Утверждена на роль в совместном англо-советском фильме. Женщина, пригласившая меня в валютный магазин, — жена британского дипломата, который ведет все переговоры об этом фильме. На самом высоком уровне. Вы меня поняли, капитан? Если я сейчас же не буду отпущена отсюда, вам грозят большие неприятности.
Капитан. Только без угроз. Отвечайте на вопросы. И без комментариев.
Лидия. Тогда, ради вашего же благополучия, позвоните по телефону, который я вам дам. Упаси вас бог, чтоб вся эта история не просочилась на страницы заграничной прессы. Дело пахнет международным скандалом. Вы меня поняли? Звоните, капитан.
Капитан отложил ручку и испытующе смотрит на Лидию. Сомнения начинают одолевать его. Он неуверенно тянется к телефону. Но Пуговкин, зашевелившись на скамье, отвлек его.
Пуговкин. Да не слушайте ее, товарищ капитан. Еще чего! Пугать вздумала. Мы не из трусливых. Точно, товарищ капитан? Не позволим капиталистам путаться в наших делах. Сами разберемся. Верно, товарищ капитан?
Капитан. С тобой уже разобрались. Считай, пятнадцать суток у тебя в кармане. А теперь помолчи. (Лидии.) Кому звонить?
Лидия. В Комитет Государственной безопасности. Моему шефу, товарищ капитан. Майору Безрукову. Сейчас дам вам номер телефона.
20. Интерьер.
Кабинет в квартире Безрукова.
(День)
Безруков в халате, феном подсушивая мокрые после ванны волосы, свободной рукой прижимает к уху телефонную трубку.
Безруков. Ай-яй-яй. Что же вы, капитан, лезете не в свое дело? Нет, нет. Не отпускайте ее. Ни в коем случае. Мы распорядимся, когда надо будет. Дайте мне ее. Лида? Ничего, ничего. Даже хорошо, что так получилось. Попробуем использовать ситуацию. Пусть Роджер Дэвис завязнет коготками поглубже. Пусть он тебя освобождает. Его жена тебя вовлекла в неприятности, его долг — выручить тебя. Он, а не мы. Поняла? Пусть думает, что мы, рядовые советские кинематографисты, бессильны перед лицом милиции. А он, твой рыцарь, вполне в состоянии вступиться, защитить тебя. Все поняла? Сейчас позвоню ему. А ты уж потерпи, мать.
Он прижимает ладонью рычаг телефона и, не скрывая усмешки, набирает номер, постукивая пальцем по кнопкам с цифрами.
21. Интерьер.
Отделение милиции.
(Вечер)
Дэвис, волнуясь, беседует с капитаном, за спиной которого высится массивная фигура милицейского чина повыше званием. А Джейн, не в силах сдержать слез, обнимает Лидию и покрывает ее лицо и шею поцелуями.
Джейн. Милая, прости… Я во всем повинна. Ну, как ты? В порядке? Бедная. Я очень, очень извиняюсь.
Чин. Конфликт улажен, господин атташе. Бывает. На будущее предупредите свою супругу… быть осмотрительней что ли… Все же чужая страна… У нас свои обычаи, у вас — свои… Нужна деликатность.
Дэвис. С обеих сторон… Взаимная.
Чин. Совершенно справедливо. Будьте здоровы. До свидания.
Дэвис (смеясь). Зачем? Уж лучше — прощайте. Я полагаю, подобные свидания в дальнейшем излишни. Не так ли?
Чин (сдержанно улыбаясь). Совершенно справедливо.
Пока они беседуют, дверь в соседнюю комнату то и дело приоткрывается и оттуда норовит вылезти Пуговкин, но чья-то невидимая рука оттаскивает его назад.
Когда Дэвис, Джейн и Лидия покидали отделение милиции, Пуговкину все же удалось вырваться и подскочить к барьеру.
Пуговкин. А меня? Вместе привели — вместе должны уйти. А то где ж справедливость?
Капитан. В народном суде восторжествует справедливость. Получишь ровно столько, сколько заслужил. Как минимум пятнадцать суток заключения… за мелкое хулиганство.
Пуговкин. Все ясно. Вопросов нет. Так с рабочим классом поступает родная советская власть. Дожили. А эту… проблядь… с капиталистами… на волю. Да что ж это такое, товарищи? Измена.
22. Интерьер.
Бар для иностранцев в Москве.
(Вечер)
Роджер Дэвис и Джейн привезли Лидию в бар для иностранцев, чтоб отметить ее освобождение из лап милиции, куда она попала по милости Джейн. Они сидят на высоких стульях у стойки. Бармен, видавший виды малый, с лоснящимся сальным лицом, ставит перед ними напитки и бросается к новым посетителям, с шумом занимающим соседние стулья. Это — два подвыпивших иностранца и две прехорошеньких девушки, явно русские по виду и по тому, как они себя ведут в этом, закрытом для русских, месте. Лидии обе девчонки показались знакомыми, и она, стараясь припомнить, где их видела, то и дело оглядывается на них. Одна, перехватив ее взгляд, незаметно подмигнула ей. И тогда Лида узнала: это были девчонки, обучавшиеся английскому языку в той же школе, что и она, сидя в стеклянных кабинах с радионаушниками на голове.
Дэвис. Не стоит так пристально разглядывать девиц. Еще смутите их. Они на работе.
Лидия. На какой работе?
Дэвис. Древнейшая профессия.
Лидия. Какая?
Дэвис. Ваша наивность, дорогая, только украшает вас. Это — элементарные проститутки. Со знанием иностранных языков.
Джейн. При чем тут иностранные языки? В их профессии важно совсем другое.
Дэвис. Потому что у этих девочек имеются офицерские звания. Они служат в советских органах государственной безопасности и обслуживают исключительно иностранцев.
Джейн. С тех пор, как ты здесь, тебе за каждым кустом мнятся секретные агенты. Поменьше читай детективы.
Дэвис (Лиде). Моя жена так же наивна, как и вы. Но женщинам это простительно. А вот этим… двум пьяным болванам… не знаю, из какого они посольства… я бы запретил работать в Москве. Для их же блага.
Лидия. Пойдемте отсюда. Мне здесь не по себе.
Дэвис. Пойдемте. Здесь со всех сторон на нас направлены уши, и живые, и электронные. Милая Лидия, ваша страна — воистину страна чудес.
В дверях они натолкнулись на скандал. Швейцар не пускал в бар развязную русскую девицу, повисшую на плече у пьяного иностранца. Швейцару на помощь прибежали два молодца в штатском и, невзирая на протесты иностранца, увели девицу.
Джейн. Вот видишь, ты ошибся, как это довольно часто с тобой случается. Зачем им хватать свою сотрудницу? Нелогично.
Дэвис. Наоборот. Абсолютно логично. Эта девица оказалась чужой, не своей. Проституточка божьей милостью. Ей-то путь сюда и перекрыли. Потому что тут могут промышлять только свои. Так сказать, проверенные кадры. Знаете, как их называют? Ласточками. Недурно?
23. Интерьер.
Деревенский дом.
(День)
Лидия снова в своем прежнем жилище. Это — прощальный визит. Приехала забрать свои вещи. В дверях толкутся пришедшие поглазеть соседки. А хозяйка квартиры — тетя Маша, взволнованная и суетливая, собирает ее в дорогу, помогает укладывать чемодан, предварительно прогладив утюгом на столе каждую кофточку и платье.
Тетя Маша. Кто тебе там выгладит? Кто приберет?
Лидия. А зачем прачечная? Там и выгладят.
Тетя Маша. Это ж какие деньги тратить попусту!
Первая женщина. Да у нее теперь денежек этих полным-полно. На такси из Москвы прикатила. Это ж надо! То все в поезде давилась, бока мяла. А теперь, пожалте, — такси. Стоит за окном, дожидается. А счетчик включен. Даже тут слышно. Тик-так, тик-так. За каждую минуту — плати. Сплошное разорение.
Вторая женщина. Ее не разоришь. Чего ей?
Теперь у Лидки деньги несчитанные.
Тетя Маша. Вы, бабы, ее деньги не считайте. Негоже в чужой карман заглядывать. Значит, государство так порешило — заслужила Лида, пора и ей от сладкого пирога вкусить.
Лидия. Телевизор я вам, тетя Маша, оставляю. И радио возьмите себе.
Тетя Маша. Ох, Лидочка. (Обнимает ее и целует, плача.) Как дочь родную от сердца отрываю.
Первая женщина. А коечку с собой возьмешь? И матрас?
Лидия. Все оставляю. Мне это уже ни к чему. Вот только книги прихвачу и пластинки.
Первая женщина. Мне бы эта коечка — в самый раз. А то моя… такая ветхая, такая ржавая, того и гляди — рухнешь на пол. Костей не соберешь.
Вторая женщина. Мне бы занавесочку. Веселый на ней цветочек.
Тетя Маша. Чего насели на девку? Постыдились бы. Человек за порог не вышел, а вы уже устроили дележ. Лидочка, я тебя в Москву провожу, ладно? Приберу все на новом месте, все расставлю, уют наведу. Такси что одного, что двоих довезет. За те же деньги.
24. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(Вечер)
Тетя Маша. Ох, счастливая ты, Лида! Одна — на миллион! Такое богатство привалило. Гляжу и глазам не верю.
Тетя Маша протирает тряпкой подоконник. Лидия кнопками прикрепляет к стене над тахтой портрет Владимира Высоцкого.
Тетя Маша. Твой, небось? Чтой-то я его раньше не примечала.
Лидия. Какой-мой? Я с ним была едва знакома. Песни он, тетя Маша, сочинял. И пел. Другого такого не будет.
Тетя Маша. С ним чего приключилось-то? Помер?
Лидия кивнула и включила магнитофон.
Они уже сидят с тетей Машей за столом, пьют чай. Тетя Маша хозяйничает, разливает чай по чашкам. А голос Высоцкого стонет:
Протопи ты мне баньку по белому Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык.
Тетя Маша. Может, я старая и глупая. Ничего не понимаю. Ты уж мне, пожалуйста, объясни. Я не завидую. Но знать все же хочется. Как же так получается? Вот тебе вдруг такое богатство. Квартира-дворец. Вся Москва из окна — как на ладошке. И телевизор большой… и музыка… И мебель… на которую мне, темной, и сесть-то боязно. Все тебе с неба свалилось. В один день. Я же вот всю жизнь спину гнула, как конь ворочала. А живу — сама знаешь… хуже собаки в конуре. Да и кругом народ в такой бедности, что не приведи господь. Мясо лишь по праздникам видят. В магазинах — пусто, да и в кармане не гуще. А вы вот как буржуи в Москве, все для вас. Народу же — фигу. Какая же это власть народная? Поясни нам. Ты ж умней меня. Зачем царя прогнали? Революцию делали… столько кровушки пролили. Как были бедные да богатые, так и остались. Только местами поменялись. Кто успел с ложкой до корыта добраться — тот хлебает, а остальным остается лишь облизываться да аплодировать. Спасибо, мол, советской власти за заботу о народе, за нашу счастливую жизнь. А не захлопаешь в ладоши да еще задумаешься, что к чему — и угодишь сама знаешь куда. Будешь небо видеть в клеточку.
Тетя Маша пальцами изобразила тюремную решетку. Лидия, вдруг спохватившись, напустилась на нее.
Лидия. Ой, к чему это вы такой разговор завели? Прошу вас, не надо.
Тетя Маша. При чужих я и рта не раскрою. Тут-то мы с тобой вдвоем. А мы, чай, не чужие. Да вот он — третий (кивнула она на портрет Высоцкого). Покойник не продаст, доноса не напишет. (Вспомнив.) А как же твой день рождения? Небось, сюда гостей позовешь? Я пирог домашний испеку и привезу. Ты уж не побрезгуй нашей бедностью.
Лидия (целует ее). Спасибо, тетя Маша. Да вот никак не получится. Завтра мы уезжаем на съемки. На натуру.
25. Экстерьер.
Берег реки.
(Утро)
Съемочная группа расположилась на берегу тихой русской речки. Табором стоят «Лихтвагены» и другие автомобили с оборудованием, автобусы и легковые машины. Проложены рельсы, и по ним катит, толкаемая сзади, тележка с камерой, к которой приник оператор, и дожидается своей очереди заглянуть в глазок режиссер. Ассистенты с мегафонами суетятся, гримеры на ходу поправляют грим на лицах актеров.
Идет репетиция. Из динамика на крыше автобуса льется плавная русская песня. На той стороне речки, почти у горизонта посверкивает позолотой колоколенка сельской церкви.
Группа готовится к съемкам не эпизода, а лишь прохода героев по берегу речки. Здесь построен сельский колодец с деревянным журавлем. Камера фиксирует, как актриса, одетая под крестьянку, опускает журавль с бадьей глубоко в бревенчатый сруб колодца и затем, быстро перебирая руками по шесту, с плеском извлекает из глубины полную воды деревянную бадью и сливает жидкость в два железных ведра. Затем поддевает дужки ведер деревянным коромыслом, приседает, подставляя плечо под коромысло, разгибается и, с плавно покачивающимися ведрами, упругой походкой идет босиком по траве вслед отъезжающей по рельсам камеры.
Режиссер (кричит). Еще раз!
С пригорка наблюдают, стоя у автомобиля «Волга», представитель Министерства культуры СССР, в темном неуклюжем плаще и шляпе, и британский продюсер, с непокрытой лысой головой.
Представитель министерства (недовольно морщится). Зачем снимают этот старый колодец, женщину с ведрами? И еще церковь? Это старая Россия, а не новая. Почему бы не снимать в обратную сторону? Видите, линия электропередачи? Современный пейзаж.
Продюсер. Такие колодцы я видел только в России, это — ваша экзотика. А линии электропередач мы наснимаем и в Англии. Надо же чем-то отличать одну страну от другой.
Представитель министерства. Уж если отличать, то лучше всего спутниками. Если я не ошибаюсь, вы, англичане, еще ни одного не запустили, а мы запрудили весь космос.
Продюсер. Но не могу же я стоять у режиссера над душой и указывать ему каждую мелочь. Он так видит русский пейзаж, и я не вправе ограничить его творческую свободу, его видение.
Представитель министерства. Почему не вправе? Очень даже вправе. Вы — продюсер. Вы вложили деньги… пополам с нами. А кто платит, тот, как известно, и заказывает музыку.
Продюсер. Дорогой мой, давайте хоть сегодня не спорить. Мы сегодня устраиваем пикник на лоне природы. Приедут из нашего посольства. И вы, надеюсь, присоединитесь к нашей компании.
Представитель министерства. А что у вас… англичан… праздник? Меня никто не поставил в известность.
Продюсер. Какой праздник? Сегодня день рождения нашей героини… прелестной Лидии. Соберемся в обед, отметим.
Представитель министерства. В обед… люди выпьют… это скажется на работе после обеда.
Продюсер. А мы после обеда не работаем.
Представитель министерства. Надеюсь, не в ущерб плану?
Продюсер. Я не меньше вашего заинтересован в быстром завершении фильма. Мы заранее спланировали работу так, чтоб высвободить полдня.
Внизу режиссер дает команду, и тележка с камерой снова едет по рельсам к колодцу. От колодца — в который уже раз — крестьянка несет воду в ведрах на коромысле через плечо. А ей навстречу, из-за тележки с камерой, выезжает на неоседланной лошади деревенский парень с гармошкой в руках. Парня играет певец Николай Смирнов — исполнитель цыганских песен.
Режиссер. А теперь… Наташа и Джон.
Лидия , в темной юбке и белой кофточке, с косынкой на плечах, и англичанин, в шортах и кедах, играющий Джона, входят в кадр и медленно бредут у самой воды, минуя крестьянку с коромыслом и парня на лошади.
Тележка с камерой неотступно катит рядом с ними по рельсам.
Режиссер. Стоп! Еще раз!
Представитель министерства. А где экономия пленки?
Продюсер. У нас, в Англии, говорят: сэкономишь пенс, а потеряешь фунт.
Представитель министерства. А у нас, в России, другая поговорка: копейка рубль бережет.
Режиссер. Мотор! Поехали!
26. Экстерьер.
Поляна у реки среди кустов.
(День)
На траве разостланы скатерти. Множество бутылок, тарелок с закусками. Дымит костер. На шампурах поджариваются шашлыки.
Вся киногруппа и гости расположились на траве Кто — сидит, кто — лежит. Роджер, Джейн, Безруко режиссер, продюсер, представитель министерства ближе всех к Лидии. На ее голове — венок из полевых цветов. Ее целуют, поздравляют. Продюсер наливает представителю министерства. Тот для виду ломается, отстраняет стакан. Девушка из группы, игравшая крестьянку с коромыслом, подкладывает ему закусок.
Представитель министерства. Ну, разве что две капли.
Продюсер протягивает ему полный стакан водки. Представитель министерства. Ну, куда столько? Я просил: на донышке.
Продюсер. А вы отхлебните глоток. Остальное вылейте.
Представитель министерства. Очумел, что ли? Кто же такое добро выливает? Это знаешь, как у нас называется? Порча продукта. Что равноценно экономическому саботажу.
И, залпом опорожнив стакан, поворачивает его кверху дном, демонстрируя англичанину, что к саботажникам причислить его никак нельзя.
Продюсер смеется, хлопает его по плечу. Представитель, облапив его, слюняво чмокает в губы. Безруков и Смирнов, кусая шашлык с горячих шампуров, тихо переговариваются.
Безруков. Больше не пей, Коля. Сегодня у тебя есть шанс заарканить рыжую. Муженек ей не дает пить, только жажду разжигает. Джейн потом бутылку выхлещет. Мужа мы берем на себя. Отвлечем в сторону. Тут не мешкай. Сажай в лодку и греби на ту сторону. Дальше… мне тебя учить не надо. Баба должна в тебя втрескаться по самые уши. А уж что-что… это ты умеешь делать. Чтоб ходила за тобой, как преданный пес. Ясно? Отложи шашлык, бери гитару.
Представитель министерства, пьяный в лоск, нетвердо поднялся на колени и, размахивая шампуром с шашлыком в правой руке и полным стаканом — в левой, требует внимания.
Советская группа (наперебой кричит, потешаясь над ним).
— Тише!
— Тише!
— Начальство скажет речь. Представитель министерств а. И скажу (икнул). Пардон, товарищи! Мы собрались здесь, чтоб отметить… (Задумался, подыскивая точные слова.) большое и… важное дело. (Он сделал паузу, зубами оторвал с шампура кусок шашлыка и, проглотив не жуя, продолжил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Капитан. Только без угроз. Отвечайте на вопросы. И без комментариев.
Лидия. Тогда, ради вашего же благополучия, позвоните по телефону, который я вам дам. Упаси вас бог, чтоб вся эта история не просочилась на страницы заграничной прессы. Дело пахнет международным скандалом. Вы меня поняли? Звоните, капитан.
Капитан отложил ручку и испытующе смотрит на Лидию. Сомнения начинают одолевать его. Он неуверенно тянется к телефону. Но Пуговкин, зашевелившись на скамье, отвлек его.
Пуговкин. Да не слушайте ее, товарищ капитан. Еще чего! Пугать вздумала. Мы не из трусливых. Точно, товарищ капитан? Не позволим капиталистам путаться в наших делах. Сами разберемся. Верно, товарищ капитан?
Капитан. С тобой уже разобрались. Считай, пятнадцать суток у тебя в кармане. А теперь помолчи. (Лидии.) Кому звонить?
Лидия. В Комитет Государственной безопасности. Моему шефу, товарищ капитан. Майору Безрукову. Сейчас дам вам номер телефона.
20. Интерьер.
Кабинет в квартире Безрукова.
(День)
Безруков в халате, феном подсушивая мокрые после ванны волосы, свободной рукой прижимает к уху телефонную трубку.
Безруков. Ай-яй-яй. Что же вы, капитан, лезете не в свое дело? Нет, нет. Не отпускайте ее. Ни в коем случае. Мы распорядимся, когда надо будет. Дайте мне ее. Лида? Ничего, ничего. Даже хорошо, что так получилось. Попробуем использовать ситуацию. Пусть Роджер Дэвис завязнет коготками поглубже. Пусть он тебя освобождает. Его жена тебя вовлекла в неприятности, его долг — выручить тебя. Он, а не мы. Поняла? Пусть думает, что мы, рядовые советские кинематографисты, бессильны перед лицом милиции. А он, твой рыцарь, вполне в состоянии вступиться, защитить тебя. Все поняла? Сейчас позвоню ему. А ты уж потерпи, мать.
Он прижимает ладонью рычаг телефона и, не скрывая усмешки, набирает номер, постукивая пальцем по кнопкам с цифрами.
21. Интерьер.
Отделение милиции.
(Вечер)
Дэвис, волнуясь, беседует с капитаном, за спиной которого высится массивная фигура милицейского чина повыше званием. А Джейн, не в силах сдержать слез, обнимает Лидию и покрывает ее лицо и шею поцелуями.
Джейн. Милая, прости… Я во всем повинна. Ну, как ты? В порядке? Бедная. Я очень, очень извиняюсь.
Чин. Конфликт улажен, господин атташе. Бывает. На будущее предупредите свою супругу… быть осмотрительней что ли… Все же чужая страна… У нас свои обычаи, у вас — свои… Нужна деликатность.
Дэвис. С обеих сторон… Взаимная.
Чин. Совершенно справедливо. Будьте здоровы. До свидания.
Дэвис (смеясь). Зачем? Уж лучше — прощайте. Я полагаю, подобные свидания в дальнейшем излишни. Не так ли?
Чин (сдержанно улыбаясь). Совершенно справедливо.
Пока они беседуют, дверь в соседнюю комнату то и дело приоткрывается и оттуда норовит вылезти Пуговкин, но чья-то невидимая рука оттаскивает его назад.
Когда Дэвис, Джейн и Лидия покидали отделение милиции, Пуговкину все же удалось вырваться и подскочить к барьеру.
Пуговкин. А меня? Вместе привели — вместе должны уйти. А то где ж справедливость?
Капитан. В народном суде восторжествует справедливость. Получишь ровно столько, сколько заслужил. Как минимум пятнадцать суток заключения… за мелкое хулиганство.
Пуговкин. Все ясно. Вопросов нет. Так с рабочим классом поступает родная советская власть. Дожили. А эту… проблядь… с капиталистами… на волю. Да что ж это такое, товарищи? Измена.
22. Интерьер.
Бар для иностранцев в Москве.
(Вечер)
Роджер Дэвис и Джейн привезли Лидию в бар для иностранцев, чтоб отметить ее освобождение из лап милиции, куда она попала по милости Джейн. Они сидят на высоких стульях у стойки. Бармен, видавший виды малый, с лоснящимся сальным лицом, ставит перед ними напитки и бросается к новым посетителям, с шумом занимающим соседние стулья. Это — два подвыпивших иностранца и две прехорошеньких девушки, явно русские по виду и по тому, как они себя ведут в этом, закрытом для русских, месте. Лидии обе девчонки показались знакомыми, и она, стараясь припомнить, где их видела, то и дело оглядывается на них. Одна, перехватив ее взгляд, незаметно подмигнула ей. И тогда Лида узнала: это были девчонки, обучавшиеся английскому языку в той же школе, что и она, сидя в стеклянных кабинах с радионаушниками на голове.
Дэвис. Не стоит так пристально разглядывать девиц. Еще смутите их. Они на работе.
Лидия. На какой работе?
Дэвис. Древнейшая профессия.
Лидия. Какая?
Дэвис. Ваша наивность, дорогая, только украшает вас. Это — элементарные проститутки. Со знанием иностранных языков.
Джейн. При чем тут иностранные языки? В их профессии важно совсем другое.
Дэвис. Потому что у этих девочек имеются офицерские звания. Они служат в советских органах государственной безопасности и обслуживают исключительно иностранцев.
Джейн. С тех пор, как ты здесь, тебе за каждым кустом мнятся секретные агенты. Поменьше читай детективы.
Дэвис (Лиде). Моя жена так же наивна, как и вы. Но женщинам это простительно. А вот этим… двум пьяным болванам… не знаю, из какого они посольства… я бы запретил работать в Москве. Для их же блага.
Лидия. Пойдемте отсюда. Мне здесь не по себе.
Дэвис. Пойдемте. Здесь со всех сторон на нас направлены уши, и живые, и электронные. Милая Лидия, ваша страна — воистину страна чудес.
В дверях они натолкнулись на скандал. Швейцар не пускал в бар развязную русскую девицу, повисшую на плече у пьяного иностранца. Швейцару на помощь прибежали два молодца в штатском и, невзирая на протесты иностранца, увели девицу.
Джейн. Вот видишь, ты ошибся, как это довольно часто с тобой случается. Зачем им хватать свою сотрудницу? Нелогично.
Дэвис. Наоборот. Абсолютно логично. Эта девица оказалась чужой, не своей. Проституточка божьей милостью. Ей-то путь сюда и перекрыли. Потому что тут могут промышлять только свои. Так сказать, проверенные кадры. Знаете, как их называют? Ласточками. Недурно?
23. Интерьер.
Деревенский дом.
(День)
Лидия снова в своем прежнем жилище. Это — прощальный визит. Приехала забрать свои вещи. В дверях толкутся пришедшие поглазеть соседки. А хозяйка квартиры — тетя Маша, взволнованная и суетливая, собирает ее в дорогу, помогает укладывать чемодан, предварительно прогладив утюгом на столе каждую кофточку и платье.
Тетя Маша. Кто тебе там выгладит? Кто приберет?
Лидия. А зачем прачечная? Там и выгладят.
Тетя Маша. Это ж какие деньги тратить попусту!
Первая женщина. Да у нее теперь денежек этих полным-полно. На такси из Москвы прикатила. Это ж надо! То все в поезде давилась, бока мяла. А теперь, пожалте, — такси. Стоит за окном, дожидается. А счетчик включен. Даже тут слышно. Тик-так, тик-так. За каждую минуту — плати. Сплошное разорение.
Вторая женщина. Ее не разоришь. Чего ей?
Теперь у Лидки деньги несчитанные.
Тетя Маша. Вы, бабы, ее деньги не считайте. Негоже в чужой карман заглядывать. Значит, государство так порешило — заслужила Лида, пора и ей от сладкого пирога вкусить.
Лидия. Телевизор я вам, тетя Маша, оставляю. И радио возьмите себе.
Тетя Маша. Ох, Лидочка. (Обнимает ее и целует, плача.) Как дочь родную от сердца отрываю.
Первая женщина. А коечку с собой возьмешь? И матрас?
Лидия. Все оставляю. Мне это уже ни к чему. Вот только книги прихвачу и пластинки.
Первая женщина. Мне бы эта коечка — в самый раз. А то моя… такая ветхая, такая ржавая, того и гляди — рухнешь на пол. Костей не соберешь.
Вторая женщина. Мне бы занавесочку. Веселый на ней цветочек.
Тетя Маша. Чего насели на девку? Постыдились бы. Человек за порог не вышел, а вы уже устроили дележ. Лидочка, я тебя в Москву провожу, ладно? Приберу все на новом месте, все расставлю, уют наведу. Такси что одного, что двоих довезет. За те же деньги.
24. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(Вечер)
Тетя Маша. Ох, счастливая ты, Лида! Одна — на миллион! Такое богатство привалило. Гляжу и глазам не верю.
Тетя Маша протирает тряпкой подоконник. Лидия кнопками прикрепляет к стене над тахтой портрет Владимира Высоцкого.
Тетя Маша. Твой, небось? Чтой-то я его раньше не примечала.
Лидия. Какой-мой? Я с ним была едва знакома. Песни он, тетя Маша, сочинял. И пел. Другого такого не будет.
Тетя Маша. С ним чего приключилось-то? Помер?
Лидия кивнула и включила магнитофон.
Они уже сидят с тетей Машей за столом, пьют чай. Тетя Маша хозяйничает, разливает чай по чашкам. А голос Высоцкого стонет:
Протопи ты мне баньку по белому Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык.
Тетя Маша. Может, я старая и глупая. Ничего не понимаю. Ты уж мне, пожалуйста, объясни. Я не завидую. Но знать все же хочется. Как же так получается? Вот тебе вдруг такое богатство. Квартира-дворец. Вся Москва из окна — как на ладошке. И телевизор большой… и музыка… И мебель… на которую мне, темной, и сесть-то боязно. Все тебе с неба свалилось. В один день. Я же вот всю жизнь спину гнула, как конь ворочала. А живу — сама знаешь… хуже собаки в конуре. Да и кругом народ в такой бедности, что не приведи господь. Мясо лишь по праздникам видят. В магазинах — пусто, да и в кармане не гуще. А вы вот как буржуи в Москве, все для вас. Народу же — фигу. Какая же это власть народная? Поясни нам. Ты ж умней меня. Зачем царя прогнали? Революцию делали… столько кровушки пролили. Как были бедные да богатые, так и остались. Только местами поменялись. Кто успел с ложкой до корыта добраться — тот хлебает, а остальным остается лишь облизываться да аплодировать. Спасибо, мол, советской власти за заботу о народе, за нашу счастливую жизнь. А не захлопаешь в ладоши да еще задумаешься, что к чему — и угодишь сама знаешь куда. Будешь небо видеть в клеточку.
Тетя Маша пальцами изобразила тюремную решетку. Лидия, вдруг спохватившись, напустилась на нее.
Лидия. Ой, к чему это вы такой разговор завели? Прошу вас, не надо.
Тетя Маша. При чужих я и рта не раскрою. Тут-то мы с тобой вдвоем. А мы, чай, не чужие. Да вот он — третий (кивнула она на портрет Высоцкого). Покойник не продаст, доноса не напишет. (Вспомнив.) А как же твой день рождения? Небось, сюда гостей позовешь? Я пирог домашний испеку и привезу. Ты уж не побрезгуй нашей бедностью.
Лидия (целует ее). Спасибо, тетя Маша. Да вот никак не получится. Завтра мы уезжаем на съемки. На натуру.
25. Экстерьер.
Берег реки.
(Утро)
Съемочная группа расположилась на берегу тихой русской речки. Табором стоят «Лихтвагены» и другие автомобили с оборудованием, автобусы и легковые машины. Проложены рельсы, и по ним катит, толкаемая сзади, тележка с камерой, к которой приник оператор, и дожидается своей очереди заглянуть в глазок режиссер. Ассистенты с мегафонами суетятся, гримеры на ходу поправляют грим на лицах актеров.
Идет репетиция. Из динамика на крыше автобуса льется плавная русская песня. На той стороне речки, почти у горизонта посверкивает позолотой колоколенка сельской церкви.
Группа готовится к съемкам не эпизода, а лишь прохода героев по берегу речки. Здесь построен сельский колодец с деревянным журавлем. Камера фиксирует, как актриса, одетая под крестьянку, опускает журавль с бадьей глубоко в бревенчатый сруб колодца и затем, быстро перебирая руками по шесту, с плеском извлекает из глубины полную воды деревянную бадью и сливает жидкость в два железных ведра. Затем поддевает дужки ведер деревянным коромыслом, приседает, подставляя плечо под коромысло, разгибается и, с плавно покачивающимися ведрами, упругой походкой идет босиком по траве вслед отъезжающей по рельсам камеры.
Режиссер (кричит). Еще раз!
С пригорка наблюдают, стоя у автомобиля «Волга», представитель Министерства культуры СССР, в темном неуклюжем плаще и шляпе, и британский продюсер, с непокрытой лысой головой.
Представитель министерства (недовольно морщится). Зачем снимают этот старый колодец, женщину с ведрами? И еще церковь? Это старая Россия, а не новая. Почему бы не снимать в обратную сторону? Видите, линия электропередачи? Современный пейзаж.
Продюсер. Такие колодцы я видел только в России, это — ваша экзотика. А линии электропередач мы наснимаем и в Англии. Надо же чем-то отличать одну страну от другой.
Представитель министерства. Уж если отличать, то лучше всего спутниками. Если я не ошибаюсь, вы, англичане, еще ни одного не запустили, а мы запрудили весь космос.
Продюсер. Но не могу же я стоять у режиссера над душой и указывать ему каждую мелочь. Он так видит русский пейзаж, и я не вправе ограничить его творческую свободу, его видение.
Представитель министерства. Почему не вправе? Очень даже вправе. Вы — продюсер. Вы вложили деньги… пополам с нами. А кто платит, тот, как известно, и заказывает музыку.
Продюсер. Дорогой мой, давайте хоть сегодня не спорить. Мы сегодня устраиваем пикник на лоне природы. Приедут из нашего посольства. И вы, надеюсь, присоединитесь к нашей компании.
Представитель министерства. А что у вас… англичан… праздник? Меня никто не поставил в известность.
Продюсер. Какой праздник? Сегодня день рождения нашей героини… прелестной Лидии. Соберемся в обед, отметим.
Представитель министерства. В обед… люди выпьют… это скажется на работе после обеда.
Продюсер. А мы после обеда не работаем.
Представитель министерства. Надеюсь, не в ущерб плану?
Продюсер. Я не меньше вашего заинтересован в быстром завершении фильма. Мы заранее спланировали работу так, чтоб высвободить полдня.
Внизу режиссер дает команду, и тележка с камерой снова едет по рельсам к колодцу. От колодца — в который уже раз — крестьянка несет воду в ведрах на коромысле через плечо. А ей навстречу, из-за тележки с камерой, выезжает на неоседланной лошади деревенский парень с гармошкой в руках. Парня играет певец Николай Смирнов — исполнитель цыганских песен.
Режиссер. А теперь… Наташа и Джон.
Лидия , в темной юбке и белой кофточке, с косынкой на плечах, и англичанин, в шортах и кедах, играющий Джона, входят в кадр и медленно бредут у самой воды, минуя крестьянку с коромыслом и парня на лошади.
Тележка с камерой неотступно катит рядом с ними по рельсам.
Режиссер. Стоп! Еще раз!
Представитель министерства. А где экономия пленки?
Продюсер. У нас, в Англии, говорят: сэкономишь пенс, а потеряешь фунт.
Представитель министерства. А у нас, в России, другая поговорка: копейка рубль бережет.
Режиссер. Мотор! Поехали!
26. Экстерьер.
Поляна у реки среди кустов.
(День)
На траве разостланы скатерти. Множество бутылок, тарелок с закусками. Дымит костер. На шампурах поджариваются шашлыки.
Вся киногруппа и гости расположились на траве Кто — сидит, кто — лежит. Роджер, Джейн, Безруко режиссер, продюсер, представитель министерства ближе всех к Лидии. На ее голове — венок из полевых цветов. Ее целуют, поздравляют. Продюсер наливает представителю министерства. Тот для виду ломается, отстраняет стакан. Девушка из группы, игравшая крестьянку с коромыслом, подкладывает ему закусок.
Представитель министерства. Ну, разве что две капли.
Продюсер протягивает ему полный стакан водки. Представитель министерства. Ну, куда столько? Я просил: на донышке.
Продюсер. А вы отхлебните глоток. Остальное вылейте.
Представитель министерства. Очумел, что ли? Кто же такое добро выливает? Это знаешь, как у нас называется? Порча продукта. Что равноценно экономическому саботажу.
И, залпом опорожнив стакан, поворачивает его кверху дном, демонстрируя англичанину, что к саботажникам причислить его никак нельзя.
Продюсер смеется, хлопает его по плечу. Представитель, облапив его, слюняво чмокает в губы. Безруков и Смирнов, кусая шашлык с горячих шампуров, тихо переговариваются.
Безруков. Больше не пей, Коля. Сегодня у тебя есть шанс заарканить рыжую. Муженек ей не дает пить, только жажду разжигает. Джейн потом бутылку выхлещет. Мужа мы берем на себя. Отвлечем в сторону. Тут не мешкай. Сажай в лодку и греби на ту сторону. Дальше… мне тебя учить не надо. Баба должна в тебя втрескаться по самые уши. А уж что-что… это ты умеешь делать. Чтоб ходила за тобой, как преданный пес. Ясно? Отложи шашлык, бери гитару.
Представитель министерства, пьяный в лоск, нетвердо поднялся на колени и, размахивая шампуром с шашлыком в правой руке и полным стаканом — в левой, требует внимания.
Советская группа (наперебой кричит, потешаясь над ним).
— Тише!
— Тише!
— Начальство скажет речь. Представитель министерств а. И скажу (икнул). Пардон, товарищи! Мы собрались здесь, чтоб отметить… (Задумался, подыскивая точные слова.) большое и… важное дело. (Он сделал паузу, зубами оторвал с шампура кусок шашлыка и, проглотив не жуя, продолжил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11