С утра прошел сильный дождь, а изменчивый ветер нагнал холодный воздух, и погода, по словам Венеции, скорее напоминала март, чем июнь. В связи с этим Герман предложил встретиться в его гостинице в гриль-баре.
«Кларидж» нравился Венеции. Там было всегда спокойно; ничто не мешало разговору. Она немного нервничала, когда вошла с Майком в фойе и представила его Герману. Как они отнесутся друг к другу, эти двое мужчин, самых дорогих для нее? И как странно, что двое столь разных по темпераменту и по своей сути людей сделались близки ее сердцу. Тем не менее это было так. Прошло совсем немного времени, и она перестала нервничать. Герман, как обычно, был обходителен и очарователен, умело поддерживая разговор. Майк был в хорошем настроении и, очевидно, гордился ею. Взяв ее руку, он сказал Герману:
– Вы можете представить, что это для меня значит, сэр… прийти сегодня сюда с Венецией в качестве ее будущего мужа.
Он произнес это искренне, и Венеция, хорошо знавшая своего Германа, с удовольствием заметила, как тонкое лицо Германа озарилось улыбкой. Он обменялся рукопожатием с Майком и сказал:
– Я поздравляю вас от всего сердца. Мне нет необходимости, молодой человек, говорить вам, что вы отыскали жемчужину среди женщин.
Венеция засмеялась, а Майк с жаром подхватил:
– Еще бы! Я везучий парень.
– Мне тоже повезло, – вставила Венеция. Встреча началась удачно. Всем было весело. Они обменялись последними новостями, поговорили о Мейбл, которую Герман назвал «своей чудо-крестницей», коснулись его будущих концертов и предстоящего турне по Америке, Не забыли восхититься и великолепным кольцом, которое украшало безымянный палец на левой руке Венеции. Это был желтый алмаз в старинной оправе. Венеция обожала желтые алмазы. Он был не такой ценный, как белый бразильский камень чистой воды, подаренный Джефри, но стоил Майку гораздо больше того, что он мог себе позволить. Он настоял на его приобретении, поскольку его выбрала Венеция. Она по достоинству оценила его щедрость. Кольцо прекрасно смотрелось на ее тонком пальце, и она была очень довольна. Когда Герман похвалил кольцо, она заметила, как ребячливое удовлетворение мелькнуло на загорелом лице Майка.
Что бы Майк ни говорил, Герман поворачивался к нему и слушал даже тогда, когда первый завел речь о своем любимом предмете – лошадях.
– Я в них ничего не понимаю, – признался Герман. – Пожалуй, это замечательные создания, и мне хотелось бы научиться ездить верхом. Это, должно быть, прекрасно и очень полезно для здоровья.
– Мейбл от лошадей без ума, – сказала Венеция. – А я, боюсь, слишком стара, чтобы начинать, и к тому же ни разу в жизни не сидела на лошади.
Герман снова повернулся к ней, попыхивая сигаретой.
– Не говори о возрасте, – заметил он. – Тебя это не должно волновать.
– Вот и я твержу ей то же самое, – сказал Майк.
– У меня скоро распухнет голова, если я и дальше буду вас слушать, – рассмеялась она. – Что ни говори, я слишком стара для верховой езды. Здесь мы расходимся с Майком, но зато у нас в другом много общего.
Герман Вайсманн продолжал задумчиво курить. Говорит ли она правду? Есть ли у них что-то общее? Несомненно одно – страстная любовь или лучше сказать – безрассудная страсть. Эта мысль не сразу пришла Герману в голову; она зрела в нем постепенно и только сейчас сформировалась окончательно. Совершенно очевидно, что Венеция не так сильно любит этого молодого человека, как она любила Джефри, с которым у нес было много общего. Но он, однако, считал, что Венеция совершенно права, выходя замуж вторично. Он давно хотел, чтобы она нашла спутника жизни, который останется с ней, когда Мейбл подрастет и выйдет замуж.
Всякий раз возвращаясь в Англию, он надеялся услышать, что Венеция нашла свою вторую любовь и готова начать новую жизнь, но он никак не мог предположить, что она остановит свой выбор на человеке значительно моложе ее и совершенно не похожем на нее.
Именно это различие между Венецией и Май-ком беспокоило его. Годы здесь ни при чем. Он знал несколько исключительно удачных пар, где из двух супругов женщина оказывалась старше, но в этих случаях их роднили взаимные интересы и глубокий духовный союз. Герман Вайсманн, после того, как обдумал выбор Венеции и составил себе представление о ее избраннике, не мог не признаться самому себе, что очень встревожен.
Первое впечатление оказалось неплохим; более того, он не мог не поддаться обаянию Майка, прекрасно понимая, что влекло к нему Венецию.
Теплота их отношений, вернее, глубокое и сильное чувство, испытываемое Венецией и Май-ком, не могли не волновать Германа. Когда-то он точно так же любил свою Наоми. Венеция с Май-ком только и ждали наступления того часа, когда они всецело смогут принадлежать друг другу. Но для Германа, хорошо знавшего и любившего Венецию, сквозь предательскую пелену виделась горькая правда: Венеция и этот молодой человек совершенно не созданы один для другого. Герман ужаснулся тому, как Венеция могла поддаться самообману и уверовать в то, что Майк именно тот, кто заменит ей Джефри. Герману это казалось кощунством.
Майк, на его взгляд, был человеком, сохранившим детскую непосредственность и живость воображения. Тщеславный, вероятно, эгоистичный, очаровательный… Какое безумие вселилось в нее, спрашивал себя Герман, прислушиваясь к болтовне Майка о своем загородном доме, фондовой бирже, его поездке в Ирландию к другу ради того, чтобы взглянуть на лошадь, которую тот хотел ему продать, и их с Венецией планах пожениться до начала летних каникул Мейбл.
Густые брови Германа сошлись вместе, и он спросил Венецию:
– Вы планируете сразу сочетаться браком?
Она положила свою изящную руку на его ладонь. Они с Майком не видят причин, чтобы откладывать брак, ответила она.
Герману хотелось убедить ее подождать… узнать Майка получше.
А что будет с ребенком? Венеция сказала, что будет просто здорово, если у Мейбл появится такой молодой отчим. Но, по мнению Германа, Майк слишком молод и эгоистичен, чтобы искренне интересоваться развитием пятнадцатилетней девочки. Просто удивительно, что милая Венеция, будучи такой умной женщиной, не ведет себя с большей осмотрительностью. Сколько опасностей таится в этом взаимном притяжении. Что за сладостная западня!
Текли минуты, и Герман все больше и больше чувствовал себя подавленным.
– Ты отправляешься в Америку и не сможешь присутствовать на нашей свадьбе? – сказала Венеция. – Очень жаль.
– Мне тоже, – мягко улыбнулся Герман.
Однако он знал, что, будь у него такая возможность, все равно он не мог бы заставить себя быть у нее на свадьбе. Ему было больно видеть, как Венеция совершает ужасную ошибку, и уже ни привлекательная внешность Майка, ни его умение очаровывать не могли изменить мнение Германа насчет того, что Венеция, очертя голову, бросается в омут.
Он еще немного поговорил с ними и затем оставил их вдвоем. Ему необходимо было отдохнуть перед визитом к другу, молодому дирижеру Герберту Менгссу.
Придя домой, Венеция сняла шляпу и перчатки и в молодом порыве устремилась к Майку, который бросил недокуренную сигарету и заключил се в свои объятия.
– Я так люблю тебя, – сказала она. Говоря это, она, тем не менее, помнила циничный совет, где-то вычитанный или услышанный: что женщина не должна постоянно повторять мужчине, что она его любит и что мужчину следует немного помучить. Скорее всего, такого рода информацию она могла почерпнуть в одной из душещипательных колонок женских журналов, где даются наставления молоденьким девушкам. Венеция сделала гримасу, и чтобы Майк не увидел ее лица, уткнулась ему в плечо.
– Я горжусь тобой сегодня, – проговорил он, целуя ее в лоб. – В «Кларидже» ни одна женщина не могла сравниться с тобой.
Она посмотрела на него сияющими глазами и спросила:
– Тебе понравился мой Герман?
– По-моему, симпатичный старичок. Венеция снова нахмурилась и возразила:
– Не такой уж старый… ему только шестьдесят, но для молодого Майка он уже, конечно, старичок.
Он засмеялся, взял ее руку и, скосив глаза на желтый бриллиант, спросил:
– Нравится?
– Безумно. Но главное – то, что он символизирует.
Он отпустил ее руку и обвел взглядом очаровательную комнату. Дождь перестал. Косые лучи солнца пробивались сквозь прозрачные кремовые шторы.
– Я думаю, – продолжал он, – что в конце концов все будет хорошо.
Может, нам отправиться в Бернт-Эш сегодня, не дожидаясь завтрашнего дня? Доберемся за час с небольшим. Я горю желанием узнать, что ты думаешь о поместье.
Она заколебалась, чувствуя усталость. Как и Герману, ей хотелось отдохнуть после обильного обеда. Последние дни она поздно ложилась спать, но ей и в голову не могло прийти отказаться от предложения Майка.
– Как замечательно, – сказала она. – Дай мне десять минут. Я только надену костюм и дачные туфли.
– Хорошо, моя прелесть.
Майк присел, взял сигарету из порфировой шкатулки и, довольный, лениво закурил, ожидая возвращения Венеции.
«Этот дом смотрится недурно, – рассуждал он про себя. – Будет где остановиться, наезжая в город. Учитывая доход Венеции и мой, нет оснований считать, что он нам не по силам. Можно сказать, что я неплохо устроился. Венеция мила и очень привлекательна; она не из тех, кто старится быстро. Ее дочь может представлять определенную проблему, но в ближайшие несколько лет она будет в школе. Да… пожалуй, можно сказать, что мне здорово подфартило…»
Зазвонил телефон. Майк протянул руку, чтобы взять трубку, вспомнил, что он не у себя дома, но в следующую секунду из ванной послышался голос Венеции.
– Ответь за меня, дорогой.
В трубке раздался женский голос:
– О… я ошиблась номером… это дом миссис Селлингэм?
– Да, правильно, – подтвердил Майк.
– О… а она… дома?
– Да, но в данный момент не может подойти. Может, ей что-нибудь передать?
– О! – в третий раз повторила женщина не без удивления.
– Кто звонит? Что передать?
– Это леди Селлингэм… наверное, моя сноха забыла, но она обещала сегодня приехать ко мне в Ричмонд на чай. Видите ли, я не смогу принять ее… Вот и все.
«Ага, – подумал Майк. – Свекровь. Очередная зануда, и эта старая карга хотела похитить у меня Венецию».
– Подождите, пожалуйста, – самым вкрадчивым голосом ответил он. – Я посмотрю, не сможет ли Венеция подойти к телефону… Это, между прочим, Майк Прайс. Я еще не имел удовольствия познакомиться с вами, ни, надо думать, вам известно, что мы с Венецией собираемся пожениться.
На другом конце провода ничего не ответили, и Майк понял, что повел себя бестактно. В принципе Венеция еще ничего не успела сказать матери Джефри, и старая леди испытала шок от услышанного. Майк в душе не был бессердечным человеком и попытался быстро исправить свою неловкость.
– Я очень надеюсь, леди Селлингэм, что вы пригласите меня и Венецию к себе. Я знаю, что будущее Венеция имеет для вас большое значение, и я заверяю вас, что я сделаю все от меня зависящее для ее счастья.
Ну вот, так-то лучшее.
– О! – воскликнула леди Селлингэм в очередной раз, – я очень рада слышать это… я… признаться… ничего не знала об этом, мистер Прайс. Хотя Венеция, конечно, рассказывала мне о вас. Примите мои поздравления, и, разумеется, мы скоро встретимся. Я очень люблю свою сноху. И я очень рада, что она нашла себе жениха, поскольку я знаю, что мой сын хотел, чтобы она вновь вышла замуж.
Майк просиял и заметно приободрился. Эта старая карга как будто ничего, подумал он, испытывая к ней уже другие чувства.
– Я… ужасно вам благодарен, – произнес он самым обворожительным голосом, на который был только способен.
– Если Венеция занята, я не хотела бы ее беспокоить… – начала леди Селлингэм.
В этот момент в отводной трубке, установленной в спальне Венеции, послышался ее голос.
– Алло?… Кто это?.. Венеция слушает, мне десять минут. Я только надену костюм и дачные туфли.
– Хорошо, моя прелесть.
Майк присел, взял сигарету из порфировой шкатулки и, довольный, лениво закурил, ожидая возвращения Венеции.
«Этот дом смотрится недурно, – рассуждал он про себя. – Будет где остановиться, наезжая в город. Учитывая доход Венеции и мой, нет оснований считать, что он нам не по силам. Можно сказать, что я неплохо устроился. Венеция мила и очень привлекательна; она не из тех, кто старится быстро. Ее дочь может представлять определенную проблему, но в ближайшие несколько лет она будет в школе. Да… пожалуй, можно сказать, что мне здорово подфартило…»
Зазвонил телефон. Майк протянул руку, чтобы взять трубку, вспомнил, что он не у себя дома, но в следующую секунду из ванной послышался голос Венеции.
– Ответь за меня, дорогой.
В трубке раздался женский голос:
– О… я ошиблась номером… это дом миссис Селлингэм?
– Да, правильно, – подтвердил Майк.
– О… а она… дома?
– Да, но в данный момент не может подойти. Может, ей что-нибудь передать?
– О! – в третий раз повторила женщина не без удивления.
– Кто звонит? Что передать?
– Это леди Селлингэм… наверное, моя сноха забыла, но она обещала сегодня приехать ко мне в Ричмонд на чай. Видите ли, я не смогу принять ее… Вот и все.
«Ага, – подумал Майк. – Свекровь. Очередная зануда, и эта старая карга хотела похитить у меня Венецию».
– Подождите, пожалуйста, – самым вкрадчивым голосом ответил он. – Я посмотрю, не сможет ли Венеция подойти к телефону… Это, между прочим, Майк Прайс. Я еще не имел удовольствия познакомиться с вами, но, надо думать, вам известно, что мы с Венецией собираемся пожениться.
На другом конце провода ничего не ответили, и Майк понял, что повел себя бестактно. В принципе Венеция еще ничего не успела сказать матери Джефри, и старая леди испытала шок от услышанного. Майк в душе не был бессердечным человеком и попытался быстро исправить свою неловкость.
– Я очень надеюсь, леди Селлингэм, что вы пригласите меня и Венецию к себе. Я знаю, что будущее Венеции имеет для вас большое значение, и я заверяю вас, что я сделаю все от меня зависящее для ее счастья.
«Ну вот, так-то лучше».
– О! – воскликнула леди Селлингэм в очередной раз, – я очень рада слышать это… я… признаться… ничего не знала об этом, мистер Прайс. Хотя Венеция, конечно, рассказывала мне о вас. Примите мои поздравления, и, разумеется, мы скоро встретимся. Я очень люблю свою сноху. И я очень рада, что она нашла себе жениха, поскольку я знаю, что мой сын хотел, чтобы она вновь вышла замуж.
Майк просиял и заметно приободрился. Эта старая карга как будто ничего, подумал он, испытывая к ней уже другие чувства.
– Я… ужасно вам благодарен, – произнес он самым обворожительным голосом, на который был только способен.
– Если Венеция занята, я не хотела бы ее беспокоить… – начала леди Селлингэм.
В этот момент в отводной трубке, установленной в спальне Венеции, послышался ее голос.
– Алло?… Кто это?.. Венеция слушает.
– Дорогая, это мама…
Майк положил трубку на рычаг, вытянул свои длинные ноги и принялся тихо насвистывать модную мелодию. Любопытство было одной из основных черт его характера, и Майку очень хотелось узнать, о чем там говорят Венеция и ее свекровь. Ему совсем не хотелось, чтобы его жена поддерживала тесные отношения с родственниками своего первого мужа. Венеции повезло, что у нее не будет новой свекрови, когда она станет миссис Прайс. Остается, правда, его старик, но тот долго не протянет. Родственники только связывают по рукам и ногам да навевают скуку… без них куда лучше. Спору нет, было бы гораздо проще, не будь этой ее дочери, Мейбл. Скоро ей стукнет шестнадцать! В присутствии этой дылды и ее вечного «мамочка» Венеция не очень-то выиграет. Вообще-то ему на возраст наплевать… но Венеция выглядит так молодо… почему не попытаться сохранить иллюзию, в особенности, если ему всего лишь тридцать три?
Майк встал и подошел к письменному столу. Он долго, нахмурившись, смотрел на фотографию Джефри Селлингэма и на стоящую рядом фотографию дочери Венеции, где она была изображена в вечернем платье с оборками и двумя косичками, перевязанными на голове лентой на американский манер. Фотография была сделана, вероятно, год или два назад, решил он. Симпатичная девчонка. Но что-то было такое в серьезном, даже критическом взгляде ее больших и задумчивых глаз, от чего он ощутил беспокойство.
«Судя по всему, она бросает тебе вызов, Майк, приятель» – заметил он самому себе и скривил губы, швыряя окурок за каминную решетку.
Глава 5
– Я рада, дорогая мама, что Майк сам представился, но я не хотела говорить вам до нашей встречи, – объяснила Венеция.
– Моя дорогая девочка, пожалуйста, не извиняйся, – сказала леди Селлингэм. – Разумеется, немного удивилась, но ты знаешь, что я рада за тебя. Никто не желает тебе счастья больше, чем я.
– Да благословит вас Бог! Я рада, что вы говорили с моим Майком. Вам понравился его голос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
«Кларидж» нравился Венеции. Там было всегда спокойно; ничто не мешало разговору. Она немного нервничала, когда вошла с Майком в фойе и представила его Герману. Как они отнесутся друг к другу, эти двое мужчин, самых дорогих для нее? И как странно, что двое столь разных по темпераменту и по своей сути людей сделались близки ее сердцу. Тем не менее это было так. Прошло совсем немного времени, и она перестала нервничать. Герман, как обычно, был обходителен и очарователен, умело поддерживая разговор. Майк был в хорошем настроении и, очевидно, гордился ею. Взяв ее руку, он сказал Герману:
– Вы можете представить, что это для меня значит, сэр… прийти сегодня сюда с Венецией в качестве ее будущего мужа.
Он произнес это искренне, и Венеция, хорошо знавшая своего Германа, с удовольствием заметила, как тонкое лицо Германа озарилось улыбкой. Он обменялся рукопожатием с Майком и сказал:
– Я поздравляю вас от всего сердца. Мне нет необходимости, молодой человек, говорить вам, что вы отыскали жемчужину среди женщин.
Венеция засмеялась, а Майк с жаром подхватил:
– Еще бы! Я везучий парень.
– Мне тоже повезло, – вставила Венеция. Встреча началась удачно. Всем было весело. Они обменялись последними новостями, поговорили о Мейбл, которую Герман назвал «своей чудо-крестницей», коснулись его будущих концертов и предстоящего турне по Америке, Не забыли восхититься и великолепным кольцом, которое украшало безымянный палец на левой руке Венеции. Это был желтый алмаз в старинной оправе. Венеция обожала желтые алмазы. Он был не такой ценный, как белый бразильский камень чистой воды, подаренный Джефри, но стоил Майку гораздо больше того, что он мог себе позволить. Он настоял на его приобретении, поскольку его выбрала Венеция. Она по достоинству оценила его щедрость. Кольцо прекрасно смотрелось на ее тонком пальце, и она была очень довольна. Когда Герман похвалил кольцо, она заметила, как ребячливое удовлетворение мелькнуло на загорелом лице Майка.
Что бы Майк ни говорил, Герман поворачивался к нему и слушал даже тогда, когда первый завел речь о своем любимом предмете – лошадях.
– Я в них ничего не понимаю, – признался Герман. – Пожалуй, это замечательные создания, и мне хотелось бы научиться ездить верхом. Это, должно быть, прекрасно и очень полезно для здоровья.
– Мейбл от лошадей без ума, – сказала Венеция. – А я, боюсь, слишком стара, чтобы начинать, и к тому же ни разу в жизни не сидела на лошади.
Герман снова повернулся к ней, попыхивая сигаретой.
– Не говори о возрасте, – заметил он. – Тебя это не должно волновать.
– Вот и я твержу ей то же самое, – сказал Майк.
– У меня скоро распухнет голова, если я и дальше буду вас слушать, – рассмеялась она. – Что ни говори, я слишком стара для верховой езды. Здесь мы расходимся с Майком, но зато у нас в другом много общего.
Герман Вайсманн продолжал задумчиво курить. Говорит ли она правду? Есть ли у них что-то общее? Несомненно одно – страстная любовь или лучше сказать – безрассудная страсть. Эта мысль не сразу пришла Герману в голову; она зрела в нем постепенно и только сейчас сформировалась окончательно. Совершенно очевидно, что Венеция не так сильно любит этого молодого человека, как она любила Джефри, с которым у нес было много общего. Но он, однако, считал, что Венеция совершенно права, выходя замуж вторично. Он давно хотел, чтобы она нашла спутника жизни, который останется с ней, когда Мейбл подрастет и выйдет замуж.
Всякий раз возвращаясь в Англию, он надеялся услышать, что Венеция нашла свою вторую любовь и готова начать новую жизнь, но он никак не мог предположить, что она остановит свой выбор на человеке значительно моложе ее и совершенно не похожем на нее.
Именно это различие между Венецией и Май-ком беспокоило его. Годы здесь ни при чем. Он знал несколько исключительно удачных пар, где из двух супругов женщина оказывалась старше, но в этих случаях их роднили взаимные интересы и глубокий духовный союз. Герман Вайсманн, после того, как обдумал выбор Венеции и составил себе представление о ее избраннике, не мог не признаться самому себе, что очень встревожен.
Первое впечатление оказалось неплохим; более того, он не мог не поддаться обаянию Майка, прекрасно понимая, что влекло к нему Венецию.
Теплота их отношений, вернее, глубокое и сильное чувство, испытываемое Венецией и Май-ком, не могли не волновать Германа. Когда-то он точно так же любил свою Наоми. Венеция с Май-ком только и ждали наступления того часа, когда они всецело смогут принадлежать друг другу. Но для Германа, хорошо знавшего и любившего Венецию, сквозь предательскую пелену виделась горькая правда: Венеция и этот молодой человек совершенно не созданы один для другого. Герман ужаснулся тому, как Венеция могла поддаться самообману и уверовать в то, что Майк именно тот, кто заменит ей Джефри. Герману это казалось кощунством.
Майк, на его взгляд, был человеком, сохранившим детскую непосредственность и живость воображения. Тщеславный, вероятно, эгоистичный, очаровательный… Какое безумие вселилось в нее, спрашивал себя Герман, прислушиваясь к болтовне Майка о своем загородном доме, фондовой бирже, его поездке в Ирландию к другу ради того, чтобы взглянуть на лошадь, которую тот хотел ему продать, и их с Венецией планах пожениться до начала летних каникул Мейбл.
Густые брови Германа сошлись вместе, и он спросил Венецию:
– Вы планируете сразу сочетаться браком?
Она положила свою изящную руку на его ладонь. Они с Майком не видят причин, чтобы откладывать брак, ответила она.
Герману хотелось убедить ее подождать… узнать Майка получше.
А что будет с ребенком? Венеция сказала, что будет просто здорово, если у Мейбл появится такой молодой отчим. Но, по мнению Германа, Майк слишком молод и эгоистичен, чтобы искренне интересоваться развитием пятнадцатилетней девочки. Просто удивительно, что милая Венеция, будучи такой умной женщиной, не ведет себя с большей осмотрительностью. Сколько опасностей таится в этом взаимном притяжении. Что за сладостная западня!
Текли минуты, и Герман все больше и больше чувствовал себя подавленным.
– Ты отправляешься в Америку и не сможешь присутствовать на нашей свадьбе? – сказала Венеция. – Очень жаль.
– Мне тоже, – мягко улыбнулся Герман.
Однако он знал, что, будь у него такая возможность, все равно он не мог бы заставить себя быть у нее на свадьбе. Ему было больно видеть, как Венеция совершает ужасную ошибку, и уже ни привлекательная внешность Майка, ни его умение очаровывать не могли изменить мнение Германа насчет того, что Венеция, очертя голову, бросается в омут.
Он еще немного поговорил с ними и затем оставил их вдвоем. Ему необходимо было отдохнуть перед визитом к другу, молодому дирижеру Герберту Менгссу.
Придя домой, Венеция сняла шляпу и перчатки и в молодом порыве устремилась к Майку, который бросил недокуренную сигарету и заключил се в свои объятия.
– Я так люблю тебя, – сказала она. Говоря это, она, тем не менее, помнила циничный совет, где-то вычитанный или услышанный: что женщина не должна постоянно повторять мужчине, что она его любит и что мужчину следует немного помучить. Скорее всего, такого рода информацию она могла почерпнуть в одной из душещипательных колонок женских журналов, где даются наставления молоденьким девушкам. Венеция сделала гримасу, и чтобы Майк не увидел ее лица, уткнулась ему в плечо.
– Я горжусь тобой сегодня, – проговорил он, целуя ее в лоб. – В «Кларидже» ни одна женщина не могла сравниться с тобой.
Она посмотрела на него сияющими глазами и спросила:
– Тебе понравился мой Герман?
– По-моему, симпатичный старичок. Венеция снова нахмурилась и возразила:
– Не такой уж старый… ему только шестьдесят, но для молодого Майка он уже, конечно, старичок.
Он засмеялся, взял ее руку и, скосив глаза на желтый бриллиант, спросил:
– Нравится?
– Безумно. Но главное – то, что он символизирует.
Он отпустил ее руку и обвел взглядом очаровательную комнату. Дождь перестал. Косые лучи солнца пробивались сквозь прозрачные кремовые шторы.
– Я думаю, – продолжал он, – что в конце концов все будет хорошо.
Может, нам отправиться в Бернт-Эш сегодня, не дожидаясь завтрашнего дня? Доберемся за час с небольшим. Я горю желанием узнать, что ты думаешь о поместье.
Она заколебалась, чувствуя усталость. Как и Герману, ей хотелось отдохнуть после обильного обеда. Последние дни она поздно ложилась спать, но ей и в голову не могло прийти отказаться от предложения Майка.
– Как замечательно, – сказала она. – Дай мне десять минут. Я только надену костюм и дачные туфли.
– Хорошо, моя прелесть.
Майк присел, взял сигарету из порфировой шкатулки и, довольный, лениво закурил, ожидая возвращения Венеции.
«Этот дом смотрится недурно, – рассуждал он про себя. – Будет где остановиться, наезжая в город. Учитывая доход Венеции и мой, нет оснований считать, что он нам не по силам. Можно сказать, что я неплохо устроился. Венеция мила и очень привлекательна; она не из тех, кто старится быстро. Ее дочь может представлять определенную проблему, но в ближайшие несколько лет она будет в школе. Да… пожалуй, можно сказать, что мне здорово подфартило…»
Зазвонил телефон. Майк протянул руку, чтобы взять трубку, вспомнил, что он не у себя дома, но в следующую секунду из ванной послышался голос Венеции.
– Ответь за меня, дорогой.
В трубке раздался женский голос:
– О… я ошиблась номером… это дом миссис Селлингэм?
– Да, правильно, – подтвердил Майк.
– О… а она… дома?
– Да, но в данный момент не может подойти. Может, ей что-нибудь передать?
– О! – в третий раз повторила женщина не без удивления.
– Кто звонит? Что передать?
– Это леди Селлингэм… наверное, моя сноха забыла, но она обещала сегодня приехать ко мне в Ричмонд на чай. Видите ли, я не смогу принять ее… Вот и все.
«Ага, – подумал Майк. – Свекровь. Очередная зануда, и эта старая карга хотела похитить у меня Венецию».
– Подождите, пожалуйста, – самым вкрадчивым голосом ответил он. – Я посмотрю, не сможет ли Венеция подойти к телефону… Это, между прочим, Майк Прайс. Я еще не имел удовольствия познакомиться с вами, ни, надо думать, вам известно, что мы с Венецией собираемся пожениться.
На другом конце провода ничего не ответили, и Майк понял, что повел себя бестактно. В принципе Венеция еще ничего не успела сказать матери Джефри, и старая леди испытала шок от услышанного. Майк в душе не был бессердечным человеком и попытался быстро исправить свою неловкость.
– Я очень надеюсь, леди Селлингэм, что вы пригласите меня и Венецию к себе. Я знаю, что будущее Венеция имеет для вас большое значение, и я заверяю вас, что я сделаю все от меня зависящее для ее счастья.
Ну вот, так-то лучшее.
– О! – воскликнула леди Селлингэм в очередной раз, – я очень рада слышать это… я… признаться… ничего не знала об этом, мистер Прайс. Хотя Венеция, конечно, рассказывала мне о вас. Примите мои поздравления, и, разумеется, мы скоро встретимся. Я очень люблю свою сноху. И я очень рада, что она нашла себе жениха, поскольку я знаю, что мой сын хотел, чтобы она вновь вышла замуж.
Майк просиял и заметно приободрился. Эта старая карга как будто ничего, подумал он, испытывая к ней уже другие чувства.
– Я… ужасно вам благодарен, – произнес он самым обворожительным голосом, на который был только способен.
– Если Венеция занята, я не хотела бы ее беспокоить… – начала леди Селлингэм.
В этот момент в отводной трубке, установленной в спальне Венеции, послышался ее голос.
– Алло?… Кто это?.. Венеция слушает, мне десять минут. Я только надену костюм и дачные туфли.
– Хорошо, моя прелесть.
Майк присел, взял сигарету из порфировой шкатулки и, довольный, лениво закурил, ожидая возвращения Венеции.
«Этот дом смотрится недурно, – рассуждал он про себя. – Будет где остановиться, наезжая в город. Учитывая доход Венеции и мой, нет оснований считать, что он нам не по силам. Можно сказать, что я неплохо устроился. Венеция мила и очень привлекательна; она не из тех, кто старится быстро. Ее дочь может представлять определенную проблему, но в ближайшие несколько лет она будет в школе. Да… пожалуй, можно сказать, что мне здорово подфартило…»
Зазвонил телефон. Майк протянул руку, чтобы взять трубку, вспомнил, что он не у себя дома, но в следующую секунду из ванной послышался голос Венеции.
– Ответь за меня, дорогой.
В трубке раздался женский голос:
– О… я ошиблась номером… это дом миссис Селлингэм?
– Да, правильно, – подтвердил Майк.
– О… а она… дома?
– Да, но в данный момент не может подойти. Может, ей что-нибудь передать?
– О! – в третий раз повторила женщина не без удивления.
– Кто звонит? Что передать?
– Это леди Селлингэм… наверное, моя сноха забыла, но она обещала сегодня приехать ко мне в Ричмонд на чай. Видите ли, я не смогу принять ее… Вот и все.
«Ага, – подумал Майк. – Свекровь. Очередная зануда, и эта старая карга хотела похитить у меня Венецию».
– Подождите, пожалуйста, – самым вкрадчивым голосом ответил он. – Я посмотрю, не сможет ли Венеция подойти к телефону… Это, между прочим, Майк Прайс. Я еще не имел удовольствия познакомиться с вами, но, надо думать, вам известно, что мы с Венецией собираемся пожениться.
На другом конце провода ничего не ответили, и Майк понял, что повел себя бестактно. В принципе Венеция еще ничего не успела сказать матери Джефри, и старая леди испытала шок от услышанного. Майк в душе не был бессердечным человеком и попытался быстро исправить свою неловкость.
– Я очень надеюсь, леди Селлингэм, что вы пригласите меня и Венецию к себе. Я знаю, что будущее Венеции имеет для вас большое значение, и я заверяю вас, что я сделаю все от меня зависящее для ее счастья.
«Ну вот, так-то лучше».
– О! – воскликнула леди Селлингэм в очередной раз, – я очень рада слышать это… я… признаться… ничего не знала об этом, мистер Прайс. Хотя Венеция, конечно, рассказывала мне о вас. Примите мои поздравления, и, разумеется, мы скоро встретимся. Я очень люблю свою сноху. И я очень рада, что она нашла себе жениха, поскольку я знаю, что мой сын хотел, чтобы она вновь вышла замуж.
Майк просиял и заметно приободрился. Эта старая карга как будто ничего, подумал он, испытывая к ней уже другие чувства.
– Я… ужасно вам благодарен, – произнес он самым обворожительным голосом, на который был только способен.
– Если Венеция занята, я не хотела бы ее беспокоить… – начала леди Селлингэм.
В этот момент в отводной трубке, установленной в спальне Венеции, послышался ее голос.
– Алло?… Кто это?.. Венеция слушает.
– Дорогая, это мама…
Майк положил трубку на рычаг, вытянул свои длинные ноги и принялся тихо насвистывать модную мелодию. Любопытство было одной из основных черт его характера, и Майку очень хотелось узнать, о чем там говорят Венеция и ее свекровь. Ему совсем не хотелось, чтобы его жена поддерживала тесные отношения с родственниками своего первого мужа. Венеции повезло, что у нее не будет новой свекрови, когда она станет миссис Прайс. Остается, правда, его старик, но тот долго не протянет. Родственники только связывают по рукам и ногам да навевают скуку… без них куда лучше. Спору нет, было бы гораздо проще, не будь этой ее дочери, Мейбл. Скоро ей стукнет шестнадцать! В присутствии этой дылды и ее вечного «мамочка» Венеция не очень-то выиграет. Вообще-то ему на возраст наплевать… но Венеция выглядит так молодо… почему не попытаться сохранить иллюзию, в особенности, если ему всего лишь тридцать три?
Майк встал и подошел к письменному столу. Он долго, нахмурившись, смотрел на фотографию Джефри Селлингэма и на стоящую рядом фотографию дочери Венеции, где она была изображена в вечернем платье с оборками и двумя косичками, перевязанными на голове лентой на американский манер. Фотография была сделана, вероятно, год или два назад, решил он. Симпатичная девчонка. Но что-то было такое в серьезном, даже критическом взгляде ее больших и задумчивых глаз, от чего он ощутил беспокойство.
«Судя по всему, она бросает тебе вызов, Майк, приятель» – заметил он самому себе и скривил губы, швыряя окурок за каминную решетку.
Глава 5
– Я рада, дорогая мама, что Майк сам представился, но я не хотела говорить вам до нашей встречи, – объяснила Венеция.
– Моя дорогая девочка, пожалуйста, не извиняйся, – сказала леди Селлингэм. – Разумеется, немного удивилась, но ты знаешь, что я рада за тебя. Никто не желает тебе счастья больше, чем я.
– Да благословит вас Бог! Я рада, что вы говорили с моим Майком. Вам понравился его голос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18