Эрминия попыталась собраться с силами и определить направление, куда идти, в страшном отсвете замка, горящего на вершине горы. Попробовала позвать еще, негромко. Но тут ей послышались чужие шаги, словно наполнившие собой весь лес, и чужие голоса, даже смех. Она не знала, то ли слышит их, то ли включился ее ларан.— Ха! Вот и конец Хамерфелу!— Конец им всем!Парализованная страхом, Эрминия стояла, озираясь, на месте, а языки пламени поднимались все выше и выше. Наконец с великим грохотом, словно рушился весь мир, замок обвалился, и огонь начал ослабевать. Дрожа от ужаса, она пустилась бегом и не останавливалась до тех пор, пока не скрылось из виду зарево над развалинами того, что совсем недавно было гордой крепостью Хамерфел. К утру Зрминия совсем потерялась в незнакомом лесу, у ног ее испуганно отиралась собака, а на груди, обхватив ручонками шею, спал усталый ребенок. Ювел тихо и жалобно скулила, словно пытаясь успокоить хозяйку. Тогда Эрминия села на бревно, а Ювел прижалась к ней, согревая и стараясь отвлечь внимание от зарева гаснущего пожара, — всего, что осталось герцогине от единственного родного ей места на земле.Когда свет нового дня начал набирать силу, женщина устало поднялась и, тяжело взяв на руки спящего малыша, пошла к деревне у подножия холма. Но тут, к своему ужасу, обнаружила, что люди Сторна успели побывать там раньше; вместо домов — чадящие руины, а большинство людей разбежалось по лесам, за исключением тех, кто был убит. Измученная, с болью в сердце, она заставила себя пройтись по развалинам деревни и заглянуть в несколько уцелевших домов, чтобы спросить, не видел ли кто Маркоса с Конном на руках. Но никто ничего не знал ни о старике, ни о ребенке. Ей приходилось тщательно следить, чтобы ее не увидел ни один захватчик. Если бы кто-то из приспешников Сторна узнал ее и Аластера, то их моментально убили бы. Эрминия ждала почти до полудня, все еще надеясь, что герцогу удалось выбраться из пожара и он присоединится к ней, но все, кого она расспрашивала, смотрели в убитое горем и перепачканное грязью лицо женщины с жалостью и состраданием. Никто ничего не знал и о старике с годовалым младенцем на руках.Весь тот день герцогиня не прекращала поиски, но к закату осознала, что наступил самый страшный момент в ее жизни и она должна его преодолеть. Маркос пропал, погибнув в огне или убитый врагами. Или же он бросил ее по каким-то неведомым причинам. Герцог не пришел на рассвете, следовательно — наверняка погиб, когда обрушился горящий замок.И вот в сумерках, убитая горем и дрожа от страха, Эрминия заставила себя сесть, расчесать и заплести в косу длинные, взлохмаченные волосы, поесть, дать хлеба собаке и голодному ребенку. По крайней мере, она не осталась «овеем одна: с ней был ее первенец, теперь — герцог Хамерфел, но где же, где его брат-близнец? Единственной надеждой и защитницей им стала теперь неразумная собака. Потом Эрминия легла на землю, укуталась плащом, теснее прижавшись к Ювел, чтобы согреться, и обняв спящего Аластера. Она истово поблагодарила богов за то, что зима уже прошла. Герцогиня понимала, что с рассветом ей придется вести себя крайне осторожно. Ей надо узнать дорогу и приготовиться к долгому пути, в конце которого она должна прийти в Тендару к родственникам, работавшим в тамошней Башне. Аластер ворочался в объятиях, а тело ее содрогалось от рыданий. 5 Город Тендара располагался в долине, раскинувшейся посреди Вензийских холмов, а его огромная Башня намного превосходила высотой прочие постройки. В отличие от других, более уединенных Башен, в которых телепаты — наблюдатели, хранители, техники и механики практически не имели связи с внешним миром, эта вовсе не стремилась изолировать их от городского населения. Даже наоборот: пыталась внедрить светский образ жизни, как было принято в Нижних Землях.Работники Башни, как правило, имели дома в городе, иногда роскошные. Однако к вдовствующей герцогине Хамерфел это не относилось. Эрминия, предпочитавшая своему титулу более скромный (хотя в тендарском обществе куда более престижный) — второго техника Башни Тендары, проживала в маленьком домике на улице Оружейников. Единственной роскошью, которую она себе позволяла, был небольшой сад, полный пряных трав, цветов и фруктовых деревьев.Эрминии исполнилось уже тридцать семь, но она по-прежнему была стройна, подвижна и ясноглаза, а ее ярко-рыжие волосы блестели так же, как в юности. Все эти годы она жила одиноко, с сыном, и все эти годы не давала повода скандальным сплетням затронуть ее имя. Она появлялась исключительно в обществе сына, домоправительницы и большой старой рыжей собаки.И происходило это вовсе не от того, что ее сторонились в обществе, наоборот, это она его избегала и даже, кажется, презирала. Дважды ей делали предложение: в первый раз Хранитель Башни — Эдрик Элхалин, а не так давно — ее кузен, Валентин Хастур, тот самый, который приезжал в ее горный замок много лет назад. Он, близкий родственник Хастуров из Тендары и Каркосы, впервые предложил ей выйти за него замуж на второй год ее работы в Башне. Тогда Эрминия отказала, сославшись на слишком недавний срок вдовства. Однажды вечером, на закате лета, через восемнадцать лет после ее появления в городе, он повторил попытку.Валентин нашел ее в садике городского дома, сидящей на лавке и занятой вышиванием. Ювел лежала у ее ног, но когда он стал приближаться к хозяйке, собака приподняла голову и заворчала.— Спокойно, спокойно, девочка, — ласково пожурила ее Эрминия. — Пора бы тебе научиться узнавать моего кузена, он бывает здесь достаточно часто. Лежать, Ювел, — строго добавила она, и собака распласталась у ее ног огромной рыжей кучей.— Приятно знать, что у вас есть такой преданный друг, поскольку других защитников, по-видимому, не имеется. Если я добьюсь своего, она узнает меня лучше, — заметил Хастур, многозначительно улыбаясь.Эрминия посмотрела в глубокие серые глаза сидевшего рядом с ней мужчины. Теперь в его волосах проглядывали седые пряди, но в остальном он не изменился. Это был все тот же человек, что оказывал ей поддержку и искреннее расположение уже почти двадцать лет. Она вздохнула.— Кузен, я, как всегда, очень признательна тебе, но, по-моему, ты догадываешься, почему я по-прежнему должна сказать тебе «нет».— Черт бы меня побрал, если я это знаю, — воскликнул Валентин. — Я предполагаю, что ты не можешь до сих пор горевать о старом герцоге, хотя, вероятно, хочешь, чтобы так считали окружающие.Ювел потерлась о колени Эрминии и тихо заскулила, требуя внимания. Эрминия рассеянно погладила ее.— Валентин, ты же знаешь, что ты мне небезразличен, — и это правда, что я больше не горюю по Раскарду, хотя он был прекрасным мужем и добрым отцом моим детям. Но сейчас я не считаю вправе думать о замужестве из-за сына.— Во имя Аварры, родственница! — воскликнул Хастур. — Неужели ему можно пожелать чего-то лучшего, чем матери, вышедшей замуж за Хастура? Ты только подумай, что будет, если он начнет считать себя Хастуром больше, чем Хамерфелом, или если я поклянусь восстановить его положение соответственно титулу и праву на наследство?— Когда я впервые пришла в Тендару, то доверила тебе свою жизнь и жизнь своего ребенка… — Но Валентин лишь махнул рукой. — И вовлечь тебя в кровавую междоусобицу в ответ на твою доброту было бы, с моей стороны, черной неблагодарностью, — ответила Эрминия.— Всего лишь родственное одолжение, — сказал он. — Это я в вечном долгу перед тобой, дорогая моя. Но, Эрминия, как ты можешь до сих пор считать эту старую вражду незакрытой, когда в роду Хамерфелов не осталось больше никого, кроме твоего сына, которому был лишь год, когда в горящем замке погибли его отец и вся челядь?— Тем не менее, пока мой сын не будет восстановлен в законных правах, я не могу вступать в другой брак, — произнесла Эрминия. — Когда я выходила замуж, то поклялась Раскарду, что посвящу жизнь благополучию рода Хамерфелов. От этой клятвы я не отступлюсь, а втягивать других в наши дела не собираюсь.— Обещание мертвому не имеет силы, — возразил Валентин, скорее убеждая самого себя. — А я — живой и считаю, что ты мне обязана больше, чем мертвому.Эрминия вызывающе улыбнулась ему:— Мой дорогой родственник, я действительно очень многим тебе обязана.И это так, поскольку, когда герцогиня пришла в Тендару голодная, без гроша в кармане, в лохмотьях, Валентин взял ее к себе в дом и сумел устроить все так, что это не нанесло никакого ущерба ее репутации. В то время он был женат на благородной даме из рода Макаранов. Валентин и жена одели и накормили Эрминию с ребенком, подыскали домик, где она жила до сих пор, и ввели в круг Башни, где она достигла своего нынешнего высокого положения. Все это осталось невысказанным, но было понятно без слов.— Прости меня, дорогая Эрминия, — извинился Хастур. — Ты ничего не должна мне, я говорил это раньше и то же самое имел в виду сейчас. Раз уж зашла речь об этом, то должник — я, ибо все эти годы пользовался твоей дружбой и расположением. К тому же я помню, как любила тебя моя жена, поэтому думаю, что не оскорблю ее памяти, если предложу тебе выйти за меня замуж.— Я тоже ее любила, — сказала Эрминия, — и если б я собиралась выйти замуж, то лучше тебя мне никого не придумать, дорогой мой друг. Трудно забыть все, что ты сделал для меня и для моего сына. Но я поклялась, что пока он не будет восстановлен в правах…Валентин Хастур нахмурился и, пытаясь разобраться в своих чувствах, устремил взор на крону дерева, под которым они сидели. Аластер Хамерфел был, по его мнению, шалопаем, не заслуживающим как высокого титула, так и забот, которые проявляла к нему мать. Но говорить это ей — последнее дело, сын был ее единственным сокровищем, и она не в состоянии была разглядеть в нем ни одного изъяна. Эрминия была привязана к нему всей душой, и ничто не могло опорочить его в ее глазах. Валентин понимал, что допустил ошибку, напомнив ей о сыне, ибо Эрминия знала: при всей своей доброте Валентин недолюбливал юношу.В прошлом году Аластер был крупно оштрафован за то, что его в третий раз задержали за безрассудную езду в коляске по городу. И такой штраф был самым распространенным среди молодых людей его лет, поскольку те, к сожалению, почитали делом чести нарушать законы, призванные оберегать безопасность всадников и пассажиров экипажей.«Эти молодые повесы, считающие себя украшением общества, — сущее наказание для родственников, — думал Валентин, сознавая, однако, что такие мысли приходят в голову лишь с возрастом. — Интересно, — продолжал он размышлять, — может, я просто старею?»Лежавшая в ногах собака вдруг насторожилась и подняла голову, а Эрминия облегченно произнесла:— Вряд ли Аластер мог явиться так рано, к тому же на улице не было слышно его лошади. Кто бы это мог быть? Явно кто-то, кого Ювел хорошо знает…— Это твой родственник Эдрик, — сообщил Валентин Хастур, глядя в сторону садовой калитки. — Я, пожалуй, пойду…— Нет, кузен. Если это Эдрик, то можешь быть уверен, наш разговор будет чисто деловым, но если ему не захочется говорить в твоем присутствии, он не будет церемониться, чтобы тебя спровадить, — со смехом сказала Эрминия. Эдрик был Хранителем первого круга матрикса Матрикс — звездный камень.
в Башне Тендары и приходился родственником как Эрминии, так и Валентину.Он быстро прошел в сад и холодно, по-светски, поклонился Хастуру.— Мое почтение, кузина, — произнес он формальное приветствие.Эрминия ответила ему реверансом.— Добро пожаловать, кузен. Довольно странный час для визита к родственникам.— Я пришел просить тебя об одном одолжении, — не теряя времени, произнес Эдрик в характерной для него резкой манере. — Вполне семейное дело. Ты знаешь, что моя дочь Флория обучается на Наблюдающую в Башне Нескьи?— Да, я помню. И — как она?— Очень хорошо, кузина, но, похоже, в Нескье для нее нет постоянной работы, — ответил Эдрик. — А Кендра Лейнье сейчас беременна, и она возвращается к мужу, пока не родит. В результате в третьем круге Башни Тендары освобождается место для Флории. Но пока все не будет известно наверняка, Флория должна жить здесь, в Тендаре, а тебя, моя дорогая родственница, я попросил бы стать ее наставницей в обществе, поскольку более подходящей кандидатуры трудно себе представить.Мать Флории скончалась, когда та была еще маленькой, девочка доводилась Эрминии близкой родственницей.— А сколько сейчас лет Флории? — спросила Эрминия.— Семнадцать. Пора замуж, но она хочет сначала несколько лет поработать в Башне, — ответил Эдрик.«Как быстро они растут! — подумала Эрминия. — Кажется, еще вчера Флория и Аластер были детьми, игравшими в этом саду».— С огромным удовольствием возьмусь за это, — ответила Эрминия.— Ты пойдешь сегодня вечером на концерт дома Гейвина Деллерея? — спросил Эдрик.— Да, — сказала Эрминия. — Дом Гейвин — близкий друг моего сына. Они вместе обучались музыке, когда Аластер был еще мальчиком. Мне кажется, Гейвин всегда положительно влиял на него.— Тогда ты, может быть, присоединишься к нам с Флорией?— Мне бы очень хотелось, но я тоже абонировала ложу на весь сезон, причем сегодняшний концерт Гейвина сыграл здесь не последнюю роль. — В ее тоне проскользнули ностальгические нотки. — О Эдрик, ты не представляешь, как тяжело думать, что Флории уже семнадцать. Когда я видела ее в последний раз, ей было всего одиннадцать, она носила короткое детское платьице. Я помню, как Аластер жутко дразнил ее — гонялся за ней по всему саду, показывая пауков и змей, пока я не остановила его, позвав обоих ужинать, но и там он продолжал ее донимать, забрав себе все ее пирожные и конфеты. Тогда он получил от няньки хороший нагоняй.— Ну, с тех пор Флория сильно подросла, и сомневаюсь, что твой сын ее узнает, — сказал Эдрик. — Глядя на нее сейчас, трудно вспомнить, какой непоседой она была в детстве, однако полагаю, что, имея перед собой в качестве примера тебя, дочь узнает, что значит быть настоящей дамой.— Надеюсь, — произнесла Эрминия. — Когда родился Аластер, я сама была очень молоденькой, ненамного старше Флории. В горах это обычное явление. Однако хотела бы я знать, как такая девочка может быть мудрой матерью и не вредит ли детям, когда их родительница еще сама не вполне повзрослела?— Я бы этого не сказал, — ответил Эдрик. — По-моему, ты всегда была прекрасной матерью, и ничего плохого об Аластере сказать не могу. Когда же Флория подрастет… — Он замолчал, а потом продолжил: — Мне было жалко смотреть на тебя, обремененную детьми, когда ты сама была еще почти ребенком. По-моему, молоденькие девушки должны быть беззаботны…— Да, знаю, — согласилась Эрминия. — Мои родичи не хотели, чтобы я выходила замуж за Раскарда, но я никогда не жалела о своем выборе. Про него я могу сказать только хорошее, и я рада, что у меня были дети в то время, когда я могла еще радоваться им под собственной крышей.Тут с болью она вспомнила о сыне, погибшем в горящем Хамерфеле. Но это было так давно. Возможно, ей действительно следует выйти замуж за Валентина, пока она достаточно молода, чтобы родить еще детей. Валентин уловил эту мысль, ибо она не прикрыла ее психическим щитом, и тепло ей улыбнулся. Эрминия опустила глаза.— Пусть будет так, как это могло бы быть, — произнес Эдрик, и Эрминия забеспокоилась, как бы он тоже не прочел ее мысли, хотя трудно было представить, что он не одобрил бы ее брака с представителем знатного и могущественного клана Хастуров. — Рад буду видеть тебя в нашей ложе сегодня в антракте. Флория будет счастлива вновь тебя увидеть. Ты всегда была ее любимой родственницей, потому что ты до сих пор такая молодая и веселая.— Надеюсь, я достаточно молода, чтобы быть ей не дуэньей, а другом и старшей сестрой, — заметила Эрминия. — Всегда завидовала ее матери, потому что всегда хотела иметь дочку.И вновь она поняла, что Валентин прочитал ее мысль, которую в данном случае она почти намеренно не пыталась скрывать. Когда Эдрик повернулся, чтобы уйти, она взяла его под руку.— Эдрик, есть еще один вопрос: сон, который я видела прошлой ночью. Он стал так часто повторяться…— Все тот же сон про Аластера?— Я не уверена, что это был именно Аластер, — смущенно сказала Эрминия. — Я была в Башне, в кругу, как вдруг вошел Аластер. Я думала, что это Аластер… — повторила она. — Ты же знаешь, как тщательно он всегда одевается, но в моем сне он был в одеждах, которые мог носить его отец. И он разговаривал со мной посредством звездного камня…Ее голос задрожал. Эрминия дотронулась до висевшего у ней на груди матрикса.Эдрик напомнил:— Но этот сон посещал тебя и раньше…— Да, весь этот год, — подтвердила она. — Похоже, что это какое-то предвиденье будущего, но все равно — ведь ты сам тестировал Аластера…— Да это так, и тогда я сказал тебе то же, что скажу и сейчас: у Аластера практически нет ларана, по крайней мере, его не столько, чтобы тратить время на подготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
в Башне Тендары и приходился родственником как Эрминии, так и Валентину.Он быстро прошел в сад и холодно, по-светски, поклонился Хастуру.— Мое почтение, кузина, — произнес он формальное приветствие.Эрминия ответила ему реверансом.— Добро пожаловать, кузен. Довольно странный час для визита к родственникам.— Я пришел просить тебя об одном одолжении, — не теряя времени, произнес Эдрик в характерной для него резкой манере. — Вполне семейное дело. Ты знаешь, что моя дочь Флория обучается на Наблюдающую в Башне Нескьи?— Да, я помню. И — как она?— Очень хорошо, кузина, но, похоже, в Нескье для нее нет постоянной работы, — ответил Эдрик. — А Кендра Лейнье сейчас беременна, и она возвращается к мужу, пока не родит. В результате в третьем круге Башни Тендары освобождается место для Флории. Но пока все не будет известно наверняка, Флория должна жить здесь, в Тендаре, а тебя, моя дорогая родственница, я попросил бы стать ее наставницей в обществе, поскольку более подходящей кандидатуры трудно себе представить.Мать Флории скончалась, когда та была еще маленькой, девочка доводилась Эрминии близкой родственницей.— А сколько сейчас лет Флории? — спросила Эрминия.— Семнадцать. Пора замуж, но она хочет сначала несколько лет поработать в Башне, — ответил Эдрик.«Как быстро они растут! — подумала Эрминия. — Кажется, еще вчера Флория и Аластер были детьми, игравшими в этом саду».— С огромным удовольствием возьмусь за это, — ответила Эрминия.— Ты пойдешь сегодня вечером на концерт дома Гейвина Деллерея? — спросил Эдрик.— Да, — сказала Эрминия. — Дом Гейвин — близкий друг моего сына. Они вместе обучались музыке, когда Аластер был еще мальчиком. Мне кажется, Гейвин всегда положительно влиял на него.— Тогда ты, может быть, присоединишься к нам с Флорией?— Мне бы очень хотелось, но я тоже абонировала ложу на весь сезон, причем сегодняшний концерт Гейвина сыграл здесь не последнюю роль. — В ее тоне проскользнули ностальгические нотки. — О Эдрик, ты не представляешь, как тяжело думать, что Флории уже семнадцать. Когда я видела ее в последний раз, ей было всего одиннадцать, она носила короткое детское платьице. Я помню, как Аластер жутко дразнил ее — гонялся за ней по всему саду, показывая пауков и змей, пока я не остановила его, позвав обоих ужинать, но и там он продолжал ее донимать, забрав себе все ее пирожные и конфеты. Тогда он получил от няньки хороший нагоняй.— Ну, с тех пор Флория сильно подросла, и сомневаюсь, что твой сын ее узнает, — сказал Эдрик. — Глядя на нее сейчас, трудно вспомнить, какой непоседой она была в детстве, однако полагаю, что, имея перед собой в качестве примера тебя, дочь узнает, что значит быть настоящей дамой.— Надеюсь, — произнесла Эрминия. — Когда родился Аластер, я сама была очень молоденькой, ненамного старше Флории. В горах это обычное явление. Однако хотела бы я знать, как такая девочка может быть мудрой матерью и не вредит ли детям, когда их родительница еще сама не вполне повзрослела?— Я бы этого не сказал, — ответил Эдрик. — По-моему, ты всегда была прекрасной матерью, и ничего плохого об Аластере сказать не могу. Когда же Флория подрастет… — Он замолчал, а потом продолжил: — Мне было жалко смотреть на тебя, обремененную детьми, когда ты сама была еще почти ребенком. По-моему, молоденькие девушки должны быть беззаботны…— Да, знаю, — согласилась Эрминия. — Мои родичи не хотели, чтобы я выходила замуж за Раскарда, но я никогда не жалела о своем выборе. Про него я могу сказать только хорошее, и я рада, что у меня были дети в то время, когда я могла еще радоваться им под собственной крышей.Тут с болью она вспомнила о сыне, погибшем в горящем Хамерфеле. Но это было так давно. Возможно, ей действительно следует выйти замуж за Валентина, пока она достаточно молода, чтобы родить еще детей. Валентин уловил эту мысль, ибо она не прикрыла ее психическим щитом, и тепло ей улыбнулся. Эрминия опустила глаза.— Пусть будет так, как это могло бы быть, — произнес Эдрик, и Эрминия забеспокоилась, как бы он тоже не прочел ее мысли, хотя трудно было представить, что он не одобрил бы ее брака с представителем знатного и могущественного клана Хастуров. — Рад буду видеть тебя в нашей ложе сегодня в антракте. Флория будет счастлива вновь тебя увидеть. Ты всегда была ее любимой родственницей, потому что ты до сих пор такая молодая и веселая.— Надеюсь, я достаточно молода, чтобы быть ей не дуэньей, а другом и старшей сестрой, — заметила Эрминия. — Всегда завидовала ее матери, потому что всегда хотела иметь дочку.И вновь она поняла, что Валентин прочитал ее мысль, которую в данном случае она почти намеренно не пыталась скрывать. Когда Эдрик повернулся, чтобы уйти, она взяла его под руку.— Эдрик, есть еще один вопрос: сон, который я видела прошлой ночью. Он стал так часто повторяться…— Все тот же сон про Аластера?— Я не уверена, что это был именно Аластер, — смущенно сказала Эрминия. — Я была в Башне, в кругу, как вдруг вошел Аластер. Я думала, что это Аластер… — повторила она. — Ты же знаешь, как тщательно он всегда одевается, но в моем сне он был в одеждах, которые мог носить его отец. И он разговаривал со мной посредством звездного камня…Ее голос задрожал. Эрминия дотронулась до висевшего у ней на груди матрикса.Эдрик напомнил:— Но этот сон посещал тебя и раньше…— Да, весь этот год, — подтвердила она. — Похоже, что это какое-то предвиденье будущего, но все равно — ведь ты сам тестировал Аластера…— Да это так, и тогда я сказал тебе то же, что скажу и сейчас: у Аластера практически нет ларана, по крайней мере, его не столько, чтобы тратить время на подготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26