– Мартин, найди кого-нибудь другого, чтобы приглядывать за Тори! Кого-то, кто останется и даст ей ощущение, надежности, в котором она так нуждается. Не меня!
Со сталью в голосе Мартин ответил:
– Слишком поздно идти на попятный – ты уже согласилась.
Картофель остыл и пах жиром. Энн замутило, и она отодвинула тарелку. Итак, она позволила восторжествовать железной мужской воле, словно собственной вовсе не имела. Завиляла хвостиком перед господином. Шах и мат, одним словом.
Глава 8
– Закончили ваш обед, мэм? – спросила официантка, подошедшая к их столику.
– Да, спасибо. – Энн запнулась. – Десерта не нужно. Только кофе.
– Мне то же самое, – сказал Мартин. Когда молодая женщина ушла, он хрипло добавил: – У тебя такой вид, словно только что умер твой лучший друг.
– Я боюсь, – прошептала она. – А меня не испугаешь пустяком.
Мартин стиснул нож. Затем отложил его в сторону и, накрыв руку Энн своей, с нажимом произнес:
– Все будет в порядке. Вот увидишь.
Его ладонь была теплой, а пальцы тонкими и сильными. Когда тепло по руке добралось до ее груди, вспыхнуло желание, которое, словно хищник, все время таилось в засаде и оживилось, стоило Мартину появиться поблизости.
– Я не могу жить в твоем доме! – выкрикнула она. – Просто не могу… Мы сошли с ума, если даже обсуждаем это!
– Сливки и сахар, мэм?
Чашка с грохотом была водружена перед ней, при этом кофе пролился на блюдце.
– Да, – сказала Энн. – Пожалуйста.
Официантка подала Мартину счет.
– Желаю приятно провести вечер, – сказала она.
Подождав, пока она отойдет подальше, Мартин холодно произнес:
– Ты ненавидишь землю, по которой я хожу, верно?
Верно ли? Разве все так просто?
– Мое отношение к тебе не имеет никакого значения, – с неменьшей холодностью ответила Энн. – На предстоящие четыре месяца моя единственная забота – Тори. Тори, а не ты. – Она добавила с открытым вызовом: – В эти четыре месяца она будет видеться с матерью!
– Келли может видеться с ней, когда пожелает.
– Это не ответ.
– Единственный, который я могу тебе дать.
У кофе был вкус помоев, и Энн вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Она открыла бумажник, достала купюру и бросила на стол.
– Увидимся через две недели.
– В пятницу, в половине девятого утра. В десять у меня деловая встреча.
От спертого воздуха бара у нее вдруг закружилась голова. Энн поспешила встать и надеть куртку.
– Можно, конечно, эмигрировать в Монголию, – сообщила она. – Как думаешь, якам понравится мое зеленое платье?
– Всем, в ком течет хоть капля красной крови, понравится твое платье, – заверил ее Мартин.
Энн вышла на холодный вечерний воздух.
Возможно, она и устала, но идти домой была еще не готова. Она вдруг решила навестить Нину и рассказать ей о своей новой работе. Ужасно не хотелось возвращаться к грязной посуде в раковине. Или сидеть в кресле в окружении гор неглаженного белья и думать о Мартине. Натянув перчатки, Энн решительно зашагала по тротуару.
Тетя была дома и привычно подставила холодную щеку. Гостье предложили стаканчик шерри. После того как поговорили о погоде, Энн с преувеличенной беспечностью сказала:
– Да, кстати, тетя, через две недели я ухожу с работы. И в качестве временной меры побуду гувернанткой у вашей внучки, Тори. Думаю, вас это должно порадовать.
– Хочешь сказать, что этот человек нанял тебя?
– Отец Тори? Да.
– Энн, не делай глупостей – ты должна держаться подальше от него! Он сломает твою жизнь так же, как жизнь Келли.
– Я не собираюсь выходить за него замуж, тетя.
– Он больше не женится на своих женщинах, – с горечью проговорила Нина. – Просто отбрасывает, когда они становятся ненужными.
С напускным спокойствием Энн ответила:
– Значит, я буду ограждать Тори от плохого влияния.
– Ты не слушаешь меня! Позволь показать тебе кое-что, – сказала Нина, на морщинистых щеках которой выступили красные пятна. Она порылась в журналах, лежащих на столике вишневого дерева, извлекла папку и протянула ее Энн. – Это изменит твое мнение.
С нервной дрожью Энн открыла папку. Тетя вырезала фотографии из светских журналов и наклеила их на сшитые вместе листы бумаги.
На каждом снимке был Мартин. Мартин с женщиной, всегда красивой, в одежде от известного дизайнера, элегантной и аристократичной. И женщины почти всегда были разными, с упавшим сердцем отметила Энн. Она быстро пролистала страницы. Под фотографиями не были указаны ни даты, ни источник. Но какое это имеет значение? Суть была ясна: Мартин менял женщин как перчатки. Что еще ей нужно знать?
На последнем фото он был запечатлен со жгучей брюнеткой в платье от Шанель на открытии сезона в Венской опере. Мартин улыбался, смокинг только подчеркивал его мужественность. Так вот что такое ревность, с тоской подумала Энн. Нож, поворачиваемый в груди.
Нина резко проговорила:
– Ты влюблена в него.
Энн вскинула голову.
– Нет!
– На таких, как ты, он даже не смотрит. Ты не красавица, как Келли, и у тебя нет денег. Тебе нечего предложить.
Это было послание из ее детства, однако оно не утратило своей способности причинять боль. Тем не менее – и об этом Нина не должна узнать никогда – Мартин смотрел на нее. Однажды ночью на тропическом острове он занимался с ней любовью так, словно она единственная женщина на земле.
Она не единственная. И как это мучительно! Собрав все силы, Энн закрыла папку и положила ее на столик.
– Судя по вашим словам, я окажусь в полной безопасности. И я надеюсь, что Тори будет хорошо со мной. – Гордясь своей выдержкой, она добавила с некоторым озорством: – А разве вас не радует, что я перестану носить эту ужасную форму?
Нина недовольно поморщилась.
– Ты все превращаешь в шутку. Когда я буду говорить с дочерью, обязательно расскажу ей о том, как глупо ты себя ведешь.
– Как поживает Келли?
– Она очень несчастна. Ей кажется, что у ее мужа роман… Я хочу, чтобы она вернулась домой, но Келли твердит, что ее место рядом с ним. – Нина вздохнула. – Она очень преданная девочка.
С Энн было достаточно.
– Я должна идти, тетя. Я сообщу вам, как поладила с Тори. Может быть, когда-нибудь даже приведу ее в гости.
– Он не позволит тебе! – зло бросила Нина. – Он никогда не простит мне того, что я – мать Келли. Он чудовище, Энн! Это видно по всем его поступкам.
Чудовище? Мужчина, который занимался с ней любовью с такой нежностью и самоотдачей? Все ее существо восставало против такой оценки. Она быстро поцеловала тетю и вышла из заставленной мебелью гостиной. Сердце болело, перед глазами стояли образы Мартина и его элегантных спутниц. Приводит ли он таких женщин в свой большой каменный дом? Сможет ли она вынести это?
Но по мере того как Энн шла по улице, размахивая руками, чтобы согреться, все сильнее звучал у нее в голове голос здравого смысла. Тетя никогда не отличалась добротой и была просто одержима слепой любовью к Келли. Собрать такой альбом, назвать Мартина чудовищем! – все это поступки отнюдь не рассудительной женщины. Так в чем же заключается правда о браке Мартина и Келли? Узнает ли она это когда-нибудь?
Через две недели, вечером в четверг, Энн начала собираться для переезда к Мартину. Сегодня был последний день ее работы в полиции. В прошлую субботу коллеги устроили для нее прощальный обед, и она была тронута, осознав, каким уважением пользовалась в сугубо мужском мирке.
За все это время Мартин ни разу не появился и не позвонил. Утром он заедет за ней и отвезет в свой дом на четыре месяца. Четыре месяца. Они казались ей вечностью. Но Энн уже успешно прошла собеседование в Гарвардской медицинской школе, и теперь будущее приобрело более отчетливые очертания.
Дождь за окном лил как из ведра. Может быть, случится наводнение, и Мартин не сможет приехать? Вот было бы здорово! Энн уложила в чемодан две юбки и, подумав, добавила джинсы и домашние бриджи. Порывшись в шкафчике в ванной, достала шампунь и заглянула в коробку на полке – прокладки, они ей понадобятся. Когда она укладывала их в угол чемодана, ее руки вдруг замерли. Энн похолодела и лихорадочно принялась подсчитывать. Как давно в последний раз она доставала эту коробку? Кажется, полтора месяца назад. Она снова посчитала. Нет. О Господи, нет! Она не могла забеременеть. Только не это!
В ту ночь, когда по ее лицу пробежала ящерица, Мартин прибежал к ней в одних трусах. И он, разумеется, не собирался ее соблазнять. Поэтому они никак не предохранялись. Со стоном отчаяния Энн закрыла лицо ладонями. Неужели это правда? Может быть, всему виной стрессы последних недель? Ведь она так стремилась забыть о Мартине и о своем отчаянном желании снова быть с ним!
Как она посмотрит ему в глаза? Нет, она не беременна. Конечно нет. Просто один раз в жизни ее цикл нарушился. И причины для этого более чем весомые. То, что произошло у них с Мартином, превратило ее в совершенно иную женщину.
Но холод, охвативший сердце Энн, постепенно распространился по всему телу и достиг кончиков пальцев. Она получила удовольствие. И теперь расплачивается за это.
Если она действительно беременна, то не сможет пробыть у Мартина четыре месяца – он догадается. Как можно было быть такой беспечной?! Может, она влюбилась в него? Второй раз, уже став взрослой? О нет, мрачно усмехнулась Энн. Как можно влюбиться в человека, которого не уважаешь? Мне ведь уже двадцать восемь, а не тринадцать!
Машинально она затолкала в чемодан несколько пар носков и нижнее белье. Ну нет, теперь, когда она осознала проблему, все должно уладиться! Наверняка прокладки понадобятся уже завтра. Успокоенная этим Энн упаковала несколько платьев. Затем сняла с книжной полки фотографию родителей, стерла пыль с золотой рамки. Тонкое, интеллигентное лицо матери, заразительная улыбка отца…
Энн прикусила губу. В глубине души она все еще тосковала по ним. Злой рок отнял их у нее так неожиданно, так болезненно той ужасной февральской ночью…
Она крепче стиснула рамку. Если она беременна, значит, носит в себе их внука. Протягивает ниточку от своих родителей в будущее. Внезапно ее охватило теплое и радостное чувство – столь же чудесное, сколь и хрупкое. Она должна беречь себя. Ради своего неродившегося ребенка.
Но затем мысли Энн приняли иное направление. Этот предполагаемый ребенок будет и ребенком Мартина Крейна. Таким же, как Тори. Он захочет, чтобы этот ребенок был с ним. Разве нет? Он не позволил Келли оставить Тори у себя. Возможно, он и Энн не разрешит воспитать ее дитя? Еще одна пешка на его шахматной доске. Она не отдаст ему ребенка. Ни за что!
Энн вдруг почувствовала, что из прикушенной губы идет кровь. О чем она думает?! Она даже не уверена в том, что беременна, а уже тревожится до дурноты о том, как может поступить Мартин! Энн быстро закончила сборы, затем провела три часа, истребляя пыль в квартире мокрой тряпкой и пылесосом до тех пор, пока вокруг все не заблестело, а она не почувствовала себя достаточно усталой, чтобы уснуть.
Спала Энн крепко. Но когда проснулась утром от звонка будильника, очень быстро поняла, что у нее задержка уже на семнадцать дней. Чуда не случилось.
Она надела джинсовую юбку и бордовую шелковую блузку, которые купила на распродаже. Стянув волосы на затылке кожаным ремешком, тщательно нанесла на лицо косметику, использовав больше румян, чем обычно, и светлую помаду. Под конец натянула высокие ботинки и зеленое шерстяное пальто, также купленные на распродаже. Сделав пируэт перед зеркалом, Энн решила, что выглядит просто великолепно – деловой, беззаботной, сдержанной. Чего она не заметила, так это неуверенности в зеленых глазах и напряженной линии подбородка.
Но когда пять минут спустя Энн открыла дверь Мартину, тот, взглянув на ее лицо, заявил:
– Ты выглядишь так, словно собралась на собственные похороны.
Серо-голубые глаза, казалось, видели ее насквозь, снимая все наносное и отмечая только смущение и страх. Энн ответила в тон ему:
– Ты тоже не в лучшей форме.
– Вот как? Это потому что я не был уверен, застану ли тебя здесь. Ты что-то говорила о Монголии.
– Неужели победа так важна для тебя?
– Неужели ты никогда не перестанешь видеть во мне только самое худшее?
– На Эльютере я пришла к выводу, что ты хороший отец, – выпалила Энн и невольно побледнела. Что, если она вторично сделает его отцом? Что тогда?
– Энн, да в чем дело?
Мартин схватил ее за плечи, и его лицо оказалось в нескольких дюймах. Ей тут же хотелось поцеловать его, она почти физически ощущала прикосновение его губ к своим. Отпрянув, Энн сдавленным голосом произнесла:
– Я связала себя на последующие четыре месяца, согласившись переехать в твой дом, – вот в чем дело.
Сорвавшееся с его губ ругательство заставило ее поморщиться.
– Пойдем, – грубо проговорил Мартин. – Все улицы запружены транспортом, а я не хочу опоздать на встречу. Это все, что ты с собой берешь?
Он взял два чемодана, а Энн накинула на плечо ремешок сумки. С чувством обреченности она закрыла дверь своей квартиры и догнала Мартина у лифта. Мартин приехал на сверкающем синем джипе с кожаными сиденьями. Он поставил чемоданы в багажник, и Энн забралась в машину. Они в молчании отъехали от тротуара. Энн смотрела в окно, мучительно и бесполезно пытаясь найти тему для разговора. Так, молча, они и доехали до дома Мартина, при виде которого у Энн, как и раньше, захватило дух от элегантности пропорций и общего впечатления обжитости и необыкновенного уюта.
Открыв дубовую парадную дверь, Мартин сказал:
– В гостевом крыле без меня затеяли ремонт, который, впрочем, давно планировался. Он продлится еще две-три недели. Тебе пока придется потерпеть наше близкое соседство, а потом ты сможешь переехать в свои комнаты.
Спальня Энн с отдельной ванной оказалась на удивление просторной и красивой. Она также находилась рядом с комнатой Тори, по другую сторону от которой спал Мартин. Слишком близко, подумала Энн и услышала, как он сказал:
– Вся прислуга знает, что ты здесь, и всегда готова прийти на помощь. Тори возвращается домой к ланчу, а затем, окончательно, в три. Меня не будет весь день и большую часть вечера.
Итак, сегодня, по крайней мере, ей не придется терпеть общество Мартина. Он проскрежетал:
– Это обязательно – показывать, какое облегчение ты испытываешь?
– Не знаю, почему ты так злишься! – воскликнула Энн. – Ты получил то, к чему стремился: я здесь и буду приглядывать за Тори, так что можешь отсутствовать хоть целую ночь, если хочешь.
– Я скажу тебе, чего хочу, – протянул Мартин и крепко поцеловал ее в губы.
От короткого поцелуя, а также испытываемой ею смеси злости и желания, кровь в жилах Энн заструилась с огромной скоростью. Подталкиваемая ненасытным голодом, она подалась к нему, краем сознания понимая, что будет снова и снова делать это – падать к нему в объятия… и в постель, совершенно не задумываясь о последствиях.
– Никогда не говори мне, что ты не хочешь меня, Энн.
Его голос звучал жестко, без всяких эмоций, и Энн поняла, что было не так.
– Но ты больше не хочешь меня, – чужим голосом произнесла она. – Ты с презрением относишься к тому, что легко достается, – ты как-то сам сказал мне об этом.
– Я также сказал, что не собираюсь приводить тебя в дом в качестве любовницы. И я действительно имел это в виду.
– Тогда зачем я здесь? – воскликнула Энн.
– Из-за денег. Разве не так ты мне говорила?
Он был прав.
Энн пробормотала:
– Ты опоздаешь на свою встречу.
– Энн, я… – Он запнулся. – Ты прекрасно справишься. Тори, возможно, потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе, но я знаю, что рано или поздно это случится. Пожалуйста, чувствуй себя здесь, как дома.
Он повернулся на каблуках и ушел. С дрожащими коленями Энн тяжело опустилась на постель. Если Мартин не хочет ее, то почему поцеловал? Просто чтобы утвердить свое господствующее положение? А если хочет, то почему подчеркивает, что привел ее в дом не как любовницу? Все это не имело никакого смысла.
Через некоторое время она встала и, начав распаковывать вещи, немного успокоилась. Ее ноги тонули в китайском ковре кремового цвета, покрывавшем пол от стены до стены. Мебель была сделана из полированной сосны, занавески и покрывало на постели, приглушенных зеленоватых и розовых тонов, гармонировали со свежесрезанными пионами в вазах. Ванная комната поражала роскошью, золотыми аксессуарами и ванной величиной в бассейн.
Спустившись вниз, Энн заново познакомилась с Дороти, а также со всем штатом прислуги. Ее приветствовали дружески, но без панибратства, и Энн сразу почувствовала себя спокойнее. Затем Тори вернулась домой на ланч. Оставив куртку и сапоги на задней веранде, девочка подошла к Энн и взглянула на нее из-под ресниц.
– Папа сказал, что вы проживете здесь четыре месяца.
– Верно. А потом поступлю на курсы медсестер, чтобы научиться помогать врачам лечить больных.
– Это здорово, – сказала Тори и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16