Твои родители всегда считали, что по мне тюрьма плачет. А оказалось, по твоему сыну. Мало того, еще я его и арестовал.
— Он неплохой мальчик…
— Ну, ясное дело!
— Нет, правда, — повторила она, от всей души желая, чтобы полицейский ей поверил. — Сын был в гостях у своего приятеля Джеффри и тот втравил его в это дело. А сам он никогда бы до такого не додумался. — Женщина замолчала и уже не так уверенно, с болью в голосе спросила: — Что ему грозит?
На лице полицейского появилась мерзкая усмешка.
— Да ничего! Попросишь своего муженька позвонить окружному прокурору. А еще лучше свекра. Его всякий знает! Он-то уж постарается отмазать твоего дражайшего сьночка или на худой конец устроит так, чтобы тот не очень пострадал.
— А если серьезно, Гард, что ему будет? Нетерпеливо вздохнув, лейтенант принялся монотонным голосом объяснять:
— Поскольку он малолетка, его дело будет направлено в комиссию по делам несовершеннолетних округа Стенфорд. Преступление, совершенное в первый раз, обычно влечет за собой наказание в виде общественно полезного труда и возмещения убытков. — В голосе его появились стальные нотки. — Но ведь мы-то с тобой понимаем, что Роллинсы не дадут делу зайти так далеко. Ну, что ты хочешь знать?
Хоть бы намеком дал понять, что помнит об их былой дружбе, если конечно, их отношения можно назвать этим словом, подумала Мэйбл. Как же, ему уже на все наплевать… Она печально покачала головой.
— Извини, что побеспокоила тебя.
Не дожидаясь ответа, повернулась и зашагала к машине. Какое счастье, что ключ уже торчал в замке зажигания, — руки тряслись так, что она не смогла бы его вставить. Резко потянула ремень безопасности, пристегнулась и, включив двигатель, выехала со стоянки. С трудом подавила желание взглянуть на Гарда в последний раз.
Они уже подъезжали к караульной будке, когда Алан наконец сел прямо и обратился к матери:
— Что ты сказала этому полицейскому? — робким, дрожащим голосом спросил он.
Мэйбл и не взглянула на него — ехала, глядя прямо перед собой.
— Это тебя не касается! — отрезала она.
— Ты сердишься на меня, да?
Мать промолчала и только когда выехали за ворота и свернули на магистраль, посмотрела в зеркальце на сына. В тусклом свете уличных фонарей невозможно было различить выражение его лица. Впрочем, что сейчас он думает и чувствует, ее, откровенно говоря, мало волновало.
— А как ты сам думаешь? Мне среди ночи звонят из полиции и говорят, что моего сына арестовали, потому что он с друзьями пошел на воровство! Как бы ты на моем месте себя чувствовал?
Алан промолчал. В течение нескольких минут в машине царила тишина. Слышно было только его громкое сопение. Наконец, когда Мэйбл свернула на улицу, где они жили, пробормотал:
— Прости меня, мам. Ну, пожалуйста…
Она подъехала к дому, выключила двигатель и только потом холодно взглянула на сына.
— Завтра поговорим. А сейчас иди спать.
После того как ей позвонили из полиции, она так спешила, что забыла выключить свет. Везде оставила его — в спальне, в холле, на крыльце. Теперь, идя следом за сыном, хозяйка щелкала выключателем, оставляя за собой темноту. Наконец добрались до спальни Алана.
— Я забыл у Джеффа пижаму, — заявил он с порога.
— Возьми другую.
— И зубную щетку.
— Утром куплю новую.
— И еще…
— Не выводи меня из себя, Алан! — оборвала его она. — Хуже будет. Сейчас же марш в постель!
Сын еще сильнее понурил голову, и в глазах его блеснули слезы. Сердце больно сжалось, но подходить к нему и вытирать их мать не стала. Пускай помучается, решила она, может, тогда пропадет охота к подобного рода приключениям. О Господи, с горечью подумала она, хоть бы такого больше не повторилось…
Но отпустить его вот так, не сказав ничего на прощание, она не могла. Он ведь ее сын, что бы ни натворил.
— Алан!
В ответ лишь невнятное бормотание.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, мам, — прошептал он и, переступив порог своей комнаты, тихонько прикрыл за собой дверь.
Мэйбл выключила в холле свет и вошла к себе. Лампочка на ночном столике включена, покрывало небрежно отброшено, ночная рубашка валяется на полу — пена бежевого шелка на темно-зеленом ковре. Она подняла рубашку, бросила в кресло в углу, сняла жакет — он полетел туда же. Скинула туфли, сбросила джинсы. Оставшись только в футболке и простеньких трусиках, выключила лампу и, пройдя по освещенной лунным светом комнате, уселась на стул возле окна.
Алан и Гард… Они, да еще отец и Реджи играли самую важную роль в ее жизни. Все четверо были в какой-то степени связаны между собой. Отец оторвал ее от Гарда и толкнул в объятия Реджи, который подарил ей Алана, а уже последний привел ее обратно к Гарду.
К тому самому человеку, который не то что разговаривать, а даже стоять рядом с ней не желает.
К мужчине, который ее ненавидит. И причина на это, признаться, у него есть.
Мэйбл покоробило его замечание, будто она способна попросить свекра замять это дело. Она бы никогда не стала пользоваться фамилией Роллинсов в подобных целях — чтобы Алан и думать не смел, будто может остаться безнаказанным только потому, что носит эту хорошо известную в городе фамилию.
А вот то, что Гард считает ее способной на такой поступок, неудивительно. Он не сомневался, что она вышла замуж за Реджи только потому, что денег у него куры не клюют, да и фамилия всем известна. И воспользоваться тем и другим, чтобы спасти сына, казалось ему само собой разумеющимся.
Самым ужасным было то, что он прав. Она действительно вышла замуж за Роллинса по этим двум причинам. А еще потому, что поддалась на уговоры родителей. Отцу просто необходимо было отдать дочь в богатую семью — дела его в последнее время сильно пошатнулись, и нужно было как-то исправлять положение. Так что поженились они с Реджи в силу обстоятельств. И по инерции прожили вместе двенадцать лет. Впрочем, она даже по-своему любила его.
Но не так, как Брустера.
Мать считала ее чувства к Гарду детским увлечением, и только… А отец вообще думал, что она встречается с ним всем назло. «Ну ничего, вот станет миссис Реджинальд Роллинс, образумится, забудет своего желторотого юнца из трущоб», — говорил он.
Желторотый юнец… Отец всегда называл так Гарда, хотя почти ничего не знал о нем. Видел его, когда в первый — и единственный — раз ухажер зашел за ней к ним домой. Отцу стоило только разок взглянуть на него — выцветшие помятые джинсы, черная кожаная куртка, оседлал какой-то видавший виды мотоцикл, — чтобы решить, что перед ним сам дьявол во плоти. Даже если бы Гард оказался таким же вежливым и почтительным, как Реджи, Ральф Уиндхем все равно был бы убежден, что тот собирается совратить его невинную девочку, попользоваться ею, а потом бросить. И мнения своего он так и не изменил.
Какая ирония судьбы… В конце концов именно она попользовалась Гардом, а потом бросила. Именно она поступила бесчестно.
И сейчас, сидя в одиночестве в своей прохладной темной комнате, Мэйбл почувствовала, как краска стыда заливает лицо. Хоть и была она тогда наивной глупенькой восемнадцатилетней девчонкой, прекрасно понимала, что поступает гадко. Все две недели — от последнего свидания с Гардом до свадьбы с Реджи — каждую ночь засыпала в слезах. Ей хотелось то позвонить Гарду, как-то объяснить ему, почему не может с ним больше встречаться. То уговорить его увезти ее куда-нибудь подальше, где бы мать с отцом никогда не нашли их, где они всю жизнь смогли бы прожить вместе.
Но родители позаботились о том, чтобы она с Гардом больше не встречалась. Да и Роллинсы внесли свою лепту — постарались, чтобы каждая ее свободная минута была занята. Приготовления к свадьбе, примерки, коктейли, поиски подходящего жилья… А Реджи…
Прислонившись головой к окну, Мэйбл грустно улыбнулась. Реджи, больше чем кто-либо другой, был полон решимости добиться, чтобы она вышла за него замуж. Он искренне верил, что любит и хочет ее, но настойчивость его имела и другую — менее лицеприятную — сторону. Ему не хотелось соперничать с Гардом, поскольку и так считал себя на голову выше. Он никогда бы не допустил, чтобы женщина, которую он возжелал, вышла замуж за другого, да еще за человека, выросшего в беднейшем районе города, семья которого преуспела лишь в одном — в умении плодить детей, за человека, который каждый день являлся вечером домой грязный, потный, весь пропитанный запахом авторемонтной мастерской, в которой работал.
Впрочем, нечего кивать на других, сама во всем виновата, подумала Мэйбл. Раз уж стала достаточно взрослой, чтобы спать с мужчиной и выходить замуж, сумей и постоять за себя, скажи родителям «нет», а не можешь — найди в себе силы увидеться с Гардом и все ему объясни.
Но ни того, ни другого она не сделала. И теперь, похоже, пришло время платить за старые грехи.
Утро выдалось великолепное. Воскресенье намечается ничего себе, подумал Брустер, открывая дверь в полицейский участок.
Было уже семь часов. Бизон отдыхал в собачьем питомнике, «лендровер» оставлен в гараже.
Смена закончилась. Славно! Кончил дело — гуляй смело. Правда, Гард еще не решил, чем ему заняться — валяться ли целый день в постели или предпочесть, как говорится, активный отдых.
Не мешает, однако, заглянуть в протоколы вчерашнего происшествия, подумал он. Свой лишь пробежал глазами, зато внимательно прочитал запротоколированные допросы Джеффри и Стива, а потом — Алана. Сверху на листе были указаны его имя и фамилия, адрес и номер домашнего телефона.
Так-так!.. Оказывается, Алан проживает на окраине, где живут-поживают люди среднего достатка. Ничего местечко, нахмурившись, подумал Гард, сам-то он вырос почти в трущобах. Хотя Роллинсы могли бы и покруче район выбрать. Денег-то куры не клюют. Скряги, наверное, решил лейтенант.
Ну, что там еще в протоколе? Ага… Значит, Стив все берет на себя, говорит, что сам втравил ребят в это дело. А Алан мог бы и отказаться — своя голова на плечах должна быть. Впрочем, мальчишка, очевидно, считал, что обладатель такой известной фамилии не нуждается ни в каких оправданиях. Родители возместят ущерб, дед замнет дело, и все, путь к новым преступлениям — таким же или похлеще — открыт.
Зевнув, Гард на секунду оторвался от протокола допроса. Итак, он арестовал сына Мэйбл. Мысль эта не давала ему покоя всю ночь, и все же он никак не мог до конца поверить в случившееся. После того как она вышла замуж, он никогда не разрешал себе думать о том, что у нее могут быть дети — ведь они так часто мечтали о своих. А теперь, оказывается, у нее с Реджи есть сын, и он, Брустер, арестовал его. Ему доводилось арестовывать людей, Которых он знал, но это было совсем другое. Такого ему и в страшном сне присниться не могло.
Он принялся читать дальше, пока не добрался до последней страницы. То, что он там увидел, повергло его в шоковое состояние. «Родители разошлись год назад, — писала следователь. — Отец живет в Мемфисе. Алан вместе с матерью полгода назад переехали в Стампу».
Значит, они разошлись… Он никак не мог оторвать глаз от этого слова, будто оно несколько раз было подчеркнуто красным карандашом и взято в рамочку. Мэйбл развелась… Идеальный брак с безупречным мужем рассыпался где-то на полпути. Душа Брустера пела и ликовала — итак, он отмщен! Тринадцать лет назад она предпочла деньги любви, а что получила взамен? Развод и непутевого сына, которого придется воспитывать одной. Похоже, все-таки есть справедливость на белом свете!
Но Гард тут же устыдился своих мыслей. По роду службы он вдоволь насмотрелся на отбившихся от рук подростков и их несчастных родителей и не пожелал бы даже попасть в подобную ситуацию и своему злейшему врагу, кем Мэйбл, правда, не являлась, но чуть было не стала. Даже она не заслуживала подобной участи.
Лейтенант вернул протоколы допросов помощнику дежурного, вышел из участка и направился к своему «фордику». Он отработал полную ночную смену, не говоря уже о том, что его всю ночь мучили воспоминания. Пора ехать домой, заваливаться спать и не вставать до вечера. Но когда он выехал со стоянки, помчался не в сторону казарм — там жили почти все неженатые полицейские, — а к магистрали, ведущей в Стампу.
К Мэйбл.
Он не стал ругать себя за то, что поступает глупо — не было сил, ни физических, ни моральных. Прекрасно осознавал, что незачем ему видеть, где живет разведенная.
Да и не хватает еще, чтобы его увидели мать или сын…
Но ведь от казарм это не так уж далеко, уговаривал себя Гард, да и в половине восьмого утра мамаша наверняка спит после бессонной ночи. Просто проедет мимо ее дома, а потом вернется к себе, где начнет забывать ее. Он уже это проходил. Видимо, предстоит снова.
Но раньше красавица была замужем, вдруг вкралась мерзкая мыслишка.
А теперь нет.
Впрочем, замужем, не замужем — ему глубоко наплевать, подвел Гард итог своим мыслям. Хотя и приятно осознавать, что изменщица горько ошиблась в выборе мужа. Поделом ей!
Район, где жила Мэйбл, оказался более бедным чем он себе представлял — видимо, давненько здесь не был и подзабыл. В таком месте Реджи Роллинс, выросший в престижном районе под названием Эвкалиптовая роща, мог приобрести дом, но сам в нем жить никогда не стал бы. Гард удивился, что богач позволил Мэйбл — хоть они и были в разводе — поселиться здесь с их сыном. Не меньшее удивление вызвало и то, что ни Роллинсы, ни Уиндхемы не купили ей какой-нибудь миленький коттеджик — словечко, которым в их городе называли изысканные особняки, — неподалеку от того места, где жили сами.
Дом, номер которого автоматически запечатлелся у него в памяти, оказался небольшим двухэтажным строением. Располагался он чуть поодаль от дороги. Стены выкрашены белой краской, тускло-зеленая крыша, темные ставни, широкое крыльцо… Симпатичный домик — за шестьдесят лет жизни, полной каторжного труда и постоянных лишений, напряженных усилий, чтобы поднять пятерых детей и свести концы с концами, его родителям так и не удалось приобрести ничего подобного. Но для такой тщеславной особы, как Мэйбл, обожавшей богатство и роскошь, больше всего на свете ценившей обеспеченность, дом был простоват. Явный скачок вниз от той жизни, к которой она, будучи женой Реджи Роллинса, без сомнения, привыкла.
Гард развернулся около здания, где, похоже, никто не жил, и еще раз проехал мимо дома Мэйбл. Интересно, сколько денег ей причиталось по брачному контракту в случае развода, подумал он. И на что она их потратила? На шикарный «крайслер», который стоял на подъездной дорожке? Выпущен, похоже, всего год назад. Наверное, на него и на все остальное, что пожелало ее жадное сердечко.
Однажды оно возжелало его — по крайней мере так ему казалось. Позже он понял, что девушка просто развлекалась с ним, а сама тем временем ждала, когда ей повезет и Реджи сделает предложение. Она забавлялась с ними обоими — давала Гарду то, в чем отказывала Реджи, и наконец дождалась, чего хотела: обручального кольца, свадьбы и обещания супруга бросить к ее ногам весь мир…
Брустер поехал домой. Не думать ни о чем, не вспоминать что-то он больше не был в состоянии — устал до чертиков. Хотелось как следует выспаться, прежде чем начать заново переживать прошлое.
Гард стоял перед зеркалом и, чертыхаясь, пытался завязать узкий черный галстук аккуратным узлом. Повседневную форму он сменил на парадную — темно-зеленый китель и брюки, бледно-зеленую рубашку и этот чертов галстук, — поскольку сегодня следовало явиться на заседание комиссии.
Комиссии по делам несовершеннолетних округа Стенфорд, где должно было слушаться дело Алана Роллинса.
Полицейский и представить себе не мог, что все зайдет так далеко. Был настолько убежден, что папаша и дедушка Алана встанут плечом к плечу, чтобы защитить своего ненаглядного отпрыска, что повестка из суда совершенно выбила его из колеи.
Обычно он реагировал на вызов в суд совершенно спокойно. Слушание разнообразных дел входило в круг обязанностей каждого полицейского, служил тот в гражданской или в военной полиции. Сама процедура его не страшила, хоть и несколько выбивала из рабочего графика.
Да и дело само по себе было простое, незатейливое. Они с Бизоном обнаружили Алана там, где ему быть не надлежало, а мальчишка признался, что совершил преступление. И даже самые лучшие адвокаты, которых можно было купить за денежки Роллинсов, не смогли бы представить запротоколированный факт в ином свете.
А вот что беспокоило его, так это перспектива опять увидеть мамашу малолетнего преступника. Ни дня, ни часа не прошло за последние полторы недели — по крайней мере так ему казалось, — чтобы он не вспоминал о ней. Даже однажды еще разок проехал мимо ее дома. Что бы он ни делал — работал ли, ходил ли в гости к родителям, или на деловые встречи, — мысленно был с ней. Даже во сне ее видел…
Гард натянул китель, застегнулся и прицепил над левым карманом орденскую планку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Он неплохой мальчик…
— Ну, ясное дело!
— Нет, правда, — повторила она, от всей души желая, чтобы полицейский ей поверил. — Сын был в гостях у своего приятеля Джеффри и тот втравил его в это дело. А сам он никогда бы до такого не додумался. — Женщина замолчала и уже не так уверенно, с болью в голосе спросила: — Что ему грозит?
На лице полицейского появилась мерзкая усмешка.
— Да ничего! Попросишь своего муженька позвонить окружному прокурору. А еще лучше свекра. Его всякий знает! Он-то уж постарается отмазать твоего дражайшего сьночка или на худой конец устроит так, чтобы тот не очень пострадал.
— А если серьезно, Гард, что ему будет? Нетерпеливо вздохнув, лейтенант принялся монотонным голосом объяснять:
— Поскольку он малолетка, его дело будет направлено в комиссию по делам несовершеннолетних округа Стенфорд. Преступление, совершенное в первый раз, обычно влечет за собой наказание в виде общественно полезного труда и возмещения убытков. — В голосе его появились стальные нотки. — Но ведь мы-то с тобой понимаем, что Роллинсы не дадут делу зайти так далеко. Ну, что ты хочешь знать?
Хоть бы намеком дал понять, что помнит об их былой дружбе, если конечно, их отношения можно назвать этим словом, подумала Мэйбл. Как же, ему уже на все наплевать… Она печально покачала головой.
— Извини, что побеспокоила тебя.
Не дожидаясь ответа, повернулась и зашагала к машине. Какое счастье, что ключ уже торчал в замке зажигания, — руки тряслись так, что она не смогла бы его вставить. Резко потянула ремень безопасности, пристегнулась и, включив двигатель, выехала со стоянки. С трудом подавила желание взглянуть на Гарда в последний раз.
Они уже подъезжали к караульной будке, когда Алан наконец сел прямо и обратился к матери:
— Что ты сказала этому полицейскому? — робким, дрожащим голосом спросил он.
Мэйбл и не взглянула на него — ехала, глядя прямо перед собой.
— Это тебя не касается! — отрезала она.
— Ты сердишься на меня, да?
Мать промолчала и только когда выехали за ворота и свернули на магистраль, посмотрела в зеркальце на сына. В тусклом свете уличных фонарей невозможно было различить выражение его лица. Впрочем, что сейчас он думает и чувствует, ее, откровенно говоря, мало волновало.
— А как ты сам думаешь? Мне среди ночи звонят из полиции и говорят, что моего сына арестовали, потому что он с друзьями пошел на воровство! Как бы ты на моем месте себя чувствовал?
Алан промолчал. В течение нескольких минут в машине царила тишина. Слышно было только его громкое сопение. Наконец, когда Мэйбл свернула на улицу, где они жили, пробормотал:
— Прости меня, мам. Ну, пожалуйста…
Она подъехала к дому, выключила двигатель и только потом холодно взглянула на сына.
— Завтра поговорим. А сейчас иди спать.
После того как ей позвонили из полиции, она так спешила, что забыла выключить свет. Везде оставила его — в спальне, в холле, на крыльце. Теперь, идя следом за сыном, хозяйка щелкала выключателем, оставляя за собой темноту. Наконец добрались до спальни Алана.
— Я забыл у Джеффа пижаму, — заявил он с порога.
— Возьми другую.
— И зубную щетку.
— Утром куплю новую.
— И еще…
— Не выводи меня из себя, Алан! — оборвала его она. — Хуже будет. Сейчас же марш в постель!
Сын еще сильнее понурил голову, и в глазах его блеснули слезы. Сердце больно сжалось, но подходить к нему и вытирать их мать не стала. Пускай помучается, решила она, может, тогда пропадет охота к подобного рода приключениям. О Господи, с горечью подумала она, хоть бы такого больше не повторилось…
Но отпустить его вот так, не сказав ничего на прощание, она не могла. Он ведь ее сын, что бы ни натворил.
— Алан!
В ответ лишь невнятное бормотание.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, мам, — прошептал он и, переступив порог своей комнаты, тихонько прикрыл за собой дверь.
Мэйбл выключила в холле свет и вошла к себе. Лампочка на ночном столике включена, покрывало небрежно отброшено, ночная рубашка валяется на полу — пена бежевого шелка на темно-зеленом ковре. Она подняла рубашку, бросила в кресло в углу, сняла жакет — он полетел туда же. Скинула туфли, сбросила джинсы. Оставшись только в футболке и простеньких трусиках, выключила лампу и, пройдя по освещенной лунным светом комнате, уселась на стул возле окна.
Алан и Гард… Они, да еще отец и Реджи играли самую важную роль в ее жизни. Все четверо были в какой-то степени связаны между собой. Отец оторвал ее от Гарда и толкнул в объятия Реджи, который подарил ей Алана, а уже последний привел ее обратно к Гарду.
К тому самому человеку, который не то что разговаривать, а даже стоять рядом с ней не желает.
К мужчине, который ее ненавидит. И причина на это, признаться, у него есть.
Мэйбл покоробило его замечание, будто она способна попросить свекра замять это дело. Она бы никогда не стала пользоваться фамилией Роллинсов в подобных целях — чтобы Алан и думать не смел, будто может остаться безнаказанным только потому, что носит эту хорошо известную в городе фамилию.
А вот то, что Гард считает ее способной на такой поступок, неудивительно. Он не сомневался, что она вышла замуж за Реджи только потому, что денег у него куры не клюют, да и фамилия всем известна. И воспользоваться тем и другим, чтобы спасти сына, казалось ему само собой разумеющимся.
Самым ужасным было то, что он прав. Она действительно вышла замуж за Роллинса по этим двум причинам. А еще потому, что поддалась на уговоры родителей. Отцу просто необходимо было отдать дочь в богатую семью — дела его в последнее время сильно пошатнулись, и нужно было как-то исправлять положение. Так что поженились они с Реджи в силу обстоятельств. И по инерции прожили вместе двенадцать лет. Впрочем, она даже по-своему любила его.
Но не так, как Брустера.
Мать считала ее чувства к Гарду детским увлечением, и только… А отец вообще думал, что она встречается с ним всем назло. «Ну ничего, вот станет миссис Реджинальд Роллинс, образумится, забудет своего желторотого юнца из трущоб», — говорил он.
Желторотый юнец… Отец всегда называл так Гарда, хотя почти ничего не знал о нем. Видел его, когда в первый — и единственный — раз ухажер зашел за ней к ним домой. Отцу стоило только разок взглянуть на него — выцветшие помятые джинсы, черная кожаная куртка, оседлал какой-то видавший виды мотоцикл, — чтобы решить, что перед ним сам дьявол во плоти. Даже если бы Гард оказался таким же вежливым и почтительным, как Реджи, Ральф Уиндхем все равно был бы убежден, что тот собирается совратить его невинную девочку, попользоваться ею, а потом бросить. И мнения своего он так и не изменил.
Какая ирония судьбы… В конце концов именно она попользовалась Гардом, а потом бросила. Именно она поступила бесчестно.
И сейчас, сидя в одиночестве в своей прохладной темной комнате, Мэйбл почувствовала, как краска стыда заливает лицо. Хоть и была она тогда наивной глупенькой восемнадцатилетней девчонкой, прекрасно понимала, что поступает гадко. Все две недели — от последнего свидания с Гардом до свадьбы с Реджи — каждую ночь засыпала в слезах. Ей хотелось то позвонить Гарду, как-то объяснить ему, почему не может с ним больше встречаться. То уговорить его увезти ее куда-нибудь подальше, где бы мать с отцом никогда не нашли их, где они всю жизнь смогли бы прожить вместе.
Но родители позаботились о том, чтобы она с Гардом больше не встречалась. Да и Роллинсы внесли свою лепту — постарались, чтобы каждая ее свободная минута была занята. Приготовления к свадьбе, примерки, коктейли, поиски подходящего жилья… А Реджи…
Прислонившись головой к окну, Мэйбл грустно улыбнулась. Реджи, больше чем кто-либо другой, был полон решимости добиться, чтобы она вышла за него замуж. Он искренне верил, что любит и хочет ее, но настойчивость его имела и другую — менее лицеприятную — сторону. Ему не хотелось соперничать с Гардом, поскольку и так считал себя на голову выше. Он никогда бы не допустил, чтобы женщина, которую он возжелал, вышла замуж за другого, да еще за человека, выросшего в беднейшем районе города, семья которого преуспела лишь в одном — в умении плодить детей, за человека, который каждый день являлся вечером домой грязный, потный, весь пропитанный запахом авторемонтной мастерской, в которой работал.
Впрочем, нечего кивать на других, сама во всем виновата, подумала Мэйбл. Раз уж стала достаточно взрослой, чтобы спать с мужчиной и выходить замуж, сумей и постоять за себя, скажи родителям «нет», а не можешь — найди в себе силы увидеться с Гардом и все ему объясни.
Но ни того, ни другого она не сделала. И теперь, похоже, пришло время платить за старые грехи.
Утро выдалось великолепное. Воскресенье намечается ничего себе, подумал Брустер, открывая дверь в полицейский участок.
Было уже семь часов. Бизон отдыхал в собачьем питомнике, «лендровер» оставлен в гараже.
Смена закончилась. Славно! Кончил дело — гуляй смело. Правда, Гард еще не решил, чем ему заняться — валяться ли целый день в постели или предпочесть, как говорится, активный отдых.
Не мешает, однако, заглянуть в протоколы вчерашнего происшествия, подумал он. Свой лишь пробежал глазами, зато внимательно прочитал запротоколированные допросы Джеффри и Стива, а потом — Алана. Сверху на листе были указаны его имя и фамилия, адрес и номер домашнего телефона.
Так-так!.. Оказывается, Алан проживает на окраине, где живут-поживают люди среднего достатка. Ничего местечко, нахмурившись, подумал Гард, сам-то он вырос почти в трущобах. Хотя Роллинсы могли бы и покруче район выбрать. Денег-то куры не клюют. Скряги, наверное, решил лейтенант.
Ну, что там еще в протоколе? Ага… Значит, Стив все берет на себя, говорит, что сам втравил ребят в это дело. А Алан мог бы и отказаться — своя голова на плечах должна быть. Впрочем, мальчишка, очевидно, считал, что обладатель такой известной фамилии не нуждается ни в каких оправданиях. Родители возместят ущерб, дед замнет дело, и все, путь к новым преступлениям — таким же или похлеще — открыт.
Зевнув, Гард на секунду оторвался от протокола допроса. Итак, он арестовал сына Мэйбл. Мысль эта не давала ему покоя всю ночь, и все же он никак не мог до конца поверить в случившееся. После того как она вышла замуж, он никогда не разрешал себе думать о том, что у нее могут быть дети — ведь они так часто мечтали о своих. А теперь, оказывается, у нее с Реджи есть сын, и он, Брустер, арестовал его. Ему доводилось арестовывать людей, Которых он знал, но это было совсем другое. Такого ему и в страшном сне присниться не могло.
Он принялся читать дальше, пока не добрался до последней страницы. То, что он там увидел, повергло его в шоковое состояние. «Родители разошлись год назад, — писала следователь. — Отец живет в Мемфисе. Алан вместе с матерью полгода назад переехали в Стампу».
Значит, они разошлись… Он никак не мог оторвать глаз от этого слова, будто оно несколько раз было подчеркнуто красным карандашом и взято в рамочку. Мэйбл развелась… Идеальный брак с безупречным мужем рассыпался где-то на полпути. Душа Брустера пела и ликовала — итак, он отмщен! Тринадцать лет назад она предпочла деньги любви, а что получила взамен? Развод и непутевого сына, которого придется воспитывать одной. Похоже, все-таки есть справедливость на белом свете!
Но Гард тут же устыдился своих мыслей. По роду службы он вдоволь насмотрелся на отбившихся от рук подростков и их несчастных родителей и не пожелал бы даже попасть в подобную ситуацию и своему злейшему врагу, кем Мэйбл, правда, не являлась, но чуть было не стала. Даже она не заслуживала подобной участи.
Лейтенант вернул протоколы допросов помощнику дежурного, вышел из участка и направился к своему «фордику». Он отработал полную ночную смену, не говоря уже о том, что его всю ночь мучили воспоминания. Пора ехать домой, заваливаться спать и не вставать до вечера. Но когда он выехал со стоянки, помчался не в сторону казарм — там жили почти все неженатые полицейские, — а к магистрали, ведущей в Стампу.
К Мэйбл.
Он не стал ругать себя за то, что поступает глупо — не было сил, ни физических, ни моральных. Прекрасно осознавал, что незачем ему видеть, где живет разведенная.
Да и не хватает еще, чтобы его увидели мать или сын…
Но ведь от казарм это не так уж далеко, уговаривал себя Гард, да и в половине восьмого утра мамаша наверняка спит после бессонной ночи. Просто проедет мимо ее дома, а потом вернется к себе, где начнет забывать ее. Он уже это проходил. Видимо, предстоит снова.
Но раньше красавица была замужем, вдруг вкралась мерзкая мыслишка.
А теперь нет.
Впрочем, замужем, не замужем — ему глубоко наплевать, подвел Гард итог своим мыслям. Хотя и приятно осознавать, что изменщица горько ошиблась в выборе мужа. Поделом ей!
Район, где жила Мэйбл, оказался более бедным чем он себе представлял — видимо, давненько здесь не был и подзабыл. В таком месте Реджи Роллинс, выросший в престижном районе под названием Эвкалиптовая роща, мог приобрести дом, но сам в нем жить никогда не стал бы. Гард удивился, что богач позволил Мэйбл — хоть они и были в разводе — поселиться здесь с их сыном. Не меньшее удивление вызвало и то, что ни Роллинсы, ни Уиндхемы не купили ей какой-нибудь миленький коттеджик — словечко, которым в их городе называли изысканные особняки, — неподалеку от того места, где жили сами.
Дом, номер которого автоматически запечатлелся у него в памяти, оказался небольшим двухэтажным строением. Располагался он чуть поодаль от дороги. Стены выкрашены белой краской, тускло-зеленая крыша, темные ставни, широкое крыльцо… Симпатичный домик — за шестьдесят лет жизни, полной каторжного труда и постоянных лишений, напряженных усилий, чтобы поднять пятерых детей и свести концы с концами, его родителям так и не удалось приобрести ничего подобного. Но для такой тщеславной особы, как Мэйбл, обожавшей богатство и роскошь, больше всего на свете ценившей обеспеченность, дом был простоват. Явный скачок вниз от той жизни, к которой она, будучи женой Реджи Роллинса, без сомнения, привыкла.
Гард развернулся около здания, где, похоже, никто не жил, и еще раз проехал мимо дома Мэйбл. Интересно, сколько денег ей причиталось по брачному контракту в случае развода, подумал он. И на что она их потратила? На шикарный «крайслер», который стоял на подъездной дорожке? Выпущен, похоже, всего год назад. Наверное, на него и на все остальное, что пожелало ее жадное сердечко.
Однажды оно возжелало его — по крайней мере так ему казалось. Позже он понял, что девушка просто развлекалась с ним, а сама тем временем ждала, когда ей повезет и Реджи сделает предложение. Она забавлялась с ними обоими — давала Гарду то, в чем отказывала Реджи, и наконец дождалась, чего хотела: обручального кольца, свадьбы и обещания супруга бросить к ее ногам весь мир…
Брустер поехал домой. Не думать ни о чем, не вспоминать что-то он больше не был в состоянии — устал до чертиков. Хотелось как следует выспаться, прежде чем начать заново переживать прошлое.
Гард стоял перед зеркалом и, чертыхаясь, пытался завязать узкий черный галстук аккуратным узлом. Повседневную форму он сменил на парадную — темно-зеленый китель и брюки, бледно-зеленую рубашку и этот чертов галстук, — поскольку сегодня следовало явиться на заседание комиссии.
Комиссии по делам несовершеннолетних округа Стенфорд, где должно было слушаться дело Алана Роллинса.
Полицейский и представить себе не мог, что все зайдет так далеко. Был настолько убежден, что папаша и дедушка Алана встанут плечом к плечу, чтобы защитить своего ненаглядного отпрыска, что повестка из суда совершенно выбила его из колеи.
Обычно он реагировал на вызов в суд совершенно спокойно. Слушание разнообразных дел входило в круг обязанностей каждого полицейского, служил тот в гражданской или в военной полиции. Сама процедура его не страшила, хоть и несколько выбивала из рабочего графика.
Да и дело само по себе было простое, незатейливое. Они с Бизоном обнаружили Алана там, где ему быть не надлежало, а мальчишка признался, что совершил преступление. И даже самые лучшие адвокаты, которых можно было купить за денежки Роллинсов, не смогли бы представить запротоколированный факт в ином свете.
А вот что беспокоило его, так это перспектива опять увидеть мамашу малолетнего преступника. Ни дня, ни часа не прошло за последние полторы недели — по крайней мере так ему казалось, — чтобы он не вспоминал о ней. Даже однажды еще разок проехал мимо ее дома. Что бы он ни делал — работал ли, ходил ли в гости к родителям, или на деловые встречи, — мысленно был с ней. Даже во сне ее видел…
Гард натянул китель, застегнулся и прицепил над левым карманом орденскую планку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26