохие новости, ребята. Макси не желает раскошеливаться.
— Значит, придется самим забрать у него денежки.
— О'кей, и кто засунет руки в его грязные карманы?
— Ты первый, Джонни.
— Смеешься? Стану я лапать этого больного придурка!
Все трое заржали.
Смех перешел в сдавленный — от ужаса — кашель.
Максимилиан только смотрел как из-за него с потрясающей быстротой возникли руки — Кто-то из-за его спины тянулся к троим парням. Руки схватили парней за куртки. А потом потащили вперед, при этом поворачивая.
Все произошло в мгновение ока, но Максимилиан сохранил образы. Вот трое парней стоят перед ним. Вот их тащат вперед, поворачивая так, что они ложатся на горизонтальную трубу заграждения, будто узники, которых кладут на колоду в ожидании, когда упадет топор палача. Только их там так и держат лицом в потемневшее небо. Их горла вздымаются вперед и вверх, оголенные и сияющие в свете ночных фонарей.
Они издают булькающие звуки, в безумном ужасе пытаясь высвободиться.
Максимилиан видит, как головы припадают к горлам, а потом мотаются из стороны в сторону, будто собаки грызут кость. А потом он снова видит троих парней, только их горла уже разорваны и кровь весело бьет фонтаном, а фонтаны взвиваются ему аж до плеч. А потом головы опускаются снова, будто свиньи толкаются за едой у корыта. Столько голов.
И звук жадно питающихся ртов громко отдается в его ушах.
Он отошел подальше от заграждения, потом обернулся на кучку людей. Некоторых он узнал — но только едва-едва, потому что лица им изменили. Вот две сестрички Моббери. А вот тот, что радостно слизывает жирный подтек крови в углу рта, — мистер Морроу, который работает на бойнях.
Остальные были чужими.
Он попятился от них.
Он не удивился. Это просто еще одна загадка. Такая же, как и все остальные, что парадом проходят перся ним каждый день. Как человек в черном, который приносит ему в дом коричневые и белые конверты (счета, чертовы счета, начинает рычать отец). Или как время года, когда люди выставляют в окнах помаргивающие огоньками деревья. Или когда отец и его друзья садятся вокруг стола и пьют странное на вкус питье и смотрят в такие маленькие кусочки картона, которые держат в руках, как будто это самое важное, что есть в их жизни. Он повернулся спиной к происходящему и медленно пошел прочь.
— Не так быстро, мой юный плут, — раздался негромкий голос. — Еще остались голодные рты. — Из темноты выдвинулся золотоволосый мужчина, и сияющие белые пальцы сжали руку Максимилиана повыше локтя. — М-м... и к тому же такой сочный юный парень.
Твари, что когда-то были мужчинами и женщинами городка, хлынули к Максимилиану, разинув рты, их слюна стала розоватой от крови, так жадно высосанной из троих парней.
— Нет! — Страуд поднял руку. — Нет. Этот — для наших друзей под землей. — Он вновь улыбнулся Максимилиану крокодильей улыбкой. — Пройдемся, приятель. И поболтаем по пути.
Страуд взял Максимилиана за руку, как берут, переходя дорогу, за руку ребенка.
— Похоже, та еще буря надвигается, как по-твоему? — Он мягко улыбнулся. — Скажи, откуда у тебя царапина под глазом? — Он легко коснулся щеки Максимилиана, чуть ниже того места, куда пару часов назад клюнула его птица. Это вполне могло сойти за обычное проявление нежности. — М-м, похоже, она сильно саднит. Знаешь, у меня такое чувство, что тебе не очень-то весело было здесь расти. Думаю, здешние люди слишком долго плохо с тобой обращались. Пожалуй, мне повезло. Со мной в детстве возились и, похоже, основательно избаловали. — Он говорил легко, будто болтал с давним знакомым. — Я родился в маленьком городке в Америке. Это было одно из тех местечек, какие любят показывать по телику, хотя вы, бритты, зовете его телевизором, и по правде говоря, это расчудесное изобретение должно было бы превратить Джона Лоджи Бейрда в миллионера вроде Билла Гейтса, знаешь, владельца «Майкрософта»? «Виндоуз»? Никогда о таком не слышал? Ну и ладно, не волнуйся. В общем, я жил в доме из белых досок с верандой и креслом-качалкой на ней, в котором сидела моя бабушка и чистила картошку. Я не слишком быстро иду, нет? Моих родителей звали Марк и Ребекка Страуд. Меня они окрестили Майком Люком — славное сочетание библейских имен, а?
Так рука об руку они шли по полутемной улице. Один — светловолосый, высокий, худой, почти гибкий и с легким, как у танцора, шагом, другой — низенький, темный и унылый, с походкой тяжелой и упорной.
Все еще говоря тем же мягким светским голосом, с той же чарующей улыбкой на губах, Майк Страуд вел Максимилиана Харта вверх на холм к усадьбе Джорджа Леппингтона. И к пещере, что теперь зияла, будто широкий и темный рот, ждущий, чтобы его накормили.
Глава 32
1
К половине девятого вечера субботы Дэввд Леппингтон вышел из квартиры Электры Чарнвуд на втором этаже «Городского герба». С ним пошел Джек Блэк. Голова гиганта — бритая, в татуировках и шрамах, будто голова Франкенштейна, — поворачивалась вправо-влево, выслеживая любого человека (или существо), который мог бы пробраться мимо инфракрасных сенсоров сигнализации, вмонтированных в стены.
Блэк отключил сигнализацию, которая уже завела предупреждающие завывания: их обоих засекли сенсоры, стоило им войти в вестибюль.
— Я могу поехать с тобой в больницу, если хочешь — Голос Блэка был низким и хриплым.
— Нет. Я думаю, ты будешь в большей безопасности в гостинице вместе с Электрой и Бернис.
— Но ты ведь мне все еще не доверяешь. — Это был не вопрос, а утверждение.
Дэвид остановился и внимательно вгляделся в Блэка его пронизало внезапное озарение:
— Ты же можешь читать мои мысли?
Блэк кивнул:
— Иногда.
— И что я сейчас думаю?
— Ты напуган до чертиков.
— Это еще мягко сказано.
— И там еще мешанина всякого.
— Например?
— Это скорее чувства, чем слова. Ты боишься за людей. За Электру, за Бернис, за старика в больнице. За жителей города.
— Есть еще что-нибудь?
— Да.
— И что?
— Бернис. Она тебе нравится. У тебя возникает теплое чувство, когда ты думаешь о ней. А ты о ней много думаешь.
— Как по-твоему, я ее люблю?
Блэк пожал плечами, собрав морщинами в раздумье лоб.
— Не знаю. — Он снова пожал плечами. — Просто не знаю, что такое любовь.
Дэвид помедлил, глядя на гиганта в шрамах.
— А что я сейчас думаю?
— Что, может быть, ты начинаешь мне доверять. Что в конечном итоге ты не веришь, что я такой уж отъявленный ублюдок. — Безобразное лицо Блэка раскололось усмешкой. — Впрочем, тебе по-прежнему претит моя физия, а?
Дэвид обнаружил, что отвечает ему улыбкой.
— Дай мне время, никто не совершенен.
— Ты хороший мужик, — сказал Блэк. — Это не помешало бы мне вдарить тебе разок и забрать твой бумажник. Ты хороший мужик, но ты слишком себя достаешь, знаешь?
— Поверь мне, Джек, я далеко не святой.
— Ближе всех, кого мне, черт побери, доводилось видеть. Ты так заботишься о тех, кто рядом с тобой, что иногда это тебя внутри напрочь корежит. И тогда это на самом деле причиняет тебе боль.
— Ну, это может быть скорее помеха, чем благо. Каждый должен временами быть немного эгоцентристом. Как по-твоему?
И снова безобразное лицо расплылось в усмешке.
— Я? Я всегда в первую очередь думал о себе. Приходилось. Мать бросила меня, когда мне было пара недель от роду.
На мгновение взгляд глубоко посаженных глаз стал отсутствующим. Дэвиду подумалось, что сейчас он еще что-нибудь скажет о своем, вероятно, жалком, богом забытом детстве. Но Блэк внезапно спросил:
— Кто такая Катрина Уэст?
Дэвид бросил на него пораженный взгляд.
— Катрина Уэст? — Он ошарашенно тряхнул годовой: не мог же он о ней сейчас думать? — Подруга из прошлой жизни, я учился с ней в школе. Почему? В чем дело?
Блэк нахмурился, но отсутствующий взгляд не исчез.
— Забавно. Это пришло, как, ну знаешь, взаправду отчетливо. — Он поглядел на Дэвида. — Она о тебе думает.
— Что она думает?
— Не знаю... это правда сильно, как бы... мощно. Сечешь?
— Катрина Уэст — на расстоянии сотен миль, в больнице. Ты хочешь сказать, что действительно можешь прочесть ее мысли?
— Какие-то обрывки. Это обычно не слишком внятно. Это не работает как какие-нибудь там часы. Но иногда я могу настроиться на одного человека, вроде как на волну чьих-нибудь мыслей, как радио, сечешь? Иногда мне кажется, что я могу прочесть мысли каждого человека в целом городе. И тогда в моей голове начинает грохотать этот шум, просто грохот, бум, пока мне не начинает казаться, что голова у меня сейчас расколется напополам...
Голос его стал выше и напряженнее. Дэвид увидел, что он пытается сглотнуть то, что, должно быть, было кошмарным ощущением. На лицо Блэка вернулось каменное выражение, напомнив Дэвиду бетонную стену, — жесткое, невыразительное, непроницаемое.
Они достигли кухни. Впереди была дверь черного хода в гостиницу, запертая на замки и надежные засовы. Дэвид проверил мобильный телефон, потом вернул его в карман. Он попросил дать ему с собой какой-нибудь фонарь, и Блэк, ненадолго исчезнув в кладовой при кухне, вынырнул с внушительным агрегатом с ручкой как у пистолета и линзой размером с блюдце. Более всего фонарь напоминая странную модель футуристического лучевого ружья пятидесятых годов.
— Миллион ватт, — сообщил Блэк. — Электра сказала, батареи заряжались весь день, так что тебе должно хватить. Еще что-нибудь нужно? — Он кивнул в сторону кухонных принадлежностей, развешанных по стенам. — Нож, например?
— Нет. — Дэвид покачал головой. — Я себя скорее поврежу, чем... э... врага, думаю, следует их называть.
— Готов.
Дэвид кивнул:
— По возможности.
— Ты правда считаешь, они тебя не тронут?
— На это я и ставлю. Думаю, я нужен им во плоти и крови — по крайней мере в ближайшее время.
— Ты босс.
Дэвид не умел читать мысли, но знал, что именно таким и видит его сейчас Блэк. Босс. Реинкарнация давно почившего вождя Леппингсвальта. Он тоже поверил в предположение Бернис, что они — те самые четыре человека из дворца Леппингсвальта тысячелетней давности. В канун того черного дня, когда было наложено проклятие.
Блэк отодвинул засовы двери, потом застыл, изготовившись повернуть ключ в замке.
Дэвид выглянул в окно на задний двор.
— Похоже, пусто.
— Я открою дверь только на секунду. Эти твари двигаются чертовски быстро, О'кей?
— О'кей. Давай.
На это действительно ушло только несколько секунд. Блэк открыл дверь, Дэвид выскользнул в ночную прохладу, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Звук задвигаемых засовов эхом отдался по двору.
2
Дэвид застегнул куртку до самого горла. Посреди тьмы заднего двора его горло казалось странно беззащитным, кожа на шее — почти невыносимо чувствительной; ветер, гонявший по двору обрывки бумаги, словно ласкал ее холодными пальцами. И снова он отчетливо ощутил биение крови в артериях.
Он поднял глаза.
По ночному небу плыли рваные облака, будто призрачные плоты. Местами кучки звезд глядели меж них с ледяной ясностью.
Ладно, Дэвид, подумал он, поехали. Первая остановка — больница. Потом — найти способ избавить город от вампирской чумы.
Звучит несложно — если произнести это достаточно быстро, а?
Он бросил взгляд через плечо на гостиницу. В кухне Блэк смотрел в окно. Блэк коротко кивнул, что, как решил Дэвид, означало «удачи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Мы знаем, что они избегают яркого света.
— В особенности солнечного, — добавила Электра. — И мы знаем, что солнечный свет состоит из самых разных частиц, то есть он намного больше, чем видно невооруженным глазом. Солнце посылает всевозможные излучения: от инфракрасного до ультрафиолетового. Быть может, некоторые формы излучения могут оказаться им вредны, может, даже смертельны.
— Хорошо подмечено. — Дэвид почувствовал прилив оптимизма. — В конце концов нам, может, удастся прикончить этих ублюдков. — Встав, он потянулся за курткой.
— Куда ты собрался? — пришла в ужас Электра.
— В больницу, повидать некоего Джорджа Альфреда Леппингтона.
— Ты не можешь, — запротестовала Бернис. — Только не в темноте.
Дэвид поглядел на часы.
— Сейчас восемь. Это означает, что до рассвета еще добрых девять часов. Если мы так и просидим здесь всю ночь, это будут потерянные девять часов.
— Но твой дядя мог еще не прийти в сознание.
— Думаю, он был без сознания и в тот раз, когда мы с ним говорили. Я полагаю, что-то говорит его устами. И я хочу узнать, что может заставить этих тварей бежать без оглядки.
Электра встала, лицо ее выражало неподдельный ужас.
— Ты не можешь туда ехать. Я тебя не пущу. Джек, выруби его, если он попытается выйти из комнаты.
Рывком встав со стула, Блэк стал перед дверью. Попытаться пройти мимо Блэка все равно что протиснуться между разъяренными слонами.
— Пожалуйста, не ходи, Дэвид, — слабым голосом проговорила Бернис. — Они же ждут внизу.
— Знаю, — мрачно отозвался он. — Но я единственный человек в этом городе, который нужен им как обычный смертный. — Он перевел взгляд с Бернис на Электру, потом глянул на Блэка: — Я им нужен как есть, человек из плоти и крови.
— Это они так говорят, — возразила Электра. — Ты им веришь?
— Ну что ж, можно проверить.
Повисло долгое молчание. Дэвид слышал, как кровь мерными точками поднимается по его шее к мозгу. Впервые в жизни он осознал — так остро осознал, — что в его теле течет кровь. У тела — свои приливы и отливы. В конце концов, человек в своей основе — существо водное, порождение океана. И он носит в себе четыре литра эквивалента этого океана, четыре литра крови в теле.
Электра медленно кивнула.
— Дэвид прав. Он, вероятно, единственный из всех нас, вероятно, единственный человек на планете, которому они не причинят вреда.
— Пока, — буркнул Блэк. — Пока ты не скажешь им, что не собираешься вести в бой это их войско червивых придурков.
— А ты им ведь скажешь, Дэвид? — почти со страхом спросила Бернис. — Ведь скажешь?
Дэвид ответил ей мрачной улыбкой.
— Я вижу себя скромным доктором, а не генералом вампиров.
Электра вернула пусть призрачную, но улыбку.
— Джек, открой, пожалуйста, дверь.
— Электра, подожди. — Прижав к бокам кулаки, Бернис вскочила. — А если они ждут прямо за дверью?
— Когда мы поднимались, я включила сигнализацию. Будем надеяться, инфракрасные сенсоры засекут любого незваного гостя, будь он человек или что другое.
— Верно. — Дэвид натянул кожаные перчатки. — Пожелайте мне удачи... Да, кстати, Электра, у тебя есть что-нибудь, что дает очень яркий свет?
2
В то самое время, когда Дэвид Леппингтон застегивал молнию на куртке в апартаментах Электры на втором этаже «Городского герба», Максимилиан Харт шел по ночному городу. Фонари мигали, когда порыв ветра раз за разом дергал за протянутые по долине электропровода. Надвигалась буря. Много что сломится этой ледяной волной.
Почти перед самым входом в мини-маркет дорогу Максимилиану заступило дюжее трио.
— Да провалиться мне на месте, — с широкой ухмылкой возвестил один. — Разве ты не собираешься поздороваться, а, малыш Макси?
Максимилиан как вкопанный остановился на тротуаре; лицо его было недвижно, как скала, он сам как будто превратился в статую.
— Конечно же, ты нас помнишь, — сказал другой, вынимая изо рта сигарету. — Ты дал нам денег на сигареты и пару бутылок грога. Так ты вернулся с еще новыми деньжонками для старых дружков? — Он приставил тлеющий огонек сигареты почти к самой мочке уха Максимилиана.
Ухмыляясь и поблескивая глазами, они надвигались на него шеренгой.
Он попятился; медленный шаркающий шаг. Один шаг. Остановка. Два шага. Остановка.
— Что случилось с твоей бумажной короной, Макси?
— Не хочешь с нами разговаривать, приятель?
— Да что с тобой?
— Язык проглотил?
— И откуда у тебя такие косые глаза, малыш Макси?
— За мамочкой, что, китаец ухлестывал?
Все трио грубо рассмеялось.
— Да ладно тебе, Макси-малыш, мы же знаем, что у тебя есть деньжата.
— Ага, давай их сюда.
— Или на сей раз мы твою задницу по всему городу пропинаем.
Лицо Максимилиана оставалось бесстрастным. Восточные глаза, которыми наградил его синдром Дауна, глянули вправо, влево. Тротуар был пуст. Ветер гнал по улице картонные поддоны из-под рыбы с картошкой. Целлофановый пакет, прибитый ветром к его ноге, заключил было его икру и голень в хлипкие объятия, но и его подхватил порыв ветра, чтобы взметнуть в ночные небеса.
Один бандит поднес сигарету ему под подбородок. Максимилиан почувствовал жжение тлеющего уголька у кожи, ядовитый привкус табачного дыма. Прямо перед ним маячили три ухмыляющихся лица, казавшиеся такими чуждыми, такими загадочными в своих речах и стремлениях.
Что-то ударило ему под зад.
Он глянул вниз. Оказывается, он допятился до стального ограждения, отделяющего тротуар от проезжей части.
Один из парней поглядел на приятелей.
— Плохие новости, ребята. Макси не желает раскошеливаться.
— Значит, придется самим забрать у него денежки.
— О'кей, и кто засунет руки в его грязные карманы?
— Ты первый, Джонни.
— Смеешься? Стану я лапать этого больного придурка!
Все трое заржали.
Смех перешел в сдавленный — от ужаса — кашель.
Максимилиан только смотрел как из-за него с потрясающей быстротой возникли руки — Кто-то из-за его спины тянулся к троим парням. Руки схватили парней за куртки. А потом потащили вперед, при этом поворачивая.
Все произошло в мгновение ока, но Максимилиан сохранил образы. Вот трое парней стоят перед ним. Вот их тащат вперед, поворачивая так, что они ложатся на горизонтальную трубу заграждения, будто узники, которых кладут на колоду в ожидании, когда упадет топор палача. Только их там так и держат лицом в потемневшее небо. Их горла вздымаются вперед и вверх, оголенные и сияющие в свете ночных фонарей.
Они издают булькающие звуки, в безумном ужасе пытаясь высвободиться.
Максимилиан видит, как головы припадают к горлам, а потом мотаются из стороны в сторону, будто собаки грызут кость. А потом он снова видит троих парней, только их горла уже разорваны и кровь весело бьет фонтаном, а фонтаны взвиваются ему аж до плеч. А потом головы опускаются снова, будто свиньи толкаются за едой у корыта. Столько голов.
И звук жадно питающихся ртов громко отдается в его ушах.
Он отошел подальше от заграждения, потом обернулся на кучку людей. Некоторых он узнал — но только едва-едва, потому что лица им изменили. Вот две сестрички Моббери. А вот тот, что радостно слизывает жирный подтек крови в углу рта, — мистер Морроу, который работает на бойнях.
Остальные были чужими.
Он попятился от них.
Он не удивился. Это просто еще одна загадка. Такая же, как и все остальные, что парадом проходят перся ним каждый день. Как человек в черном, который приносит ему в дом коричневые и белые конверты (счета, чертовы счета, начинает рычать отец). Или как время года, когда люди выставляют в окнах помаргивающие огоньками деревья. Или когда отец и его друзья садятся вокруг стола и пьют странное на вкус питье и смотрят в такие маленькие кусочки картона, которые держат в руках, как будто это самое важное, что есть в их жизни. Он повернулся спиной к происходящему и медленно пошел прочь.
— Не так быстро, мой юный плут, — раздался негромкий голос. — Еще остались голодные рты. — Из темноты выдвинулся золотоволосый мужчина, и сияющие белые пальцы сжали руку Максимилиана повыше локтя. — М-м... и к тому же такой сочный юный парень.
Твари, что когда-то были мужчинами и женщинами городка, хлынули к Максимилиану, разинув рты, их слюна стала розоватой от крови, так жадно высосанной из троих парней.
— Нет! — Страуд поднял руку. — Нет. Этот — для наших друзей под землей. — Он вновь улыбнулся Максимилиану крокодильей улыбкой. — Пройдемся, приятель. И поболтаем по пути.
Страуд взял Максимилиана за руку, как берут, переходя дорогу, за руку ребенка.
— Похоже, та еще буря надвигается, как по-твоему? — Он мягко улыбнулся. — Скажи, откуда у тебя царапина под глазом? — Он легко коснулся щеки Максимилиана, чуть ниже того места, куда пару часов назад клюнула его птица. Это вполне могло сойти за обычное проявление нежности. — М-м, похоже, она сильно саднит. Знаешь, у меня такое чувство, что тебе не очень-то весело было здесь расти. Думаю, здешние люди слишком долго плохо с тобой обращались. Пожалуй, мне повезло. Со мной в детстве возились и, похоже, основательно избаловали. — Он говорил легко, будто болтал с давним знакомым. — Я родился в маленьком городке в Америке. Это было одно из тех местечек, какие любят показывать по телику, хотя вы, бритты, зовете его телевизором, и по правде говоря, это расчудесное изобретение должно было бы превратить Джона Лоджи Бейрда в миллионера вроде Билла Гейтса, знаешь, владельца «Майкрософта»? «Виндоуз»? Никогда о таком не слышал? Ну и ладно, не волнуйся. В общем, я жил в доме из белых досок с верандой и креслом-качалкой на ней, в котором сидела моя бабушка и чистила картошку. Я не слишком быстро иду, нет? Моих родителей звали Марк и Ребекка Страуд. Меня они окрестили Майком Люком — славное сочетание библейских имен, а?
Так рука об руку они шли по полутемной улице. Один — светловолосый, высокий, худой, почти гибкий и с легким, как у танцора, шагом, другой — низенький, темный и унылый, с походкой тяжелой и упорной.
Все еще говоря тем же мягким светским голосом, с той же чарующей улыбкой на губах, Майк Страуд вел Максимилиана Харта вверх на холм к усадьбе Джорджа Леппингтона. И к пещере, что теперь зияла, будто широкий и темный рот, ждущий, чтобы его накормили.
Глава 32
1
К половине девятого вечера субботы Дэввд Леппингтон вышел из квартиры Электры Чарнвуд на втором этаже «Городского герба». С ним пошел Джек Блэк. Голова гиганта — бритая, в татуировках и шрамах, будто голова Франкенштейна, — поворачивалась вправо-влево, выслеживая любого человека (или существо), который мог бы пробраться мимо инфракрасных сенсоров сигнализации, вмонтированных в стены.
Блэк отключил сигнализацию, которая уже завела предупреждающие завывания: их обоих засекли сенсоры, стоило им войти в вестибюль.
— Я могу поехать с тобой в больницу, если хочешь — Голос Блэка был низким и хриплым.
— Нет. Я думаю, ты будешь в большей безопасности в гостинице вместе с Электрой и Бернис.
— Но ты ведь мне все еще не доверяешь. — Это был не вопрос, а утверждение.
Дэвид остановился и внимательно вгляделся в Блэка его пронизало внезапное озарение:
— Ты же можешь читать мои мысли?
Блэк кивнул:
— Иногда.
— И что я сейчас думаю?
— Ты напуган до чертиков.
— Это еще мягко сказано.
— И там еще мешанина всякого.
— Например?
— Это скорее чувства, чем слова. Ты боишься за людей. За Электру, за Бернис, за старика в больнице. За жителей города.
— Есть еще что-нибудь?
— Да.
— И что?
— Бернис. Она тебе нравится. У тебя возникает теплое чувство, когда ты думаешь о ней. А ты о ней много думаешь.
— Как по-твоему, я ее люблю?
Блэк пожал плечами, собрав морщинами в раздумье лоб.
— Не знаю. — Он снова пожал плечами. — Просто не знаю, что такое любовь.
Дэвид помедлил, глядя на гиганта в шрамах.
— А что я сейчас думаю?
— Что, может быть, ты начинаешь мне доверять. Что в конечном итоге ты не веришь, что я такой уж отъявленный ублюдок. — Безобразное лицо Блэка раскололось усмешкой. — Впрочем, тебе по-прежнему претит моя физия, а?
Дэвид обнаружил, что отвечает ему улыбкой.
— Дай мне время, никто не совершенен.
— Ты хороший мужик, — сказал Блэк. — Это не помешало бы мне вдарить тебе разок и забрать твой бумажник. Ты хороший мужик, но ты слишком себя достаешь, знаешь?
— Поверь мне, Джек, я далеко не святой.
— Ближе всех, кого мне, черт побери, доводилось видеть. Ты так заботишься о тех, кто рядом с тобой, что иногда это тебя внутри напрочь корежит. И тогда это на самом деле причиняет тебе боль.
— Ну, это может быть скорее помеха, чем благо. Каждый должен временами быть немного эгоцентристом. Как по-твоему?
И снова безобразное лицо расплылось в усмешке.
— Я? Я всегда в первую очередь думал о себе. Приходилось. Мать бросила меня, когда мне было пара недель от роду.
На мгновение взгляд глубоко посаженных глаз стал отсутствующим. Дэвиду подумалось, что сейчас он еще что-нибудь скажет о своем, вероятно, жалком, богом забытом детстве. Но Блэк внезапно спросил:
— Кто такая Катрина Уэст?
Дэвид бросил на него пораженный взгляд.
— Катрина Уэст? — Он ошарашенно тряхнул годовой: не мог же он о ней сейчас думать? — Подруга из прошлой жизни, я учился с ней в школе. Почему? В чем дело?
Блэк нахмурился, но отсутствующий взгляд не исчез.
— Забавно. Это пришло, как, ну знаешь, взаправду отчетливо. — Он поглядел на Дэвида. — Она о тебе думает.
— Что она думает?
— Не знаю... это правда сильно, как бы... мощно. Сечешь?
— Катрина Уэст — на расстоянии сотен миль, в больнице. Ты хочешь сказать, что действительно можешь прочесть ее мысли?
— Какие-то обрывки. Это обычно не слишком внятно. Это не работает как какие-нибудь там часы. Но иногда я могу настроиться на одного человека, вроде как на волну чьих-нибудь мыслей, как радио, сечешь? Иногда мне кажется, что я могу прочесть мысли каждого человека в целом городе. И тогда в моей голове начинает грохотать этот шум, просто грохот, бум, пока мне не начинает казаться, что голова у меня сейчас расколется напополам...
Голос его стал выше и напряженнее. Дэвид увидел, что он пытается сглотнуть то, что, должно быть, было кошмарным ощущением. На лицо Блэка вернулось каменное выражение, напомнив Дэвиду бетонную стену, — жесткое, невыразительное, непроницаемое.
Они достигли кухни. Впереди была дверь черного хода в гостиницу, запертая на замки и надежные засовы. Дэвид проверил мобильный телефон, потом вернул его в карман. Он попросил дать ему с собой какой-нибудь фонарь, и Блэк, ненадолго исчезнув в кладовой при кухне, вынырнул с внушительным агрегатом с ручкой как у пистолета и линзой размером с блюдце. Более всего фонарь напоминая странную модель футуристического лучевого ружья пятидесятых годов.
— Миллион ватт, — сообщил Блэк. — Электра сказала, батареи заряжались весь день, так что тебе должно хватить. Еще что-нибудь нужно? — Он кивнул в сторону кухонных принадлежностей, развешанных по стенам. — Нож, например?
— Нет. — Дэвид покачал головой. — Я себя скорее поврежу, чем... э... врага, думаю, следует их называть.
— Готов.
Дэвид кивнул:
— По возможности.
— Ты правда считаешь, они тебя не тронут?
— На это я и ставлю. Думаю, я нужен им во плоти и крови — по крайней мере в ближайшее время.
— Ты босс.
Дэвид не умел читать мысли, но знал, что именно таким и видит его сейчас Блэк. Босс. Реинкарнация давно почившего вождя Леппингсвальта. Он тоже поверил в предположение Бернис, что они — те самые четыре человека из дворца Леппингсвальта тысячелетней давности. В канун того черного дня, когда было наложено проклятие.
Блэк отодвинул засовы двери, потом застыл, изготовившись повернуть ключ в замке.
Дэвид выглянул в окно на задний двор.
— Похоже, пусто.
— Я открою дверь только на секунду. Эти твари двигаются чертовски быстро, О'кей?
— О'кей. Давай.
На это действительно ушло только несколько секунд. Блэк открыл дверь, Дэвид выскользнул в ночную прохладу, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Звук задвигаемых засовов эхом отдался по двору.
2
Дэвид застегнул куртку до самого горла. Посреди тьмы заднего двора его горло казалось странно беззащитным, кожа на шее — почти невыносимо чувствительной; ветер, гонявший по двору обрывки бумаги, словно ласкал ее холодными пальцами. И снова он отчетливо ощутил биение крови в артериях.
Он поднял глаза.
По ночному небу плыли рваные облака, будто призрачные плоты. Местами кучки звезд глядели меж них с ледяной ясностью.
Ладно, Дэвид, подумал он, поехали. Первая остановка — больница. Потом — найти способ избавить город от вампирской чумы.
Звучит несложно — если произнести это достаточно быстро, а?
Он бросил взгляд через плечо на гостиницу. В кухне Блэк смотрел в окно. Блэк коротко кивнул, что, как решил Дэвид, означало «удачи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51