А почему это тебя так удивляет?
— Да потому, что мне было бы не все равно, — бросил он. — Я бы такого не потерпел! Впрочем, что об этом говорить… Единственное, что меня радует, — я был у тебя первым. И этого тебе у меня не отнять! Как ни старайся!
— Я и не собираюсь. — Голос ее упал до шепота, но обманутый любовник стоял так близко, что, конечно, все услышал. — Гард…
Внезапно запнувшись, вскинула руку, но он метнул на нее яростный взгляд. Рука опустилась.
Женское сердце защемило от боли. Было время, когда ухажер замирал от одного ее прикосновения, а уж если обнимал за плечи или в темном зале кинотеатра клал ладонь на ее колено, и вовсе чувствовал себя на седьмом небе. Когда они оставались одни, он учил ее более интимным ласкам — поцелуям и поглаживаниям, заставлявшим его стонать от наслаждения.
А теперь не разрешает даже дотронуться до себя, печально подумала Мэйбл.
Голос Гарда вывел ее из задумчивости.
— Так по чьей же воле, Мэйбл?
Она перевела взгляд на футболку, выцветшую и растянутую, видневшуюся сквозь распахнутую куртку. Воображение без труда — ей много раз довелось видеть любимого не то что без футболки, но и вообще без всякой одежды — нарисовало то, что под ней.
Подняв голову, она наткнулась на непримиримый, все помнящий взгляд его потемневших глаз.
— Ты сказала, что вышла замуж не по собственной воле, — напомнил ей Гард. — Так что толкнуло тебя на это?
И он услышал ответ, которого ожидал. Который давал еще одно подтверждение тому, как был прав, презирая и ненавидя ее. Который лишал его малейшей надежды на будущее. Их общее будущее.
— Деньги. Я вышла за Роллинса замуж только из-за денег.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Гард зашагал прочь. На секунду задержавшись у одного из столиков, взял свой шлем и сел на мотоцикл.
— Остальное не хочешь услышать? — спросила Мэйбл, направляясь к нему.
— Меня это не интересует, — со знакомой хмурой усмешкой ответил он.
— И все-таки я прошу тебя выслушать. — Она тоже взяла шлем, но надевать не стала, прижав к груди. — После всего того, от чего я отказалась, что потеряла…
— А от чего ты, собственно, отказалась, Мэйбл? Чем это таким пожертвовала, чтобы выйти замуж за Реджи? Ты получила все, что хотела. Деньги, которые возжелала твоя жадная душонка, прочное положение, которое твоя семья тебе дать была не в состоянии, уверенность в завтрашнем дне, престиж — в общем, все! Так какого же черта ты лишилась?!
— Тебя…
Ее голос, тихий, печальный, резко отличался от его, непримиримого, злого. На какое-то мгновение ему стало ее жаль, но через секунду еще большая ярость вспыхнула в нем. Лицо Гарда исказилось от ненависти и отвращения.
Не верит он ей!
Рад бы, да не может…
Поняв, что разгневанного мужчину не переубедить, Мэйбл с такой силой вцепилась руками в шлем, что костяшки пальцев побелели. Хотелось упасть на песок и разрыдаться, но она сдержалась. Нахлобучила шлем на голову и осторожно, чтобы ненароком не коснуться Гарда грудью, уселась в седло. Робко положила руки ему на талию, понимая, что даже это, должно быть, неприятно.
Казалось, обратная дорога никогда не кончится, хотя по времени она занимала всего каких-то полчаса. Наконец доехали. Мэйбл слезла с мотоцикла, сняла шлем и протянула его Гарду.
— Почему ты не хочешь выслушать меня? — громко, стараясь перекричать шум мотора, спросила она. — Позволь мне все тебе объяснить!
Словно к пустому месту обращаешься, с отчаянием подумала она. Плевать он хотел на нее и на ее объяснения. Сидит, даже не шелохнется.
Подавив горестный вздох, женщина повернулась и зашагала к дому. Она уже дошла до двери и вставила в замок ключ, как в ушах вдруг замерла тишина — Гард выключил мотор. Мало-помалу безмолвие стали нарушать звуки обычного субботнего дня — крики детей, лай собак, жужжание газонокосилки, музыкальные шумы.
— Я тебя слушаю.
Голос прозвучал совсем рядом — Гард стоял у нее за спиной, но Мэйбл оборачиваться не стала. Сначала нужно успокоиться, а то вон как руки дрожат да и глаза на мокром месте.
Наконец она повернулась к нему лицом.
— Нет, ты не слушаешь, Гард, а выносишь мне приговор. Я и так уже тринадцать лет расплачиваюсь за то, что сделала!
— Ну, положим, расплачиваешься не ты, а я. А ты все эти годы жила себе припеваючи с Роллинсом.
— Вот видишь, что бы я ни сказала, ты все равно остаешься при своем мнении. Тогда почему ты здесь? Зачем все время приходишь?
— Потому что не могу иначе! — вырвалось у него.
Слова эти поразили ее. В первый момент она чуть не запрыгала от радости — надо же, оказывается, несмотря на все то горе, которое она ему принесла, его по-прежнему тянет к ней, как и ее к нему. Но радость ее была недолгой — он ведь прилагает все усилия, чтобы выбросить ее из головы. Не желает иметь с ней ничего общего, и все тут!
— Прости меня, — устало произнесла она. — Как бы я хотела, чтобы все было по-другому. Но изменить что-либо я не в силах. Единственное, что могу, это рассказать тебе, почему я вышла замуж за Реджи. — Слезы опять навернулись на глаза, но она улыбнулась. — Только заставить тебя поверить мне я не могу.
Хозяйка подошла к качалке, села. Гость молча последовал за ней и присел напротив. Он был весь внимание и напряженно ждал, что же ему расскажет неверная возлюбленная.
Мэйбл тяжело вздохнула и начала свою печальную повесть.
— Мои родители не особенно тебя жаловали. Да они этого и не скрывали. Но не любили они скорее не тебя самого, а тот класс, который ты собой олицетворял. Ты им казался выходцем из другого мира. Этого было достаточно, чтобы запретить нам встречаться.
Гард беспокойно поерзал. Интересно сказала. Намекнула — дескать, происхождение у тебя, братец, подкачало. Он и сам прекрасно знал, что семья их не только бедная, но и носит безвестную в этих краях фамилию. За последнюю сотню лет многие знатные собственники лишились своего состояния, но у них осталось самое ценное — известная фамилия, семейная история, поэтому их уважали и принимали в лучших домах. У Брустеров же состояния отродясь не бывало, так что терять им было нечего, и фамилия их никому ни о чем не говорила. В прежние времена своей земли они никогда не имели, арендовали ее, в наши же дни являлись представителями малоуважаемого класса, проще говоря, рабочими.
— Мама с папой дружили с семьей Роллинсов. И просто мечтали поженить нас с Реджи, ведь это только укрепило бы их дружбу. Они постоянно твердили, какая мы отличная пара, как подходим друг другу, придумывали всевозможные уловки, чтобы свести нас вместе. Некоторое время, когда уже было не отвертеться, я проводила в его обществе. Мне он нравился, но замуж выходить за него я не хотела.
Как же, как же, усмехнулся Гард. И не успела глазом моргнуть, как оказалась с ним под венцом, в длинном белом свадебном платье, с традиционным букетом алых роз в руках. В общем, сердце красавицы склонно к измене…
— В последний раз мы встретились с тобой в субботу, — продолжала между тем Мэйбл. — А на следующий день, как обычно, с родителями отправилась в церковь. Потом пообедали у бабушки, а когда вернулись домой, отец попросил меня прийти к нему в контору, чтобы поговорить. Я не горела желанием отправляться туда, потому что все наши беседы, как на людях, так и наедине, сводились к одному. Он талдычил, как ты мне не подходишь. Думала, и на этот раз разговор пойдет о том же, но ошиблась.
Однако отец сообщил мне неприятную новость. Компания, которой наша семья владела уже восемьдесят лет и которая процветала даже в самые тяжелые времена Великой депрессии, оказалась на грани банкротства. Дело в том, что мой дедушка, отец моего отца, за три года до этого отошел от дел и передал руководство компанией моему отцу, своему единственному сыну, а тому, похоже, не хватило опыта для ведения дел. Он упустил несколько выгодных контрактов и по уши увяз в долгах, и настолько глубоко, что без посторонней помощи ему уже было не выбраться. — Мэйбл помолчала, глядя куда-то вдаль, и добавила: — Вернее, без моей помощи. — Потом вновь перевела взгляд на Гарда и продолжила свой рассказ. — Питеру Роллинсу было известно, в какое плачевное положение попал отец. А поскольку у него везде свои люди, он обещал ему спасти компанию. При условии, что я выйду замуж за его сына. Это-то отец и хотел со мной обсудить. Мне предлагался брак по расчету. Ни больше, ни меньше. Если я соглашусь, Роллинс поможет, и компания будет спасена. Репутация отца не пострадает, спокойное будущее семьи гарантировано. — Она опять помолчала и негромко закончила: — Единственное, что от меня требовалось, — это бросить тебя и стать женой Реджи.
— Ты что, за дурака меня принимаешь?! — Гард даже задохнулся от негодования. — Неужели думаешь, что я поверю, будто ты вышла замуж за Реджи только ради отца? Чтобы никто не догадался, что в делах компании он ни черта не соображает?
— Если бы отец потерял компанию, он лишился бы всего. Мама моя в жизни ни дня не работала, а нас с Дороти нужно было кормить и одевать. Мы с ней тоже в дом ни цента не приносили. Кроме того, на карту были поставлены гордость и чувство собственного достоинства отца.
— Значит, чтобы признать свое банкротство, он был слишком горд, а продать дочь по выгодной цене нет? Тебе еще крупно повезло, что Роллинс купил тебя для своего красавчика, а не для себя самого!
Если бы он ее ударил, Мэйбл не было бы так больно.
— Ну почему ты мне не веришь! — стиснув руки, воскликнула она. — Я вышла замуж только ради того, чтобы спасти отца. Ты ведь сам пошел работать в шестнадцать лет, чтобы помогать родителям. И в течение пяти лет по окончания средней школы жил вместе с ними — хотя тебе, конечно, хотелось иметь. свой дом — только из экономии. Ты честно зарабатывал на жизнь, но почти всю зарплату отдавал родителям, потому что им она была нужнее, чем тебе.
— Сравнила тоже! Я отдавал им деньги, заработанные, как ты правильно заметила, честным трудом. А вот чем ты отрабатывала отцовский долг, соображай сама!
— Спасибо тебе, Гард, — тихо сказала Мэйбл, вставая с качалки и подходя к двери. — Мало мне того, что я все тринадцать лет корила себя за то, что натворила. Так теперь еще должна чувствовать себя хуже уличной девки!
— Послушай… — попробовал было остановить ее Гард, но она уже вошла в дом, хлопнув дверью.
Какой же он дурак! Ругая себя последними словами, Гард вскочил, но вместо того, чтобы убраться восвояси, подошел к двери. Хозяйка не заперла ее — иначе бы он услышал, как щелкнул замок. Так что стоит лишь открыть ее, войти и…
И что потом?
Можно еще раз попросить прощения. А что? Неплохая идея. Ей, конечно, от этого легче не станет, а вот ему еще как. А может, если он объяснит ей, почему вел себя, как последний осел, это поможет им обоим?
Гард нерешительно взялся за дверную ручку и повернул. Дверь беззвучно распахнулась. Он вошел, закрыл ее за собой и несколько секунд постоял, прислушиваясь.
В конце коридорчика раздался звук, будто кто-то шмыгает носом, и незваный гость пошел в этом направлении. Очутился он в кухне — просторном светлом помещении с широкими окнами. Женщина стояла у одного из них — олицетворение скорби. Такая маленькая, беззащитная…
Гард, не раздумывая, бросился к ней, обнял сзади и прижал к себе. Она вздрогнула. Отчего, удивился Гард. Не ожидала, что он останется? Испугалась? Но через секунду она сама тесно прижалась к нему, и словно не было этих мучительных лет. Будто только вчера стояли они вот так, рядышком, прильнув друг к другу.
Несколько секунд он не выпускал ее из своих объятий, наслаждаясь теплом женского тела, вдыхая его аромат и вспоминая прошлое. И впервые за долгие годы почувствовал себя уютно и спокойно. Совсем как дома.
— Прости меня, — пробормотал он, зарывшись лицом в шелковистые волосы. — Я вовсе не это имел в виду. Просто… ты причинила мне столько боли, что захотелось хоть немного тебе отплатить.
Она промолчала, а секунду спустя Гард почувствовал, как ему на запястье упала теплая слезинка и покатилась по руке. Он и раньше-то терпеть не мог женских слез — они отнимали у него все мужество, — а уж теперь и вовсе готов был встать перед плаксой на колени, лишь бы успокоилась.
— Не надо, Мэйбл, — почти простонал он, поворачивая ее к себе лицом. — Прошу тебя, не плачь!
— Я и не плачу, — соврала она, вытирая глаза.
Он подтянул ногой стул, стоявший у маленького обеденного стола, и усадил хозяйку. Взяв со стола бумажную салфетку, опустился перед ней на колени и принялся неуклюже вытирать щеки.
— Перестань… Видеть не могу, как ты плачешь!
Мэйбл выдернула у него салфетку и высморкалась, нервно смеясь.
— Я знаю. Поэтому…
— Эй, сестренка, чей мотоцикл?.. — раздался у них за спиной незнакомый голос, и в дверях показалась высокая темноволосая молодая женщина. При виде гостя она застыла на месте. — Так-так… Вопросов больше нет. — И, протягивая руку, подошла к Гарду. — Здравствуйте. Меня зовут Дороти. Вы, конечно, не помните меня, но мы с вами один раз встречались. Правда, давным-давно.
Еще бы ему не помнить! Как он мог забыть ее, когда именно она заявила ему по телефону, что Мэйбл не желает его больше видеть, что не хочет, чтобы он ее беспокоил. А он-то дурак, думал, что не беспокоил, а любил…
— Очень приятно. Гард, — смущенно представился он, пожав женщине руку.
— Да я вас прекрасно помню! — улыбнулась Дороти, но когда взглянула на сестру, улыбка тут же погасла. — Я не вовремя, да?
Мэйбл скомкала салфетку и встала.
— Было бы неплохо, если бы ты, прежде чем входить, стучала в дверь.
— Да я раз десять стучалась, не меньше! Просто ты, похоже, была так занята, что и не слышала. — Дороти снова улыбнулась, на сей раз лукаво. — Верно? Послушайте, а что если мне уйти и вернуться, скажем, через пару часиков?
— Ну что вы! — поспешно, пожалуй, даже чересчур, проговорил Гард. Интересно, заметила ли хозяйка, что ему не хочется уходить? Ничего он ей так и не объяснил, но остаться не мог. Видеть Дороти, да и вообще кого-нибудь из этого семейства, было выше его сил. — Мне нужно идти.
Мэйбл разочарованно и вместе с тем покорно взглянула на него и выдавила из себя улыбку.
— Может, останешься?
— Не могу.
И по многим причинам, хотелось ему добавить. Во-первых, потому что нежданно-негаданно заявилась сестра, а даже при одной мысли о родне Мэйбл ему делалось не по себе. И во-вторых, оттого что чувство близости, возникшее у них, стараниями ее сестрицы куда-то улетучилось.
— Рада была опять вас увидеть, — сказала родственница, когда Гард проходил мимо нее. — И извините за вторжение.
Он закрыл за собой кухонную дверь и направился к входной.
— Мне жаль, что нам помешали, — послышался за спиной голос Мэйбл.
И мне тоже, хотелось ему ответить, но больше из вежливости. Ему-то чего жалеть! Наоборот, должен быть благодарен сестре. Очень вовремя пришла. Иначе одному Богу известно, чем могло бы дело кончиться. Так сладостно было держать Мэйбл в объятиях. Он бы наверное, начал целовать ее, а потом признался бы, что никогда не переставал любить, что до сих пор ее хочет, что она всегда была и остается единственной и неповторимой.
Но слова эти так и остались невысказанными. Вместо этого он, хмуро улыбнувшись, произнес:
— Похоже, всякий раз, когда мы бываем вместе, приходится о чем-то сожалеть, а одному из нас и извиняться.
Она улыбнулась в ответ.
— Мне-то есть за что…
Гард неуверенно покачал головой.
— Почему бы нам не забыть обо всем?
Глаза ее расширились от ужаса. Гард в первый момент не сообразил, почему, но, повторив в уме свой вопрос, понял. Надо же, сказанул! Словно прощается с ней на веки вечные.
— Забыть обо всем? — шепотом переспросила Мэйбл.
Он легонько коснулся ее волос.
— Нет, только о плохом.
— Значит, мы снова увидимся?
И такая надежда звучала в ее голосе, что Гард был тронут до глубины души. И хотя прекрасно понимал, какую делает глупость, дал тот ответ, которого она ждала:
— Завтра днем. Ты не занята?
— Нет.
Теперь бы повернуться и уйти, но гость все колебался. Вот бы набраться смелости и поцеловать ее, хоть чуть коснуться губами ее губ. Но он отлично знал, что на этом не остановится. И потому уточнил:
— Значит, завтра. Часа в два.
Женщина не стала выходить за ним на крыльцо. Так и осталась стоять в холле у столика. И последнее, что увидел Гард, взявшись за ручку двери, ее милый, родной, такой знакомый силуэт.
Много лет назад она принадлежала ему целиком и полностью, правда, такое короткое время…
Скоро это повторится снова. А вот сколько продлится, неизвестно — может, несколько недель, а может, несколько месяцев.
Впрочем, ему и несколько лет покажется мало, подумал Гард, заведя мотоцикл.
Вот если бы они провели вместе всю оставшуюся жизнь, этого было бы достаточно.
А пока придется довольствоваться тем, что уготовит ему судьба.
Когда Мэйбл вернулась на кухню, Дороти уже сидела за столом и уплетала из розетки мороженое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Да потому, что мне было бы не все равно, — бросил он. — Я бы такого не потерпел! Впрочем, что об этом говорить… Единственное, что меня радует, — я был у тебя первым. И этого тебе у меня не отнять! Как ни старайся!
— Я и не собираюсь. — Голос ее упал до шепота, но обманутый любовник стоял так близко, что, конечно, все услышал. — Гард…
Внезапно запнувшись, вскинула руку, но он метнул на нее яростный взгляд. Рука опустилась.
Женское сердце защемило от боли. Было время, когда ухажер замирал от одного ее прикосновения, а уж если обнимал за плечи или в темном зале кинотеатра клал ладонь на ее колено, и вовсе чувствовал себя на седьмом небе. Когда они оставались одни, он учил ее более интимным ласкам — поцелуям и поглаживаниям, заставлявшим его стонать от наслаждения.
А теперь не разрешает даже дотронуться до себя, печально подумала Мэйбл.
Голос Гарда вывел ее из задумчивости.
— Так по чьей же воле, Мэйбл?
Она перевела взгляд на футболку, выцветшую и растянутую, видневшуюся сквозь распахнутую куртку. Воображение без труда — ей много раз довелось видеть любимого не то что без футболки, но и вообще без всякой одежды — нарисовало то, что под ней.
Подняв голову, она наткнулась на непримиримый, все помнящий взгляд его потемневших глаз.
— Ты сказала, что вышла замуж не по собственной воле, — напомнил ей Гард. — Так что толкнуло тебя на это?
И он услышал ответ, которого ожидал. Который давал еще одно подтверждение тому, как был прав, презирая и ненавидя ее. Который лишал его малейшей надежды на будущее. Их общее будущее.
— Деньги. Я вышла за Роллинса замуж только из-за денег.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Гард зашагал прочь. На секунду задержавшись у одного из столиков, взял свой шлем и сел на мотоцикл.
— Остальное не хочешь услышать? — спросила Мэйбл, направляясь к нему.
— Меня это не интересует, — со знакомой хмурой усмешкой ответил он.
— И все-таки я прошу тебя выслушать. — Она тоже взяла шлем, но надевать не стала, прижав к груди. — После всего того, от чего я отказалась, что потеряла…
— А от чего ты, собственно, отказалась, Мэйбл? Чем это таким пожертвовала, чтобы выйти замуж за Реджи? Ты получила все, что хотела. Деньги, которые возжелала твоя жадная душонка, прочное положение, которое твоя семья тебе дать была не в состоянии, уверенность в завтрашнем дне, престиж — в общем, все! Так какого же черта ты лишилась?!
— Тебя…
Ее голос, тихий, печальный, резко отличался от его, непримиримого, злого. На какое-то мгновение ему стало ее жаль, но через секунду еще большая ярость вспыхнула в нем. Лицо Гарда исказилось от ненависти и отвращения.
Не верит он ей!
Рад бы, да не может…
Поняв, что разгневанного мужчину не переубедить, Мэйбл с такой силой вцепилась руками в шлем, что костяшки пальцев побелели. Хотелось упасть на песок и разрыдаться, но она сдержалась. Нахлобучила шлем на голову и осторожно, чтобы ненароком не коснуться Гарда грудью, уселась в седло. Робко положила руки ему на талию, понимая, что даже это, должно быть, неприятно.
Казалось, обратная дорога никогда не кончится, хотя по времени она занимала всего каких-то полчаса. Наконец доехали. Мэйбл слезла с мотоцикла, сняла шлем и протянула его Гарду.
— Почему ты не хочешь выслушать меня? — громко, стараясь перекричать шум мотора, спросила она. — Позволь мне все тебе объяснить!
Словно к пустому месту обращаешься, с отчаянием подумала она. Плевать он хотел на нее и на ее объяснения. Сидит, даже не шелохнется.
Подавив горестный вздох, женщина повернулась и зашагала к дому. Она уже дошла до двери и вставила в замок ключ, как в ушах вдруг замерла тишина — Гард выключил мотор. Мало-помалу безмолвие стали нарушать звуки обычного субботнего дня — крики детей, лай собак, жужжание газонокосилки, музыкальные шумы.
— Я тебя слушаю.
Голос прозвучал совсем рядом — Гард стоял у нее за спиной, но Мэйбл оборачиваться не стала. Сначала нужно успокоиться, а то вон как руки дрожат да и глаза на мокром месте.
Наконец она повернулась к нему лицом.
— Нет, ты не слушаешь, Гард, а выносишь мне приговор. Я и так уже тринадцать лет расплачиваюсь за то, что сделала!
— Ну, положим, расплачиваешься не ты, а я. А ты все эти годы жила себе припеваючи с Роллинсом.
— Вот видишь, что бы я ни сказала, ты все равно остаешься при своем мнении. Тогда почему ты здесь? Зачем все время приходишь?
— Потому что не могу иначе! — вырвалось у него.
Слова эти поразили ее. В первый момент она чуть не запрыгала от радости — надо же, оказывается, несмотря на все то горе, которое она ему принесла, его по-прежнему тянет к ней, как и ее к нему. Но радость ее была недолгой — он ведь прилагает все усилия, чтобы выбросить ее из головы. Не желает иметь с ней ничего общего, и все тут!
— Прости меня, — устало произнесла она. — Как бы я хотела, чтобы все было по-другому. Но изменить что-либо я не в силах. Единственное, что могу, это рассказать тебе, почему я вышла замуж за Реджи. — Слезы опять навернулись на глаза, но она улыбнулась. — Только заставить тебя поверить мне я не могу.
Хозяйка подошла к качалке, села. Гость молча последовал за ней и присел напротив. Он был весь внимание и напряженно ждал, что же ему расскажет неверная возлюбленная.
Мэйбл тяжело вздохнула и начала свою печальную повесть.
— Мои родители не особенно тебя жаловали. Да они этого и не скрывали. Но не любили они скорее не тебя самого, а тот класс, который ты собой олицетворял. Ты им казался выходцем из другого мира. Этого было достаточно, чтобы запретить нам встречаться.
Гард беспокойно поерзал. Интересно сказала. Намекнула — дескать, происхождение у тебя, братец, подкачало. Он и сам прекрасно знал, что семья их не только бедная, но и носит безвестную в этих краях фамилию. За последнюю сотню лет многие знатные собственники лишились своего состояния, но у них осталось самое ценное — известная фамилия, семейная история, поэтому их уважали и принимали в лучших домах. У Брустеров же состояния отродясь не бывало, так что терять им было нечего, и фамилия их никому ни о чем не говорила. В прежние времена своей земли они никогда не имели, арендовали ее, в наши же дни являлись представителями малоуважаемого класса, проще говоря, рабочими.
— Мама с папой дружили с семьей Роллинсов. И просто мечтали поженить нас с Реджи, ведь это только укрепило бы их дружбу. Они постоянно твердили, какая мы отличная пара, как подходим друг другу, придумывали всевозможные уловки, чтобы свести нас вместе. Некоторое время, когда уже было не отвертеться, я проводила в его обществе. Мне он нравился, но замуж выходить за него я не хотела.
Как же, как же, усмехнулся Гард. И не успела глазом моргнуть, как оказалась с ним под венцом, в длинном белом свадебном платье, с традиционным букетом алых роз в руках. В общем, сердце красавицы склонно к измене…
— В последний раз мы встретились с тобой в субботу, — продолжала между тем Мэйбл. — А на следующий день, как обычно, с родителями отправилась в церковь. Потом пообедали у бабушки, а когда вернулись домой, отец попросил меня прийти к нему в контору, чтобы поговорить. Я не горела желанием отправляться туда, потому что все наши беседы, как на людях, так и наедине, сводились к одному. Он талдычил, как ты мне не подходишь. Думала, и на этот раз разговор пойдет о том же, но ошиблась.
Однако отец сообщил мне неприятную новость. Компания, которой наша семья владела уже восемьдесят лет и которая процветала даже в самые тяжелые времена Великой депрессии, оказалась на грани банкротства. Дело в том, что мой дедушка, отец моего отца, за три года до этого отошел от дел и передал руководство компанией моему отцу, своему единственному сыну, а тому, похоже, не хватило опыта для ведения дел. Он упустил несколько выгодных контрактов и по уши увяз в долгах, и настолько глубоко, что без посторонней помощи ему уже было не выбраться. — Мэйбл помолчала, глядя куда-то вдаль, и добавила: — Вернее, без моей помощи. — Потом вновь перевела взгляд на Гарда и продолжила свой рассказ. — Питеру Роллинсу было известно, в какое плачевное положение попал отец. А поскольку у него везде свои люди, он обещал ему спасти компанию. При условии, что я выйду замуж за его сына. Это-то отец и хотел со мной обсудить. Мне предлагался брак по расчету. Ни больше, ни меньше. Если я соглашусь, Роллинс поможет, и компания будет спасена. Репутация отца не пострадает, спокойное будущее семьи гарантировано. — Она опять помолчала и негромко закончила: — Единственное, что от меня требовалось, — это бросить тебя и стать женой Реджи.
— Ты что, за дурака меня принимаешь?! — Гард даже задохнулся от негодования. — Неужели думаешь, что я поверю, будто ты вышла замуж за Реджи только ради отца? Чтобы никто не догадался, что в делах компании он ни черта не соображает?
— Если бы отец потерял компанию, он лишился бы всего. Мама моя в жизни ни дня не работала, а нас с Дороти нужно было кормить и одевать. Мы с ней тоже в дом ни цента не приносили. Кроме того, на карту были поставлены гордость и чувство собственного достоинства отца.
— Значит, чтобы признать свое банкротство, он был слишком горд, а продать дочь по выгодной цене нет? Тебе еще крупно повезло, что Роллинс купил тебя для своего красавчика, а не для себя самого!
Если бы он ее ударил, Мэйбл не было бы так больно.
— Ну почему ты мне не веришь! — стиснув руки, воскликнула она. — Я вышла замуж только ради того, чтобы спасти отца. Ты ведь сам пошел работать в шестнадцать лет, чтобы помогать родителям. И в течение пяти лет по окончания средней школы жил вместе с ними — хотя тебе, конечно, хотелось иметь. свой дом — только из экономии. Ты честно зарабатывал на жизнь, но почти всю зарплату отдавал родителям, потому что им она была нужнее, чем тебе.
— Сравнила тоже! Я отдавал им деньги, заработанные, как ты правильно заметила, честным трудом. А вот чем ты отрабатывала отцовский долг, соображай сама!
— Спасибо тебе, Гард, — тихо сказала Мэйбл, вставая с качалки и подходя к двери. — Мало мне того, что я все тринадцать лет корила себя за то, что натворила. Так теперь еще должна чувствовать себя хуже уличной девки!
— Послушай… — попробовал было остановить ее Гард, но она уже вошла в дом, хлопнув дверью.
Какой же он дурак! Ругая себя последними словами, Гард вскочил, но вместо того, чтобы убраться восвояси, подошел к двери. Хозяйка не заперла ее — иначе бы он услышал, как щелкнул замок. Так что стоит лишь открыть ее, войти и…
И что потом?
Можно еще раз попросить прощения. А что? Неплохая идея. Ей, конечно, от этого легче не станет, а вот ему еще как. А может, если он объяснит ей, почему вел себя, как последний осел, это поможет им обоим?
Гард нерешительно взялся за дверную ручку и повернул. Дверь беззвучно распахнулась. Он вошел, закрыл ее за собой и несколько секунд постоял, прислушиваясь.
В конце коридорчика раздался звук, будто кто-то шмыгает носом, и незваный гость пошел в этом направлении. Очутился он в кухне — просторном светлом помещении с широкими окнами. Женщина стояла у одного из них — олицетворение скорби. Такая маленькая, беззащитная…
Гард, не раздумывая, бросился к ней, обнял сзади и прижал к себе. Она вздрогнула. Отчего, удивился Гард. Не ожидала, что он останется? Испугалась? Но через секунду она сама тесно прижалась к нему, и словно не было этих мучительных лет. Будто только вчера стояли они вот так, рядышком, прильнув друг к другу.
Несколько секунд он не выпускал ее из своих объятий, наслаждаясь теплом женского тела, вдыхая его аромат и вспоминая прошлое. И впервые за долгие годы почувствовал себя уютно и спокойно. Совсем как дома.
— Прости меня, — пробормотал он, зарывшись лицом в шелковистые волосы. — Я вовсе не это имел в виду. Просто… ты причинила мне столько боли, что захотелось хоть немного тебе отплатить.
Она промолчала, а секунду спустя Гард почувствовал, как ему на запястье упала теплая слезинка и покатилась по руке. Он и раньше-то терпеть не мог женских слез — они отнимали у него все мужество, — а уж теперь и вовсе готов был встать перед плаксой на колени, лишь бы успокоилась.
— Не надо, Мэйбл, — почти простонал он, поворачивая ее к себе лицом. — Прошу тебя, не плачь!
— Я и не плачу, — соврала она, вытирая глаза.
Он подтянул ногой стул, стоявший у маленького обеденного стола, и усадил хозяйку. Взяв со стола бумажную салфетку, опустился перед ней на колени и принялся неуклюже вытирать щеки.
— Перестань… Видеть не могу, как ты плачешь!
Мэйбл выдернула у него салфетку и высморкалась, нервно смеясь.
— Я знаю. Поэтому…
— Эй, сестренка, чей мотоцикл?.. — раздался у них за спиной незнакомый голос, и в дверях показалась высокая темноволосая молодая женщина. При виде гостя она застыла на месте. — Так-так… Вопросов больше нет. — И, протягивая руку, подошла к Гарду. — Здравствуйте. Меня зовут Дороти. Вы, конечно, не помните меня, но мы с вами один раз встречались. Правда, давным-давно.
Еще бы ему не помнить! Как он мог забыть ее, когда именно она заявила ему по телефону, что Мэйбл не желает его больше видеть, что не хочет, чтобы он ее беспокоил. А он-то дурак, думал, что не беспокоил, а любил…
— Очень приятно. Гард, — смущенно представился он, пожав женщине руку.
— Да я вас прекрасно помню! — улыбнулась Дороти, но когда взглянула на сестру, улыбка тут же погасла. — Я не вовремя, да?
Мэйбл скомкала салфетку и встала.
— Было бы неплохо, если бы ты, прежде чем входить, стучала в дверь.
— Да я раз десять стучалась, не меньше! Просто ты, похоже, была так занята, что и не слышала. — Дороти снова улыбнулась, на сей раз лукаво. — Верно? Послушайте, а что если мне уйти и вернуться, скажем, через пару часиков?
— Ну что вы! — поспешно, пожалуй, даже чересчур, проговорил Гард. Интересно, заметила ли хозяйка, что ему не хочется уходить? Ничего он ей так и не объяснил, но остаться не мог. Видеть Дороти, да и вообще кого-нибудь из этого семейства, было выше его сил. — Мне нужно идти.
Мэйбл разочарованно и вместе с тем покорно взглянула на него и выдавила из себя улыбку.
— Может, останешься?
— Не могу.
И по многим причинам, хотелось ему добавить. Во-первых, потому что нежданно-негаданно заявилась сестра, а даже при одной мысли о родне Мэйбл ему делалось не по себе. И во-вторых, оттого что чувство близости, возникшее у них, стараниями ее сестрицы куда-то улетучилось.
— Рада была опять вас увидеть, — сказала родственница, когда Гард проходил мимо нее. — И извините за вторжение.
Он закрыл за собой кухонную дверь и направился к входной.
— Мне жаль, что нам помешали, — послышался за спиной голос Мэйбл.
И мне тоже, хотелось ему ответить, но больше из вежливости. Ему-то чего жалеть! Наоборот, должен быть благодарен сестре. Очень вовремя пришла. Иначе одному Богу известно, чем могло бы дело кончиться. Так сладостно было держать Мэйбл в объятиях. Он бы наверное, начал целовать ее, а потом признался бы, что никогда не переставал любить, что до сих пор ее хочет, что она всегда была и остается единственной и неповторимой.
Но слова эти так и остались невысказанными. Вместо этого он, хмуро улыбнувшись, произнес:
— Похоже, всякий раз, когда мы бываем вместе, приходится о чем-то сожалеть, а одному из нас и извиняться.
Она улыбнулась в ответ.
— Мне-то есть за что…
Гард неуверенно покачал головой.
— Почему бы нам не забыть обо всем?
Глаза ее расширились от ужаса. Гард в первый момент не сообразил, почему, но, повторив в уме свой вопрос, понял. Надо же, сказанул! Словно прощается с ней на веки вечные.
— Забыть обо всем? — шепотом переспросила Мэйбл.
Он легонько коснулся ее волос.
— Нет, только о плохом.
— Значит, мы снова увидимся?
И такая надежда звучала в ее голосе, что Гард был тронут до глубины души. И хотя прекрасно понимал, какую делает глупость, дал тот ответ, которого она ждала:
— Завтра днем. Ты не занята?
— Нет.
Теперь бы повернуться и уйти, но гость все колебался. Вот бы набраться смелости и поцеловать ее, хоть чуть коснуться губами ее губ. Но он отлично знал, что на этом не остановится. И потому уточнил:
— Значит, завтра. Часа в два.
Женщина не стала выходить за ним на крыльцо. Так и осталась стоять в холле у столика. И последнее, что увидел Гард, взявшись за ручку двери, ее милый, родной, такой знакомый силуэт.
Много лет назад она принадлежала ему целиком и полностью, правда, такое короткое время…
Скоро это повторится снова. А вот сколько продлится, неизвестно — может, несколько недель, а может, несколько месяцев.
Впрочем, ему и несколько лет покажется мало, подумал Гард, заведя мотоцикл.
Вот если бы они провели вместе всю оставшуюся жизнь, этого было бы достаточно.
А пока придется довольствоваться тем, что уготовит ему судьба.
Когда Мэйбл вернулась на кухню, Дороти уже сидела за столом и уплетала из розетки мороженое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26