Он схватил вспотевшие руки Мейбл и сжал их.
– Будь умницей и ничего не говори! Мы поговорим завтра на охоте. Ты понимаешь, не так ли, что может сделать одно твое слово? Ради Бога, молчи!
Он повернулся и заспешил по коридору навстречу Венеции, обнял жену и извинился за свое отсутствие.
– Ужасно виноват, дорогая. У меня внезапно разболелась голова… вот, искал аспирин.
Она с беспокойством посмотрела на красивое лицо мужа.
– Ах, бедняжка! Да на тебе лица нет! Но гости уже разъезжаются. Скоро отправишься отдыхать. Беннетт занимается машинами. Все вроде бы остались довольны… Одно плохо – у тебя разболелась голова.
Он натянуто засмеялся и, обняв жену за талию, спустился с ней по лестнице.
К тому времени, когда Майк с Венецией оказались в спальне, и в доме воцарился покой, у него по-настоящему заболела голова. Он проглотил еще две таблетки аспирина и повернулся к стене, попросив Венецию выключить свет.
Венеция полностью поверила в историю с головной болью. Причин для подозрения у нее не было. Она заснула глубоким, без сновидений, сном, так как очень устала после приема гостей. Но Майк вопреки своей натуре так перенервничал, что никак не мог заснуть. Он действительно испугался. И задолго до того, как Венеция открыла глаза, он выбрался из постели, набросил халат и отправился бродить по дому в самом мрачном расположении духа, теша себя надеждой, что молодая падчерица тоже поднимется рано, и тогда можно будет с ней поговорить. С этой девицей не оберешься хлопот, горько подумал он, кляня себя за неосторожность в саду.
Мейбл в ту ночь плохо спалось. Молодая девушка притворилась спящей, когда мать из-за двери тихо спросила, спит ли она. У Мейбл не хватило духу показаться ей на глаза.
Только перед рассветом Мейбл забылась тревожным сном и проснулась от осторожного стука в дверь. Майк после бесцельного шатания по комнатам наконец набрался храбрости и пошел к Мейбл. Он должен увидеть ее и поговорить с ней до того, как начнется день… он должен. Как паршиво прошел праздник. Безумная головная боль – это не только от большого количества выпитого вина, но и результат постоянного напряжения. И это в самый лучший день года – день охотничьего сбора, с сожалением подумал он. Несмотря на то, что было уже половина восьмого, за окном было сумрачно и никаких признаков снега вопреки прогнозу.
Он тихо стучал в дверь Мейбл до тех пор, пока она не спросила:
– Кто там?
– Я просто хотел тебя на два слова… – начал он.
– Это ты! – послышалось за дверью.
– Да… мне нужно перекинуться с тобой парой слов, птичка.
Майк попытался перейти на игривый тон, хотя ему было совершенно не до шуток.
Повторилась история минувшей ночи. Мейбл не хотела разговаривать. Он настаивал. В конце концов она надела халат и открыла дверь. Ее лицо было бледным и припухшим. Заплетая косы, Мейбл исподлобья посмотрела на отчима.
– Что ты хочешь?
Опять у него возникло желание ударить ее. Какая досада, что сопливая девчонка держит его за глотку! Это уже не лезет ни в какие ворота! Мейбл теперь встала между ним и Венецией, угрожая его счастью С удвоенной энергией Майк принялся ублажать Мейбл.
– Не будь старой придирой и ничего не говори маме, договорились? – заговорщическим тоном попросил он.
Но этот тон не годился.
Ее долгое молчание привело к тому, что Майк потерял контроль над собой. Он схватил Мейбл за плечо и сильно тряхнул.
– Ты… маленькая хищная зверюшка, – громко прорычал он. – Ты желаешь мне зла, да?
Мейбл попятилась в комнату; ее лицо еще больше побледнело, а глаза расширились от страха.
– Нет! Не желаю. Оставь меня в покое.
– Тогда обещай, что ничего не расскажешь! Она заколебалась. Не в характере Мейбл было кого-то предавать, даже того, кого не любишь. С другой стороны, она подумала, а не лучше ли поговорить с мамой? У них с мамой никогда не было секретов друг от друга, а этот тяжким грузом ляжет на ее сердце и выдержать его будет не так-то легко.
Она так и не пришла ни к какому решению. Только когда Майк начал кричать, она по-настоящему испугалась. Никогда в своей жизни, лишенной тревог и забот, в которой Мейбл встречалась только с добром и любовью, с ней не обращались грубо и не говорили гадости. И она расплакалась.
– Пожалуйста, уйди! Оставь меня!
– Ты маленькая ябеда! Обещай мне молчать, иначе, клянусь, я сделаю так, что ты здесь больше не покажешься. Я знаю, что ты меня не любишь. Ты сделала все, чтобы встать между мной и твоей матерью и, надо думать, очень довольна собой!
– Это не так! – выдохнула Мейбл, судорожно роясь по карманам халата в поисках носового платка. – Это не правда!
Спор был окончен. К несчастью для Майка он завершился совсем не так, как ему хотелось бы. Забыв про осторожность, он вызвал беду, которую пытался предотвратить. Венеция, проснувшись и не найдя рядом мужа, отправилась на его поиски, беспокоясь о его здоровье. Идя по коридору, она услышала взволнованные голоса, раздававшиеся из комнаты Мейбл, и замерла на месте. До нее долетели последние безобразные слова Майка. В ужасе она остановилась, но потом, собрав силы двинулась дальше, чтобы узнать, что же там происходит.
Глава 7
Последовавшее объяснение для всех троих было коротким и ужасным.
Мейбл бросила испуганный взгляд на мать и заплакала.
– Мамочка… мамочка!
Она повернулась и бросилась на кровать в приступе безутешного горя. Венеция подбежала к ней и положила руку на содрогающееся тело, пытаясь утешить дочь, хотя сама едва соображала, что делает. Майк начал громко говорить, переходя почти на крик.
– Что все это значит? Черт возьми, да перестань реветь, Мейбл! К чему весь этот шум? Послушай! Я ухожу из твоей комнаты. С меня хватит!
Венеция совершенно не обращала внимания на Майка. Ее заботило только одно – успокоить дочь. Ей еще ни разу в жизни не доводилось видеть Мейбл, плачущей навзрыд. Она поцеловала дочь, и та, обняв Венецию за шею, начала сбивчиво рассказывать, что произошло. Майк постоянно перебивал ее. Наконец Венеция, так ничего не поняв из их объяснений, попыталась сама во всем разобраться. Она повернулась к Майку. В тот момент ее лицо напоминало маску, горели лишь одни глаза, и в них он прочел нечто, близкое к ненависти.
– Убирайся отсюда и оставь нас!
– Если я уберусь, то знай… – начал он на повышенных тонах.
– Мне наплевать! – оборвала его Венеция. – Уйди.
– Ты и твоя драгоценная дочь… – закричал яростно Майк, но остановился и, повернувшись, зашагал по коридору. Вскоре с шумом хлопнула дверь гардеробной.
Мейбл прильнула к матери, пытаясь справиться с рыданиями.
– Мамочка!.. Ты, кажется, слышала нас. Разве это не ужасно? Я не собиралась рассказывать… я пыталась собраться с мыслями и решить, что делать, мамочка… я знала, что ты расстроишься, и бабушка так сказала, когда я была у нее на каникулах… Ну вот, теперь тебе все известно.
Венеция, не зная, как быть, держала дрожащие руки девушки в своих и слушала, содрогаясь от того, что рассказывала ей срывающимся голосом Мейбл. Бедная девочка, подумала она. Ужасно, что она оказалась втянутой в эту грязную историю. Неудивительно, что с ней случилась истерика. Откуда знать пятнадцатилетней девушке, что делать в таких случаях?
– Что ты слышала, мама? – спросила Мейбл, заикаясь.
– Я слышала, что он обозвал тебя ябедой и что ты больше здесь не покажешься, если не пообещаешь ему о чем-то молчать, – ровным голосом произнесла Венеция, отрешенно глядя на дочь.
– Тогда я расскажу тебе… – начала Мейбл.
– Нет! – внезапно остановила ее Венеция. – Не надо. До тех пор, пока ты сама не захочешь сделать это, не говори ничего.
– Вообще-то я бы хотела, – чуть не плача, продолжала Мейбл, – это беспокоит меня, и я не хочу ничего скрывать от тебя, мамочка. Мы никогда ничего не таили друг от друга.
– Нет, никогда.
– Что ты имела в виду, – спросила немного погодя Венеция, – когда говорила бабушке, что это может расстроить меня, дорогая?
– Когда это случилось в первый раз.
– В первый раз? – переспросила Венеция, и в ее мягких карих глазах застыло выражение муки. – Я не совсем понимаю тебя, милая. А что произошло этой ночью? Я думаю, ты должна рассказать мне.
Из уст дочери Венеция услышала путаный и взволнованный рассказ о встрече в саду. И о встрече отчима с Джикс Лоусон в лесу. Значит, Майк все это время обманывал ее! Не зря у нее щемило сердце, когда Джикс приехала к ним на рождественские танцы. Венеция представила, как эти двое стоят под лунным светом, а Мейбл видит их, прижавшихся друг к другу, У Венеции закружилась голова. Майк смешал ее с грязью, равно как и ее дочь. И этот последний грех она никогда ему не простит.
Наконец Венеции удалось успокоить Мейбл, и та затихла.
– Я хочу, чтобы ты снова легла в кровать и попыталась заснуть, – глухим голосом произнесла Венеция. – Не думай больше об этом. Все кончено. Я извиняюсь перед тобой… – она запнулась, – за Майка. Должно быть, он слишком много выпил. Я уверена, что на самом деле он не хотел так поступать. Если не хочешь, можешь с ним не встречаться, но что бы ни случилось, обещаю тебе, что никто и никогда не заставит нас разлучиться, если мы хотим быть вместе.
– Мамочка, дорогая, как я рада! – ответила Мейбл, обнимая мать за шею.
– Ради такого случая я принесу тебе завтрак в постель, – сказала Венеция. – На твоем месте я не ездила бы сегодня на охоту.
– И не поеду, – согласилась с матерью Мейбл, утыкаясь разгоряченным и заплаканным лицом в подушку.
Венеция поцеловала ее, сказала несколько успокаивающих слов и вышла из комнаты.
Майка она искать не стала, прошла в свою спальню и начала, как во сне, одеваться.
Вошел Майк, как всегда уверенный в себе. У него было время хорошенько все обдумать и решить, что самое лучшее – это отвергать все и строить из себя невинного мальчика.
– Послушай, дорогая… кажется, мы попали в ураган. Я совершенно измочален. А ты?
Венеция была слишком потрясена, чтобы отвечать.
– Я в самом деле ничего не понимаю, – продолжал он. – Может быть, ты просветишь меня? Ребенок вбил себе в голову сумасшедшую идею, будто бы я…
Дальше он не смог говорить, поскольку Венеция, обычно спокойная, полная достоинства и умеющая себя сдерживать, яростно взглянула на него, подобно тигрице, защищающей своего детеныша, побелела и, содрогаясь от гнева, сказала:
– Ты законченный подонок. Мне наплевать, чем вы там с Джикс занимались, но как ты посмел так вести себя с Мейбл?!
Настала очередь Майка онеметь. Такой он Венецию никогда не видел.
Из-под густых загнутых ресниц, которые всегда так нравились Венеции, он украдкой взглянул на жену и хрипло произнес:
– Ты говоришь довольно злые вещи, не так ли?
Венеция схватила рукой свое дешевое ожерелье и с такой силой дернула его, что цепочка осталась болтаться в ее пальцах. Она швырнула его на стол. Ее губы дрожали.
– Как ты смел разговаривать с Мейбл подобным образом? – повторила она. – Как ты смел угрожать ей? Ты запугивал ее, боясь, что она расскажет мне о твоих проделках. Что может быть презреннее?
Майк покраснел. Он осознавал, что не может найти удовлетворительного объяснения, и принялся бормотать всевозможные извинения. Утром у него болела голова после перепоя. Он встретил Мейбл у ее комнаты, идя по коридору вниз за сигаретой. Она принялась отпускать шутки в его адрес и грозилась рассказать о инциденте в саду. Ябед он терпеть не может, и поэтому в сердцах накричал на нее. Само собой разумеется, что он не придавал этому значения. Да разве Венеция не верит ему, прожив с ним столько времени? Сгоряча наговорить можно что угодно. Он и мухи не обидит! Девочка ему очень нравится, она просто вывела его из себя!
Не проронив ни слова, Венеция выслушала его речь. Для нее эти слова ничего не значили. Она была уверена, что он лжет.
Мало-помалу Венеция стала остывать. В комнате становилось светлее. О, эта комната, которую она украсила и убрала с такой любовью, где началась ее новая жизнь! Здесь она поверила в идеальную любовь и изведала ее восторги. Ее захлестнули воспоминания о прежних днях, и от этого на сердце стало еще тяжелее. Ее ноги задрожали и подкосились. Чтобы не упасть, она села на кровать и закрыла лицо руками.
– Майк, Майк, как ты мог! – прошептала она.
Исполненный горя, этот ее вопрос пробил броню высокомерия и себялюбия, и Майк почувствовал себя последним негодяем.
– Бог мой! – простонал он. – Венеция, милая, прости, прости! Я не думал, что все так обернется.
Венеция ничего не ответила. Она не плакала, а просто сидела, уткнувшись головой в ладони. Он сел рядом и положил свою руку ей на плечо, но она оттолкнула его.
– Не надо, пожалуйста!
– Я вижу, что ты огорчена, но не суди строго. Дай мне, пожалуйста, высказаться. Прошу тебя! Она убрала руки от лица.
– Честное слово, Майк, – сказала она, – я не знаю, как ты можешь меня переубедить.
– Я не смогу, если ты отказываешься верить каждому моему слову и готова принять на веру худшее, даже не выслушав меня.
– Майк, – спокойным, равнодушным тоном сказала Венеция, – еще одной сцены я не выдержу, а ложь твоя мне не нужна.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Я слышала, как ты грозился не пускать сюда Мейбл, если она не замолчит… то были твои слова. Так о чем она должна молчать?
– Разве она тебя еще не просветила на этот счет? – невесело рассмеялся он.
– Да. Она сказала, что видела тебя с Джикс не только прошлой ночью в саду, но и в лесу во время ее летних каникул в еще более пикантной ситуации.
– Это говорит она! – неуверенно произнес Майк.
Глаза Венеции гневно сверкнули:
– Не надо мне лгать, Майк. Если ты будешь продолжать, между нами ничего хорошего никогда больше не будет. До сих пор тебе удавалось дурачить меня, но теперь с этим покончено. Ты сам знаешь, что о ваших отношениях с Джикс мне давно известно.
– Это было до того, как мы поженились. Даже самая ревнивая жена не может упрекать мужа в том, что и с кем у него было раньше.
– Я не ревнивая жена и никогда не упрекала тебя. Просто однажды я сказала, что не хочу ее видеть в этом доме. На мой взгляд, это вполне естественно. Ты постоянно упрекал меня в том, что я старомодна и веду себя как ханжа. Я пошла тебе навстречу и пригласила ее на праздник. Я знаю, тебя это раздражает, но у меня подрастает дочь, и я должна заботиться о ней. Я думаю, что ни одной матери не понравилось бы, что ее молодая дочь знакомится с бывшей любовницей ее мужа. В этом есть что-то кощунственное. Но я доверяла тебе и уступила. Тем не менее, ты опять начал встречаться с Джикс, едва мы переехали сюда. Майк, как можно?
Он встал и начал расхаживать по комнате из угла в угол, засунув руки в карманы и выставив вперед подбородок.
Угрызения совести больше не мучили Майка; они оказались погребенными под тяжестью его собственных чувств. Чтобы как-то выпутаться из тяжелой ситуации, он изменил тактику:
– Ну и что из того, что я встречался с ней? Поцелуй в лесу или в саду не означает супружеской измены, моя дорогая, что бы там не воображала твоя дочь.
Венеция посмотрела на него. Ее щеки опять покраснели.
– Мейбл не понимает значения слов «супружеская измена». Но я заставила ее рассказать мне, что она в тот день видела в лесу, и этого вполне достаточно…
– Допустим, что так и было! Повторяю тебе, я перепил. Разве нельзя простить пьяному и забыть обо всем, что было?
– Можно, но ты не был пьян, когда прошлым летом отправился кататься верхом.
– Даже то, что мы лежали за земле, ничего не означает, а ты ведешь себя так, словно я тебе изменял.
– А разве нет?
Нагло глядя ей прямо в глаза, он произнес:
– Нет!
Воцарилось напряженное молчание. Сердце у Венеции учащенно забилось: она понимала, что это ложь.
– Уверяю тебя, это было не больше, чем баловство, – продолжал он невозмутимо.
Ее губы скривились в презрительной усмешке.
– У тебя странное представление о… баловстве.
– Знаешь… как бы там ни было, ты не имеешь никакого права предполагать такое!
– У меня есть все права, – спокойно возразила она. – Я не думаю, что дело лишь в нескольких поцелуях, если ты так перепугался, что пытался самым непозволительным образом заставить молчать бедную девочку.
Он подскочил к ней, разъяренный, но Венеция быстро охладила его.
– Бесполезно отпираться. Ты сделал то, чему нет прощения, и я не верю, что ты только целовал эту девицу.
– Понятно… Но мне остается только повторить – больше ничего не было!
– Собственно говоря, какая разница? Даже если бы ты мог доказать, что тебе удалось остановиться на полпути, это ничего не меняет. Того, что видела моя дочь, достаточно, чтобы убедить меня в том, что ты опять спал с Джикс Лоусон.
Майк пытался справиться с собой, но на его попытки нельзя было смотреть без жалости. Чтобы не видеть его таким, Венеция отвернулась. Каждая секунда их разговора была ей противна до глубины души. С каждым произносимым им словом она видела приближение конца их счастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18