– Хорошо, тогда начну я. Как это понимать? Вы… – тут она замолчала, подыскивая нужное определение. Сказать «изнасиловали мою племянницу» она не могла, «обманули замужнюю женщину» тоже отпадало: Грейс сама призналась, что она не просто хотела этого – очень хотела. Но Аджи должна была как-то закончить фразу, поэтому она сказала: –…ломаете жизнь моей племяннице.
– Я не ломаю ей жизнь – это произошло в тот день, когда она вышла замуж за этого человека.
Аджи не сказала: «Я не хотела, чтобы она выходила за него; если бы я могла, я бы ее остановила». Вместо этого она резко проговорила:
– Никто не мог ничего сделать, она была влюблена. Втрескалась в него по уши.
– Что она понимала в любви? Она ничего, кроме школы-то, и не видела.
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
Аджи удивилась: ее собеседник выглядел моложе.
– Ну, я полагаю, вы знаете о любви все, и на его месте проявили бы себя куда лучшим мужем.
– Да, так оно и было бы Я бы сейчас это доказал, но не всегда делаешь то, что тебе хочется, – в первый раз за все время Эндрю отвел глаза, и в его голосе зазвучали теплые нотки. – Мне жаль, что все так получилось.
– Да? – Аджи подняла брови. – Вы хотите сказать, что теперь идете на попятную?
Он быстро перевел взгляд на женщину.
– Нет, я не иду на попятную, как вы выразились, но есть обстоятельства… – он облизнул губы. – У меня нет денег. В конце недели я останусь без работы, я уже предупредил Тула, что ухожу от него. А мне надо содержать родителей.
Аджи кивнула своей маленькой головкой.
– Угу. Перспективы блестящие, верно? И как вы полагаете, что нам теперь делать с…
Эндрю поспешно поднялся.
– Я не хочу, чтобы… мы… что-то делали, – перебил он – Это дело только ее и мое.
– Ну, по крайней мере, я могу сказать одно: денег у нее хватит на вас обоих, – сузившимися глазами она пристально смотрела на него.
– Нет, ей не придется тратить их на меня.
Его тон заставил Аджи чуть понурить голову, но в следующий момент она резко вскинула ее и спросила:
– Значит, вы не забираете ее к себе?
– Я не забираю ее к себе.
Аджи встала из-за стола и, подняв голову, снизу вверх посмотрела на Эндрю.
– Тогда позвольте спросить: что вы собираетесь делать? – сердито поинтересовалась она.
– Я собираюсь остаться там, где живу.
– Вы хотите сказать, что собираетесь остаться?.. – женщина не закончила. – Но она не вернется к мужу. Что вы на это скажете?
Аджи заметила, что кожа вокруг рта Эндрю побелела.
– Это ее дело, – проговорил он.
Затем, резко втянув воздух, спросил:
– Можно мне сейчас ее увидеть?
Аджи смотрела не него еще какое-то время. Она не смогла понять этого человека. Все произошло вовсе не так, как она предполагала. Она считала, что после предварительной беседы, после того, как накал эмоций поостынет, они сойдутся на том, что Эндрю и Грейс обзаведутся где-нибудь фермой – ее деньги легко позволили бы ему вести собственное хозяйство. Но он заявил, что не собирается уезжать из Декфорда.
Не сказав ни слова, Аджи покинула гостя. Однако когда она поднялась на второй этаж и вошла в комнату Грейс, слова, обгоняя друг друга, потоком полились из нее.
– Он внизу – нет, нет, не Дональд – Эндрю Макинтайр, – она взяла племянницу за руку и не слишком нежно встряхнула ее. – Я знаю, о чем ты думаешь, но приготовься к разочарованию: из Декфорда он не уедет. Между прочим, он оставил свою работу у Тула – почему, мне неизвестно, – но все равно из деревни уезжать не собирается. Почему – я опять-таки не знаю, это уже ты будешь выяснять.
– Как он узнал, что я здесь? – едва слышно спросила Грейс.
– Вчера я написала ему письмо. Думала, что где-то к завтрашнему дню получу ответ, а он взял и заявился собственной персоной. Сидит внизу, в кабинете. Иди к нему. Но учти: все идет не так, как ты ожидала.
Грейс спустилась вниз. Она нервничала, немного боялась, немного робела – и очень стыдилась того, что ей придется смотреть этому человеку в глаза. В темноте он казался ей почти мальчишкой, ровесником, но она знала, что в ярком свете дня он будет Эндрю Макинтайром, совершенно другим существом. Однако все опасения Грейс тут же улетучились, едва она вошла в комнату и, закрыв за собой дверь, посмотрела на него.
Он не двинулся с места, а только смотрел на Грейс яркими и одновременно темными глазами, отвечая на ее глубоко встревоженный взгляд.
В следующее мгновение она уже была в его объятиях: непреодолимое желание быть вместе, чувство одиночества, владевшее Грейс, толкнуло их друг к другу. Она положила голову на его плечо, прижалась губами к его пиджаку, снова и снова, как в ту ночь, повторяя: «О, Эндрю, о, Эндрю».
Он не попытался поцеловать ее, а секунду спустя оторвал от себя и усадил в кресло возле стола, потом, придвинув второе, сел сам.
– Тетя передала тебе, что я сказал?
– Сообщила, что ты уходишь от Тулов, – Грейс не стала интересоваться, что побудило его к этому, – она и так знала. Потом, наморщив лоб, как будто решая какую-то запутанную задачу, Грейс проговорила: – Но она сказала, что ты не собираешься уезжать из деревни. Это правда, Эндрю?
– Да, я не могу уехать.
– Но почему?
– Из-за родителей.
– Но, Эндрю, послушай меня, – она подалась к нему и схватила его за руки. – Я туда не вернусь. Я больше не хочу видеть ни деревню, ни тех, кто там живет. Ты сказал мне ночью: то, что случилось с нами, иногда и в самом деле бывает. Теперь я тоже знаю это. Я хочу уехать с тобой, Эндрю. Денег у меня достаточно для того, чтобы мы начали какое-то свое дело, купили ферму или еще что. А если Дональд не даст мне развод, это все равно не будет иметь никакого значения. Раз уж на то пошло… – она отвернулась и посмотрела на завешенные кружевными занавесками окна. – Раз уж на то пошло, я могу аннулировать наш брак.
– О, Грейс, что я натворил? – он смотрел на ее руки. – Я не должен был допустить того, что случилось прошлой ночью, я понимаю. Я сознавал это, но последние несколько месяцев я жил только ради того, чтобы хотя бы обнять тебя.
– Ты жалеешь о том, что случилось?
– Нет, нет, черт возьми, никогда. Ты знаешь, мне жаль не себя. Тебя. Все равно тебе придется жить с ним. Как моей матери с моим отцом.
– Я не хочу и не буду, Эндрю. Я уже больше не могла, меня ожидало нервное расстройство. Много месяцев я не спала как следует. Я знаю, я была больна, и я никогда не пожалею о том, что было между нами ночью, Эндрю… – она посмотрела ему в глаза. – Может быть, ты и не догадываешься, но ты спас меня от помешательства. Если бы я не встретила тебя в лесу, во мне бы что-то сломалось.
– О, Грейс, – он нежно коснулся ее лица. Потом опустил глаза и медленно покачал головой. – Я бы так хотел убежать с тобой куда-нибудь, где нас никто никогда бы не нашел. Но я не могу оставить ее, Грейс.
– Ее?
– Мою мать.
– Твою мать?
Удивление и разочарование в ее голосе заставило Эндрю встать.
Он отвернулся и начал рассказывать:
– Двадцать лет она буквально батрачит на отца. Ее жизнь давно уже превратилась в сущий ад. Как ты знаешь, отец искалечен артритом. А кроме того, у него не в порядке психика. Он ненавидит всех, даже меня. Меня, кажется, больше всех. Но мать не бросит его, а я не могу оставить ее. Если бы она узнала о наших отношениях, она бы сказала, чтобы я уезжал с тобой. Именно из-за того, что я чувствую по отношению к ней, я способен так любить тебя. Я не перестану любить тебя, даже если ты будешь не со мной. Я буду любить тебя, даже если больше ни разу не прикоснусь к твоей руке. Любил – и буду любить, – он повернулся к Грейс. – Тебе, может и трудно поверить, но это – правда.
– Но… но, Эндрю, что же делать? Я не могу вернуться туда. По крайней мере, – она опустила голову и пробормотала: – я не думала, что должна буду возвращаться.
– Не делай этого из-за меня. Только не это. Мы сможем иногда видеться… если ты еще захочешь. Я найду новую работу. Это будет нетрудно – сейчас любого сельскохозяйственного рабочего с руками оторвут.
– Эндрю, – она протянула к нему руки. – Давай я куплю тебе ферму.
Он сделал шаг назад – и маленькое расстояние между ними увеличилось. Махнув рукой, как будто он отбрасывал что-то, Эндрю сказал:
– Нет, никогда. Не предлагай мне такого. Я отношусь к тем, кто всего в жизни добивается сам, хотя чувствую, что добьюсь немногого. Тем не менее, я все должен делать сам и платить за все буду сам. Не проси, чтобы я стал еще одним мягкотелым священником.
– О, Эндрю, – боль в голосе Грейс заставила его шагнуть к ней и заключить ее в свои объятия. Прижимая Грейс к себе, он проговорил:
– Я не хотел тебя обидеть. Я просто хочу, чтобы ты знала мне ничего не надо от тебя – кроме тебя самой.
Он замолчал и лишь крепко держал ее в объятиях. Ощущая дрожь его тела, Грейс вдруг ясно и спокойно осознала: что бы ни сказал Эндрю Макинтайр, любое его слово будет для нее законом. По образу мыслей они могли быть на разных полюсах – его склад ума был ей пока неизвестен – но физически они были как одно целое, и Грейс знала, что уже только это даст ей силы вынести любые испытания. Так закончилась эта встреча.
– Ты хочешь сказать, что возвращаешься к нему из-за того, что этот упрямый шотландец не желает уезжать из деревни?
– Я уже говорила вам, тетя Аджи, почему он не может.
– Чепуха! Уж если на то пошло, его родители тоже могли бы переехать и жить где-нибудь неподалеку от вас… можно было бы что-нибудь придумать.
– У его отца тяжелый характер, он не захочет оставить свой дом. Он ненавидит людей, а там, где стоит их дом, они редко появляются.
Аджи обошла гостиную по периметру, прежде чем заговорила снова:
– Ладно, сдаюсь. А если Дональд изменит тактику и начнет домогаться тебя – пусть хотя бы даже для виду или еще как?
– Не волнуйся, не будет.
– Ты так уверена?
– В этом я уверена, иначе я, пожалуй, не смогла бы вернуться.
– И как долго ты собираешься жить в таком напряжении? Ты сможешь видеться с Эндрю Макинтайром, только когда тебе удастся улизнуть к каменоломне. Не глупи, девочка, ты же скоро сломаешься.
– Да, да, согласна, такое тоже может случиться, но я попробую. Даже если я и не смогу говорить с ним, я буду знать, что он где-то рядом и всегда придет на помощь. Так что это совсем не то напряжение. И я не сломаюсь, – Грейс медленно покачала головой.
– Ах, подумать только, чем ты кончила. А все, помню, смеялись над Чарли Уэнтуортом – он, мол, только второй клерк в конторе Рейнора, а поэтому недостаточно хорош для тебя, – Аджи уныло посмотрела на племянницу. – И когда же ты хочешь ехать?
– Сегодня же после обеда.
– Боже мой!
В доме никого не было. Миссис Бленкинсоп, оставив, как обычно, тележку с посудой для чая, уже ушла. Дом выглядел точно так же, как и вчера утром, когда Грейс уезжала к тете. Но теперь она чувствовала, что он никогда не будет для нее тем же, что прежде.
Она стояла у окна гостиной, когда Дональд, приближаясь к дому по аллее, заметил ее. От неожиданности он остановился, однако направился не к французскому окну, а к парадному входу и зашел в комнату из холла.
Грейс почувствовала, что он стоит за спиной, и по телу ее пробежала легкая дрожь, но когда Дональд положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе, она не сопротивлялась.
– Грейс, – тихо и нежно, голосом, полным прощения, произнес он. – Тебе лучше?
– Да, я чувствую себя хорошо.
– Я рад снова видеть тебя Я скучал, а дом без тебя казался таким пустым.
Она посмотрела ему в лицо. Его выражение было мягким и ласковым, но Грейс уже не видела в нем красоты. Неужели она когда-то любила этого человека? Была от него без ума? Да, да, отрицать этого не стоило. И он мог превратить ее девическое увлечение в страсть, которая сжигала бы их многие годы. Многие годы… – эти два слова вызвали в ее теле неприятную дрожь. Неужели ей придется жить с ним до самой старости, до того, как один из них умрет? Нет, она не сможет. Что-то надо предпринимать, что-то должно произойти. Но пока она останется. При мысли о том, что она изменила ему, Грейс не почувствовала никакой вины Он обманул ее так, как ни один мужчина не имеет права обманывать женщину. И этот обман был равносилен пытке, и Дональд был тем более виновен, что выставлял другим мужчинам себя примером для подражания – он, который никогда не был и не мог быть мужчиной.
– Давай попьем чаю, – Дональд хотел взять ее под руку, но она, упреждая его движение, шагнула к тележке. Пока Грейс разливала чай, Дональд стоял спиной к пустому камину, сцепив руки сзади, и говорил, говорил, как будто между ними не случилось ничего такого, что могло поколебать гармонию его жизни. Он упомянул о тучах войны, нависших над страной, о приготовлениях к ней в деревне, и, слушая его, Грейс понимала, что он никогда больше не коснется инцидента со срезанной живой изгородью. А то, что произошло тогда вечером в спальне, было уже похоронено в нем настолько глубоко, что раскопать это происшествие было просто невозможно.
– Мистер Баркер, владелец «Оленя», сделал разумное предложение. У него есть маленький погреб, примыкающий к основному подвалу. Он сказал, что этот погреб можно использовать, как бомбоубежище, пока мы не оборудуем что-нибудь посолидней, если в этом возникнет необходимость – а это скоро станет известно. Брукс говорит, что будут проблемы с питанием. Он считает, что надо сделать некоторые запасы, точнее, – тут Дональд коротко засмеялся, – это предложила миссис Брукс. Я говорил с доктором. Он полагает, что его могут призвать, и поэтому волнуется, наверное, из-за жены. По-моему, в его возрасте следует идти – ему только-только исполнилось тридцать.
Грейс хотела спросить: «А ты пойдешь?» Дональду было тридцать девять. Этот возраст вполне еще мог служить. О, как бы ей хотелось… Она качнула головой, отгоняя эту мысль. Она не должна желать ничего подобного – это безнравственно, низко, это хуже, чем измена с другим мужчиной, подумала она.
Когда Дональд сел рядом на тахту и взял Грейс за руку, она спокойно высвободила ее, сложила пальцы вместе и зажала ладони между коленями. Потом сказала:
– Если я останусь здесь, Дональд, я буду жить в отдельной комнате.
Она смотрела прямо перед собой и не видела его реакцию на это заявление.
Дональд ответил довольно быстро – ни тон его голоса, ни слова не удивили Грейс.
– Очень хорошо. Будет так, как ты пожелаешь, – ровно проговорил он.
Он явно почувствовал облегчение. Грейс знала это – и на какой-то миг ощутила, как в ней закипает злость. Обманщик, лицемер, ее муж оказался к тому же и трусом. Если бы он хоть в какой-то мере выразил протест против ее решения, ей бы не было так горько – как ни нелепо было теперь думать об этом, отдавая себе отчет в своих чувствах по отношению к нему. Потом Дональд все-таки попытался отговорить ее – но так, что ее презрение еще больше усилилось.
– Я только хочу попросить тебя об одном одолжении, буквально на пару дней, – он не сказал «ночей». – Мой дядя – знаешь, дядя Стивен – сообщил, что хочет увидеть меня и остановится у нас на уик-энд. В следующий понедельник ему надо быть в Эдинбурге, и он намеревается приехать сюда в субботу, – Дональд поднялся с дивана, подошел к камину и встал в свою любимую позу, но на этот раз спиной к Грейс. – Он найдет это странным… ты понимаешь, о чем я?
Гнев, буквально кипевший в Грейс, вот-вот готов был вырваться наружу. Она сдерживала себя с большими усилиями. Ну, разумеется в присутствии епископа Дональд обязан сохранить свое лицо. Правила приличия должны быть соблюдены.
«Ты – лицемер!» – хотелось ей закричать – и добавить к «лицемеру» одно красочное определение, всплывшее в ее памяти из тех далеких детских лет, когда их семья жила возле угольного склада. И, несмотря на переполнявшее Грейс гневное чувство, появление в мозгу этой мысли слегка шокировало ее.
5
Стояла середина октября, и Грейс знала наверняка, что она беременна. Она испытывала смешанное чувство: с одной стороны, ей было радостно сознавать, что она станет матерью, с другой – была несколько огорчена. Она понимала, что это будет ребенок Эндрю, хотя… Когда она вспоминала об инциденте, произошедшем во время пребывания епископа в их доме, это «хотя» начинало беспокоить ее. Да, инцидент – единичный, отталкивающий, даже грязный, и по-другому думать о случившемся Грейс не могла. В ту ночь Дональд овладел ею. Тетя Аджи опять оказалась права. Грейс не знала, сделал ли он это для того, чтобы доказать свою потенцию, или чтобы доставить ей «удовольствие» – так или иначе, его «любовь» была отвратительной, противной до тошноты. Грейс удивлялась потом, почему почти два года она так страстно желала близости с ним. Она со страхом осознавала, что ее чувства к мужу полностью изменились. Она никогда бы не подумала, что в человеке может произойти такая огромная перемена. Если бы два года назад кто-нибудь из женщин пожаловался ей: «Мой муж не способен любить меня,» – она бы ответила: «Бедняжка» и думала бы отнюдь не о женщине, а о мужчине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28