Реальная ведьма. По кличке Мумия. Как я забыла? У нее огромные связи… на самых «верхах», и если она возьмется, то сумеет заставить моего мужа онеметь.
Дэвис. Ничего не понимаю. Боюсь, что вы начинаете заговариваться.
Лидия. Поймете потом. Не теряйте времени. Езжайте, куда я вам укажу.
Дэвис. А удобно ли… в такой поздний час?
Лидия. Ведьмы, как и все пожилые люди, страдают бессонницей.
Дэвис. Хоть к черту, хоть к ведьме. Выбора у меня нет. Ладно. Говорите адрес.
41. Интерьер.
Комнатка Мумии.
(Ночь)
Мумия принимает ночных гостей в том же халате, навертев на голову тот же тюрбан. И черный кот так же разлегся на ее коленях.
Мумия. Бедные, бедные детки. Положение у вас незавидное. Ох, до чего незавидное. Мне даже стало жарко. Вспомнила свою молодость.
Лидия. Сейчас вы все знаете. Можете вы нам помочь? Если не мне, то хоть, по крайней мере, ему. Я не хочу, чтоб он пострадал из-за меня. Кроме вас, мне не к кому обратиться за помощью.
Дэвис. Если вы в состоянии выручить нас…
Мумия. Меня не нужно упрашивать. Но чем я могу быть вам полезной? Жалкая, одинокая старуха. Только могу посочувствовать. У мужа Лидочки, у этого подлеца, все козыри в руках. Он имеет полное право подать в суд и затеять международный скандал… Никто не в состоянии заставить его молчать. Никто… За исключением одной, небезызвестной вам, организации…
Дэвис. Что вы имеете в виду?
Мумия. КГБ. Это имя вам знакомо? Комитет Государственной безопасности. Их люди могут все. Они — всесильны. Когда-то… давным-давно… за мной ухаживал один такой человек… Было… было… Любовь до гроба… Теперь он чуть ли не в генеральском звании у них… Высоко взлетел… Давно женат… есть внуки… Но меня, старушку, не забывает… по телефону… сладкие воспоминания юности. Спрашивает, не нужно ли мне чем помочь? А чем мне можно помочь? Омоложения не существует. Ты, я говорю, лишь не забудь на похороны мои прийти. Мы с ним до сих пор на «ты».
Лидия. Роджер! Я говорила? Мы спасены!
Мумия. Ну, ну, не радуйтесь преждевременно. Власть-то у него большая, да захочет ли?
Лидия. А вы попросите… Я готова на коленях стоять. Миленькая, хорошая, позвоните ему. Сейчас же… не откладывая.
Дэвис. Если вы сочтете возможным потревожить человека среди ночи…
Мумия. Сразу видно заграничную птичку. Советскому человеку подобный вопрос бы и в голову не пришел. Он знает: наши органы не дремлют. Они, как совы, бодрствуют по ночам… оберегая сон советских людей. Совсем заболталась. Издержки советского патриотизма. Сейчас поищу телефон. И если он не позабыл о моем существовании, то вполне может статься, что все еще, возможно, образуется. У меня телефон, извините, в спальне. Попробую дозвониться. А вы тут без меня не скучайте. И… не теряйте надежды.
Мумия, с котом на руках, покинула комнату.
Попугай (до этого дремавший в клетке, вдруг отчетливо повторил скрипучим голосом последние слова хозяйки). Не теряйте надежды.
Даже у Роджера проступила улыбка, а Лида рассмеялась. Она перегнулась через ручку кресла к любовнику, положила его руку к себе на колено и улыбнулась ему.
Дэвис. Никогда прежде не поверил бы, что мое будущее, вся моя жизнь будет зависеть от какой-то дряхлой старушки…
Лидия. Ты несправедлив. Это не просто старушка, это — ведьма. Я же тебе говорила. Ведьма с обширными связями… в самых высших инстанциях.
Дэвис. Если она… эта добрая фея… сумеет все уладить, я завалю ее комнату подарками, а сам напьюсь на радостях так, как это не удавалось даже моей бедной Джейн.
Из приоткрывшейся двери спальни показалась дымящая сигарета в длинном мундштуке.
Мумия. Вы готовы? Едем.
42. Экстерьер.
Улицы Москвы.
(Ночь)
У массивного подъезда, охраняемого часовыми, стоит автомобиль Дэвиса. Его самого нет. Лидия и Мумия дожидаются его возвращения в машине.
Мумия. Учти, душечка, операция близится к концу. Поздравляю тебя: мы вышли на финишную прямую, как говорят спортивные комментаторы. Сейчас там, наверху, наш бедный Роджер теряет последние остатки своей невинности. Ему ничего не остается, как принять предложение генерала отныне сотрудничать с нами. В противном случае — он конченный человек.
Он будет опозорен. Жена его бросит, а ее влиятельный папаша уж проследит за тем, чтобы имя Роджера Дэвиса больше никогда не фигурировало в списках британских дипломатов. Даже самого низкого ранга. Дэвис не пойдет на это. Он — карьерист. Доказательство этому — женитьба на дочери такого влиятельного лица. А вот и он, голубчик. Ух, лица на бедном нет. Спекся.
Мумия вылезла из машины и с участием заглянула Дэвису в лицо.
Мумия. Я понимаю, что вам не до меня сейчас, но, как лицо, рекомендовавшее вас, я хотела бы знать, что сказал генерал.
Дэвис. Он сказал то, что я и предполагал. Самый худший и страшный изо всех вариантов.
Мумия. Я — человек посторонний. И к тому же — маленький. Я только хотела вам помочь. Не стану проявлять излишнего любопытства. Лишь один вопрос. Он вам что-нибудь пообещал?
Дэвис. Обещал. Утром мне вернут документы.
Лидия. Это уже неплохо. Поздравляю, Роджер!
Дэвис. Он дал мне сутки на размышление… и если я не приму его условий, то на мне можно поставить крест. Бог ты мой! Я стал жертвой чудовищного шантажа.
Лидия обняла Дэвиса.
Лидия. Мужайтесь, Роджер. Все ведь зависит от вас. Впереди еще целые сутки.
43. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)
Раздается звонок телефона, и Лидия поспешно снимает трубку.
Лидия. Джейн, это ты, дорогая?
Голос Джейн. Я звоню из аэропорта. Мы уезжаем в Лондон. Всей семьей. Внезапно. Не знаю почему. Роджер в ужасном состоянии. Я звоню тебе, чтоб попрощаться, хотя он запретил мне разговаривать с кем бы то ни было в Москве. Прощай, милая. Я к тебе так привязалась. Мне в Лондоне будет тебя недоставать.
Лидия. До свидания, Джейн. Зачем «прощай»? Мы увидимся в Лондоне. Наша группа переезжает туда, чтоб продолжить съемки фильма. Алло! Ты слышишь меня? Алло!
В трубке послышались короткие, отрывистые гудки отбоя.
44. Интерьер.
Дом родителей Лидии.
(День)
В этой небогатой и тесной квартире ощущается провинция. Старомодный, с бахромой, абажур над большим обеденным столом, застланном скатертью с ручной вышивкой. Множество разнокалиберных фотографий в единой раме под стеклом. Резной темный буфет с бутылями домашней наливки, увенчанными горками сахара. Под балками потолка по стенам гирляндами провисают связки репчатого лука и чеснока.
Лидию, видно, только что с поезда, облепили, затискали домочадцы. Отец с матерью, две сестренки и братишка.
Лидия. Задушите! Ой, как выросли!
Отец. На своих харчах, под своей крышей, чего им не расти?
Мать. А ты еще пореже приезжай — совсем не узнаешь.
Лидия. Так ведь прежде-то денег на дорогу не могла собрать, а нынче времени совсем в обрез, на один день только и отпустили.
Отец. Знаем. Чего там! В газетах читали! Высоко летаешь, дочь! Гляди, где сядешь!
Мать. Не каркай! Ничем ему не угодишь. На радостях уже, никак, клюкнул?
Отец. А как же по-твоему? Каждый день к нам, что ли, знаменитая дочь приезжает? Я уж и гостей позвал. Пусть полюбуются, кого мы с тобой, жена, на свет произвели. Ух, девка, мало я тебя в детстве порол! Еще бы выше взлетела.
Мать. Уймись! Кому сказала! Дочь в кои-то веки домой заглянула, а он плетет невесть что. Ты на него не обижайся, Лидуся. Это он от радости. Совсем одурел, как в газетах про тебя напечатали. Все газеты скупил и уж который раз перечитывает. Даже очки для чтения новые справил.
Лидия. Папочка, милый! Я тебя очень люблю! И тебя, мамуля! А уж вы, мелюзга, у меня из памяти совсем не выходите. Так мне с вами хорошо! Даже не представляете. И никуда бы я не ехала за границу. С вами бы вот тут сидела и в Москву бы нос не казала. Жили бы тихо-мирно. Господи, много ли мне нужно?
Мать. Что, дочь, говоришь, не пойму? Тебе такая дорога открывается. Все перед тобой… к твоим ногам. Только бы и радоваться, а у тебя… глаза на мокром месте.
Лидия. Мамочка, дорогая! Ой, не спрашивай. Худо мне, невмоготу. А сказать не могу. Даже вам.
Мать. Ой, горе мне! Неладно с тобой, Лидка?
Отец. Да слушай ты ее! Под отчий кров попала — вот и расслабилась. Хоть вымахала, а все дитя. К мамке тянет. В такой дальний путь снарядилась. Это ж тебе не в Воронеж или в Тамбов. В самый Лондон… столицу Британской империи. Будь она неладна… Шутка ли! Нервишки перетянуло. Невольно взвоешь.
44а.
Веранда того же дома.
(Ночь)
Через широкое окно веранды, раскрытое настежь, видно все, что происходит в доме. А там во всю кипит праздничное застолье. Гостей полно, не протолкнуться. Стол перегружен посудой и бутылками. Гости распарились, осоловели от выпитого. Больше всех гомонит совсем перебравший отец Лидии. Под чей-то аккордеон он выплясывает на свободном пятачке и приглашает свою дочь, тоже изрядно захмелевшую, присоединиться к нему. Под громкое одобрение гостей и оглушительные хлопки в ладоши Лидия идет танцевать с отцом, пляшет залихватски, самозабвенно, не как столичная актриса, а как простая, незамысловатая девушка, вроде никогда и не покидавшая этот тихий городок.
А на веранде кипят свои страсти. Тут дети снимают портновским «сантиметром» друг с дружки размеры, а старшая сестренка Лидии записывает аккуратно все цифры на бумаге.
Старшая сестра. Вот навезет нам Лидка подарков, из самого Лондона! Мне — дубленку!
Младшая сестра. И мне!
Старшая сестра. Ни в коем случае! Ты, глупенькая, ничего не соображаешь. Как же это мы с тобой в одинаковом выйдем? Как из одного приюта!
Братишка. А мне джинсы!
Младшая сестра. И мне тоже!
Старшая сестра. Она хочет опозорить всю семью. Пойми, мы теперь у всех на виду. Из-за нашей Лиды.
Из темноты к дому подъехал автомобиль-такси с шахматной клеточкой на борту, и молодой скуластый шофер поднялся на веранду.
Братишка. Такси! За нашей Лидой!
Старшая сестра ( шоферу). Саня, ты нашу Лиду не узнаешь! Такая красивая! Ну, прямо кинозвезда.
Саня. Что ж, поглядим на знаменитость. Чай, не совсем забыла, как вместе в школу бегали.
Из дома на веранду вывалился на нетвердых ногах отец Лидии.
Отец. Я еду провожать! Не возражать!
Мать сзади хватает его под мышки, чтоб он не упал.
Мать. Куда тебе ехать? Ноги не держат. Спать иди.
Отец. Не держат? Хочешь, я не в машине поеду, а рядом побегу? Голову даю на отсечение.
Мать. Спать, спать. Без тебя проводят.
Лидия. Не надо меня провожать. Идите отсыпайтесь. Скоро светать будет.
Мать. А может, останешься ночевать? А, доченька? Еще бы денечек дома побыла.
Лидия. Не могу, мамочка. Днем должна быть в Москве как штык. Иначе с роли снимут. Другая поедет в Лондон.
Мать. Тогда молчу. Ты умней — тебе виднее. Прихвати варенья домашнего. А? Пить чай станешь — нас вспомнишь.
Отец оглянулся, запрыгал в руках у жены.
Отец. Лида! Ты там… за границей… держись как подобает. Ты нашего роду… пролетарского. А кто такой пролетариат? Гегемон! Вот кто!
Мать. Уймись, гегемон… Дочери бы постыдился. Нализался как сапожник.
Отец. А что, сапожник — не пролетариат? Тоже — гегемон. Одним словом, авангард.
44б.
Интерьер. В такси.
(Ночь)
Саня осторожно ведет машину по неровной дороге мимо темных спящих домов. Лидия с хмельной ухмылкой разглядывает его в профиль.
Лидия. Вот такие-то дела, Санечка, еду за границу. Привезти тебе чего в подарок?
Саня. Спасибо. Не надо. Тебе и без меня есть кому подарки дарить.
Лидия. Да разве ты уж совсем чужой? Если мне память не изменяет, ты чуток был влюблен в меня.
Саня. Был такой грех. Чего отпираться? В последнем классе.
Лидия. Ну и чего молчал? Вымахал под потолок, а застенчив, как девица. Я-то все примечала. Да и сама к тебе была неравнодушна.
Саня. Неужто? Вот не думал.
Лидия. Если уж говорить начистоту, ты, Саня, и был моей первой любовью.
Такси съехало на обочину у дороги и остановилось. Саня взволнованно смотрит на Лидию. А она хмельно улыбается ему в полумраке.
Саня. Даже стихи тебе писал. И рвал. Не показывал.
Лидия. Ты женат?
Саня. Да. И дети растут. Двое. Ох, Лида! Оглушила ты меня. Чем же это я тебе приглянулся?
Лидия. Глупый. Разве знаешь, за что любишь? Ноет сердечко и все. Ему не прикажешь.
Саня. Танцевать боялся пригласить. И сметь не думал. Засмеешь.
Лидия. Так ведь ничего еще не потеряно.
Саня (сусмешкой). Танцевать, что ли, пригласить?
Лидия. Да что угодно. Мы вдвоем. До поезда времени хоть отбавляй. Спинка сиденья у тебя в машине откидывается? Наверстаем упущенное.
Саня. Ты что, Лида? Пьяна, что ли?
Лидия. Есть немного. А чего ж ты робеешь? Все такой же нерешительный?
Саня. Тебе видней. Только я от тебя, Лида, такого не ожидал.
Лидия. А что я худого предложила? Любили друг друга с детства, стыдились по дурости, таились, встретились взрослыми, что нам теперь мешает?
Саня. Ну, хотя бы… моя жена. Мы по любви живем.
Лидия. Аргумент веский. Чего стоим? Трогай. Так же к поезду опоздать недолго.
Машина снова заколыхалась на колдобинах дороги.
Оба долго молчат.
Саня. У вас там… все такие?
Лидия. Какие — такие?
Саня. Ну, все у вас легко. С кем вздумала-с тем легла. Все актрисы такие?
Лидия. Не все. Только красивые. А те, что поплоше, и рады бы лечь, да не с кем. Если б ты, Саня, знал, какой кругом бардак, как все фальшиво. И грязно.
Саня. Прости меня, Лида. Не хотел я тебя обидеть.
Лидия. Я не в обиде. Я тебе завидую, дурак.
45. Экстерьер.
Лондонский аэропорт Хитроу.
(День)
Голос диктора. Совершил посадку самолет «Аэрофлота», прибывший из Москвы.
46. Экстерьер.
Оксфордстрит в Лондоне.
(День)
Как всегда, затоплена публикой главная торговая улица английской столицы — Оксфордстрит. Мимо ярких витрин самых знаменитых в мире магазинов течет бесконечная толпа, в которой мелькают лица и одежды со всех концов планеты. Африканские негры, индусы и пакистанцы, китайцы и японцы. И, конечно же, аборигены— англичане, слегка поувядшие в нынешнем столетии после распада Британской империи, над которой никогда не заходило солнце.
В этой толпе тесной стайкой, боясь потеряться, пробиваются советские кинематографисты. Среди них — Лида, Безруков, лысый оператор и угрюмый тип с казенной физиономией — руководитель группы. Советские артисты поражены роскошью витрин и не в состоянии скрыть восторга, замирают чуть ли не перед каждой. Руководитель группы, решив, что с этим пора кончать, поднял руку, призывая свои подопечных к вниманию.
Руководитель группы. Делу время — потехе час. Поглазели — хватит. Куда идет советский человек перво-наперво, прибыв в Лондон?
Оператор. На кладбище.
Все рассмеялись.
Руководитель группы. Смеяться нечего, Арон Моисеевич прав. Да, да. На кладбище, товарищи. Хайгейтское кладбище. Поклониться могиле вождя мирового пролетариата.
47. Экстерьер.
Хайгейтское кладбище.
(День)
С высокого пьедестала угрюмо взирает на советских артистов мраморная голова Карла Маркса.
Артисты изобразили на своих лицах подобающее постное выражение. Руководитель группы положил подножию букет цветов. В заднем ряду перешептываются лысый оператор с молоденькой актрисой.
Оператор. Ничего не покупайте сразу. Ни в коем случае. Здесь бывают дешевые распродажи. За гроши оденетесь. Я вас повезу. Доверьтесь моему опыту. Я уже второй раз в Лондоне, моя милая. И второй раз на этом кладбище.
47а. Интерьер.
Гостиная в советском посольстве в Лондоне.
(День)
Работник посольства проводит традиционный инструктаж с прибывшими из Москвы кинематографистами. Рядом с посольским работником важно восседает руководитель группы.
Работник посольства. Вы не дети и понимаете, что здесь, за границей, мы — не дома, за нами следят в сотни глаз, и по тому, как мы себя ведем, во многом зависит не только наша репутация, но и престиж всей нашей страны. Пусть вас не обольщает блеск и мишура их образа жизни. Шикарные витрины магазинов, роскошные автомобили — «Роллс-Ройсы», «Ягуары» — это все ширма, прикрывающая глубокие язвы капитализма. С первого взгляда этого, конечно, не разглядишь, но мы, по долгу службы пребывающие здесь не один день, разбираемся в этом маскараде отлично. Нас, советских людей, на мякине не проведешь. И как бы хотелось, чтоб и вы с первого же шага по чужой земле выработали правильную точку зрения.
Кстати, насчет первого шага. В Лондоне немало наших врагов — открытых и скрытых. Будут попытки спровоцировать вас, возможен шантаж. В целях компрометации нашей с вами страны, строящей коммунизм, они не погнушаются никакими средствами. Будьте всегда начеку. Как на передовой линии огня. В одиночку никуда не ходить. Только парами. А лучше — всей группой. Без нашего согласия никаких приглашений не принимать. Гордо несите честь советского человека. Все ясно? Вопросы есть?
Руководитель группы. Вопросы есть?
Лысый оператор поднимает руку.
Руководитель группы. Пожалуйста, Арон Моисеич.
Оператор. У меня даже не вопрос — я здесь не впервые. А вернее — замечание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Дэвис. Ничего не понимаю. Боюсь, что вы начинаете заговариваться.
Лидия. Поймете потом. Не теряйте времени. Езжайте, куда я вам укажу.
Дэвис. А удобно ли… в такой поздний час?
Лидия. Ведьмы, как и все пожилые люди, страдают бессонницей.
Дэвис. Хоть к черту, хоть к ведьме. Выбора у меня нет. Ладно. Говорите адрес.
41. Интерьер.
Комнатка Мумии.
(Ночь)
Мумия принимает ночных гостей в том же халате, навертев на голову тот же тюрбан. И черный кот так же разлегся на ее коленях.
Мумия. Бедные, бедные детки. Положение у вас незавидное. Ох, до чего незавидное. Мне даже стало жарко. Вспомнила свою молодость.
Лидия. Сейчас вы все знаете. Можете вы нам помочь? Если не мне, то хоть, по крайней мере, ему. Я не хочу, чтоб он пострадал из-за меня. Кроме вас, мне не к кому обратиться за помощью.
Дэвис. Если вы в состоянии выручить нас…
Мумия. Меня не нужно упрашивать. Но чем я могу быть вам полезной? Жалкая, одинокая старуха. Только могу посочувствовать. У мужа Лидочки, у этого подлеца, все козыри в руках. Он имеет полное право подать в суд и затеять международный скандал… Никто не в состоянии заставить его молчать. Никто… За исключением одной, небезызвестной вам, организации…
Дэвис. Что вы имеете в виду?
Мумия. КГБ. Это имя вам знакомо? Комитет Государственной безопасности. Их люди могут все. Они — всесильны. Когда-то… давным-давно… за мной ухаживал один такой человек… Было… было… Любовь до гроба… Теперь он чуть ли не в генеральском звании у них… Высоко взлетел… Давно женат… есть внуки… Но меня, старушку, не забывает… по телефону… сладкие воспоминания юности. Спрашивает, не нужно ли мне чем помочь? А чем мне можно помочь? Омоложения не существует. Ты, я говорю, лишь не забудь на похороны мои прийти. Мы с ним до сих пор на «ты».
Лидия. Роджер! Я говорила? Мы спасены!
Мумия. Ну, ну, не радуйтесь преждевременно. Власть-то у него большая, да захочет ли?
Лидия. А вы попросите… Я готова на коленях стоять. Миленькая, хорошая, позвоните ему. Сейчас же… не откладывая.
Дэвис. Если вы сочтете возможным потревожить человека среди ночи…
Мумия. Сразу видно заграничную птичку. Советскому человеку подобный вопрос бы и в голову не пришел. Он знает: наши органы не дремлют. Они, как совы, бодрствуют по ночам… оберегая сон советских людей. Совсем заболталась. Издержки советского патриотизма. Сейчас поищу телефон. И если он не позабыл о моем существовании, то вполне может статься, что все еще, возможно, образуется. У меня телефон, извините, в спальне. Попробую дозвониться. А вы тут без меня не скучайте. И… не теряйте надежды.
Мумия, с котом на руках, покинула комнату.
Попугай (до этого дремавший в клетке, вдруг отчетливо повторил скрипучим голосом последние слова хозяйки). Не теряйте надежды.
Даже у Роджера проступила улыбка, а Лида рассмеялась. Она перегнулась через ручку кресла к любовнику, положила его руку к себе на колено и улыбнулась ему.
Дэвис. Никогда прежде не поверил бы, что мое будущее, вся моя жизнь будет зависеть от какой-то дряхлой старушки…
Лидия. Ты несправедлив. Это не просто старушка, это — ведьма. Я же тебе говорила. Ведьма с обширными связями… в самых высших инстанциях.
Дэвис. Если она… эта добрая фея… сумеет все уладить, я завалю ее комнату подарками, а сам напьюсь на радостях так, как это не удавалось даже моей бедной Джейн.
Из приоткрывшейся двери спальни показалась дымящая сигарета в длинном мундштуке.
Мумия. Вы готовы? Едем.
42. Экстерьер.
Улицы Москвы.
(Ночь)
У массивного подъезда, охраняемого часовыми, стоит автомобиль Дэвиса. Его самого нет. Лидия и Мумия дожидаются его возвращения в машине.
Мумия. Учти, душечка, операция близится к концу. Поздравляю тебя: мы вышли на финишную прямую, как говорят спортивные комментаторы. Сейчас там, наверху, наш бедный Роджер теряет последние остатки своей невинности. Ему ничего не остается, как принять предложение генерала отныне сотрудничать с нами. В противном случае — он конченный человек.
Он будет опозорен. Жена его бросит, а ее влиятельный папаша уж проследит за тем, чтобы имя Роджера Дэвиса больше никогда не фигурировало в списках британских дипломатов. Даже самого низкого ранга. Дэвис не пойдет на это. Он — карьерист. Доказательство этому — женитьба на дочери такого влиятельного лица. А вот и он, голубчик. Ух, лица на бедном нет. Спекся.
Мумия вылезла из машины и с участием заглянула Дэвису в лицо.
Мумия. Я понимаю, что вам не до меня сейчас, но, как лицо, рекомендовавшее вас, я хотела бы знать, что сказал генерал.
Дэвис. Он сказал то, что я и предполагал. Самый худший и страшный изо всех вариантов.
Мумия. Я — человек посторонний. И к тому же — маленький. Я только хотела вам помочь. Не стану проявлять излишнего любопытства. Лишь один вопрос. Он вам что-нибудь пообещал?
Дэвис. Обещал. Утром мне вернут документы.
Лидия. Это уже неплохо. Поздравляю, Роджер!
Дэвис. Он дал мне сутки на размышление… и если я не приму его условий, то на мне можно поставить крест. Бог ты мой! Я стал жертвой чудовищного шантажа.
Лидия обняла Дэвиса.
Лидия. Мужайтесь, Роджер. Все ведь зависит от вас. Впереди еще целые сутки.
43. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)
Раздается звонок телефона, и Лидия поспешно снимает трубку.
Лидия. Джейн, это ты, дорогая?
Голос Джейн. Я звоню из аэропорта. Мы уезжаем в Лондон. Всей семьей. Внезапно. Не знаю почему. Роджер в ужасном состоянии. Я звоню тебе, чтоб попрощаться, хотя он запретил мне разговаривать с кем бы то ни было в Москве. Прощай, милая. Я к тебе так привязалась. Мне в Лондоне будет тебя недоставать.
Лидия. До свидания, Джейн. Зачем «прощай»? Мы увидимся в Лондоне. Наша группа переезжает туда, чтоб продолжить съемки фильма. Алло! Ты слышишь меня? Алло!
В трубке послышались короткие, отрывистые гудки отбоя.
44. Интерьер.
Дом родителей Лидии.
(День)
В этой небогатой и тесной квартире ощущается провинция. Старомодный, с бахромой, абажур над большим обеденным столом, застланном скатертью с ручной вышивкой. Множество разнокалиберных фотографий в единой раме под стеклом. Резной темный буфет с бутылями домашней наливки, увенчанными горками сахара. Под балками потолка по стенам гирляндами провисают связки репчатого лука и чеснока.
Лидию, видно, только что с поезда, облепили, затискали домочадцы. Отец с матерью, две сестренки и братишка.
Лидия. Задушите! Ой, как выросли!
Отец. На своих харчах, под своей крышей, чего им не расти?
Мать. А ты еще пореже приезжай — совсем не узнаешь.
Лидия. Так ведь прежде-то денег на дорогу не могла собрать, а нынче времени совсем в обрез, на один день только и отпустили.
Отец. Знаем. Чего там! В газетах читали! Высоко летаешь, дочь! Гляди, где сядешь!
Мать. Не каркай! Ничем ему не угодишь. На радостях уже, никак, клюкнул?
Отец. А как же по-твоему? Каждый день к нам, что ли, знаменитая дочь приезжает? Я уж и гостей позвал. Пусть полюбуются, кого мы с тобой, жена, на свет произвели. Ух, девка, мало я тебя в детстве порол! Еще бы выше взлетела.
Мать. Уймись! Кому сказала! Дочь в кои-то веки домой заглянула, а он плетет невесть что. Ты на него не обижайся, Лидуся. Это он от радости. Совсем одурел, как в газетах про тебя напечатали. Все газеты скупил и уж который раз перечитывает. Даже очки для чтения новые справил.
Лидия. Папочка, милый! Я тебя очень люблю! И тебя, мамуля! А уж вы, мелюзга, у меня из памяти совсем не выходите. Так мне с вами хорошо! Даже не представляете. И никуда бы я не ехала за границу. С вами бы вот тут сидела и в Москву бы нос не казала. Жили бы тихо-мирно. Господи, много ли мне нужно?
Мать. Что, дочь, говоришь, не пойму? Тебе такая дорога открывается. Все перед тобой… к твоим ногам. Только бы и радоваться, а у тебя… глаза на мокром месте.
Лидия. Мамочка, дорогая! Ой, не спрашивай. Худо мне, невмоготу. А сказать не могу. Даже вам.
Мать. Ой, горе мне! Неладно с тобой, Лидка?
Отец. Да слушай ты ее! Под отчий кров попала — вот и расслабилась. Хоть вымахала, а все дитя. К мамке тянет. В такой дальний путь снарядилась. Это ж тебе не в Воронеж или в Тамбов. В самый Лондон… столицу Британской империи. Будь она неладна… Шутка ли! Нервишки перетянуло. Невольно взвоешь.
44а.
Веранда того же дома.
(Ночь)
Через широкое окно веранды, раскрытое настежь, видно все, что происходит в доме. А там во всю кипит праздничное застолье. Гостей полно, не протолкнуться. Стол перегружен посудой и бутылками. Гости распарились, осоловели от выпитого. Больше всех гомонит совсем перебравший отец Лидии. Под чей-то аккордеон он выплясывает на свободном пятачке и приглашает свою дочь, тоже изрядно захмелевшую, присоединиться к нему. Под громкое одобрение гостей и оглушительные хлопки в ладоши Лидия идет танцевать с отцом, пляшет залихватски, самозабвенно, не как столичная актриса, а как простая, незамысловатая девушка, вроде никогда и не покидавшая этот тихий городок.
А на веранде кипят свои страсти. Тут дети снимают портновским «сантиметром» друг с дружки размеры, а старшая сестренка Лидии записывает аккуратно все цифры на бумаге.
Старшая сестра. Вот навезет нам Лидка подарков, из самого Лондона! Мне — дубленку!
Младшая сестра. И мне!
Старшая сестра. Ни в коем случае! Ты, глупенькая, ничего не соображаешь. Как же это мы с тобой в одинаковом выйдем? Как из одного приюта!
Братишка. А мне джинсы!
Младшая сестра. И мне тоже!
Старшая сестра. Она хочет опозорить всю семью. Пойми, мы теперь у всех на виду. Из-за нашей Лиды.
Из темноты к дому подъехал автомобиль-такси с шахматной клеточкой на борту, и молодой скуластый шофер поднялся на веранду.
Братишка. Такси! За нашей Лидой!
Старшая сестра ( шоферу). Саня, ты нашу Лиду не узнаешь! Такая красивая! Ну, прямо кинозвезда.
Саня. Что ж, поглядим на знаменитость. Чай, не совсем забыла, как вместе в школу бегали.
Из дома на веранду вывалился на нетвердых ногах отец Лидии.
Отец. Я еду провожать! Не возражать!
Мать сзади хватает его под мышки, чтоб он не упал.
Мать. Куда тебе ехать? Ноги не держат. Спать иди.
Отец. Не держат? Хочешь, я не в машине поеду, а рядом побегу? Голову даю на отсечение.
Мать. Спать, спать. Без тебя проводят.
Лидия. Не надо меня провожать. Идите отсыпайтесь. Скоро светать будет.
Мать. А может, останешься ночевать? А, доченька? Еще бы денечек дома побыла.
Лидия. Не могу, мамочка. Днем должна быть в Москве как штык. Иначе с роли снимут. Другая поедет в Лондон.
Мать. Тогда молчу. Ты умней — тебе виднее. Прихвати варенья домашнего. А? Пить чай станешь — нас вспомнишь.
Отец оглянулся, запрыгал в руках у жены.
Отец. Лида! Ты там… за границей… держись как подобает. Ты нашего роду… пролетарского. А кто такой пролетариат? Гегемон! Вот кто!
Мать. Уймись, гегемон… Дочери бы постыдился. Нализался как сапожник.
Отец. А что, сапожник — не пролетариат? Тоже — гегемон. Одним словом, авангард.
44б.
Интерьер. В такси.
(Ночь)
Саня осторожно ведет машину по неровной дороге мимо темных спящих домов. Лидия с хмельной ухмылкой разглядывает его в профиль.
Лидия. Вот такие-то дела, Санечка, еду за границу. Привезти тебе чего в подарок?
Саня. Спасибо. Не надо. Тебе и без меня есть кому подарки дарить.
Лидия. Да разве ты уж совсем чужой? Если мне память не изменяет, ты чуток был влюблен в меня.
Саня. Был такой грех. Чего отпираться? В последнем классе.
Лидия. Ну и чего молчал? Вымахал под потолок, а застенчив, как девица. Я-то все примечала. Да и сама к тебе была неравнодушна.
Саня. Неужто? Вот не думал.
Лидия. Если уж говорить начистоту, ты, Саня, и был моей первой любовью.
Такси съехало на обочину у дороги и остановилось. Саня взволнованно смотрит на Лидию. А она хмельно улыбается ему в полумраке.
Саня. Даже стихи тебе писал. И рвал. Не показывал.
Лидия. Ты женат?
Саня. Да. И дети растут. Двое. Ох, Лида! Оглушила ты меня. Чем же это я тебе приглянулся?
Лидия. Глупый. Разве знаешь, за что любишь? Ноет сердечко и все. Ему не прикажешь.
Саня. Танцевать боялся пригласить. И сметь не думал. Засмеешь.
Лидия. Так ведь ничего еще не потеряно.
Саня (сусмешкой). Танцевать, что ли, пригласить?
Лидия. Да что угодно. Мы вдвоем. До поезда времени хоть отбавляй. Спинка сиденья у тебя в машине откидывается? Наверстаем упущенное.
Саня. Ты что, Лида? Пьяна, что ли?
Лидия. Есть немного. А чего ж ты робеешь? Все такой же нерешительный?
Саня. Тебе видней. Только я от тебя, Лида, такого не ожидал.
Лидия. А что я худого предложила? Любили друг друга с детства, стыдились по дурости, таились, встретились взрослыми, что нам теперь мешает?
Саня. Ну, хотя бы… моя жена. Мы по любви живем.
Лидия. Аргумент веский. Чего стоим? Трогай. Так же к поезду опоздать недолго.
Машина снова заколыхалась на колдобинах дороги.
Оба долго молчат.
Саня. У вас там… все такие?
Лидия. Какие — такие?
Саня. Ну, все у вас легко. С кем вздумала-с тем легла. Все актрисы такие?
Лидия. Не все. Только красивые. А те, что поплоше, и рады бы лечь, да не с кем. Если б ты, Саня, знал, какой кругом бардак, как все фальшиво. И грязно.
Саня. Прости меня, Лида. Не хотел я тебя обидеть.
Лидия. Я не в обиде. Я тебе завидую, дурак.
45. Экстерьер.
Лондонский аэропорт Хитроу.
(День)
Голос диктора. Совершил посадку самолет «Аэрофлота», прибывший из Москвы.
46. Экстерьер.
Оксфордстрит в Лондоне.
(День)
Как всегда, затоплена публикой главная торговая улица английской столицы — Оксфордстрит. Мимо ярких витрин самых знаменитых в мире магазинов течет бесконечная толпа, в которой мелькают лица и одежды со всех концов планеты. Африканские негры, индусы и пакистанцы, китайцы и японцы. И, конечно же, аборигены— англичане, слегка поувядшие в нынешнем столетии после распада Британской империи, над которой никогда не заходило солнце.
В этой толпе тесной стайкой, боясь потеряться, пробиваются советские кинематографисты. Среди них — Лида, Безруков, лысый оператор и угрюмый тип с казенной физиономией — руководитель группы. Советские артисты поражены роскошью витрин и не в состоянии скрыть восторга, замирают чуть ли не перед каждой. Руководитель группы, решив, что с этим пора кончать, поднял руку, призывая свои подопечных к вниманию.
Руководитель группы. Делу время — потехе час. Поглазели — хватит. Куда идет советский человек перво-наперво, прибыв в Лондон?
Оператор. На кладбище.
Все рассмеялись.
Руководитель группы. Смеяться нечего, Арон Моисеевич прав. Да, да. На кладбище, товарищи. Хайгейтское кладбище. Поклониться могиле вождя мирового пролетариата.
47. Экстерьер.
Хайгейтское кладбище.
(День)
С высокого пьедестала угрюмо взирает на советских артистов мраморная голова Карла Маркса.
Артисты изобразили на своих лицах подобающее постное выражение. Руководитель группы положил подножию букет цветов. В заднем ряду перешептываются лысый оператор с молоденькой актрисой.
Оператор. Ничего не покупайте сразу. Ни в коем случае. Здесь бывают дешевые распродажи. За гроши оденетесь. Я вас повезу. Доверьтесь моему опыту. Я уже второй раз в Лондоне, моя милая. И второй раз на этом кладбище.
47а. Интерьер.
Гостиная в советском посольстве в Лондоне.
(День)
Работник посольства проводит традиционный инструктаж с прибывшими из Москвы кинематографистами. Рядом с посольским работником важно восседает руководитель группы.
Работник посольства. Вы не дети и понимаете, что здесь, за границей, мы — не дома, за нами следят в сотни глаз, и по тому, как мы себя ведем, во многом зависит не только наша репутация, но и престиж всей нашей страны. Пусть вас не обольщает блеск и мишура их образа жизни. Шикарные витрины магазинов, роскошные автомобили — «Роллс-Ройсы», «Ягуары» — это все ширма, прикрывающая глубокие язвы капитализма. С первого взгляда этого, конечно, не разглядишь, но мы, по долгу службы пребывающие здесь не один день, разбираемся в этом маскараде отлично. Нас, советских людей, на мякине не проведешь. И как бы хотелось, чтоб и вы с первого же шага по чужой земле выработали правильную точку зрения.
Кстати, насчет первого шага. В Лондоне немало наших врагов — открытых и скрытых. Будут попытки спровоцировать вас, возможен шантаж. В целях компрометации нашей с вами страны, строящей коммунизм, они не погнушаются никакими средствами. Будьте всегда начеку. Как на передовой линии огня. В одиночку никуда не ходить. Только парами. А лучше — всей группой. Без нашего согласия никаких приглашений не принимать. Гордо несите честь советского человека. Все ясно? Вопросы есть?
Руководитель группы. Вопросы есть?
Лысый оператор поднимает руку.
Руководитель группы. Пожалуйста, Арон Моисеич.
Оператор. У меня даже не вопрос — я здесь не впервые. А вернее — замечание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11