На этот раз я жду, что она ответит «да», поэтому хочу дать ей время на размышления. Пусть проверит свои чувства. Я был слишком терпелив и внимателен – себе во вред.
– Извини, если она тебя обидела.
– Ладно, Рози. Мне пора. А то Дженис укатит без меня – от нее всего можно ожидать. – Он улыбнулся и тотчас снова посерьезнел. – Ты очень хорошая, Рози. Тот, кто вручит тебе свою судьбу, будет уверен: на тебя можно положиться.
– Вряд ли это можно считать комплиментом, – Розамунда поморщилась и покачала головой. – Это означает, что я – посредственность.
– Ни в коем случае! Сколько раз я жалел, что не ты оказалась моей избранницей! но так уж вышло. Мужчины – круглые идиоты.
– Ладно, Эндрю, не мели чепухи, – Розамунда слегка подтолкнула его, и как раз в этот момент Дженис дала три громких, протяжных сигнала.
Эндрю комично усмехнулся и бросился бежать.
– Ах, Эндрю, – прошептала Розамунда.
Какой он все-таки отличный парень! Да, обрати он на нее внимание, Розамунда не стала бы ломаться. Не то чтобы она любила Эндрю – но, возможно, искренне привязалась бы к нему. Он – сама доброта и чуткость, а Розамунда больше всего на свете ценила эти качества. Они-то и привлекли ее в Клиффорде. Клиффорд… деликатный и отзывчивый…
Но Дженнифер пора перестать играть чувствами Эндрю. Он не дурак. Сказал, что сделает ей предложение в последний раз, – значит, так и будет. Может, он уже начал подумывать, что Дженис Хупер – более подходящая жена для фермера. Он абсолютно прав.
Розамунда быстрым шагом направилась домой и вдруг замерла на месте, залюбовавшись летящей над рекой сорокой. Она прикрыла глаза и пожелала: пусть их станет две! Открыв глаза, Розамунда увидела пару. Вот и слава Богу! По примете, одна сорока – к беде, а две – к счастью. С Дженнифер все будет в порядке. Розамунда продолжила путь, посмеиваясь над своими детскими суевериями.
* * *
– Дженис Хупер? Эндрю и Дженис Хупер? И куда они направлялись?
– Кажется, он сказал – в Или.
– Но зачем? В кино?
– Понятия не имею. Поздновато, вроде бы, даже для последнего сеанса Право же, я не знаю.
– Ты чего-то не договариваешь.
– Откуда мне знать? Они ехали в джипе. Эндрю остановился поздороваться: "Привет, Рози!", Дженис тоже сказала: "Привет!" Потом он поинтересовался, как дела на мельнице. Вот и все.
– Он не сказал, когда заедет?
– Нет. – По крайней мере, хоть это правда! – Но, знаешь… Судя по всему, Дженис была с ним на выставке.
– На выставке?
– Вот именно.
– Ну… Кажется, она постоянно посещает подобные мероприятия: ведь она дочь фермера.
– Правильно, но раньше я ни разу не слышала от Эндрю, чтобы они ездили вместе. Она это постоянно подчеркивала. Странно…
Подметив на лице Дженнифер испуг, Розамунда едва удержалась, чтобы не заключить сестру в объятия и поведать всю правду о хитроумной уловке Эндрю. Когда, заметно прихрамывая, Дженнифер направилась к выходу, Розамунда ее остановила.
– Все образуется, родная. Не переживай.
– С какой стати? Ты давно меня предупреждала. Можешь гордиться своим пророческим даром.
– Дженнифер! Не принимай так близко к сердцу!
– И не думаю! Он волен встречаться с кем угодно. Я не держу его на привязи. И потом, я ему сказала…
Казалось, Дженнифер гордилась тем, что отказалась стать женой Эндрю. Она вырвала у сестры руку и, высоко – слишком высоко! – вскинув голову, удалилась.
Боже милостивый, что еще принесет этот день? Розамунда, тяжело ступая, прошла через прихожую и устроилась на своем излюбленном месте: на верхней ступеньке крыльца. Ну и денек! Ну и сутки! Вся семья на пределе. Сначала – происшествие с отцом, потом этот тип (Розамунда бросила взгляд на реку)… истерика Дженнифер… и наконец, Эндрю.
Надвигались сумерки, окрашивая болота в ровный серый цвет. Только на дальнем берегу, перепархивая с ветки на ветку, сверкал всеми цветами радуги зимородок. В конце концов Розамунда устала следить за ним и обратила взгляд внутрь себя. И вдруг – словно злой колдун решил: день еще не окончен, – увидела на том берегу детскую фигурку.
Собственно, Розамунда давно заприметила подскакивавшее над травой пятнышко, похожее на человеческую голову, но не связывала ни с чем конкретным. Над болотом постоянно мелькали стрижи и ласточки – глаз привык к постоянно меняющемуся пейзажу. Но когда голова приблизилась к переправе, Розамунда так и подскочила.
– Господи, опять?!
Прежде чем сбежать по ступенькам, она бросила тревожный взгляд на открытую дверь дома: нет ли поблизости Дженнифер? Сейчас ей только и не хватает, что снова увидеть девочку. Общение с такими детьми требует навыка. В какой-то мере Розамунда понимала чувства сестры. Самой-то ей легче она не такая тонкая, чувствительная натура, как Дженнифер.
Стоя на причале, Розамунда наблюдала, как ребенок барахтается в зарослях тростника, у самой кромки воды. Что делать? Переправиться на тот берег, рискуя в любой момент столкнуться нос к носу с отцом девочки, чтобы снова посыпались искры? Нет уж, лучше оставаться на месте.
Розамунда оставалась верна принятому решению до тех пор, пока девочка не полезла в реку – очевидно, чтобы переплыть ее. На ней было что-то похожее на ночную рубашку.
– Стой! Подожди! – Розамунда спрыгнула в лодку и изо всех сил потянула за цепь. Скорее всего, девочка не умеет плавать. Еще несколько шагов – и ее затянет трясина: ведь здесь исключительно топкое, илистое дно.
Она подхватила девочку как раз вовремя. Перевесилась через борт лодки и схватила за шиворот, как котенка.
Пристав к берегу, Розамунда вытащила девочку на дощатый настил – и была вознаграждена улыбкой, еще более исказившей ее уродливые черты. Из слюнявого рта вдруг вырвалось:
– Во-ка.
– Вока? – ласково переспросила Розамунда Девочка, все так же улыбаясь, показала толстым пальцем на воду и повторила:
– Во-ка.
Похоже, ребенок объединил два слова: «вода» и «река». Розамунда произнесла их вслух, и девочка радостно загугукала. У нее широко раскрылся рот, язык высунулся наружу, и, вдобавок ко всему, текло из носа.
Громкий, ритмично хлопающий звук заставил девочку запрокинуть голову, и она увидела пару прекрасных лебедей, летевших от Гусиного пруда к устью Брендона.
– Ка… ка…
– Лебеди, – несколько раз внятно произнесла Розамунда.
Тем временем начало смеркаться. Что же все-таки делать с ребенком? Взять с собой на мельницу и подождать мистера Брэдшоу? Дженнифер этого не перенесет. Отвести девочку домой? И нарваться на грубость: мол, она и сама нашла бы дорогу?..
Розамунда вывела девочку на тропу и четко выговорила.
– Иди… Иди… к папе.
Малышка несколько раз моргнула, затем вдруг взяла Розамунду за руку и вместе с ней двинулась по тропе.
Розамунда нехотя плелась рядом. Хорошо, хоть выяснилось: эта кроха кое-что понимает… Спустя некоторое время Розамунда остановилась и снова показала рукой в направлении Торнби-Хауза – его еще не было видно за деревьями.
– Иди… домой… иди… к папе… темно… скоро будет темно…
Но история повторилась: девочка еще крепче вцепилась в руку Розамунды и потянула ее за собой.
О, Господи! Придется еще раз пережить "теплый прием" в Торнби-Хаузе. Одно радует: вечер довольно теплый, девочка не должна схватить простуду. И все-таки, чем скорее она снимет мокрую рубашонку, тем лучше.
Розамунда окинула малышку внимательным взглядом.
– Бежим?
Она ускорила шаг. Девочка поняла и пустилась галопом, рискуя запутаться в длинной рубашке. Пришлось Розамунде время от времени ее останавливать, а один раз она даже подняла девочку в воздух. Та радостно загугукала, решив, что это такая игра.
Когда в поле их зрения очутилось массивное серое здание, Розамунда предприняла новую попытку отправить девочку одну.
– Туда… домой… иди к папе.
Реакция оказалась прежней. Девочка упрямо тащила Розамунду за собой. Пришлось смириться.
Они обошли наполовину сорванную с петель створку ворот и двинулись по аллее к дому. Поднявшись вместе с Розамундой на крыльцо, девочка замерла, словно была здесь такой же гостьей. И вдруг показала на дальний угол дома, из-за которого только что вышел Майкл Брэдшоу.
Увидев их, он остановился и с минуту стоял, будто пригвожденный к месту, с мотыгой в руках: очевидно, он рыхлил землю. Девочка не двигалась с места – повиснув на руке у Розамунды, она издавала звуки, похожие на, мычание.
Майкл Брэдшоу не спеша приблизился. Он был явно сбит с толку и не знал, как на это реагировать. Розамунда пришла ему на помощь:
– Я сочла своим долгом отвести ее домой. Она опять бродила у реки, даже пыталась пуститься вплавь.
Майкл Брэдшоу вгляделся в дочь, а затем толкнул входную дверь и сердито позвал:
– Мэгги!
Через несколько секунд открылась дверь в глубине дома, в прихожую неуклюже ввалилась пожилая женщина – очевидно, та, о которой упоминала Дженнифер.
Она обвела взглядом поочередно хозяина, девчушку и Розамунду, и у нее вырвалось:
– Матерь Божья!
– Вот именно. Так-то ты за ней смотришь. Еще немного – и она точно очутилась бы в компании Божьей Матери – на том свете. Что это значит, Мэгги? Я же велел тебе ни на минуту не оставлять ее одну.
– Я так и делала, мастер Майкл, честное слово. Она спала мертвецким сном, вот я и позволила себе… Пожалуйста, мастер Майкл, не ругайте меня, я говорю правду.
Он с видимым усилием воли взял себя в руки и чуть ли не будничным голосом произнес:
– Уведи ее в детскую.
– Идем, детка. Идем, – старуха протянула девочке руку, но та лишь посмотрела снизу вверх на Розамунду и потянула ее в дом.
Отец присел перед ней на корточки.
– Нет, Сюзи. Завтра. Сейчас ты ляжешь спать. Слышишь, Сюзи, отправляйся спать. Получишь шоколадку. Идем.
Даже это не возымело действия. Чувствуя себя очень неловко, Розамунда склонилась к девочке и высвободила руку. Тотчас две толстеньких ручонки ухватили ее ниже пояса.
– Ну и ну! – удивилась Мэгги. – Что это на нее нашло?
– Успокойся, Мэгги, – уронил Майкл Брэдшоу и снова обратился к дочери: – Сюзи… отпусти.
Его лицо оказалось на одном уровне с лицом Розамунды. Та прошептала:
– Позвольте, я попробую ее уложить.
Отец девочки выпрямился и немного подумал. Потом повернулся к Мэгги.
– Принеси лампу, – и пояснил для гостьи: – У меня здесь есть генератор, но это долгая песня – Он вошел в прихожую.
– Да, конечно, – пробормотала Розамунда и двинулась за ним, держа за руку Сюзи.
– И мебель еще не привезли.
Она не отозвалась – и так видно. Голые стены и затхлый воздух: в доме слишком долго никто не жил.
Майкл Брэдшоу начал подниматься по лестнице. Розамунда не торопясь следовала за ним: каждая ступенька давалась девочке с немалым трудом.
– Сюда, пожалуйста.
Они очутились в крохотной комнатке. Здесь только и было мебели, что раскладушка и стул. Брэдшоу открыл сундук и, порывшись в белье, извлек ночную рубашку. Положил ее на кровать и вполголоса посоветовал:
– Будьте с ней построже. Как только ляжет, скажите, что вы побудете с нами внизу, тогда она уснет.
– Хорошо.
Оставшись наедине с девочкой, Розамунда ощутила сильное желание зареветь – в силу множества причин, не до конца понятных ей самой. Но она занялась девочкой: сняла мокрую рубашечку, вытерла маленькое тельце и напялила через голову чистую рубашку. Стащила мокрые тапочки, насухо вытерла ножки и уложила свою подопечную в постель.
– Ну вот, – она погладила девочку по голове – Сюзи бай-бай?
Розамунда произнесла имя девочки совершенно естественным тоном, словно изо дня в день называла ее так.
Она поправила подушку и уже с утвердительной интонацией повторила:
– Сюзи бай-бай.
Девочка с минуту вглядывалась в нее, а потом уткнулась в подушку и затихла. Розамунда вспомнила наказ Майкла Брэдшоу.
– Я побуду внизу.
С кровати не донеслось ни звука. Розамунда вышла из комнаты, на всякий случай оставив дверь приоткрытой.
С лестничной площадки ей была видна внушительная фигура Брэдшоу. Он стоял спиной к ней и смотрел в окно. Когда девушка спустилась, он обернулся и с бесстрастным лицом устремился навстречу.
– К сожалению, мне нечего предложить вам выпить, кроме чая.
У Розамунды на кончике языка вертелось: "Спасибо, не беспокойтесь, я спешу домой, становится темно". Это дало бы ей контроль над ситуацией и избавило от возможных насмешек, а может быть, даже и от грубости со стороны хозяина дома. Вместо этого она с удивлением услышала собственные слова:
– Большое спасибо, с удовольствием выпью чашку.
Похоже, ее согласие повергло Майкла Брэдшоу в замешательство. Он смерил нечаянную гостью взглядом и со словами: "Сюда, пожалуйста," – отдернул зеленую суконную занавеску в дальнем конце холла, очевидно, служившую дверью кухни, и пропустил ее вперед.
Судя по всему, кухню использовали еще и как гостиную. Каменный пол был наполовину закрыт потертым ковром. Посередине одиноко высился стол. Возле одной из стен расположились старомодный буфет и три неказистых деревянных стула. По обеим сторонам старинного, с инкрустацией, камина Розамунда увидела два мягких кресла. Майкл Брэдшоу указал на одно из них.
– Садитесь, пожалуйста.
Девушка подчинилась. Как раз в это мгновение Мэгги отошла от очага, перед которым стояла на коленях.
– Бедная моя спина. С этой печкой кто угодно сломает позвоночник. Хотите чаю? Вон там, на полке, заварка.
– Кому нужно вчерашнее пойло? – буркнул хозяин. – Завари-ка свежий.
– На вас не угодишь, – шутливо проворчала старуха и добавила: – Англичане совсем не умеют заваривать чай.
Розамунда уже обратила внимание на ее ирландский выговор и сейчас получила подтверждение.
– Так вам удалось уложить ее в постель? – продолжала Мэгги.
– Да.
– Странно, что она так сразу к вам привязалась, правда? – последнее слово относилось к Брэдшоу, но он не откликнулся, а продолжал стоять, прислонившись к буфету. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и прятал смущение за напускным безразличием.
– Она, значит, к вам привязалась, – повторила Мэгги, ставя на стол простые белые чашки и блюдца. – Не припомню другого такого случая – разве что с О'Муром, – старуха по-птичьи склонила голову набок и бросила вопросительный взгляд на Майкла Брэдшоу. Тот кисло усмехнулся и сказал Розамунде.
– Могу вас заверить, это не очень-то лестный комплимент. О'Мур всего лишь овчарка.
– Зато очень красивая, – возразила Мэгги, – и на редкость смышленая.
– Да уж!
Розамунда улыбнулась: он выговорил это с хрипотцой, передразнивая ирландский выговор Мэгги.
– Вы никогда не забываете, если вас кто обмишулит, да, мастер Майкл?
– Конечно, Мэгги.
Он повернулся к Розамунде.
– Когда-нибудь были в Ирландии?
– Нет, ни разу.
– И не стоит ездить – разве что вам захочется, чтобы вас надули, одурачили и обобрали до нитки.
– Подите вы, мастер Майкл! Куда бы вы делись без ирландцев? Надули, говорите вы? Да я отдала вам всю свою жизнь…
– Успокойся, Мэгги.
На этот раз его голос звучал сурово, но снова смягчился, когда он обратился к Розамунде:
– Дочка влюбилась в этого пса и потопала за ним до самой конуры. А пес принадлежал Шену Брэдли, величайшему мошеннику юга Ирландии.
Ему удалось отвлечь Мэгги от персоналий, но при этих словах она снова взвилась:
– Вот уж нет! Надо же человеку зарабатывать на жизнь!
– Зарабатывать на жизнь – как же! Он продал мне О'Мура за пять фунтов!
– Еще бы – такая роскошная собака!
– И очень смышленая, – повторил Майкл, и в глазах у него запрыгали смешинки. – Даже чересчур. Ее можно было посадить на цепь, усыпить хлороформом, закопать в землю – а наутро вы обнаруживали, что она сбежала к хозяину. Тем летом Шен Брэдли зарабатывал себе на жизнь – Мэгги правильно сказала! – тем, что время от времени продавал чертову псину доверчивым туристам. Говорят, одному удалось перевезти О'Мура через государственную границу, но он все равно вернулся к Шену Брэдли.
Розамунда расхохоталась. Кто бы мог подумать, что она будет так непринужденно чувствовать себя в обществе… Болотного Тигра. Она видела: ему доставляет удовольствие пересказывать эту историю; называя Шена Брэдли мошенником, он в то же время дал понять, что симпатизирует этому человеку. Интересно, подумала Розамунда, сколько лет он прожил в Ирландии? Мэгги словно прочитала ее мысли:
– Вечно вы придираетесь к Ирландии и ирландцам, а сами прожили там два года, и если бы не угроза, что у вас отберут землю, раз вы ее не обрабатываете, сроду бы не вернулись в эти места.
– Мэгги, ты что-то разболталась. Где наш чай?
– Вот он! – старая экономка передала одну чашку с дымящейся черной жидкостью Розамунде, а другую – своему хозяину.
– Сахар? – предложил Брэдшоу.
– Нет, спасибо, – Розамунда улыбнулась и отпила глоток. Чай оказался таким жгучим, что она не представляла, как справится с целой чашкой.
– Слишком крепкий? – осведомился Брэдшоу.
– Да, пожалуй.
Он забрал у нее чашку, выплеснул половину в раковину и долил горячей водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Извини, если она тебя обидела.
– Ладно, Рози. Мне пора. А то Дженис укатит без меня – от нее всего можно ожидать. – Он улыбнулся и тотчас снова посерьезнел. – Ты очень хорошая, Рози. Тот, кто вручит тебе свою судьбу, будет уверен: на тебя можно положиться.
– Вряд ли это можно считать комплиментом, – Розамунда поморщилась и покачала головой. – Это означает, что я – посредственность.
– Ни в коем случае! Сколько раз я жалел, что не ты оказалась моей избранницей! но так уж вышло. Мужчины – круглые идиоты.
– Ладно, Эндрю, не мели чепухи, – Розамунда слегка подтолкнула его, и как раз в этот момент Дженис дала три громких, протяжных сигнала.
Эндрю комично усмехнулся и бросился бежать.
– Ах, Эндрю, – прошептала Розамунда.
Какой он все-таки отличный парень! Да, обрати он на нее внимание, Розамунда не стала бы ломаться. Не то чтобы она любила Эндрю – но, возможно, искренне привязалась бы к нему. Он – сама доброта и чуткость, а Розамунда больше всего на свете ценила эти качества. Они-то и привлекли ее в Клиффорде. Клиффорд… деликатный и отзывчивый…
Но Дженнифер пора перестать играть чувствами Эндрю. Он не дурак. Сказал, что сделает ей предложение в последний раз, – значит, так и будет. Может, он уже начал подумывать, что Дженис Хупер – более подходящая жена для фермера. Он абсолютно прав.
Розамунда быстрым шагом направилась домой и вдруг замерла на месте, залюбовавшись летящей над рекой сорокой. Она прикрыла глаза и пожелала: пусть их станет две! Открыв глаза, Розамунда увидела пару. Вот и слава Богу! По примете, одна сорока – к беде, а две – к счастью. С Дженнифер все будет в порядке. Розамунда продолжила путь, посмеиваясь над своими детскими суевериями.
* * *
– Дженис Хупер? Эндрю и Дженис Хупер? И куда они направлялись?
– Кажется, он сказал – в Или.
– Но зачем? В кино?
– Понятия не имею. Поздновато, вроде бы, даже для последнего сеанса Право же, я не знаю.
– Ты чего-то не договариваешь.
– Откуда мне знать? Они ехали в джипе. Эндрю остановился поздороваться: "Привет, Рози!", Дженис тоже сказала: "Привет!" Потом он поинтересовался, как дела на мельнице. Вот и все.
– Он не сказал, когда заедет?
– Нет. – По крайней мере, хоть это правда! – Но, знаешь… Судя по всему, Дженис была с ним на выставке.
– На выставке?
– Вот именно.
– Ну… Кажется, она постоянно посещает подобные мероприятия: ведь она дочь фермера.
– Правильно, но раньше я ни разу не слышала от Эндрю, чтобы они ездили вместе. Она это постоянно подчеркивала. Странно…
Подметив на лице Дженнифер испуг, Розамунда едва удержалась, чтобы не заключить сестру в объятия и поведать всю правду о хитроумной уловке Эндрю. Когда, заметно прихрамывая, Дженнифер направилась к выходу, Розамунда ее остановила.
– Все образуется, родная. Не переживай.
– С какой стати? Ты давно меня предупреждала. Можешь гордиться своим пророческим даром.
– Дженнифер! Не принимай так близко к сердцу!
– И не думаю! Он волен встречаться с кем угодно. Я не держу его на привязи. И потом, я ему сказала…
Казалось, Дженнифер гордилась тем, что отказалась стать женой Эндрю. Она вырвала у сестры руку и, высоко – слишком высоко! – вскинув голову, удалилась.
Боже милостивый, что еще принесет этот день? Розамунда, тяжело ступая, прошла через прихожую и устроилась на своем излюбленном месте: на верхней ступеньке крыльца. Ну и денек! Ну и сутки! Вся семья на пределе. Сначала – происшествие с отцом, потом этот тип (Розамунда бросила взгляд на реку)… истерика Дженнифер… и наконец, Эндрю.
Надвигались сумерки, окрашивая болота в ровный серый цвет. Только на дальнем берегу, перепархивая с ветки на ветку, сверкал всеми цветами радуги зимородок. В конце концов Розамунда устала следить за ним и обратила взгляд внутрь себя. И вдруг – словно злой колдун решил: день еще не окончен, – увидела на том берегу детскую фигурку.
Собственно, Розамунда давно заприметила подскакивавшее над травой пятнышко, похожее на человеческую голову, но не связывала ни с чем конкретным. Над болотом постоянно мелькали стрижи и ласточки – глаз привык к постоянно меняющемуся пейзажу. Но когда голова приблизилась к переправе, Розамунда так и подскочила.
– Господи, опять?!
Прежде чем сбежать по ступенькам, она бросила тревожный взгляд на открытую дверь дома: нет ли поблизости Дженнифер? Сейчас ей только и не хватает, что снова увидеть девочку. Общение с такими детьми требует навыка. В какой-то мере Розамунда понимала чувства сестры. Самой-то ей легче она не такая тонкая, чувствительная натура, как Дженнифер.
Стоя на причале, Розамунда наблюдала, как ребенок барахтается в зарослях тростника, у самой кромки воды. Что делать? Переправиться на тот берег, рискуя в любой момент столкнуться нос к носу с отцом девочки, чтобы снова посыпались искры? Нет уж, лучше оставаться на месте.
Розамунда оставалась верна принятому решению до тех пор, пока девочка не полезла в реку – очевидно, чтобы переплыть ее. На ней было что-то похожее на ночную рубашку.
– Стой! Подожди! – Розамунда спрыгнула в лодку и изо всех сил потянула за цепь. Скорее всего, девочка не умеет плавать. Еще несколько шагов – и ее затянет трясина: ведь здесь исключительно топкое, илистое дно.
Она подхватила девочку как раз вовремя. Перевесилась через борт лодки и схватила за шиворот, как котенка.
Пристав к берегу, Розамунда вытащила девочку на дощатый настил – и была вознаграждена улыбкой, еще более исказившей ее уродливые черты. Из слюнявого рта вдруг вырвалось:
– Во-ка.
– Вока? – ласково переспросила Розамунда Девочка, все так же улыбаясь, показала толстым пальцем на воду и повторила:
– Во-ка.
Похоже, ребенок объединил два слова: «вода» и «река». Розамунда произнесла их вслух, и девочка радостно загугукала. У нее широко раскрылся рот, язык высунулся наружу, и, вдобавок ко всему, текло из носа.
Громкий, ритмично хлопающий звук заставил девочку запрокинуть голову, и она увидела пару прекрасных лебедей, летевших от Гусиного пруда к устью Брендона.
– Ка… ка…
– Лебеди, – несколько раз внятно произнесла Розамунда.
Тем временем начало смеркаться. Что же все-таки делать с ребенком? Взять с собой на мельницу и подождать мистера Брэдшоу? Дженнифер этого не перенесет. Отвести девочку домой? И нарваться на грубость: мол, она и сама нашла бы дорогу?..
Розамунда вывела девочку на тропу и четко выговорила.
– Иди… Иди… к папе.
Малышка несколько раз моргнула, затем вдруг взяла Розамунду за руку и вместе с ней двинулась по тропе.
Розамунда нехотя плелась рядом. Хорошо, хоть выяснилось: эта кроха кое-что понимает… Спустя некоторое время Розамунда остановилась и снова показала рукой в направлении Торнби-Хауза – его еще не было видно за деревьями.
– Иди… домой… иди… к папе… темно… скоро будет темно…
Но история повторилась: девочка еще крепче вцепилась в руку Розамунды и потянула ее за собой.
О, Господи! Придется еще раз пережить "теплый прием" в Торнби-Хаузе. Одно радует: вечер довольно теплый, девочка не должна схватить простуду. И все-таки, чем скорее она снимет мокрую рубашонку, тем лучше.
Розамунда окинула малышку внимательным взглядом.
– Бежим?
Она ускорила шаг. Девочка поняла и пустилась галопом, рискуя запутаться в длинной рубашке. Пришлось Розамунде время от времени ее останавливать, а один раз она даже подняла девочку в воздух. Та радостно загугукала, решив, что это такая игра.
Когда в поле их зрения очутилось массивное серое здание, Розамунда предприняла новую попытку отправить девочку одну.
– Туда… домой… иди к папе.
Реакция оказалась прежней. Девочка упрямо тащила Розамунду за собой. Пришлось смириться.
Они обошли наполовину сорванную с петель створку ворот и двинулись по аллее к дому. Поднявшись вместе с Розамундой на крыльцо, девочка замерла, словно была здесь такой же гостьей. И вдруг показала на дальний угол дома, из-за которого только что вышел Майкл Брэдшоу.
Увидев их, он остановился и с минуту стоял, будто пригвожденный к месту, с мотыгой в руках: очевидно, он рыхлил землю. Девочка не двигалась с места – повиснув на руке у Розамунды, она издавала звуки, похожие на, мычание.
Майкл Брэдшоу не спеша приблизился. Он был явно сбит с толку и не знал, как на это реагировать. Розамунда пришла ему на помощь:
– Я сочла своим долгом отвести ее домой. Она опять бродила у реки, даже пыталась пуститься вплавь.
Майкл Брэдшоу вгляделся в дочь, а затем толкнул входную дверь и сердито позвал:
– Мэгги!
Через несколько секунд открылась дверь в глубине дома, в прихожую неуклюже ввалилась пожилая женщина – очевидно, та, о которой упоминала Дженнифер.
Она обвела взглядом поочередно хозяина, девчушку и Розамунду, и у нее вырвалось:
– Матерь Божья!
– Вот именно. Так-то ты за ней смотришь. Еще немного – и она точно очутилась бы в компании Божьей Матери – на том свете. Что это значит, Мэгги? Я же велел тебе ни на минуту не оставлять ее одну.
– Я так и делала, мастер Майкл, честное слово. Она спала мертвецким сном, вот я и позволила себе… Пожалуйста, мастер Майкл, не ругайте меня, я говорю правду.
Он с видимым усилием воли взял себя в руки и чуть ли не будничным голосом произнес:
– Уведи ее в детскую.
– Идем, детка. Идем, – старуха протянула девочке руку, но та лишь посмотрела снизу вверх на Розамунду и потянула ее в дом.
Отец присел перед ней на корточки.
– Нет, Сюзи. Завтра. Сейчас ты ляжешь спать. Слышишь, Сюзи, отправляйся спать. Получишь шоколадку. Идем.
Даже это не возымело действия. Чувствуя себя очень неловко, Розамунда склонилась к девочке и высвободила руку. Тотчас две толстеньких ручонки ухватили ее ниже пояса.
– Ну и ну! – удивилась Мэгги. – Что это на нее нашло?
– Успокойся, Мэгги, – уронил Майкл Брэдшоу и снова обратился к дочери: – Сюзи… отпусти.
Его лицо оказалось на одном уровне с лицом Розамунды. Та прошептала:
– Позвольте, я попробую ее уложить.
Отец девочки выпрямился и немного подумал. Потом повернулся к Мэгги.
– Принеси лампу, – и пояснил для гостьи: – У меня здесь есть генератор, но это долгая песня – Он вошел в прихожую.
– Да, конечно, – пробормотала Розамунда и двинулась за ним, держа за руку Сюзи.
– И мебель еще не привезли.
Она не отозвалась – и так видно. Голые стены и затхлый воздух: в доме слишком долго никто не жил.
Майкл Брэдшоу начал подниматься по лестнице. Розамунда не торопясь следовала за ним: каждая ступенька давалась девочке с немалым трудом.
– Сюда, пожалуйста.
Они очутились в крохотной комнатке. Здесь только и было мебели, что раскладушка и стул. Брэдшоу открыл сундук и, порывшись в белье, извлек ночную рубашку. Положил ее на кровать и вполголоса посоветовал:
– Будьте с ней построже. Как только ляжет, скажите, что вы побудете с нами внизу, тогда она уснет.
– Хорошо.
Оставшись наедине с девочкой, Розамунда ощутила сильное желание зареветь – в силу множества причин, не до конца понятных ей самой. Но она занялась девочкой: сняла мокрую рубашечку, вытерла маленькое тельце и напялила через голову чистую рубашку. Стащила мокрые тапочки, насухо вытерла ножки и уложила свою подопечную в постель.
– Ну вот, – она погладила девочку по голове – Сюзи бай-бай?
Розамунда произнесла имя девочки совершенно естественным тоном, словно изо дня в день называла ее так.
Она поправила подушку и уже с утвердительной интонацией повторила:
– Сюзи бай-бай.
Девочка с минуту вглядывалась в нее, а потом уткнулась в подушку и затихла. Розамунда вспомнила наказ Майкла Брэдшоу.
– Я побуду внизу.
С кровати не донеслось ни звука. Розамунда вышла из комнаты, на всякий случай оставив дверь приоткрытой.
С лестничной площадки ей была видна внушительная фигура Брэдшоу. Он стоял спиной к ней и смотрел в окно. Когда девушка спустилась, он обернулся и с бесстрастным лицом устремился навстречу.
– К сожалению, мне нечего предложить вам выпить, кроме чая.
У Розамунды на кончике языка вертелось: "Спасибо, не беспокойтесь, я спешу домой, становится темно". Это дало бы ей контроль над ситуацией и избавило от возможных насмешек, а может быть, даже и от грубости со стороны хозяина дома. Вместо этого она с удивлением услышала собственные слова:
– Большое спасибо, с удовольствием выпью чашку.
Похоже, ее согласие повергло Майкла Брэдшоу в замешательство. Он смерил нечаянную гостью взглядом и со словами: "Сюда, пожалуйста," – отдернул зеленую суконную занавеску в дальнем конце холла, очевидно, служившую дверью кухни, и пропустил ее вперед.
Судя по всему, кухню использовали еще и как гостиную. Каменный пол был наполовину закрыт потертым ковром. Посередине одиноко высился стол. Возле одной из стен расположились старомодный буфет и три неказистых деревянных стула. По обеим сторонам старинного, с инкрустацией, камина Розамунда увидела два мягких кресла. Майкл Брэдшоу указал на одно из них.
– Садитесь, пожалуйста.
Девушка подчинилась. Как раз в это мгновение Мэгги отошла от очага, перед которым стояла на коленях.
– Бедная моя спина. С этой печкой кто угодно сломает позвоночник. Хотите чаю? Вон там, на полке, заварка.
– Кому нужно вчерашнее пойло? – буркнул хозяин. – Завари-ка свежий.
– На вас не угодишь, – шутливо проворчала старуха и добавила: – Англичане совсем не умеют заваривать чай.
Розамунда уже обратила внимание на ее ирландский выговор и сейчас получила подтверждение.
– Так вам удалось уложить ее в постель? – продолжала Мэгги.
– Да.
– Странно, что она так сразу к вам привязалась, правда? – последнее слово относилось к Брэдшоу, но он не откликнулся, а продолжал стоять, прислонившись к буфету. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и прятал смущение за напускным безразличием.
– Она, значит, к вам привязалась, – повторила Мэгги, ставя на стол простые белые чашки и блюдца. – Не припомню другого такого случая – разве что с О'Муром, – старуха по-птичьи склонила голову набок и бросила вопросительный взгляд на Майкла Брэдшоу. Тот кисло усмехнулся и сказал Розамунде.
– Могу вас заверить, это не очень-то лестный комплимент. О'Мур всего лишь овчарка.
– Зато очень красивая, – возразила Мэгги, – и на редкость смышленая.
– Да уж!
Розамунда улыбнулась: он выговорил это с хрипотцой, передразнивая ирландский выговор Мэгги.
– Вы никогда не забываете, если вас кто обмишулит, да, мастер Майкл?
– Конечно, Мэгги.
Он повернулся к Розамунде.
– Когда-нибудь были в Ирландии?
– Нет, ни разу.
– И не стоит ездить – разве что вам захочется, чтобы вас надули, одурачили и обобрали до нитки.
– Подите вы, мастер Майкл! Куда бы вы делись без ирландцев? Надули, говорите вы? Да я отдала вам всю свою жизнь…
– Успокойся, Мэгги.
На этот раз его голос звучал сурово, но снова смягчился, когда он обратился к Розамунде:
– Дочка влюбилась в этого пса и потопала за ним до самой конуры. А пес принадлежал Шену Брэдли, величайшему мошеннику юга Ирландии.
Ему удалось отвлечь Мэгги от персоналий, но при этих словах она снова взвилась:
– Вот уж нет! Надо же человеку зарабатывать на жизнь!
– Зарабатывать на жизнь – как же! Он продал мне О'Мура за пять фунтов!
– Еще бы – такая роскошная собака!
– И очень смышленая, – повторил Майкл, и в глазах у него запрыгали смешинки. – Даже чересчур. Ее можно было посадить на цепь, усыпить хлороформом, закопать в землю – а наутро вы обнаруживали, что она сбежала к хозяину. Тем летом Шен Брэдли зарабатывал себе на жизнь – Мэгги правильно сказала! – тем, что время от времени продавал чертову псину доверчивым туристам. Говорят, одному удалось перевезти О'Мура через государственную границу, но он все равно вернулся к Шену Брэдли.
Розамунда расхохоталась. Кто бы мог подумать, что она будет так непринужденно чувствовать себя в обществе… Болотного Тигра. Она видела: ему доставляет удовольствие пересказывать эту историю; называя Шена Брэдли мошенником, он в то же время дал понять, что симпатизирует этому человеку. Интересно, подумала Розамунда, сколько лет он прожил в Ирландии? Мэгги словно прочитала ее мысли:
– Вечно вы придираетесь к Ирландии и ирландцам, а сами прожили там два года, и если бы не угроза, что у вас отберут землю, раз вы ее не обрабатываете, сроду бы не вернулись в эти места.
– Мэгги, ты что-то разболталась. Где наш чай?
– Вот он! – старая экономка передала одну чашку с дымящейся черной жидкостью Розамунде, а другую – своему хозяину.
– Сахар? – предложил Брэдшоу.
– Нет, спасибо, – Розамунда улыбнулась и отпила глоток. Чай оказался таким жгучим, что она не представляла, как справится с целой чашкой.
– Слишком крепкий? – осведомился Брэдшоу.
– Да, пожалуй.
Он забрал у нее чашку, выплеснул половину в раковину и долил горячей водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18