— Доктор Сингх, родственники Леппингтона к пациенту в пятом.
— А, спасибо, сестра. — Признательно улыбнувшись, врач зашагал им навстречу. — Мистер Леппингтон. Известное, весьма известное в наших краях имя.
Дэвид кивнув, решив поправить врача — не из самолюбия, а скорее для того, чтобы облегчить разговор им обоим: можно будет избежать обычных хождений вокруг да около.
— На самом деле доктор Леппингтон. — Улыбнувшись, Дэвид протянул руку. Доктор Сингх пожал ее.
— А, врач? Прекрасно, прекрасно. Тогда такой лентяй, как я, вполне может пользоваться привычным жаргоном.
— Это мой друг, Бернис Мочарди, — добавил Дэвид.
— Совершенно ясно, — с пониманием кивнул доктор. — Сюда, пожалуйста. — Он отодвинул шторку. — Не пугайтесь. Вашего дядю, скажем так, еще не привели в порядок. В выходные нам редко выдается шанс отмыть хорошенько поступающих к нам. После закрытия общественных заведений в травмопунктах жизнь бьет ключом, сами знаете, доктор.
Дэвид кивнул. В пятницу и субботу вечером — в центре крупных городов или на окраинах мирных с виду городков — больницы с тем же успехом могли бы находиться в зоне военных действий, если исходить из растянувшихся там верениц окровавленных пострадавших.
Когда доктор Сингх отодвинулся в сторону, Дэвиду впервые удалось по-настоящему взглянуть на своего дядю, лежавшего на каталке.
Старик был без сознания, простыня, поверх которой безжизненно лежали его руки, была натянута до середины обнаженной груди. Дышал Джордж Леппингтон ритмично, хотя из его рта и вырывались мокрые бронхиальные хрипы. Дэвид заметил вставленную в ноздрю трубку подачи кислорода.
Тут он увидел кровь.
Проклятие...
Кровь превратила седую шевелюру Джорджа в красновато-коричневый колтун. Дэвид обошел койку, автоматически проводя осмотр: цвет кожи — мертвенно-бледный, почти цвета топленого жира с типичной для шока блестящей белизной; губы синеватые.
Тут он увидел повязку, на самом деле — пару гигиенических полотенец, примотанных к голове дяди марлевым бинтом. Предварительная обработка в травматологии предпочитает презентабельности действенность. Кровь проступила сквозь белую повязку соцветиями коричневого и красного.
— Что произошло? — Дэвид поднял взгляд.
— Никто в точности не знает. — Доктор Сингх слегка склонил голову набок. — Глубокая рана головы. Потеря сознания — результат удара, в то время как...
— На него напали? — пораженно вопросил Дэвид.
— Не нам об этом судить.
— Трещина черепа?
— Тоже нельзя сказать ничего определенного, во всяком случае, пока не сделаем ему рентген.
— А когда это будет?
Доктор Сингх пожал плечами:
— Простите. Субботняя ночь.
— Послушайте, мне кажется, вы должны заняться им в первую очередь. Ему более восьмидесяти лет.
— Я разделяю ваше беспокойство, доктор, но и у нас свои приоритеты.
— Где полиция?
— Им сообщили.
— Они сейчас в здании? Я могу с ними поговорить?
И снова в качестве ответа доктор Сингх мог предоставить только: «Субботняя ночь. Извините», что с каждым разом причиняло Дэвиду все большую боль.
Приложив пальцы к губам, Дэвид глядел на дядю. Лоб старика был нахмурен, словно какая-то огромная забота угнетала его, даже когда он был без сознания. Белые — тревожно белые — бескровные веки подергивались и подрагивали, временами открывая безжизненный блеск глазного яблока. Дэвид почувствовал, как ему на локоть легла чья-то рука. Опустив взгляд, он увидел Бернис; с овального личика девушки смотрели полные беспокойства глаза.
Дэвид медленно выдохнул. Так вот что чувствует человек по ту сторону баррикад в травматологии — родственник пострадавшего. Чувствует он себя препаршиво. Он не верит, что все под контролем. Он дает волю эмоциям. Глубоко вдохнув, Дэвид спросил:
— Насколько серьезно ранен мой дядя?
Карие глаза доктора Сингха смотрели сочувственно.
— Пока рано говорить.
О Господи, только не говорите слова «Потому что это субботняя ночь», с внезапной яростью подумал Дэвид.
— Рана не представляется слишком серьезной. Но опять же следует учитывать его возраст. Вы сказали, восемьдесят с чем-то.
Дэвид кивнул.
— Думаю, восемьдесят четыре — восемьдесят пять. Кто его привез?
— "Скорая". Судя по всему, после того как он получил ранение, он смог добраться до телефона.
— Значит, он в состоянии был говорить, когда звонил.
— Нет. Его услышали в отделении неотложной помощи... то есть они услышали шум. Вот и все, трубка так и не была положена на рычаг. Так что они связались с телефонной станцией, а там уже определили номер телефона и адрес вашего дяди, а потом отправили по адресу полицию и «скорую помощь». Они проявили немалую инициативу, как по-вашему?
— Верно, — согласился Дэвид. — После рентгена его переведут в палату для наблюдения?
— Да, к сожалению, я не могу сказать, когда точно это будет. В конце концов с...
— Субботняя ночь. — Дэвид слабо улыбнулся, теперь он чувствовал себя спокойнее. — Я знаю, — сказал он и понадеялся, что слова его прозвучат понимающе, а не саркастично. — Я отработал свое в приемном покое в Королевском госпитале Ливерпуля. Примите мои соболезнования.
С хрустом отодвинулась в сторону шторка; это снова была высокая медсестра.
— Доктор Сингх. Язва двенадцатиперстной в номере первом. Судя по всему, внутреннее кровотечение. Инфаркт в восьмом, шестьдесят лет. И ожог кипящим маслом в третьем.
Доктор Сингх вздохнул, извиняясь:
— Я вернусь, как только смогу. Пожалуйста... посидите со своим дядей, если хотите. В приемном покое есть автомат, если хотите освежиться. — Он уже вышел из бокса, но на мгновение остановился. — Одно слово предупреждения. На вашем месте я бы избегал супа из бычьих хвостов. — Он улыбнулся. — Вернусь, как смогу.
Значит, трое, подумал Дэвид. Он подавил неуместную улыбку, готовую растянуть ему губы. Субботняя ночь в травматологическом отделении — это когда пациентов называют не по имени, а по болезни или полученному увечью. А единственный диагноз, который врач может поставить хоть с какой-то долей уверенности, — это чего не есть из продуктового автомата. И несмотря на все это, планете удается-таки плавно вращаться вокруг солнца.
Бернис опустила пару пластмассовых откидных стульев возле койки. Дэвид почувствовал благодарность — огромную благодарность, а еще он был тронут ее готовностью присоединиться к нему в ночном бдении.
Так они и сидели рядом, глядя на лежащего старика, слыша влажные звуки, рвущиеся из его горла, вдыхая антисептические пары госпиталя, смотря, как кровь засыхает на лице старика в чешуйчатую вторую кожу. Дэвид испытал порыв взять Бернис за руку: как хорошо было бы почувствовать прикосновение кожи другого человека.
Но из типично британской сдержанности держал руки ладонями вниз на коленях.
Стрелки часов на стене дошли до десяти минут четвертого. В этот момент Джордж Леппингтон открыл глаза — широко открытые глаза остекленело уставились в потолок; рот старика разверзся трещиной, челюсть напряглась, когда раздвинулись губы.
И тут он заговорил.
2
Старик говорил отчетливо, быстро и как будто с придыханием:
— Из Трухейма пришел я... Здесь ожидаю я Рагнарек. Здесь сражусь я с Фенриром-волком, под мировым древом здесь!!! Слушайте речи Гримнира. Здесь я жду Рагнарек с восьмью сотнями. — Он сделал глубокий вдох, зрачки глаз скатились вниз и остановились на Дэвиде. Эти глаза были яркими и сияющими, словно он видел что-то, столь же притягивающе прекрасное, сколь и ужасающее. — Дэвид... я — Иштар. Я сломал ворота подземного мира и натравил мертвых на живых; прости, у меня не было выбора... не было выбора... прости, Дэвид. Но времени не оставалось...
— О чем это он? — спросила Бернис. Судя по голосу, слова старика ее напугали. — Что он имеет в виду?
— У него в голове все смешалось. Он получил основательный удар по темечку. Не так ли, дядя? — Дэвид легко коснулся руки старика, неподвижно лежавшей поверх одеяла. — Дядя Джордж, ты можешь рассказать, что произошло? На тебя кто-то напал?
— Напал? — Старик потряс головой. — Нет. Динамит.
— Динамит?
— Я заложил заряды в железную решетку в пещере. Думал, отошел на достаточное расстояние. Взрывом меня швырнуло о стену.
— Но зачем, скажи на милость, тебе понадобился динамит?
— Мне нужно было открыть пещеры. — Он поглядел на Дэвида стеклянными глазами. — Я должен был сломать ворота в подземный мир. Я должен был натравить мертвых на живых.
Дэвид перевел взгляд на Бернис. Глаза девушки были прикованы к лицу старика; она впитывала каждое произносимое им слово с вниманием настолько пристальным, что просто ставило в тупик. У старика явно в голове все перепуталось, конечно же, он бредит.
— Дэвид. — Старик схватил его за руку. — Мне следовало раньше призвать тебя в Леппингтон и все объяснить. Это моя вина, что я оттягивал до тех пор, пока не стало слишком поздно.
— Но я здесь. Дядя, расслабься.
— Нет. Я многое должен был тебе рассказать. Я начал делать это, когда ты был совсем еще мал. Я говорил с тобой с того самого дня, когда ты родился, поскольку знал, что ты уже тогда понимал человеческую речь. Я рассказывал тебе о нашей истории и о нашем предназначении. И продолжал рассказывать, когда твоя мать увезла тебя из Леппингтона. Ей не следовало этого делать, она была не отсюда... она страшилась правды и не хотела сама принять участие в ней.
— Дядя, я разыщу врача. Нужно как можно скорее сделать тебе рентген.
— Нет. — Старик крепче сжал его руку. — Разве рентген покажет тебе слова у меня в голове? Дэвид, послушай меня: время пришло. Ты помнишь?
Дэвид покачал головой. Слова старика были вполне связными, но его рассудок явно пострадал от удара.
— Дэвид, помнишь, когда ты был маленьким? Тебе было четыре-пять лет? Я взял тебя с собой в пещеру? Я постучал по прутьям железным штырем. Что вышло к тебе из тьмы? Что у тебя на глазах подошло к самым прутьям решетки?
Дэвид покачал головой. Глаза старика приобрели странный блеск, но само лицо оставалось безжизненным. Как будто дядя находился в трансе.
— Дэвид, скажи мне, что ты тогда увидел?
— Я ничего не видел, дядя.
— Ты видел. Тогда в пещере. Что ты видел?
— Ничего. Я ничего не видел.
— Послушай меня, Дэвид. Прочти историю семьи, которую я тебе дал. В ней — вся легенда Леппингсвальтов.
— Я прочту ее, как только вернусь в гостиницу. А теперь успокойся, дядя, пожалуйста.
— Э... не надо мне потакать. Теперь тебе не удастся спрятаться от правды.
— Дядя.
— Твоя мать воздвигла кирпичную стену у тебя в голове. Стена отделяет тебя от воспоминаний о том, что ты видел, когда был маленьким мальчиком. Пора сломать эту стену. Ты должен вспомнить.
Дэвид повернулся к Бернис:
— Ты не поищешь сестру или доктора Сингха?
— Нет. Послушай меня. Послушай. Открой свой разум. — Пальцы старика впились в руку Дэвида. — Теперь дело за тобой, Дэвид. Ты должен взять их под свой контроль. Ты должен возглавить их. Если ты не сделаешь этого, они убьют всех. Они станут заразой, которая уничтожит все человечество.
— Дэвид, — сдавленно пробормотала Бернис, — что он такое говорит?
— Не знаю. У него все смешалось.
— Дэвид. Ты — их король. Возьми власть. Если ты не сделаешь этого, все умрут. Ты меня слышишь? Все умрут. Это будет Рагнарек... конец всего...
Хватка старика на его руке внезапно ослабла. Глаза, которые только что блестели и сияли умом, закрылись.
— О боже, — голос Бернис сорвался, — он...
— Нет. — Дэвид пощупал пульс старика. — Он снова без сознания. Пульс у него ровный.
— Но что он такое говорил? Что он имел в виду? Ты король, должен взять власть?
Возможности ответить у Дэвида уже не было. За спиной у него загремели кольца, зашуршала отодвигаемая в сторону шторка.
— А, доктор Леппингтон. — Сияя улыбкой, в бокс вошел доктор Сингх. — Как наш пациент?
— Он приходил в сознание.
— Приходил в сознание?
— Он говорил с нами незадолго до вашего прихода.
На это доктор Сингх ответил недоверчивой улыбкой.
— Правда? Говорил? Я полагал, что он в глубокой коме. Сотрясение мозга представляется действительно весьма значительным. Вы уверены, что он говорил? — И слова, и добродушно-насмешливая улыбка — как будто он подозревал, что над ним подшучивают.
— Да, — совершенно серьезно ответила Бернис. — Его слова звучали вполне внятно и осмысленно. Он рассказывал Дэвиду... доктору Леппингтону...
Она смешалась.
— Рассказывал что?
— Мой дядя был не в себе. Думаю, он путал фантазии и реальность.
— А-а-а, — кивнул доктор Сингх с понимающим видом, но Дэвид заметил то, как он качнулся вперед. Старый трюк, которому со временем обучаются все врачи приемного отделения, — качнуться вперед на пятках, чтобы незаметно попытаться унюхать алкоголь в дыхании собеседника.
С уколом внезапного гнева Дэвид вдруг сообразил, что доктор Сингх подозревает, что они с Бернис или пьяны, или находятся под действием наркотиков, или и то и другое разом.
— Ну тогда это и все, — сказал доктор Сингх (менторским тоном, подумал Дэвид: добрый доктор, очевидно, отмахнулся от мысли, что пострадавший старик мог только что заговорить, как от галлюцинации). — Мне только что сказали, что вашего дядю можно отвезти на рентген. Потом мы сможем подыскать ему более комфортабельную постель.
Дэвид опустил взгляд на старика: прикрепленная к его голове повязка с одного боку насквозь пропиталась кровью. Кожу Дэвида все еще продолжало как будто покалывать. На этот раз это был не гнев. Он чувствовал, что в глубине его сознания началось что-то вроде перетягивания каната, и противниками были память и забвение.
В это мгновение он осознал, что где-то в его мозгу действительно есть скрытое воспоминание. Что-то, чего ему не хотелось вспоминать. Но теперь это что-то неумолимо пробивалось на поверхность.
Он отступил назад, когда в кабинку вошли санитары, чтобы увезти каталку в рентгеновский кабинет. Кожу его покалывало, словно от живота к спине маршировал полк насекомых.
И тут страх — холодный и ужасающий — начал незаметно заливать его тело.
3
Рассвет только-только подернул небо серым, когда они выходили из больницы, — Бернис по-прежнему с ярко-красными губами и закутанная в теплую и слишком большую дубленку.
Дядя Дэвида так и не пришел больше в сознание и лежал теперь в больничной палате. Дэвид удостоверился, что цвет лица у него здоровый, дыхание и пульс сильные и ровные. Теперь им ничего не оставалось, кроме как ждать, что природа сделает свое дело. Если повезет, через несколько часов старик очнется сам. У него, конечно, будет головная боль, как от распоследнего похмелья, но по крайней мере он будет на пути к выздоровлению.
Уже на стоянке, когда они садились в «вольво», Дэвид спросил:
— Ты не против, если, перед тем как вернуться в гостиницу, мы заедем проверить дядин дом? Я хочу убедиться, что там все заперто.
Бернис кивнула, но что-то ее, очевидно, тревожило.
— Твой дядя словно предупреждал тебя. К чему все эти разговоры о том, что ты должен сам взять все под контроль, иначе мы все погибнем?
— А, это долгая история. — Дэвид устало улыбнулся. — И больше похожая на фантастическую сказку, если уж на то пошло.
Бернис улыбнулась в ответ, но голос ее прозвучал серьезно:
— Предположим, я верю в сказки. — Она внимательно смотрела на него. — Почему бы тебе не рассказать мне ее?
— Ладно. — Дэвид кивнул, спрашивая себя, с чего это она так заинтересовалась словами старика. — Я расскажу тебе то, что рассказал мне он.
Пока Бернис переключалась на заднюю передачу и задом выводила машину со стоянки, Дэвид начал рассказ.
Глава 25
1
К тому времени, когда они подъехали к Милл-хаус, небо было уже ровно серым. За десять минут езды Дэвид успел пересказать Бернис всю семейную легенду. Девушка слушала с напряженным вниманием, как будто его рассказ имел непосредственное отношение к ее собственной жизни.
Дэвид не знал, чем ее так могла заинтересовать эта история. Божественная кровь? Вампирские воинства? Наказ создать новые империи? Сам Дэвид списал эту историю как диковину, пустую байку.
Выключив мотор, Бернис осталась сидеть в машине. Бледное овальное лицо хранило серьезное выражение, словно она переваривала услышанное. Не в первый раз у Дэвида создалось впечатление, будто, разом перевернув две страницы в книге, он пропустил какой-то существенный элемент сюжета. Он что, слишком туп, чтобы понять, какой именно? Откуда у него ощущение, что все эти события — признание Электры, что она слышит шумы в подвале гостиницы, исчезновение пары из номера 101, контузия дяди — вместе складываются в единую связную картину? Только он почему-то не понимал, что это за картина. Или он смотрит на нее не под тем углом?
Налетевший ветер слегка качнул машину. Деревья, окружающие дом дяди, раскачивались, будто встряхивались огромные лохматые звери. Монстры просыпаются, сказал он самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— А, спасибо, сестра. — Признательно улыбнувшись, врач зашагал им навстречу. — Мистер Леппингтон. Известное, весьма известное в наших краях имя.
Дэвид кивнув, решив поправить врача — не из самолюбия, а скорее для того, чтобы облегчить разговор им обоим: можно будет избежать обычных хождений вокруг да около.
— На самом деле доктор Леппингтон. — Улыбнувшись, Дэвид протянул руку. Доктор Сингх пожал ее.
— А, врач? Прекрасно, прекрасно. Тогда такой лентяй, как я, вполне может пользоваться привычным жаргоном.
— Это мой друг, Бернис Мочарди, — добавил Дэвид.
— Совершенно ясно, — с пониманием кивнул доктор. — Сюда, пожалуйста. — Он отодвинул шторку. — Не пугайтесь. Вашего дядю, скажем так, еще не привели в порядок. В выходные нам редко выдается шанс отмыть хорошенько поступающих к нам. После закрытия общественных заведений в травмопунктах жизнь бьет ключом, сами знаете, доктор.
Дэвид кивнул. В пятницу и субботу вечером — в центре крупных городов или на окраинах мирных с виду городков — больницы с тем же успехом могли бы находиться в зоне военных действий, если исходить из растянувшихся там верениц окровавленных пострадавших.
Когда доктор Сингх отодвинулся в сторону, Дэвиду впервые удалось по-настоящему взглянуть на своего дядю, лежавшего на каталке.
Старик был без сознания, простыня, поверх которой безжизненно лежали его руки, была натянута до середины обнаженной груди. Дышал Джордж Леппингтон ритмично, хотя из его рта и вырывались мокрые бронхиальные хрипы. Дэвид заметил вставленную в ноздрю трубку подачи кислорода.
Тут он увидел кровь.
Проклятие...
Кровь превратила седую шевелюру Джорджа в красновато-коричневый колтун. Дэвид обошел койку, автоматически проводя осмотр: цвет кожи — мертвенно-бледный, почти цвета топленого жира с типичной для шока блестящей белизной; губы синеватые.
Тут он увидел повязку, на самом деле — пару гигиенических полотенец, примотанных к голове дяди марлевым бинтом. Предварительная обработка в травматологии предпочитает презентабельности действенность. Кровь проступила сквозь белую повязку соцветиями коричневого и красного.
— Что произошло? — Дэвид поднял взгляд.
— Никто в точности не знает. — Доктор Сингх слегка склонил голову набок. — Глубокая рана головы. Потеря сознания — результат удара, в то время как...
— На него напали? — пораженно вопросил Дэвид.
— Не нам об этом судить.
— Трещина черепа?
— Тоже нельзя сказать ничего определенного, во всяком случае, пока не сделаем ему рентген.
— А когда это будет?
Доктор Сингх пожал плечами:
— Простите. Субботняя ночь.
— Послушайте, мне кажется, вы должны заняться им в первую очередь. Ему более восьмидесяти лет.
— Я разделяю ваше беспокойство, доктор, но и у нас свои приоритеты.
— Где полиция?
— Им сообщили.
— Они сейчас в здании? Я могу с ними поговорить?
И снова в качестве ответа доктор Сингх мог предоставить только: «Субботняя ночь. Извините», что с каждым разом причиняло Дэвиду все большую боль.
Приложив пальцы к губам, Дэвид глядел на дядю. Лоб старика был нахмурен, словно какая-то огромная забота угнетала его, даже когда он был без сознания. Белые — тревожно белые — бескровные веки подергивались и подрагивали, временами открывая безжизненный блеск глазного яблока. Дэвид почувствовал, как ему на локоть легла чья-то рука. Опустив взгляд, он увидел Бернис; с овального личика девушки смотрели полные беспокойства глаза.
Дэвид медленно выдохнул. Так вот что чувствует человек по ту сторону баррикад в травматологии — родственник пострадавшего. Чувствует он себя препаршиво. Он не верит, что все под контролем. Он дает волю эмоциям. Глубоко вдохнув, Дэвид спросил:
— Насколько серьезно ранен мой дядя?
Карие глаза доктора Сингха смотрели сочувственно.
— Пока рано говорить.
О Господи, только не говорите слова «Потому что это субботняя ночь», с внезапной яростью подумал Дэвид.
— Рана не представляется слишком серьезной. Но опять же следует учитывать его возраст. Вы сказали, восемьдесят с чем-то.
Дэвид кивнул.
— Думаю, восемьдесят четыре — восемьдесят пять. Кто его привез?
— "Скорая". Судя по всему, после того как он получил ранение, он смог добраться до телефона.
— Значит, он в состоянии был говорить, когда звонил.
— Нет. Его услышали в отделении неотложной помощи... то есть они услышали шум. Вот и все, трубка так и не была положена на рычаг. Так что они связались с телефонной станцией, а там уже определили номер телефона и адрес вашего дяди, а потом отправили по адресу полицию и «скорую помощь». Они проявили немалую инициативу, как по-вашему?
— Верно, — согласился Дэвид. — После рентгена его переведут в палату для наблюдения?
— Да, к сожалению, я не могу сказать, когда точно это будет. В конце концов с...
— Субботняя ночь. — Дэвид слабо улыбнулся, теперь он чувствовал себя спокойнее. — Я знаю, — сказал он и понадеялся, что слова его прозвучат понимающе, а не саркастично. — Я отработал свое в приемном покое в Королевском госпитале Ливерпуля. Примите мои соболезнования.
С хрустом отодвинулась в сторону шторка; это снова была высокая медсестра.
— Доктор Сингх. Язва двенадцатиперстной в номере первом. Судя по всему, внутреннее кровотечение. Инфаркт в восьмом, шестьдесят лет. И ожог кипящим маслом в третьем.
Доктор Сингх вздохнул, извиняясь:
— Я вернусь, как только смогу. Пожалуйста... посидите со своим дядей, если хотите. В приемном покое есть автомат, если хотите освежиться. — Он уже вышел из бокса, но на мгновение остановился. — Одно слово предупреждения. На вашем месте я бы избегал супа из бычьих хвостов. — Он улыбнулся. — Вернусь, как смогу.
Значит, трое, подумал Дэвид. Он подавил неуместную улыбку, готовую растянуть ему губы. Субботняя ночь в травматологическом отделении — это когда пациентов называют не по имени, а по болезни или полученному увечью. А единственный диагноз, который врач может поставить хоть с какой-то долей уверенности, — это чего не есть из продуктового автомата. И несмотря на все это, планете удается-таки плавно вращаться вокруг солнца.
Бернис опустила пару пластмассовых откидных стульев возле койки. Дэвид почувствовал благодарность — огромную благодарность, а еще он был тронут ее готовностью присоединиться к нему в ночном бдении.
Так они и сидели рядом, глядя на лежащего старика, слыша влажные звуки, рвущиеся из его горла, вдыхая антисептические пары госпиталя, смотря, как кровь засыхает на лице старика в чешуйчатую вторую кожу. Дэвид испытал порыв взять Бернис за руку: как хорошо было бы почувствовать прикосновение кожи другого человека.
Но из типично британской сдержанности держал руки ладонями вниз на коленях.
Стрелки часов на стене дошли до десяти минут четвертого. В этот момент Джордж Леппингтон открыл глаза — широко открытые глаза остекленело уставились в потолок; рот старика разверзся трещиной, челюсть напряглась, когда раздвинулись губы.
И тут он заговорил.
2
Старик говорил отчетливо, быстро и как будто с придыханием:
— Из Трухейма пришел я... Здесь ожидаю я Рагнарек. Здесь сражусь я с Фенриром-волком, под мировым древом здесь!!! Слушайте речи Гримнира. Здесь я жду Рагнарек с восьмью сотнями. — Он сделал глубокий вдох, зрачки глаз скатились вниз и остановились на Дэвиде. Эти глаза были яркими и сияющими, словно он видел что-то, столь же притягивающе прекрасное, сколь и ужасающее. — Дэвид... я — Иштар. Я сломал ворота подземного мира и натравил мертвых на живых; прости, у меня не было выбора... не было выбора... прости, Дэвид. Но времени не оставалось...
— О чем это он? — спросила Бернис. Судя по голосу, слова старика ее напугали. — Что он имеет в виду?
— У него в голове все смешалось. Он получил основательный удар по темечку. Не так ли, дядя? — Дэвид легко коснулся руки старика, неподвижно лежавшей поверх одеяла. — Дядя Джордж, ты можешь рассказать, что произошло? На тебя кто-то напал?
— Напал? — Старик потряс головой. — Нет. Динамит.
— Динамит?
— Я заложил заряды в железную решетку в пещере. Думал, отошел на достаточное расстояние. Взрывом меня швырнуло о стену.
— Но зачем, скажи на милость, тебе понадобился динамит?
— Мне нужно было открыть пещеры. — Он поглядел на Дэвида стеклянными глазами. — Я должен был сломать ворота в подземный мир. Я должен был натравить мертвых на живых.
Дэвид перевел взгляд на Бернис. Глаза девушки были прикованы к лицу старика; она впитывала каждое произносимое им слово с вниманием настолько пристальным, что просто ставило в тупик. У старика явно в голове все перепуталось, конечно же, он бредит.
— Дэвид. — Старик схватил его за руку. — Мне следовало раньше призвать тебя в Леппингтон и все объяснить. Это моя вина, что я оттягивал до тех пор, пока не стало слишком поздно.
— Но я здесь. Дядя, расслабься.
— Нет. Я многое должен был тебе рассказать. Я начал делать это, когда ты был совсем еще мал. Я говорил с тобой с того самого дня, когда ты родился, поскольку знал, что ты уже тогда понимал человеческую речь. Я рассказывал тебе о нашей истории и о нашем предназначении. И продолжал рассказывать, когда твоя мать увезла тебя из Леппингтона. Ей не следовало этого делать, она была не отсюда... она страшилась правды и не хотела сама принять участие в ней.
— Дядя, я разыщу врача. Нужно как можно скорее сделать тебе рентген.
— Нет. — Старик крепче сжал его руку. — Разве рентген покажет тебе слова у меня в голове? Дэвид, послушай меня: время пришло. Ты помнишь?
Дэвид покачал головой. Слова старика были вполне связными, но его рассудок явно пострадал от удара.
— Дэвид, помнишь, когда ты был маленьким? Тебе было четыре-пять лет? Я взял тебя с собой в пещеру? Я постучал по прутьям железным штырем. Что вышло к тебе из тьмы? Что у тебя на глазах подошло к самым прутьям решетки?
Дэвид покачал головой. Глаза старика приобрели странный блеск, но само лицо оставалось безжизненным. Как будто дядя находился в трансе.
— Дэвид, скажи мне, что ты тогда увидел?
— Я ничего не видел, дядя.
— Ты видел. Тогда в пещере. Что ты видел?
— Ничего. Я ничего не видел.
— Послушай меня, Дэвид. Прочти историю семьи, которую я тебе дал. В ней — вся легенда Леппингсвальтов.
— Я прочту ее, как только вернусь в гостиницу. А теперь успокойся, дядя, пожалуйста.
— Э... не надо мне потакать. Теперь тебе не удастся спрятаться от правды.
— Дядя.
— Твоя мать воздвигла кирпичную стену у тебя в голове. Стена отделяет тебя от воспоминаний о том, что ты видел, когда был маленьким мальчиком. Пора сломать эту стену. Ты должен вспомнить.
Дэвид повернулся к Бернис:
— Ты не поищешь сестру или доктора Сингха?
— Нет. Послушай меня. Послушай. Открой свой разум. — Пальцы старика впились в руку Дэвида. — Теперь дело за тобой, Дэвид. Ты должен взять их под свой контроль. Ты должен возглавить их. Если ты не сделаешь этого, они убьют всех. Они станут заразой, которая уничтожит все человечество.
— Дэвид, — сдавленно пробормотала Бернис, — что он такое говорит?
— Не знаю. У него все смешалось.
— Дэвид. Ты — их король. Возьми власть. Если ты не сделаешь этого, все умрут. Ты меня слышишь? Все умрут. Это будет Рагнарек... конец всего...
Хватка старика на его руке внезапно ослабла. Глаза, которые только что блестели и сияли умом, закрылись.
— О боже, — голос Бернис сорвался, — он...
— Нет. — Дэвид пощупал пульс старика. — Он снова без сознания. Пульс у него ровный.
— Но что он такое говорил? Что он имел в виду? Ты король, должен взять власть?
Возможности ответить у Дэвида уже не было. За спиной у него загремели кольца, зашуршала отодвигаемая в сторону шторка.
— А, доктор Леппингтон. — Сияя улыбкой, в бокс вошел доктор Сингх. — Как наш пациент?
— Он приходил в сознание.
— Приходил в сознание?
— Он говорил с нами незадолго до вашего прихода.
На это доктор Сингх ответил недоверчивой улыбкой.
— Правда? Говорил? Я полагал, что он в глубокой коме. Сотрясение мозга представляется действительно весьма значительным. Вы уверены, что он говорил? — И слова, и добродушно-насмешливая улыбка — как будто он подозревал, что над ним подшучивают.
— Да, — совершенно серьезно ответила Бернис. — Его слова звучали вполне внятно и осмысленно. Он рассказывал Дэвиду... доктору Леппингтону...
Она смешалась.
— Рассказывал что?
— Мой дядя был не в себе. Думаю, он путал фантазии и реальность.
— А-а-а, — кивнул доктор Сингх с понимающим видом, но Дэвид заметил то, как он качнулся вперед. Старый трюк, которому со временем обучаются все врачи приемного отделения, — качнуться вперед на пятках, чтобы незаметно попытаться унюхать алкоголь в дыхании собеседника.
С уколом внезапного гнева Дэвид вдруг сообразил, что доктор Сингх подозревает, что они с Бернис или пьяны, или находятся под действием наркотиков, или и то и другое разом.
— Ну тогда это и все, — сказал доктор Сингх (менторским тоном, подумал Дэвид: добрый доктор, очевидно, отмахнулся от мысли, что пострадавший старик мог только что заговорить, как от галлюцинации). — Мне только что сказали, что вашего дядю можно отвезти на рентген. Потом мы сможем подыскать ему более комфортабельную постель.
Дэвид опустил взгляд на старика: прикрепленная к его голове повязка с одного боку насквозь пропиталась кровью. Кожу Дэвида все еще продолжало как будто покалывать. На этот раз это был не гнев. Он чувствовал, что в глубине его сознания началось что-то вроде перетягивания каната, и противниками были память и забвение.
В это мгновение он осознал, что где-то в его мозгу действительно есть скрытое воспоминание. Что-то, чего ему не хотелось вспоминать. Но теперь это что-то неумолимо пробивалось на поверхность.
Он отступил назад, когда в кабинку вошли санитары, чтобы увезти каталку в рентгеновский кабинет. Кожу его покалывало, словно от живота к спине маршировал полк насекомых.
И тут страх — холодный и ужасающий — начал незаметно заливать его тело.
3
Рассвет только-только подернул небо серым, когда они выходили из больницы, — Бернис по-прежнему с ярко-красными губами и закутанная в теплую и слишком большую дубленку.
Дядя Дэвида так и не пришел больше в сознание и лежал теперь в больничной палате. Дэвид удостоверился, что цвет лица у него здоровый, дыхание и пульс сильные и ровные. Теперь им ничего не оставалось, кроме как ждать, что природа сделает свое дело. Если повезет, через несколько часов старик очнется сам. У него, конечно, будет головная боль, как от распоследнего похмелья, но по крайней мере он будет на пути к выздоровлению.
Уже на стоянке, когда они садились в «вольво», Дэвид спросил:
— Ты не против, если, перед тем как вернуться в гостиницу, мы заедем проверить дядин дом? Я хочу убедиться, что там все заперто.
Бернис кивнула, но что-то ее, очевидно, тревожило.
— Твой дядя словно предупреждал тебя. К чему все эти разговоры о том, что ты должен сам взять все под контроль, иначе мы все погибнем?
— А, это долгая история. — Дэвид устало улыбнулся. — И больше похожая на фантастическую сказку, если уж на то пошло.
Бернис улыбнулась в ответ, но голос ее прозвучал серьезно:
— Предположим, я верю в сказки. — Она внимательно смотрела на него. — Почему бы тебе не рассказать мне ее?
— Ладно. — Дэвид кивнул, спрашивая себя, с чего это она так заинтересовалась словами старика. — Я расскажу тебе то, что рассказал мне он.
Пока Бернис переключалась на заднюю передачу и задом выводила машину со стоянки, Дэвид начал рассказ.
Глава 25
1
К тому времени, когда они подъехали к Милл-хаус, небо было уже ровно серым. За десять минут езды Дэвид успел пересказать Бернис всю семейную легенду. Девушка слушала с напряженным вниманием, как будто его рассказ имел непосредственное отношение к ее собственной жизни.
Дэвид не знал, чем ее так могла заинтересовать эта история. Божественная кровь? Вампирские воинства? Наказ создать новые империи? Сам Дэвид списал эту историю как диковину, пустую байку.
Выключив мотор, Бернис осталась сидеть в машине. Бледное овальное лицо хранило серьезное выражение, словно она переваривала услышанное. Не в первый раз у Дэвида создалось впечатление, будто, разом перевернув две страницы в книге, он пропустил какой-то существенный элемент сюжета. Он что, слишком туп, чтобы понять, какой именно? Откуда у него ощущение, что все эти события — признание Электры, что она слышит шумы в подвале гостиницы, исчезновение пары из номера 101, контузия дяди — вместе складываются в единую связную картину? Только он почему-то не понимал, что это за картина. Или он смотрит на нее не под тем углом?
Налетевший ветер слегка качнул машину. Деревья, окружающие дом дяди, раскачивались, будто встряхивались огромные лохматые звери. Монстры просыпаются, сказал он самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51