– А я помогала моей подруге Уитни лечить ее собаку, когда та порезала лапу. Я тоже хочу собаку, но папа говорит, что я еще недостаточно большая.
– А какую собаку ты хочешь?
Разговор о собаках, кошках и лошадях они вели на протяжении всего ланча. И снова девочка поразила Энн сочетанием хороших манер и сдержанности. Она безусловно все время была настороже. Но почему?
После обеда обе гуляли в парке. Энн учила девочку кататься на велосипеде. По возвращении домой на щеках Тори играл румянец, а за ужином у нее прорезался недюжинный аппетит. Энн помогла ей принять ванну, а потом прочитала несколько сказок. Когда глаза у девочки стали слипаться, Энн ласково сказала:
– Спокойной ночи, Тори. Если понадоблюсь – я за соседней дверью.
– А когда вернется папа?
– Он сказал, что поздно вечером.
– Спокойной ночи, – пробормотала Тори, пристраивая щеку на живот Плаша.
Энн почему-то захотелось расплакаться. Усиленно моргая, она выключила свет и направилась в свою ванную. Риск того, что она привяжется к Тори, был очень велик. И она понятия не имела, как защититься от этого. Только одно знала твердо она, что остаток вечера проведет в своей комнате, не рискуя снова встретиться с Мартином.
Глава 9
На следующее утро, когда Энн спустилась к завтраку, Тори и Мартин уже сидели за столом в маленькой уютной столовой, примыкающей к кухне. Мартин пил кофе, Тори ковырялась в овсяной каше. На Мартине был безукоризненный деловой костюм с узорным шелковым галстуком.
Едва Энн вошла, он поднял взгляд и официальным тоном произнес:
– Доброе утро. Я как раз говорил Тори, что в Бразилии возникли кое-какие затруднения и я вылетаю туда прямо сейчас. Вернусь, наверное, к середине недели.
Стараясь скрыть облегчение, от которого закружилась голова, Энн приняла такой же холодный и сдержанный вид. В понедельник она сможет сходить к врачу, когда Тори будет в школе, а потом у нее будет пара дней, для того чтобы смириться с результатами анализов и приготовиться к встрече с Мартином.
– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила она.
– Ничего, что нельзя было бы исправить, – небрежно ответил он. – Кстати, открылся новый детский кинотеатр. Тори спрашивала, не сможешь ли ты сходить с ней туда.
Энн с искренней теплотой улыбнулась девочке.
– Конечно, с удовольствием.
Мартин достал пачку купюр из бумажника.
– Это аванс за первую неделю работы, – сказал он, – и деньги на мелочи вроде походов в кинотеатр. Отчет мне не нужен.
Она – наемная служащая, он лишний раз подчеркнул это. Одна из многих, с болезненной дотошностью добавила про себя Энн и, взяв деньги, сунула их в карман.
– Спасибо, – ледяным тоном проговорила она.
– Я дам знать Дороти, когда вернусь. Я всегда звоню Тори перед сном во время поездок. Поэтому постарайся, чтобы она была в это время недалеко от телефона.
– Конечно.
Накладывая себе фруктового салата из блюда на боковом столике, Энн старалась взять себя в руки. Пусть ей не нравится, что Мартин отдает приказы, но она ведь сама согласилась на эту работу. И разве ей не продемонстрировано еще одно свидетельство того, что Мартин – хороший отец?
Энн разрезала пополам круассан и намазала его абрикосовым джемом, стараясь думать о светлых сторонах жизни. У нее нет утренних недомоганий и отменный аппетит – может, она все-таки не беременна?
Когда Мартин ушел, Энн постаралась не оставлять Тори ни минутки свободной и впервые была вознаграждена: барьер между ними стал немного ниже. После того как они посмотрели мультфильмы, Тори захотела обсудить их, что Энн всегда делала с удовольствием. Когда в половине восьмого позвонил Мартин, Энн слышала, как девочка несколько раз упомянула её имя.
Мартин не позвал ее к телефону. Чему, горячо убеждала себя Энн, я очень рада. Что она сказала бы? Что через тридцать шесть часов узнает, беременна ли от него или нет?
На самом деле это случилось через тридцать восемь часов. Результаты были положительными. Вернувшись от врача, Энн тяжело опустилась на постель в своей квартире. Она носит ребенка Мартина. Она станет матерью.
Среди самых противоречивых чувств звучал чистый голосок безусловной радости. Энн дала ей волю. Позже она подумает о неотвратимых последствиях незапланированной и необдуманной беременности. Но сейчас она счастлива. Прихватив пару забытых книг, она поехала в дом Мартина. Проблемы окружили ее словно колючей изгородью, но одно было ясно – Мартину она ничего не скажет. Не сейчас. А может быть, и никогда…
В среду вечером Энн рано отправилась спать. Через пару часов должен был вернуться Мартин, а она не была готова к встрече с ним. Радость, охватившая Энн в ее квартире в понедельник, ушла глубоко в подсознание, а на поверхность выплыли безотчетные, мучительные страхи. Мартин слишком проницателен. Вряд ли ей удастся долго обманывать его. Так что же ей делать?
Единственное, что могла она предпринять, – это сократить пребывание в доме Мартина до двух месяцев, экономить каждый цент, а затем переехать куда-нибудь в Олбани, где жизнь дешевле, и поступить на те же самые курсы медсестер. Заявление об отказе от квартиры она уже написала. Нуждаясь в чем-то привычном и уютном, она надела старенькую фланелевую ночную рубашку и сделала горячего шоколада, перед тем как лечь в постель. Около одиннадцати она забылась в беспокойном сне. Когда Энн вдруг обнаружила себя сидящей на постели с бешено бьющимся сердцем, она решила, что ее разбудили собственные кошмарные сновидения. Затем услышала тоненький тоскливый плач в соседней комнате и, выскочив из постели, влетела к Тори и крепко обняла ее.
– Все в порядке, – сказала она, – я здесь. Ты в безопасности, я не позволю ничему случиться с тобой.
Обхватив Энн тонкими ручками, Тори разрыдалась. Энн покачивала ее из стороны в сторону, бормоча слою утешения.
– Хочешь рассказать мне?
Тори со всхлипами поведала ей путаную историю q черном человеке, который гнался за ней. С тяжелы»! сердцем Энн постаралась рассеять детские ночные страхи и была вознаграждена, когда Тори пробормотала.
– Я рада, что вы здесь. Иногда я с-скуча-аю по маме.
– Я тоже рада, что оказалась здесь, – призналась Энн и почувствовала укол вины за то, что собирается оставить Тори даже раньше положенного срока. Девочке нужна стабильность, а этого-то Энн и не могла ей дать.
Несколько минут спустя Тори обмякла в объятиях Энн, девочка уснула. Очень осторожно Энн опустила ее на подушки, подоткнула одеяло и подвинула поближе Плаша. Глядя на рассыпавшиеся волосы девочки, Энн испытывала ту же нежность, что и совсем недавно к своему неродившемуся ребенку. Если она полюбит Тори, ей будет намного труднее.
На цыпочках она направилась к двери, погруженная в собственные мысли, и уткнулась в человека, стоящего на пороге. С испуганным возгласом она уперлась ладонями ему в грудь.
– Мартин… ты напугал меня!
Схватив за плечи, он вытащил ее из комнаты Тори и закрыл дверь. Затем грубо спросил:
– У нее опять был кошмар?
Мартин так и не убрал своих рук. Он был в брюках и расстегнутой рубашке. Тепло его ладоней возродило желание Энн. Маскируя его злостью, она сказала:
– Тори все еще скучает по матери.
– Я слышал.
Вопрос, на который Энн никак не могла найти ответа, сорвался с ее губ:
– Как ты мог отнять ее у Келли?!
Мартин резко проговорил:
– Давай проясним кое-что раз и навсегда. Мне до смерти надоела роль злодея, отводимая мне в разводе с Келли. Ее второй муж, родословная которого корнями уходит в четырнадцатый век, не пожелал терпеть в своем палаццо чужого ребенка. В особенности ребенка человека, выросшего на задворках Чикаго. Поэтому Келли любезно позволила оставить Тори в привычной домашней обстановке, решив, что так будет лучше для всех.
– Это не…
– За два года до этого у Келли был роман. В Вашингтоне. Она оказалась не настолько умна, чтобы что-то скрывать, поэтому, я обо всем узнал. Она даже не поняла, почему я расстроился. Ты должна знать, что твоя кузина берет то, что хочет в данную минуту. Как ребенок, в жаркий день схвативший коробку мороженого и не понимающий, что мороженое растает прежде, чем он успеет его съесть. Келли не плохой человек. Она просто не понимает, что все поступки имеют свои последствия. И что они обладают способностью ранить других людей.
– Но…
– Мы как-то пережили это. Более или менее. Но затем появился Уго. Келли не любит открытых конфликтов. Поэтому написала мне записку, предоставив самому объяснить все Тори, и улетела в Венецию. Конец истории. Я развелся с ней. И только позже, когда привел Тори навестить Нину, понял, что Келли – несомненно, из лучших побуждений – поведала всем, что я не очень этично обошелся с ней. – Он беспокойно повел плечами. – Я мог бы уличить ее во лжи. Но не стал этого делать. Ради дочери.
Интонации его голоса свидетельствовали в пользу безусловной правдивости рассказа, Но разве интонации Келли в том давнем разговоре казались менее правдивыми? Так правду ли говорит Мартин? Действительно ли Келли жадна, как ребенок, и с детским же пренебрежением относится к тем, кого ранит? Возможно, благоговение перед кузиной сыграло с ней злую шутку, затмив серьезные недостатки и преувеличив достоинства?
Ледяным тоном Энн сказала:
– Когда я в прошлый раз навещала Нину, она показала мне альбом с десятками фотографий, где ты снят с разными женщинами.
– Тебя невозможно переубедить, не так ли? – неприязнью спросил Мартин. – Где бы я ни появлялся, женщины роятся вокруг меня. И в их глазах написано одно – жажда денег. Я не говорю, что у меня не было романов после развода. Но еще раз повторю: за все время нашего брака с Келли я ни разу не изменял ей.
Энн вздохнула поглубже, пытаясь успокоиться, и сменила тему.
– Я не знала, что ты вырос в бедности.
– Я этого не стыжусь. Но и не афиширую.
– Твои родители еще живы?
Мартин отрывисто бросил:
– Я не знал своего отца, он умер до моего рождения. А мать скончалась, когда мне было пять лет, от бедности и переутомления.
Глубоко опечаленная Энн прошептала:
– Ты же был тогда меньше Тори.
– Не надо меня жалеть.
– А где ты жил после этого? – спросила Энн.
– В разных приютах. Иногда бывало лучше, иногда хуже. Но я всегда знал, что сбегу от этой жизни при первой возможности и не вернусь никогда… Не знаю, почему я рассказываю тебе то, что никогда никому не говорил. – Он крепче сжал ее плечи, и в полутьме его глаза сверкнули. – Ты веришь мне, Энн… тому, что я не изменял Келли?
Молчание Энн затянулось. Тогда он произнес, делая ударение на каждом слоге:
– Тебе придется сделать выбор: верить Келли или мне. Одно из двух. А до тех пор, пока ты его не сделаешь, мне придемся вернуться к обещанию, которое я дал перед отъездом на Элыотеру. И на сей раз не пытайся заставить меня нарушить его. Это не сработает.
– Ты так самонадеян! Неужели решил, что я захочу, чтобы ты его нарушил?
– Да, – протянул он. – Я самонадеян.
– Знаешь, за десять лет работы в полиции я выучила тысячи ругательств. Но ни одно из них не может передать того, что я чувствую сейчас.
Мартин отпустил ее и отступил.
– В таком случае тебе лучше вернуться в постель.
И она беременна от этого человека?! Олбани, встречай меня, я еду, подумала Энн и сладким голосом пропела:
– Надеюсь, ты будешь спать спокойно.
– Может быть, купишь новую ночную рубашку на те деньги, что я тебе плачу?
Злость и веселье боролись в ней. Веселье, вопреки всему, победило.
– Ни за что – она у меня семнадцать лет!
Мартин обозрел ее от рюшечек под подбородком до оборки у щиколоток и сказал:
– Очень сексуально.
– Я к ней привязана. – Энн очаровательно сморщила носик. – Как Тори к Плашу.
– Ты и сама в ней кажешься семнадцатилетней.
– Серьезно? В таком случае я ее больше не сниму.
– К несчастью, она меня не останавливает. Мне по-прежнему безумно хочется поцеловать тебя.
– Ты не можешь. Ты обещал, – затаив дыхание, проговорила Энн.
– В постель, Эин! Немедленно! Одна! Это приказ!
Путаясь в подоле, Энн поспешила ретироваться в свою комнату, упала на постель и натянула на голову одеяло. Она была в постели, и, несомненно, одна, но каждой клеточкой своего тела стремилась к Мартину. Нужно срочно решить, кому верить. Мужчине, с которым она занималась любовью. Или кузине, которой восхищалась.
В воскресенье Мартин, Тори и Энн оплавились на велосипедную прогулку за город. Остановили машину на боковой дороге, где движения почти не было. На полях ярко зеленели недавно выбившиеся всходы, воздух был прозрачен и чист. Мартин достал из багажника складные велосипеды, и Тори, уже прекрасно освоившаяся с этим средством передвижения, немедленно затеяла гонку с отцом, который казался сейчас таким молодым и жизнерадостным, что у Энн сжималось сердце. Она старалась не думать о своей беременности, но угнаться за этими двоими даже не пыталась, щадя себя. Неподдельное удовольствие, получаемое Мартином от общения с дочерью, почему-то рождало боль где-то глубоко внутри. Неужели она действительно уедет в Олбани, даже не сказав ему, что скоро он станет отцом уже двух детей?
Когда они подъехали к дому и вышли из машины, Тори, не в силах остановиться, затеяла с Энн по пути к двери игру в салочки. Энн со смехом увертывалась, но в какой-то момент, споткнувшись, упала на одно колено. Тори не замедлила вскочить ей на спину, обхватив шею руками. Не переставая хохотать, Энн взмолилась:
– Хватит, Тори! Обещаю, что прочту тебе шесть сказок перед сном.
Тори отпустила ее. И раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, Энн повернулась, чтобы шутливо потрепать девочку за ухо.
– Какая вы красивая! – порывисто воскликнула Тори. – Я рада, что вы живете с нами. Вы мне очень нравитесь.
Смех замер на губах Энн. Она неровным голосом произнесла:
– Спасибо, Тори. Ты тоже мне нравишься… Очень.
– Это хорошо, – сказала Тори. – Папа, а нам дадут горячего шоколада?
– Это можно устроить, – пообещал он и поднял Энн на ноги, на несколько секунд задержав ее руки в своих. – Я согласен с тобой, Тори. Энн очень красивая.
Он не отрывал взгляда от ее рта. Энн сдавленно пробормотала:
– В придачу к горячему шоколаду я не отказалась бы от трех овсяных печений.
– Женщина с непомерными аппетитами, – шутливо заметил Мартин и освободил ее руки.
– Придется терпеть, – сказала Энн и поспешила к задней двери.
Она распахнула ее, и после прохладного весеннего воздуха Энн обдало внезапной жарой. В глазах потемнело, пальто, висящие на вешалке, взметнулись вверх, как стая огромных птиц, а пол устремился навстречу. Словно в тумане, Энн почувствовала, как чьи-то руки подхватили ее, когда серые керамические плитки были всего в нескольких дюймах от лица.
Ноги казались бесполезными, как вареные макароны. Черноту перед глазами разрезали молнии всех цветов радуги. Потом она обнаружила, что сидит на полу с пригнутой к коленям головой. Глаза застилала красная пелена. Спросив себя, не заболела ли она, Энн услышала испуганный шепот Тори:
– Папа, с ней все в порядке?
– Конечно, – спокойно ответил Мартин. – Это всего лишь жара, Тори. Ты ведь знаешь Дороти, она любит, чтобы здесь было также тепло, как на Эльютере.
Тори хихикнула, и Энн подняла голову.
– П-простите, – промямлила она. – Не знаю, что на меня нашло.
– У вас лицо белое как снег, – сообщила Тори. Ничего удивительного, подумала Энн, я чувствую себя совершенно вымотанной. Она никогда не падала в обморок. Никогда. И вдруг Энн с ужасом поняла, что причиной может быть ее беременность. Конечно. У нее не было утренней дурноты, но это не означает, что удастся избежать и других симптомов. Упершись руками в пол, она сказала более твердо:
– Мне уже лучше. Простите, я…
Мартин с настойчивостью сказал:
– Не нужно спешить, как на срочный вызов.
Он обхватил ее за плечи, и Энн ощутила его запах, такой мужественный, такой знакомый, такой желанный… и такой недосягаемый. Она заметила тревогу на его лице и с наигранной легкостью произнесла:
– Со мной все в порядке, Мартин. Это просто жара, и…
С глубоким интересом Тори заметила:
– А на Эльютере вы не падали в обморок. А там бывало и жарче.
Энн в панике уставилась на нее. Нужно что-нибудь сказать, лихорадочно думала она. Все что угодно. Пока Мартин не догадался об истинной причине.
Но тут вмешался сам Мартин.
– Попроси Дороти, чтобы она приготовила нам горячего шоколада, Тори, а я отведу Энн в ее комнату.
Тори сняла ботинки, повесила куртку на вешалку и побежала в кухню. Мартин опустился на колени перед Энн и расшнуровал ее кроссовки. Ресницы отчетливо выделялись на фоне его порозовевшей кожи, и Энн, не удержавшись, отвела прядь волос с его лба. Вскинув голову, Мартин ожег ее взглядом, казалось, проникающим в самые отдаленные тайники души, а затем его губы приблизились. Со стоном восторга Энн ответила на поцелуй. На мгновения, показавшиеся вечностью, их губы и тела слились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– А какую собаку ты хочешь?
Разговор о собаках, кошках и лошадях они вели на протяжении всего ланча. И снова девочка поразила Энн сочетанием хороших манер и сдержанности. Она безусловно все время была настороже. Но почему?
После обеда обе гуляли в парке. Энн учила девочку кататься на велосипеде. По возвращении домой на щеках Тори играл румянец, а за ужином у нее прорезался недюжинный аппетит. Энн помогла ей принять ванну, а потом прочитала несколько сказок. Когда глаза у девочки стали слипаться, Энн ласково сказала:
– Спокойной ночи, Тори. Если понадоблюсь – я за соседней дверью.
– А когда вернется папа?
– Он сказал, что поздно вечером.
– Спокойной ночи, – пробормотала Тори, пристраивая щеку на живот Плаша.
Энн почему-то захотелось расплакаться. Усиленно моргая, она выключила свет и направилась в свою ванную. Риск того, что она привяжется к Тори, был очень велик. И она понятия не имела, как защититься от этого. Только одно знала твердо она, что остаток вечера проведет в своей комнате, не рискуя снова встретиться с Мартином.
Глава 9
На следующее утро, когда Энн спустилась к завтраку, Тори и Мартин уже сидели за столом в маленькой уютной столовой, примыкающей к кухне. Мартин пил кофе, Тори ковырялась в овсяной каше. На Мартине был безукоризненный деловой костюм с узорным шелковым галстуком.
Едва Энн вошла, он поднял взгляд и официальным тоном произнес:
– Доброе утро. Я как раз говорил Тори, что в Бразилии возникли кое-какие затруднения и я вылетаю туда прямо сейчас. Вернусь, наверное, к середине недели.
Стараясь скрыть облегчение, от которого закружилась голова, Энн приняла такой же холодный и сдержанный вид. В понедельник она сможет сходить к врачу, когда Тори будет в школе, а потом у нее будет пара дней, для того чтобы смириться с результатами анализов и приготовиться к встрече с Мартином.
– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила она.
– Ничего, что нельзя было бы исправить, – небрежно ответил он. – Кстати, открылся новый детский кинотеатр. Тори спрашивала, не сможешь ли ты сходить с ней туда.
Энн с искренней теплотой улыбнулась девочке.
– Конечно, с удовольствием.
Мартин достал пачку купюр из бумажника.
– Это аванс за первую неделю работы, – сказал он, – и деньги на мелочи вроде походов в кинотеатр. Отчет мне не нужен.
Она – наемная служащая, он лишний раз подчеркнул это. Одна из многих, с болезненной дотошностью добавила про себя Энн и, взяв деньги, сунула их в карман.
– Спасибо, – ледяным тоном проговорила она.
– Я дам знать Дороти, когда вернусь. Я всегда звоню Тори перед сном во время поездок. Поэтому постарайся, чтобы она была в это время недалеко от телефона.
– Конечно.
Накладывая себе фруктового салата из блюда на боковом столике, Энн старалась взять себя в руки. Пусть ей не нравится, что Мартин отдает приказы, но она ведь сама согласилась на эту работу. И разве ей не продемонстрировано еще одно свидетельство того, что Мартин – хороший отец?
Энн разрезала пополам круассан и намазала его абрикосовым джемом, стараясь думать о светлых сторонах жизни. У нее нет утренних недомоганий и отменный аппетит – может, она все-таки не беременна?
Когда Мартин ушел, Энн постаралась не оставлять Тори ни минутки свободной и впервые была вознаграждена: барьер между ними стал немного ниже. После того как они посмотрели мультфильмы, Тори захотела обсудить их, что Энн всегда делала с удовольствием. Когда в половине восьмого позвонил Мартин, Энн слышала, как девочка несколько раз упомянула её имя.
Мартин не позвал ее к телефону. Чему, горячо убеждала себя Энн, я очень рада. Что она сказала бы? Что через тридцать шесть часов узнает, беременна ли от него или нет?
На самом деле это случилось через тридцать восемь часов. Результаты были положительными. Вернувшись от врача, Энн тяжело опустилась на постель в своей квартире. Она носит ребенка Мартина. Она станет матерью.
Среди самых противоречивых чувств звучал чистый голосок безусловной радости. Энн дала ей волю. Позже она подумает о неотвратимых последствиях незапланированной и необдуманной беременности. Но сейчас она счастлива. Прихватив пару забытых книг, она поехала в дом Мартина. Проблемы окружили ее словно колючей изгородью, но одно было ясно – Мартину она ничего не скажет. Не сейчас. А может быть, и никогда…
В среду вечером Энн рано отправилась спать. Через пару часов должен был вернуться Мартин, а она не была готова к встрече с ним. Радость, охватившая Энн в ее квартире в понедельник, ушла глубоко в подсознание, а на поверхность выплыли безотчетные, мучительные страхи. Мартин слишком проницателен. Вряд ли ей удастся долго обманывать его. Так что же ей делать?
Единственное, что могла она предпринять, – это сократить пребывание в доме Мартина до двух месяцев, экономить каждый цент, а затем переехать куда-нибудь в Олбани, где жизнь дешевле, и поступить на те же самые курсы медсестер. Заявление об отказе от квартиры она уже написала. Нуждаясь в чем-то привычном и уютном, она надела старенькую фланелевую ночную рубашку и сделала горячего шоколада, перед тем как лечь в постель. Около одиннадцати она забылась в беспокойном сне. Когда Энн вдруг обнаружила себя сидящей на постели с бешено бьющимся сердцем, она решила, что ее разбудили собственные кошмарные сновидения. Затем услышала тоненький тоскливый плач в соседней комнате и, выскочив из постели, влетела к Тори и крепко обняла ее.
– Все в порядке, – сказала она, – я здесь. Ты в безопасности, я не позволю ничему случиться с тобой.
Обхватив Энн тонкими ручками, Тори разрыдалась. Энн покачивала ее из стороны в сторону, бормоча слою утешения.
– Хочешь рассказать мне?
Тори со всхлипами поведала ей путаную историю q черном человеке, который гнался за ней. С тяжелы»! сердцем Энн постаралась рассеять детские ночные страхи и была вознаграждена, когда Тори пробормотала.
– Я рада, что вы здесь. Иногда я с-скуча-аю по маме.
– Я тоже рада, что оказалась здесь, – призналась Энн и почувствовала укол вины за то, что собирается оставить Тори даже раньше положенного срока. Девочке нужна стабильность, а этого-то Энн и не могла ей дать.
Несколько минут спустя Тори обмякла в объятиях Энн, девочка уснула. Очень осторожно Энн опустила ее на подушки, подоткнула одеяло и подвинула поближе Плаша. Глядя на рассыпавшиеся волосы девочки, Энн испытывала ту же нежность, что и совсем недавно к своему неродившемуся ребенку. Если она полюбит Тори, ей будет намного труднее.
На цыпочках она направилась к двери, погруженная в собственные мысли, и уткнулась в человека, стоящего на пороге. С испуганным возгласом она уперлась ладонями ему в грудь.
– Мартин… ты напугал меня!
Схватив за плечи, он вытащил ее из комнаты Тори и закрыл дверь. Затем грубо спросил:
– У нее опять был кошмар?
Мартин так и не убрал своих рук. Он был в брюках и расстегнутой рубашке. Тепло его ладоней возродило желание Энн. Маскируя его злостью, она сказала:
– Тори все еще скучает по матери.
– Я слышал.
Вопрос, на который Энн никак не могла найти ответа, сорвался с ее губ:
– Как ты мог отнять ее у Келли?!
Мартин резко проговорил:
– Давай проясним кое-что раз и навсегда. Мне до смерти надоела роль злодея, отводимая мне в разводе с Келли. Ее второй муж, родословная которого корнями уходит в четырнадцатый век, не пожелал терпеть в своем палаццо чужого ребенка. В особенности ребенка человека, выросшего на задворках Чикаго. Поэтому Келли любезно позволила оставить Тори в привычной домашней обстановке, решив, что так будет лучше для всех.
– Это не…
– За два года до этого у Келли был роман. В Вашингтоне. Она оказалась не настолько умна, чтобы что-то скрывать, поэтому, я обо всем узнал. Она даже не поняла, почему я расстроился. Ты должна знать, что твоя кузина берет то, что хочет в данную минуту. Как ребенок, в жаркий день схвативший коробку мороженого и не понимающий, что мороженое растает прежде, чем он успеет его съесть. Келли не плохой человек. Она просто не понимает, что все поступки имеют свои последствия. И что они обладают способностью ранить других людей.
– Но…
– Мы как-то пережили это. Более или менее. Но затем появился Уго. Келли не любит открытых конфликтов. Поэтому написала мне записку, предоставив самому объяснить все Тори, и улетела в Венецию. Конец истории. Я развелся с ней. И только позже, когда привел Тори навестить Нину, понял, что Келли – несомненно, из лучших побуждений – поведала всем, что я не очень этично обошелся с ней. – Он беспокойно повел плечами. – Я мог бы уличить ее во лжи. Но не стал этого делать. Ради дочери.
Интонации его голоса свидетельствовали в пользу безусловной правдивости рассказа, Но разве интонации Келли в том давнем разговоре казались менее правдивыми? Так правду ли говорит Мартин? Действительно ли Келли жадна, как ребенок, и с детским же пренебрежением относится к тем, кого ранит? Возможно, благоговение перед кузиной сыграло с ней злую шутку, затмив серьезные недостатки и преувеличив достоинства?
Ледяным тоном Энн сказала:
– Когда я в прошлый раз навещала Нину, она показала мне альбом с десятками фотографий, где ты снят с разными женщинами.
– Тебя невозможно переубедить, не так ли? – неприязнью спросил Мартин. – Где бы я ни появлялся, женщины роятся вокруг меня. И в их глазах написано одно – жажда денег. Я не говорю, что у меня не было романов после развода. Но еще раз повторю: за все время нашего брака с Келли я ни разу не изменял ей.
Энн вздохнула поглубже, пытаясь успокоиться, и сменила тему.
– Я не знала, что ты вырос в бедности.
– Я этого не стыжусь. Но и не афиширую.
– Твои родители еще живы?
Мартин отрывисто бросил:
– Я не знал своего отца, он умер до моего рождения. А мать скончалась, когда мне было пять лет, от бедности и переутомления.
Глубоко опечаленная Энн прошептала:
– Ты же был тогда меньше Тори.
– Не надо меня жалеть.
– А где ты жил после этого? – спросила Энн.
– В разных приютах. Иногда бывало лучше, иногда хуже. Но я всегда знал, что сбегу от этой жизни при первой возможности и не вернусь никогда… Не знаю, почему я рассказываю тебе то, что никогда никому не говорил. – Он крепче сжал ее плечи, и в полутьме его глаза сверкнули. – Ты веришь мне, Энн… тому, что я не изменял Келли?
Молчание Энн затянулось. Тогда он произнес, делая ударение на каждом слоге:
– Тебе придется сделать выбор: верить Келли или мне. Одно из двух. А до тех пор, пока ты его не сделаешь, мне придемся вернуться к обещанию, которое я дал перед отъездом на Элыотеру. И на сей раз не пытайся заставить меня нарушить его. Это не сработает.
– Ты так самонадеян! Неужели решил, что я захочу, чтобы ты его нарушил?
– Да, – протянул он. – Я самонадеян.
– Знаешь, за десять лет работы в полиции я выучила тысячи ругательств. Но ни одно из них не может передать того, что я чувствую сейчас.
Мартин отпустил ее и отступил.
– В таком случае тебе лучше вернуться в постель.
И она беременна от этого человека?! Олбани, встречай меня, я еду, подумала Энн и сладким голосом пропела:
– Надеюсь, ты будешь спать спокойно.
– Может быть, купишь новую ночную рубашку на те деньги, что я тебе плачу?
Злость и веселье боролись в ней. Веселье, вопреки всему, победило.
– Ни за что – она у меня семнадцать лет!
Мартин обозрел ее от рюшечек под подбородком до оборки у щиколоток и сказал:
– Очень сексуально.
– Я к ней привязана. – Энн очаровательно сморщила носик. – Как Тори к Плашу.
– Ты и сама в ней кажешься семнадцатилетней.
– Серьезно? В таком случае я ее больше не сниму.
– К несчастью, она меня не останавливает. Мне по-прежнему безумно хочется поцеловать тебя.
– Ты не можешь. Ты обещал, – затаив дыхание, проговорила Энн.
– В постель, Эин! Немедленно! Одна! Это приказ!
Путаясь в подоле, Энн поспешила ретироваться в свою комнату, упала на постель и натянула на голову одеяло. Она была в постели, и, несомненно, одна, но каждой клеточкой своего тела стремилась к Мартину. Нужно срочно решить, кому верить. Мужчине, с которым она занималась любовью. Или кузине, которой восхищалась.
В воскресенье Мартин, Тори и Энн оплавились на велосипедную прогулку за город. Остановили машину на боковой дороге, где движения почти не было. На полях ярко зеленели недавно выбившиеся всходы, воздух был прозрачен и чист. Мартин достал из багажника складные велосипеды, и Тори, уже прекрасно освоившаяся с этим средством передвижения, немедленно затеяла гонку с отцом, который казался сейчас таким молодым и жизнерадостным, что у Энн сжималось сердце. Она старалась не думать о своей беременности, но угнаться за этими двоими даже не пыталась, щадя себя. Неподдельное удовольствие, получаемое Мартином от общения с дочерью, почему-то рождало боль где-то глубоко внутри. Неужели она действительно уедет в Олбани, даже не сказав ему, что скоро он станет отцом уже двух детей?
Когда они подъехали к дому и вышли из машины, Тори, не в силах остановиться, затеяла с Энн по пути к двери игру в салочки. Энн со смехом увертывалась, но в какой-то момент, споткнувшись, упала на одно колено. Тори не замедлила вскочить ей на спину, обхватив шею руками. Не переставая хохотать, Энн взмолилась:
– Хватит, Тори! Обещаю, что прочту тебе шесть сказок перед сном.
Тори отпустила ее. И раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, Энн повернулась, чтобы шутливо потрепать девочку за ухо.
– Какая вы красивая! – порывисто воскликнула Тори. – Я рада, что вы живете с нами. Вы мне очень нравитесь.
Смех замер на губах Энн. Она неровным голосом произнесла:
– Спасибо, Тори. Ты тоже мне нравишься… Очень.
– Это хорошо, – сказала Тори. – Папа, а нам дадут горячего шоколада?
– Это можно устроить, – пообещал он и поднял Энн на ноги, на несколько секунд задержав ее руки в своих. – Я согласен с тобой, Тори. Энн очень красивая.
Он не отрывал взгляда от ее рта. Энн сдавленно пробормотала:
– В придачу к горячему шоколаду я не отказалась бы от трех овсяных печений.
– Женщина с непомерными аппетитами, – шутливо заметил Мартин и освободил ее руки.
– Придется терпеть, – сказала Энн и поспешила к задней двери.
Она распахнула ее, и после прохладного весеннего воздуха Энн обдало внезапной жарой. В глазах потемнело, пальто, висящие на вешалке, взметнулись вверх, как стая огромных птиц, а пол устремился навстречу. Словно в тумане, Энн почувствовала, как чьи-то руки подхватили ее, когда серые керамические плитки были всего в нескольких дюймах от лица.
Ноги казались бесполезными, как вареные макароны. Черноту перед глазами разрезали молнии всех цветов радуги. Потом она обнаружила, что сидит на полу с пригнутой к коленям головой. Глаза застилала красная пелена. Спросив себя, не заболела ли она, Энн услышала испуганный шепот Тори:
– Папа, с ней все в порядке?
– Конечно, – спокойно ответил Мартин. – Это всего лишь жара, Тори. Ты ведь знаешь Дороти, она любит, чтобы здесь было также тепло, как на Эльютере.
Тори хихикнула, и Энн подняла голову.
– П-простите, – промямлила она. – Не знаю, что на меня нашло.
– У вас лицо белое как снег, – сообщила Тори. Ничего удивительного, подумала Энн, я чувствую себя совершенно вымотанной. Она никогда не падала в обморок. Никогда. И вдруг Энн с ужасом поняла, что причиной может быть ее беременность. Конечно. У нее не было утренней дурноты, но это не означает, что удастся избежать и других симптомов. Упершись руками в пол, она сказала более твердо:
– Мне уже лучше. Простите, я…
Мартин с настойчивостью сказал:
– Не нужно спешить, как на срочный вызов.
Он обхватил ее за плечи, и Энн ощутила его запах, такой мужественный, такой знакомый, такой желанный… и такой недосягаемый. Она заметила тревогу на его лице и с наигранной легкостью произнесла:
– Со мной все в порядке, Мартин. Это просто жара, и…
С глубоким интересом Тори заметила:
– А на Эльютере вы не падали в обморок. А там бывало и жарче.
Энн в панике уставилась на нее. Нужно что-нибудь сказать, лихорадочно думала она. Все что угодно. Пока Мартин не догадался об истинной причине.
Но тут вмешался сам Мартин.
– Попроси Дороти, чтобы она приготовила нам горячего шоколада, Тори, а я отведу Энн в ее комнату.
Тори сняла ботинки, повесила куртку на вешалку и побежала в кухню. Мартин опустился на колени перед Энн и расшнуровал ее кроссовки. Ресницы отчетливо выделялись на фоне его порозовевшей кожи, и Энн, не удержавшись, отвела прядь волос с его лба. Вскинув голову, Мартин ожег ее взглядом, казалось, проникающим в самые отдаленные тайники души, а затем его губы приблизились. Со стоном восторга Энн ответила на поцелуй. На мгновения, показавшиеся вечностью, их губы и тела слились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16