Я их развернула, думаю, может, опрудились детки? Батюшки! Лучше бы я не делала этого! Зрелище не на мою нервную систему. Представляете, две головы, два туловища, два сросшихся живота, и всего две ноги. Ужас! Мне потом они по ночам снились. Ума не приложу, как им жить на белом свете? Оторопь берёт, как вспомню.
— Вы не знаете, как фамилия соседа?
— Знаю, как не знать, — Тропин Владимир Михайлович. Жену его законную, с которой он двух деток нажил, тоже знаю, славная такая женщина, все время со мной здоровалась, разговаривала, Светлана её зовут.
— Вы говорите, его фамилия Тропин? Это точно?
— Что мне путать? Я рядом живу с того момента, как он впервые завёл семью.
— Можете узнать по фотографии новую жену? — спросил Рогожин.
— Давайте, посмотрю, — согласилась пенсионерка.
Рогожин вытащил из блокнота фотографию Зинаиды Воробьевой и протянул старушке. Она внимательно рассмотрела снимок и уверенно сказала:
— Да, это она, новая жена соседа. Поначалу, как он её сюда привез, они под ручку везде ходили, а потом всё реже и реже я их вместе видела. Когда толстой стала, то выходить гулять перестали, может, ей тяжело было носить такой груз. Не повезло женщине, не повезло! Какое же это несчастье, родить таких деток! — с сожалением сказала она и вернула фотографию Рогожину.
Он положил снимок в блокнот и спросил у хозяйки номер её телефона. Она назвала. Пришло время распрощаться, всё, что нужно было, Рогожин узнал. Выйдя из подъезда, посмотрел на часы — два часа он беседовал со старушкой не зря. В милиции бы целый месяц бригада оперативников работала, чтобы раздобыть столько данных. Таким соседям памятники при жизни нужно ставить и медали давать. Замечательная старушка. Он быстрой походкой пошёл в агентство Братанова, чтобы поделиться с ним новостями.
«Фамилия Тропин мне знакома, — по пути рассуждал он. — Надюша что—то рассказывала о подруге Светлане с такой же фамилией. Какая—то трагедия в её семье была. Она попала в тюрьму, а муж в это время женился и чуть ли не развёлся с ней. Надо будет уточнить, может, это она и есть».
Братанов сидел в офисе. Крупный, физически сильный, выносливый, здоровый человек с уравновешенной нервной системой, он до того злополучного случая в бассейне, когда вдруг внезапно потерял сознание и его чудом спасли от неминуемой гибели, задумался о своём возрасте. Обморок в бассейне, внезапная остановка сердца, реанимационные мероприятия, — всё это, несомненно, «первые ласточки» напряжённого образа жизни, в навязанном ритме которого ему приходится жить. Он вытащил из стола фотографию, где были сняты Нинель Александровна и Князев.
«Эта женщина спасла мне жизнь. Мир тесен! Столько раз я встречал её в бассейне, но никогда не мог представить, что судьба так близко сведёт нас. Удивительно красивая женщина! Афродита! Ей пришлось провести мне массаж сердца, и она не растерялась, справилась. Медики развели руками и сказали, что им нечего делать, мне просто повезло, что рядом в эту минуту оказались решительные и смелые люди, которые спасли меня. Я в неоплатном долгу перед ней. Интересно, что делает возле неё проходимец Князев? Он её любовник, не зря обеспокоенная супруга заказала за ним слежку. Я уверен, что ему от красавицы что—то надо. Это очень скользкий и нечистоплотный тип. В милиции — случайный человек. Не зря ходили упорные слухи, что Князев махровый взяточник».
Братанов отложил в сторону фотографию. Да, он хорошо знал Князева, с которым проработал несколько лет во внутренних органах. Авторитет правоохранительных органов упал до катастрофически низкой степени благодаря таким работникам, как он.
Мало того, что ему подобные люди сами разлагают и развращают коллектив, они, вдобавок ко всему, делают всё, чтобы профессионалы не задерживались в милиции. Поэтому ушли, разбежались лучшие кадры, задача которых была одна — найти и обезвредить. А ведь чтобы только передать опыт и воспитать пришедшего с институтской скамьи новичка, сделать из него умного сыщика, требуется не менее семи—восьми лет. На деле, к сожалению, получается, что из—за таких руководителей — карьеристов, как Князев, в милиции сегодня не нужны грамотные, нравственно чистые, не коррумпированные люди. Сам Братанов прошёл путь от инспектора уголовного розыска до начальника криминального отдела, дослужившись до звания полковника. Его опыт и потенциал оказались ненужными. Произошла переоценка ценностей. Отодвинуты в сторону понятия о долге, чести, совести, их места заняли беспринципность, взяточничество, попустительство и халатность. Не из—за того ли его сердце источила въедливая ржа тревог и переживаний за любимую профессию? Братанов не позволил себе уйти в отставку, сделав для себя вывод, что ему ещё рано уходить на покой, есть силы и желание трудиться, поэтому открыл частное сыскное агентство. Так уж вышло, что семьи у него не было, всего себя без остатка он всегда отдавал работе.
За коварным Князевым, способным на любой мерзкий поступок, придётся понаблюдать, хотя бы в знак благодарности женщине, спасшей его жизнь. Может, в какой—нибудь момент ей понадобится срочная помощь, он, несомненно, придёт и выручит её. Она красива, а красивые женщины, как правило, недалёкого ума, ясно, что Князев вьётся вокруг неё не зря. Она же явно его переоценивает и доверяет ему, иначе бы не улыбалась широкой, светящейся улыбкой. Её муж обладал богатой ювелирной коллекцией украшений, не в этом ли кроется истинная причина симпатий Князева к наивной, ничего не подозревающей вдове?
«Мне кажется, что госпожа Кольцова находится в капкане, она не умеет разбираться в людях, само провидение заставляет меня открыть ей глаза на этого проходимца и уберечь даму от возможных неприятностей», — так думал Братанов, внимательно рассматривая фотографии Нинель Александровны. «Если увижу в бассейне, то попытаюсь поближе познакомиться, во всяком случае, повод для вручения ей букета роз у меня есть».
Глава восемнадцатая
Двадцать второго числа Князев позвонил Нинель Александровне в агентство, услышав её голос, сказал:
— Дорогая моя, у меня сегодня свободный вечер, мы сможем приятно провести время. Хочешь, сходим куда—нибудь и культурно отдохнём. Я готов выполнить любое твоё желание. Мы можем сходить в театр или на концерт, скажи куда, и я отправлюсь за билетами.
Он знал наверняка, что Нинель Александровна откажется идти с ним в людные места, а предпочтёт провести вечер дома. Он рассчитывал именно на это.
Поэтому её ответ не расстроил, а наоборот, обрадовал его:
— Нет, дорогой. Я же говорила, что выходить с тобой открыто в общество не могу, зачем давать пищу для разговоров? Я тебе не жена, могу позволить видеться с тобой дома или на работе.
— Ну, хорошо, родная, хорошо, давай, проведём вечер дома, хотя всё, что ты сейчас сказала — сущие предрассудки, — согласился он.
— Может быть, но я думаю так. Приходи к восьми часам, я накрою стол, и мы поужинаем.
— До встречи, жди, я приду, — он положил трубку.
«Только бы не подвёл Махонин, вдруг закуражится и не придёт? Да придёт, придёт, куда деваться, деньги ему нужны, выбора у него нет», — размышлял Князев, сидя в кабинете. На улице лил дождь, в окно было видно, как прохожие неуклюже прыгали через лужи. «Погода плохая, лучше всего сидеть в гнездышке вдовы, пить вино и утешать её. Нужно не забыть взять порошки со снотворным, чтобы утомленная моими ласками вдова крепко уснула и ничего не слышала». Он вызвал к себе в кабинет следователя Сергеева, тот через минуту стоял перед ним.
— Ну, как наш подопечный Кольцов—младший? Надеюсь, признался, что убил папашу? — спросил Князев.
— Я провёл несколько допросов, но он упрям, как осёл, твердит, что не убивал, — развел руками Сергеев.
— Ну, знаешь ли, на это не стоит обращать внимания. Допрашивать нужно понастойчивее. Мало кто из убийц признаётся в преступлении. Хорошо, переведи его в «цыганскую» камеру и продержи там до тех пор, пока не взвоет, — приказал Князев.
«Цыганской» камера называлась потому, что в ней когда—то за распространение наркотиков сидел цыганский барон, который пользовался непререкаемым авторитетом, сумевший подчинить своей воле всех других сокамерников. Ходили слухи, что с воли ему каким—то способом передавали деньги и наркотики, поэтому он имел власть над всеми, в том числе на некоторых не слишком честных охранников. Если в камеру подсаживали новеньких, он издевался над ними, как хотел. В тесном, не проветриваемом помещении стоял неприятный запах давно немытых тел; нар на всех не хватало, половина людей спала на заплеванном бетонном полу. Духота, теснота, антисанитария, скудная еда, сборище наркоманов и гомосексуалистов превратили камеру в рассадник СПИДа, туберкулёза и венерических заболеваний.
Впоследствии в неё стали сажать убийц, насильников и рецидивистов. Эти люди прошли через огонь, воду и медные трубы. Очутившись в «цыганской» камере, они окончательно теряли те мизерные остатки человеческого облика, что у них оставались, и превращались в говорящие человекоподобные существа. Ночь для новичка здесь была испытанием физических и психических истязаний и унижений, он проходил сквозь строй озверевших, ни перед чем не останавливающихся нелюдей. Посидевший в такой камере упрямый, неразговорчивый, отрицающий всякую вину человек, выйдя из неё, как правило, безоговорочно признавался в содеянном, подписывал, не читая любые протоколы, умоляя следователей лишь об одном — больше не возвращать обратно.
К такому люду перевёл следователь Сергеев Володьку Кольцова после распоряжения Князева. Делясь впечатлениями о деле ювелира, Сергеев говорил коллеге по работе Мельникову:
— Не понимаю, почему шеф прицепился к этому наркоману. В этом деле подозрения падают на Махонина, он был судимый, дворничиха его видела в день убийства в подъезде дома, только он сумел скрыться. Это его нужно найти и посадить в «цыганскую» камеру.
— Ты же знаешь истину: начальству виднее, — отвечал Мельников.
В этот дождливый, холодный день Махонин поздним вечером покинул дачу Антонины. В темноте добрался до своего дома и издали смотрел на тёмные окна квартиры. Ему очень хотелось зайти в дом, посмотреть на родные стены, почувствовать родной очаг, в котором провели жизнь его мать, отец, бабушка. Сделать такой шаг не решился, побоялся: он объявлен в розыск, в квартире вполне могла быть засада. Появляться на глаза соседям рискованно, они, конечно, сразу позвонят в милицию, тогда снова — прощай, свободная жизнь!
Он надеялся на последний шанс — войти поздней ночью в квартиру Кольцовой, вынести содержимое сейфа, отдать добро Князеву и получить обещанные деньги. Тогда перед ним откроется свободная жизнь, в которой он будет сам себе хозяин. Перед дорогой проверил карманы. Ключи от квартиры ювелира, от своей квартиры, куда он, к сожалению, идти не рискует, фонарик и взятый с Антонининой дачи флакон с концентрированной серной кислотой. Бутылку с кислотой он хотел выбросить или разбить, забрал он её от сестры, чтобы она, глупая, беды не натворила. Хотел выбросить по пути. Но потом решил, что опасная жидкость может ему сгодиться. Оружия у него при себе нет, пистолет Макарова из которого стрелял в Аверина, хранился дома в тайнике, если Князев не отдаст обещанные деньги, тогда…
«Если не отдаст деньги, обманет, как обманул в прошлый раз, плесну ему в лицо серной кислотой, будет помнить меня всю жизнь, — твёрдо решил про себя Махонин. — Мне терять нечего».
Незаметно под дождём добрался до дома ювелира. Окна вдовы были ярко освещены. Отойдя на расстояние в расположенный рядом сквер, выбрал тёмный угол, сел на скамейку и стал наблюдать за окнами, дожидаясь своего часа. Дождь продолжал идти, но Махонин, устроившись на скамейке под раскидистым клёном, был полностью защищен от него.
Князев сидел в уютной, тёплой квартире Нинель Александровны в гостиной за накрытым столом, пил вино, ел приготовленные для него блюда, шутил с ничего не подозревающей хозяйкой. Несколько раз они прерывали застолье, уходили в спальню и предавались любви.
— Я разойдусь с женой, мы будем вместе на всю жизнь, — горячо уверял вдову Князев.
— Когда ты это сделаешь? — со светящимися от счастья глазами спрашивала Нинель Александровна.
— Я буду говорить с ней на днях, она, по—моему, догадывается обо всём сама. Мы не поддерживаем супружеские отношения с тех пор, как стали близки с тобой.
Князев лукавил: в его планы вовсе не входило расставаться с женой, он жил обычной для него двойной жизнью.
— Хорошо, я подожду, я люблю тебя и готова ждать. Хочешь, я продемонстрирую тебе новые наряды, которые ещё никому не показывала? — Нинель Александровна встала с постели.
— Конечно, обожаю смотреть вещи, придуманные тобой. Они все очень красивы, полны фантазии, ты в них неотразима, — поддержал он предложение любовницы.
Нинель Александровна была польщена. Надев из лилового бархата вечернее декольтированное платье, она предстала перед ним. Князев не мог удержаться от восторженных восклицаний:
— О, это настоящий шик! Тебе нет равных по красоте и грации! Ты несравненная, я обожаю тебя. Кстати, безукоризненной лебяжьей шейке не помешает украшение из коллекции твоего мужа. Примерь, я посмотрю, — попросил Князев.
Но Нинель Александровна, вспомнив, какой казус произошёл с ней на кондитерской фабрике, не захотела омрачать прекрасный вечер неприятными воспоминаниями. Она сняла платье и повесила его в гардероб.
— Разве я тебе нравлюсь меньше без украшений? — с легким упрёком спросила она.
— Ну, что ты, Солнце моё! Как ты можешь такое говорить? — Князев поспешил исправить оплошность. — Золото, бриллианты, серебро лишь подчеркивают твою царственную красоту, моя дорогая, чарующая и обвораживающая, несравненная Нинель. Я уверен, что, если бы тебе пришлось участвовать в конкурсе красоты, ты бы стала Мисс Вселенной.
Время летело незаметно, наступила ночь, Князев предложил выпить на посошок.
— Как, ты разве не останешься со мной до утра? — разочарованно вымолвила Нинель Александровна. — На улице идёт дождь, зачем тебе уходить?
— Дорогая, у меня такая работа. Я солдат. Как ни жаль, но я должен тебя покинуть, так требует обстановка, — говорил Князев, наливая вино в бокалы.
Улучив удобный момент, когда она на несколько минут удалилась на кухню, он всыпал в её бокал порошки с сильнодействующим снотворным.
Она вернулась, неся на тарелке приготовленные бутерброды с икрой.
— Ну, хорошо, давай выпьем на прощанье и закусим, — сказала Нинель Александровна.
— За нашу любовь, — произнёс тост Князев и чокнулся с любовницей.
Увидев, что она не допила до конца, решительно запротестовал:
— За любовь грешно не выпить до дна.
Она, повинуясь уговорам, медленно осушила бокал.
— Ну, дорогая, отдыхай, высыпайся, помни: мы скоро навсегда будем вместе. Мне пора. Проводи меня до двери, — сказал он, выйдя из—за стола.
Нинель Александровна последовала за ним в прихожую.
— Я позвоню тебе завтра, до свидания, — сказал коварный любовник на прощанье, и они нежно распрощались.
Вдова закрыла дверь.
Вернувшись в комнату, она почувствовала сонливость, не убирая со стола посуду, пошла в спальную, разделась и легла в постель.
Ровно в три часа ночи, когда во всех окнах дома была непроглядная темнота, Махонин неслышными шагами вошёл в подъезд и поднялся на третий этаж. Перед квартирой Кольцовой остановился, вдруг вспомнив, что у ювелира была собака.
«У директора была собака, что, если она поднимет лай и разбудит весь дом, когда я зайду в квартиру? Странно, что Князев ничего о ней не говорил. Попробую осторожно поковыряться в замке, если собака в доме, она должна услышать и подать голос».
Он немного повозился с замком, но за дверью стояла мёртвая тишина. Осмелев, приоткрыл дверь и, не услышав ничего подозрительного, бесшумно проскользнул в квартиру. Несколько минут, пока его глаза привыкали к темноте, стоял и напряженно прислушивался к тишине. Осветив путь фонариком, прошёл в кабинет ювелира. Положив фонарик на стол и, направив луч света на сейф, бесшумно открыл его ключом, который взял из ящика письменного стола. Махом выгреб с полок многочисленные маленькие коробочки, наполненные целлофановые пакеты и увесистые длинные футляры, переложил всё в спортивную сумку.
Открыв одну из коробочек и, увидев украшения, он без колебаний сунул её в карман куртки. Пошарив рукой в одном из пакетов, извлёк из него несколько золотых цепочек и кулонов. «Пригодится для Антонины, — лихорадочно подумал он, спрятав их в карман. — Вернусь, подарю ей». Осветив опустевший сейф и, убедившись, что забрал всё, закрыл его и положил ключ на место. Приподняв загруженную сумку, почувствовав приличный вес, пожалел в душе, что придётся ценный груз отдать Князеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Вы не знаете, как фамилия соседа?
— Знаю, как не знать, — Тропин Владимир Михайлович. Жену его законную, с которой он двух деток нажил, тоже знаю, славная такая женщина, все время со мной здоровалась, разговаривала, Светлана её зовут.
— Вы говорите, его фамилия Тропин? Это точно?
— Что мне путать? Я рядом живу с того момента, как он впервые завёл семью.
— Можете узнать по фотографии новую жену? — спросил Рогожин.
— Давайте, посмотрю, — согласилась пенсионерка.
Рогожин вытащил из блокнота фотографию Зинаиды Воробьевой и протянул старушке. Она внимательно рассмотрела снимок и уверенно сказала:
— Да, это она, новая жена соседа. Поначалу, как он её сюда привез, они под ручку везде ходили, а потом всё реже и реже я их вместе видела. Когда толстой стала, то выходить гулять перестали, может, ей тяжело было носить такой груз. Не повезло женщине, не повезло! Какое же это несчастье, родить таких деток! — с сожалением сказала она и вернула фотографию Рогожину.
Он положил снимок в блокнот и спросил у хозяйки номер её телефона. Она назвала. Пришло время распрощаться, всё, что нужно было, Рогожин узнал. Выйдя из подъезда, посмотрел на часы — два часа он беседовал со старушкой не зря. В милиции бы целый месяц бригада оперативников работала, чтобы раздобыть столько данных. Таким соседям памятники при жизни нужно ставить и медали давать. Замечательная старушка. Он быстрой походкой пошёл в агентство Братанова, чтобы поделиться с ним новостями.
«Фамилия Тропин мне знакома, — по пути рассуждал он. — Надюша что—то рассказывала о подруге Светлане с такой же фамилией. Какая—то трагедия в её семье была. Она попала в тюрьму, а муж в это время женился и чуть ли не развёлся с ней. Надо будет уточнить, может, это она и есть».
Братанов сидел в офисе. Крупный, физически сильный, выносливый, здоровый человек с уравновешенной нервной системой, он до того злополучного случая в бассейне, когда вдруг внезапно потерял сознание и его чудом спасли от неминуемой гибели, задумался о своём возрасте. Обморок в бассейне, внезапная остановка сердца, реанимационные мероприятия, — всё это, несомненно, «первые ласточки» напряжённого образа жизни, в навязанном ритме которого ему приходится жить. Он вытащил из стола фотографию, где были сняты Нинель Александровна и Князев.
«Эта женщина спасла мне жизнь. Мир тесен! Столько раз я встречал её в бассейне, но никогда не мог представить, что судьба так близко сведёт нас. Удивительно красивая женщина! Афродита! Ей пришлось провести мне массаж сердца, и она не растерялась, справилась. Медики развели руками и сказали, что им нечего делать, мне просто повезло, что рядом в эту минуту оказались решительные и смелые люди, которые спасли меня. Я в неоплатном долгу перед ней. Интересно, что делает возле неё проходимец Князев? Он её любовник, не зря обеспокоенная супруга заказала за ним слежку. Я уверен, что ему от красавицы что—то надо. Это очень скользкий и нечистоплотный тип. В милиции — случайный человек. Не зря ходили упорные слухи, что Князев махровый взяточник».
Братанов отложил в сторону фотографию. Да, он хорошо знал Князева, с которым проработал несколько лет во внутренних органах. Авторитет правоохранительных органов упал до катастрофически низкой степени благодаря таким работникам, как он.
Мало того, что ему подобные люди сами разлагают и развращают коллектив, они, вдобавок ко всему, делают всё, чтобы профессионалы не задерживались в милиции. Поэтому ушли, разбежались лучшие кадры, задача которых была одна — найти и обезвредить. А ведь чтобы только передать опыт и воспитать пришедшего с институтской скамьи новичка, сделать из него умного сыщика, требуется не менее семи—восьми лет. На деле, к сожалению, получается, что из—за таких руководителей — карьеристов, как Князев, в милиции сегодня не нужны грамотные, нравственно чистые, не коррумпированные люди. Сам Братанов прошёл путь от инспектора уголовного розыска до начальника криминального отдела, дослужившись до звания полковника. Его опыт и потенциал оказались ненужными. Произошла переоценка ценностей. Отодвинуты в сторону понятия о долге, чести, совести, их места заняли беспринципность, взяточничество, попустительство и халатность. Не из—за того ли его сердце источила въедливая ржа тревог и переживаний за любимую профессию? Братанов не позволил себе уйти в отставку, сделав для себя вывод, что ему ещё рано уходить на покой, есть силы и желание трудиться, поэтому открыл частное сыскное агентство. Так уж вышло, что семьи у него не было, всего себя без остатка он всегда отдавал работе.
За коварным Князевым, способным на любой мерзкий поступок, придётся понаблюдать, хотя бы в знак благодарности женщине, спасшей его жизнь. Может, в какой—нибудь момент ей понадобится срочная помощь, он, несомненно, придёт и выручит её. Она красива, а красивые женщины, как правило, недалёкого ума, ясно, что Князев вьётся вокруг неё не зря. Она же явно его переоценивает и доверяет ему, иначе бы не улыбалась широкой, светящейся улыбкой. Её муж обладал богатой ювелирной коллекцией украшений, не в этом ли кроется истинная причина симпатий Князева к наивной, ничего не подозревающей вдове?
«Мне кажется, что госпожа Кольцова находится в капкане, она не умеет разбираться в людях, само провидение заставляет меня открыть ей глаза на этого проходимца и уберечь даму от возможных неприятностей», — так думал Братанов, внимательно рассматривая фотографии Нинель Александровны. «Если увижу в бассейне, то попытаюсь поближе познакомиться, во всяком случае, повод для вручения ей букета роз у меня есть».
Глава восемнадцатая
Двадцать второго числа Князев позвонил Нинель Александровне в агентство, услышав её голос, сказал:
— Дорогая моя, у меня сегодня свободный вечер, мы сможем приятно провести время. Хочешь, сходим куда—нибудь и культурно отдохнём. Я готов выполнить любое твоё желание. Мы можем сходить в театр или на концерт, скажи куда, и я отправлюсь за билетами.
Он знал наверняка, что Нинель Александровна откажется идти с ним в людные места, а предпочтёт провести вечер дома. Он рассчитывал именно на это.
Поэтому её ответ не расстроил, а наоборот, обрадовал его:
— Нет, дорогой. Я же говорила, что выходить с тобой открыто в общество не могу, зачем давать пищу для разговоров? Я тебе не жена, могу позволить видеться с тобой дома или на работе.
— Ну, хорошо, родная, хорошо, давай, проведём вечер дома, хотя всё, что ты сейчас сказала — сущие предрассудки, — согласился он.
— Может быть, но я думаю так. Приходи к восьми часам, я накрою стол, и мы поужинаем.
— До встречи, жди, я приду, — он положил трубку.
«Только бы не подвёл Махонин, вдруг закуражится и не придёт? Да придёт, придёт, куда деваться, деньги ему нужны, выбора у него нет», — размышлял Князев, сидя в кабинете. На улице лил дождь, в окно было видно, как прохожие неуклюже прыгали через лужи. «Погода плохая, лучше всего сидеть в гнездышке вдовы, пить вино и утешать её. Нужно не забыть взять порошки со снотворным, чтобы утомленная моими ласками вдова крепко уснула и ничего не слышала». Он вызвал к себе в кабинет следователя Сергеева, тот через минуту стоял перед ним.
— Ну, как наш подопечный Кольцов—младший? Надеюсь, признался, что убил папашу? — спросил Князев.
— Я провёл несколько допросов, но он упрям, как осёл, твердит, что не убивал, — развел руками Сергеев.
— Ну, знаешь ли, на это не стоит обращать внимания. Допрашивать нужно понастойчивее. Мало кто из убийц признаётся в преступлении. Хорошо, переведи его в «цыганскую» камеру и продержи там до тех пор, пока не взвоет, — приказал Князев.
«Цыганской» камера называлась потому, что в ней когда—то за распространение наркотиков сидел цыганский барон, который пользовался непререкаемым авторитетом, сумевший подчинить своей воле всех других сокамерников. Ходили слухи, что с воли ему каким—то способом передавали деньги и наркотики, поэтому он имел власть над всеми, в том числе на некоторых не слишком честных охранников. Если в камеру подсаживали новеньких, он издевался над ними, как хотел. В тесном, не проветриваемом помещении стоял неприятный запах давно немытых тел; нар на всех не хватало, половина людей спала на заплеванном бетонном полу. Духота, теснота, антисанитария, скудная еда, сборище наркоманов и гомосексуалистов превратили камеру в рассадник СПИДа, туберкулёза и венерических заболеваний.
Впоследствии в неё стали сажать убийц, насильников и рецидивистов. Эти люди прошли через огонь, воду и медные трубы. Очутившись в «цыганской» камере, они окончательно теряли те мизерные остатки человеческого облика, что у них оставались, и превращались в говорящие человекоподобные существа. Ночь для новичка здесь была испытанием физических и психических истязаний и унижений, он проходил сквозь строй озверевших, ни перед чем не останавливающихся нелюдей. Посидевший в такой камере упрямый, неразговорчивый, отрицающий всякую вину человек, выйдя из неё, как правило, безоговорочно признавался в содеянном, подписывал, не читая любые протоколы, умоляя следователей лишь об одном — больше не возвращать обратно.
К такому люду перевёл следователь Сергеев Володьку Кольцова после распоряжения Князева. Делясь впечатлениями о деле ювелира, Сергеев говорил коллеге по работе Мельникову:
— Не понимаю, почему шеф прицепился к этому наркоману. В этом деле подозрения падают на Махонина, он был судимый, дворничиха его видела в день убийства в подъезде дома, только он сумел скрыться. Это его нужно найти и посадить в «цыганскую» камеру.
— Ты же знаешь истину: начальству виднее, — отвечал Мельников.
В этот дождливый, холодный день Махонин поздним вечером покинул дачу Антонины. В темноте добрался до своего дома и издали смотрел на тёмные окна квартиры. Ему очень хотелось зайти в дом, посмотреть на родные стены, почувствовать родной очаг, в котором провели жизнь его мать, отец, бабушка. Сделать такой шаг не решился, побоялся: он объявлен в розыск, в квартире вполне могла быть засада. Появляться на глаза соседям рискованно, они, конечно, сразу позвонят в милицию, тогда снова — прощай, свободная жизнь!
Он надеялся на последний шанс — войти поздней ночью в квартиру Кольцовой, вынести содержимое сейфа, отдать добро Князеву и получить обещанные деньги. Тогда перед ним откроется свободная жизнь, в которой он будет сам себе хозяин. Перед дорогой проверил карманы. Ключи от квартиры ювелира, от своей квартиры, куда он, к сожалению, идти не рискует, фонарик и взятый с Антонининой дачи флакон с концентрированной серной кислотой. Бутылку с кислотой он хотел выбросить или разбить, забрал он её от сестры, чтобы она, глупая, беды не натворила. Хотел выбросить по пути. Но потом решил, что опасная жидкость может ему сгодиться. Оружия у него при себе нет, пистолет Макарова из которого стрелял в Аверина, хранился дома в тайнике, если Князев не отдаст обещанные деньги, тогда…
«Если не отдаст деньги, обманет, как обманул в прошлый раз, плесну ему в лицо серной кислотой, будет помнить меня всю жизнь, — твёрдо решил про себя Махонин. — Мне терять нечего».
Незаметно под дождём добрался до дома ювелира. Окна вдовы были ярко освещены. Отойдя на расстояние в расположенный рядом сквер, выбрал тёмный угол, сел на скамейку и стал наблюдать за окнами, дожидаясь своего часа. Дождь продолжал идти, но Махонин, устроившись на скамейке под раскидистым клёном, был полностью защищен от него.
Князев сидел в уютной, тёплой квартире Нинель Александровны в гостиной за накрытым столом, пил вино, ел приготовленные для него блюда, шутил с ничего не подозревающей хозяйкой. Несколько раз они прерывали застолье, уходили в спальню и предавались любви.
— Я разойдусь с женой, мы будем вместе на всю жизнь, — горячо уверял вдову Князев.
— Когда ты это сделаешь? — со светящимися от счастья глазами спрашивала Нинель Александровна.
— Я буду говорить с ней на днях, она, по—моему, догадывается обо всём сама. Мы не поддерживаем супружеские отношения с тех пор, как стали близки с тобой.
Князев лукавил: в его планы вовсе не входило расставаться с женой, он жил обычной для него двойной жизнью.
— Хорошо, я подожду, я люблю тебя и готова ждать. Хочешь, я продемонстрирую тебе новые наряды, которые ещё никому не показывала? — Нинель Александровна встала с постели.
— Конечно, обожаю смотреть вещи, придуманные тобой. Они все очень красивы, полны фантазии, ты в них неотразима, — поддержал он предложение любовницы.
Нинель Александровна была польщена. Надев из лилового бархата вечернее декольтированное платье, она предстала перед ним. Князев не мог удержаться от восторженных восклицаний:
— О, это настоящий шик! Тебе нет равных по красоте и грации! Ты несравненная, я обожаю тебя. Кстати, безукоризненной лебяжьей шейке не помешает украшение из коллекции твоего мужа. Примерь, я посмотрю, — попросил Князев.
Но Нинель Александровна, вспомнив, какой казус произошёл с ней на кондитерской фабрике, не захотела омрачать прекрасный вечер неприятными воспоминаниями. Она сняла платье и повесила его в гардероб.
— Разве я тебе нравлюсь меньше без украшений? — с легким упрёком спросила она.
— Ну, что ты, Солнце моё! Как ты можешь такое говорить? — Князев поспешил исправить оплошность. — Золото, бриллианты, серебро лишь подчеркивают твою царственную красоту, моя дорогая, чарующая и обвораживающая, несравненная Нинель. Я уверен, что, если бы тебе пришлось участвовать в конкурсе красоты, ты бы стала Мисс Вселенной.
Время летело незаметно, наступила ночь, Князев предложил выпить на посошок.
— Как, ты разве не останешься со мной до утра? — разочарованно вымолвила Нинель Александровна. — На улице идёт дождь, зачем тебе уходить?
— Дорогая, у меня такая работа. Я солдат. Как ни жаль, но я должен тебя покинуть, так требует обстановка, — говорил Князев, наливая вино в бокалы.
Улучив удобный момент, когда она на несколько минут удалилась на кухню, он всыпал в её бокал порошки с сильнодействующим снотворным.
Она вернулась, неся на тарелке приготовленные бутерброды с икрой.
— Ну, хорошо, давай выпьем на прощанье и закусим, — сказала Нинель Александровна.
— За нашу любовь, — произнёс тост Князев и чокнулся с любовницей.
Увидев, что она не допила до конца, решительно запротестовал:
— За любовь грешно не выпить до дна.
Она, повинуясь уговорам, медленно осушила бокал.
— Ну, дорогая, отдыхай, высыпайся, помни: мы скоро навсегда будем вместе. Мне пора. Проводи меня до двери, — сказал он, выйдя из—за стола.
Нинель Александровна последовала за ним в прихожую.
— Я позвоню тебе завтра, до свидания, — сказал коварный любовник на прощанье, и они нежно распрощались.
Вдова закрыла дверь.
Вернувшись в комнату, она почувствовала сонливость, не убирая со стола посуду, пошла в спальную, разделась и легла в постель.
Ровно в три часа ночи, когда во всех окнах дома была непроглядная темнота, Махонин неслышными шагами вошёл в подъезд и поднялся на третий этаж. Перед квартирой Кольцовой остановился, вдруг вспомнив, что у ювелира была собака.
«У директора была собака, что, если она поднимет лай и разбудит весь дом, когда я зайду в квартиру? Странно, что Князев ничего о ней не говорил. Попробую осторожно поковыряться в замке, если собака в доме, она должна услышать и подать голос».
Он немного повозился с замком, но за дверью стояла мёртвая тишина. Осмелев, приоткрыл дверь и, не услышав ничего подозрительного, бесшумно проскользнул в квартиру. Несколько минут, пока его глаза привыкали к темноте, стоял и напряженно прислушивался к тишине. Осветив путь фонариком, прошёл в кабинет ювелира. Положив фонарик на стол и, направив луч света на сейф, бесшумно открыл его ключом, который взял из ящика письменного стола. Махом выгреб с полок многочисленные маленькие коробочки, наполненные целлофановые пакеты и увесистые длинные футляры, переложил всё в спортивную сумку.
Открыв одну из коробочек и, увидев украшения, он без колебаний сунул её в карман куртки. Пошарив рукой в одном из пакетов, извлёк из него несколько золотых цепочек и кулонов. «Пригодится для Антонины, — лихорадочно подумал он, спрятав их в карман. — Вернусь, подарю ей». Осветив опустевший сейф и, убедившись, что забрал всё, закрыл его и положил ключ на место. Приподняв загруженную сумку, почувствовав приличный вес, пожалел в душе, что придётся ценный груз отдать Князеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28